— Я от остановки сегодня двадцать минут шла… Или:
— На вахте привязались к пропуску… Значит, вход в здание по пропускам. А до ближайшей остановки двадцать минут хода… С побегом полковник решил не откладывать. Потому что некуда дальше откладывать.
Завтра вечером!..
"Завтра вечером» должен был дежурить подходящий врач. Внешним видом подходящий. Размерами одежды и обуви. И походкой.
Подозвать его к себе, заставить наклониться и ударить в кадык, прикидывал свои действия Зубанов. Зажать рот, уронить на себя, чтобы ничего не было слышно… Переодеться в его халат, выйти в коридор и по коридору в туалет. Там стекло наверняка обыкновенное, небронированное. И можно будет спуститься вниз, используя темноту.
Веревку надо будет сделать заранее из простыни и пододеяльника, разорвав их на полосы и связав. Если обмотать веревкой тело, то под халатом ее никто не заметит.
Главное — добраться до туалета… Шанс есть. Рост, комплекция, прическа его и врача схожи. А халат успокаивает бдительность. Тем более когда халат движется не к выходу, а в туалет.
Вечером полковник разодрал простыню и нижнюю часть пододеяльника. Верхнюю оставил. Верхнюю расправил поверх одеяла, чтобы создать иллюзию заправленной постели. Полосы скрутил и связал в одну длинную веревку.
Когда за окном стемнело, Зубанов нажал кнопку вызова медперсонала.
За дверью застучали шаги. В палату вошел врач.
Черт! Не тот врач. Другой врач. На голову ниже того, который был нужен.
— Что с вами? — спросил он, подходя к койке.
— Ничего. Я случайно кнопку нажал, — сказал, отыгрывая назад, полковник. Отыгрывая до следующего раза.
— Ну тогда давайте я вас послушаю. Раз все равно пришел, — предложил врач. И приподнял одеяло.
— Погодите… А где у вас простынка? И… Зубанов ударил его в кадык. Как и планировал.
Врач, хрипя, упал на кровать. Полковник ударил еще раз, чтобы иметь гарантированные четверть часа на побег.
Где ключ? Ключ от двери?..
Вот он!
Теперь переодеться.
Сбросил пижаму, натянул на себя белый халат и шапочку. Еле-еле натянул. Нацепил на шею фонендоскоп.
Получилось похоже. Хотя немножко тесновато и немножко коротковато.
Ничего, сойдет. Тем более что отступать поздно.
Подошел к двери, прислушался.
Вроде тихо.
Выход наверняка к центру здания. На выходе охрана. Туалет в противоположной от них стороне. Потому что по коридору всегда стучали шаги. Вначале в одну сторону и спустя несколько минут — в другую.
Ну, ни пуха!..
Полковник протиснулся в полуоткрытую дверь спиной, словно что-то говоря больному. Вышел в коридор… В дальнем конце темного тоннеля из стен и дверей горел свет.
Полковник повернул в противоположную от света сторону.
— Что там у него? — спросил властный мужской голос.
Зубанов только рукой махнул. И пошел в туалет. Мимо стен. Со стендами боевой и политической подготовки. Так это казарма… Оказывается, это казарма. С одной больничной палатой.
Где же туалет?
Вот он! Мужской. Один мужской. Естественно, мужской, если это казарма.
Зашел внутрь. Блокировал дверь, засунув в ручку швабру.
Пять минут… До момента, когда очухается врач или очухается охранник, не более пяти минут!
Полковник сбросил халат, смотал с тела веревку. Попробовал открыть окно, но оно было заколочено.
Лишние тридцать секунд!
Подбежал к унитазу, выломал ручку для спуска воды. Вернулся к окну. Расстелил на подоконнике халат, приставил к верхнему правому углу стекла острый край ручки и сильно ударил ладонью по пластмассовому набалдашнику.
Стекло треснуло, но не выпало.
По одному, поддевая ручкой, обламывая и вытаскивая осколки, полковник освободил окно. Привязал один конец импровизированной веревки к батарее, другой выбросил за окно. Лег животом на подоконник, опустил ноги вниз, почувствовав подошвами шестиэтажную пустоту.
Зубанову стало страшно. Ну потому что он не был графом Монте-Кристо, которого всячески оберегал Дюма.
"А если простынка не выдержит?» — подумал он.
Если не выдержит?!
Неизвестно, сколько на ней перележало больных. Не дай бог, лежачих больных, которые способствуют гниению ткани… И если хотя бы в одном месте лопнет нитка!..
В заклиненную шваброй дверь туалета постучались. Пока вежливо.
Ну и значит… Между двух опасностей полковник выбрал меньшую — спуск на разорванной на лоскуты простынке с шестого этажа.
Хватаясь руками и упираясь ногами в узлы, Зубанов пополз вниз.
Вот сейчас, сейчас нитка… Или слабо затянутый узел… На уровне третьего этажа веревка оборвалась.
Полковник упал вниз. Неудачно упал. Потому что не был графом Монте-Кристо.
Попытался встать и вскрикнул от боли.
Растяжение! А может быть, и хуже.
Захромал прочь от здания. Но далеко уйти не смог.
— Вон он! — заорал сверху, высунувшись из окна туалета, охранник.
Полковник, превозмогая боль, завернул за угол и… столкнулся нос к носу с двумя медицинскими, потому что в белых поверх камуфляжа халатах, братьями. Со знакомыми лицами. С лицами бойцов, охранявших его в квартире.
— Не глупи, полковник!
Зубанов развернулся и захромал обратно, понимая, что скрыться ему на одной ноге, от четырех, не удастся.
— Стой, калека!
Полковника схватили за плечи, за руки и… отпустили. Почему-то отпустили… Охранники лежали на земле, устремив в небо умиротворенные лица. Над ними с толстым, деревянным, окровавленным колом стоял… Стоял генерал Федоров. В штатском.
Он зачем-то убил двух своих бойцов. Колом. И теперь, по идее, должен его, полковника… тем же колом… Но зачем колом?! И зачем своих людей?!
Полковник совершенно растерялся. Потому что меньше всего ожидал увидеть Федорова… с дубиной в руке… — Чего стоишь? Обыщи их! — приказал генерал. — Быстрее! Пока они не очухались, Зубанов наклонился и ощупал карманы настигших его охранников. В карманах ничего не было.
— Ничего нет.
— Как нет? У них должно быть оружие!
— Ну нет!
— Тогда хватай вон ту палку! И побежали.
— Я не могу. У меня нога!
— Через не могу!
Генерал перебросил через плечо руку полковника и потащил его к забору. К дыре в заборе.
Удивительное это было зрелище — генерал ГРУ и полковник ФСБ в обнимку друг с другом и с колами в руках! С колами вместо специзделий! Как какие-нибудь подростки с танцплощадки после драки наших с ненашими.
Докатились спецы! До кольев докатились!
— Сюда!
Генерал подвел полковника к заранее сделанной дыре в заборе. Отодвинул подпиленную доску.
— Терпи. Еще метров сто. А там машина… Там нас ждет машина…
Глава 50
— Почему ты?.. То есть почему вы?..
— Можешь успокоиться. Не из благородных чувств. Просто потому, что ты мне нужен.
Ну раз не из-за благородных чувств, то, значит, все нормально, значит, это действительно Федоров. Генерал Федоров.
— Для чего я вам… тебе понадобился?
— Для того, что мы теперь с тобой в одной лодке. Вернее, в одном корыте. Дырявом.
— Не понял.
— Поймешь. Когда мы пойдем ко дну.
— И все же я хочу… — Другие не относящиеся к этой теме вопросы есть?
— Есть. Про колья. Зачем нужны были колья?
— Затем, что доступа к другому оружию у меня нет.
— Неужели отставка?
— Она самая.
— То есть ты, как и я, — пенсионер?
— И кандидат в покойники. По твоей милости.
— По моей?
— Да, по твоей!
— Этого не может быть!
— Я тоже вначале думал, что не может. А оказалось — может. Виной всех моих несчастий оказался ты! Один только ты! Так что можешь считать себя отмщенным за ту трубу на пусковой.
— Чем отмщенным?
— Аэродромом Валуево.
— Неужели из-за него?!
— Мне кажется — да. Ты влез в очень серьезное дело. И меня втянул.
— Какая связь между аэродромом Валуево и твоей отставкой?
— Прямая… Ты сообщил об использовании аэропорта Валуево мне. Я доложил начальству. Мне приказали проверить информацию… — Сразу проверить?
— Нет, не сразу. Я доложил обстоятельства непосредственному начальнику, но тот спустил все на тормозах.
— Перестраховался?
— Да, как любой врио, он мечтал отсидеть свой срок без потрясений.
— Ты обошел его?
— Естественно. Иначе бы мы с тобой сейчас не разговаривали. Я вышел рапортом через его голову.
— И они поддержали?
— Не то слово. Вздрючили врио так, что он ни о чем другом думать не мог, кроме как об аэродроме.
— Почему они так заинтересовались этим делом?
— Точно не знаю. Но предполагал, что это дело каждый решил обернуть в свою пользу. Наше начальство — доказать свою необходимость в условиях мирного времени. Предупреждая грядущее сокращение. Начальство нашего начальства — накопать материал на большой скандал. Чтобы напомнить о себе перед дележом бюджетного пирога и заодно ударить по рукам гражданских.
Это если на поверхности. А в глубине, возможно, потеснить, а может, даже сковырнуть Главкома ВВС. Тогда я думал так.
— Чья была идея о зачистке местных авторитетов?
— Вообще-то моя. Но в ряду других предложенных мною сценариев. Причем гораздо более интересных.
— Но выбрали чистку?
— Да.
— Зачем чистили авторитетов?
— Тогда я надеялся, для возвращения аэродрома Валуево под крыло армии. Думал, они зачистят всех причастных к этому делу гражданских, чтобы убить сразу трех зайцев — вернуть аэродром, иметь громкий скандал, но не иметь серьезного расследования, которое могло вывести черт знает куда.
— А что думаешь теперь?
— Теперь я думаю по-другому. Думаю, все обстоит гораздо проще. И противней. Думаю, что кто-то неизвестный с твоей, моей и военной разведки помощью прибрал аэродром Валуево к рукам. Думаю, что мы участвовали в грандиозной криминальной разборке. Которую выиграли. Для них.
— Ты хочешь сказать, что нас использовали?
— Да. Причем втемную. Называя одни цели, а преследуя другие. Мы думали, что боремся с преступниками, а на самом деле с нашей помощью убирали конкурентов.
— Зачем им аэродром?
— А зачем сейчас все? Все, что ты видишь вокруг себя и видишь по телевизору? Для обогащения. Для суперобогащения! Потому как период такой — добычи и перераспределения капиталов. А аэропорт Валуево очень серьезный капитал! Сколько на нем зарабатывал твой хозяин в месяц? Толкая товар мимо таможни?
— Десятки тысяч долларов. Потом сотни.
— А это лишь малая часть того, что может приносить аэродром. Если дело поставить на широкую ногу. Если принимать не три-четыре, а тридцать-сорок бортов. Что позволяют технические возможности Валуева. Чуешь, какими деньгами здесь пахнет?
— Большими.
— Такими большими, что в сравнении с ними наши с тобой жизни не в счет! Ты и я — опасные свидетели. Самые опасные свидетели. Потому что в отличие от всех других знаем не часть информации, а всю информацию. Знаем, как использовался аэродром, знаем, как он может использоваться, и, значит, знаем, как он будет использоваться.
— Ты не преувеличиваешь?
— Я преуменьшаю. Говоря о просто торговле. Если предположить, что аэропорт предназначен не для ширпотреба, а для другого, гораздо более выгодного, товаpa… Если предположить, что кто-то из военного руководства столковался с братвой, то…
* * *
— То тогда мы должны были быть давно мертвыми.
— И стали бы мертвыми. Как только доделали отведенную нам грязную работу. Как только отчистили бы им территорию.
— Они ждали, что я продолжу работу?
— Тебе не надо было продолжать работу. Тебе надо было находиться на месте преступления. Как стрелочнику на путях.
— Почему именно я?
— Потому что ты фээсбэшник.
— В отставке!
— Ну и что, что в отставке. Может, отставка — легенда. Или ты член полулегальной организации «Белый орел». Которая состоит из таких же, как ты, отставников-чекистов и борется за чистоту нации. Путем отстрела ее грязных граждан.
В любом случае ты из конкурентного ведомства. Ты начало следа, ведущего в никуда.
— Хотят измазать Безопасность?
— В том числе. Ты же знаешь отношения между силовиками. Кто упустит возможность бросить ложку дерьма в конкурента?
— Кто за всем этим может стоять?
— Генералы. А может, и маршалы.
— Как они могли узнать об аэродроме?
— Из разных источников. Например, от тебя. Через меня. Самую большую волну подняли мы с тобой.
— От кого еще?
— От командующего округом. Ведь он, как ты утверждаешь, тоже был причастен к этому делу. Но его не тронули. Чистили других. Почему, когда убирали всех других, его обошли?
— Ты считаешь, он в доле?
— Он — обязательно. Аэропорт под ним, и его обойти никак нельзя.
— Так, может, это он? Чтобы владеть аэродромом одному?
— Нет. В начавшейся игре он лишь пешка.
— Почему?
— Командующий округом не может задействовать силы ГРУ. Даже на моем уровне. А речь, как ты понимаешь, идет не о моем уровне.
— Тогда действительно это маршалы.
— Или генералиссимусы.
— А если ты ошибаешься? Если нет никакой контрабанды?
— Может, и ошибаюсь. А может, и нет… Но нам лучше исходить из того, что не ошибаюсь.
— Проверить твои утверждения можно?
— Можно. Двумя способами. Первый — непопулярный.
— Какой?
— Наша с тобой смерть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48