— Чего?!
— Презумпция моей невиновности.
— Найдешь свидетелей — будет тебе презумпция.
— Хорошо, найду. Если вы отпустите меня.
— Размечтался!
— Тогда объясните, как можно найти людей, видевших меня, если вы их не ищете и мне не даете?
— Как хочешь. А пока — извини. Алиби у тебя нет. И желания облегчить свою участь чистосердечным признанием, похоже, тоже.
— В чем признанием?
— В убийстве своего бывшего хозяина. Гражданина Боровицкого Ивана Степановича. Вот тебе и здрасьте.
Глава 26
— Вы узнаете это оружие?
— Нет.
— Посмотрите внимательно.
— Нет.
— Но вы знакомы с данным типом оружия?
— Конечно.
— Что это?
— Облегченная армейская снайперская винтовка, предназначенная для проведения спецопераций в тылу врага.
— Где и при каких обстоятельствах вы познакомились с данным типом оружия?
— Во время службы.
— Где вы служили?
— В Федеральной службе безопасности.
— Где конкретно?
— Это не имеет значения.
— И тем не менее?
— Это не имеет значения!
— Вы держали в руках подобное оружие?
— Да. Случалось.
— Значит, вы умеете пользоваться данным оружием?
— Конечно. Раз держал в руках — Насколько хорошо вы им владеете?
— В рамках зачетов по огневой подготовке. Наряду с другими типами стрелкового оружия.
— Вы хорошо стреляете?
— Смотря из чего.
— Из данного типа оружия?
— Я же говорил — в рамках зачета по огневой подготовке. То есть непрофессионально. Для результативной стрельбы из винтовок с оптическим прицелом требуется специальная снайперская подготовка.
— Вы проходили снайперскую подготовку?
— Нет, не проходил. В мои служебные обязанности не входило умение обращаться со снайперской винтовкой.
— А что входило?
— Это не имеет значения. По крайней мере, для этого дела.
— Как вы считаете, нужна ли для того, чтобы попасть со ста метров в голову человеку, профессиональная подготовка?
— Конечно, нужна.
— Как вы думаете, какое оружие стал бы использовать снайпер, прошедший профессиональную армейскую подготовку? Случайное или привычное армейское?
— Почти наверняка — привычное.
— То есть, по вашему мнению, армейскую снайперскую винтовку скорее всего стал бы использовать преступник, ранее имевший отношение к армии или спецслужбам?
— Не обязательно.
— Скажите, вы могли бы попасть со ста метров в мишень размером с человеческую фигуру?
— Сдуру — мог. Но не попадал. Если вас интересует не мишень, а покушение на моего шефа. Не попадал, потому что не стрелял, потому что в это время гулял в парке… — Откуда вы знаете о времени покушения?
— Оттуда, что вы интересуетесь моим алиби с одиннадцати до трех!
— Хорошо. Давайте изменим тему нашего разговора Скажите, в каких отношениях вы состояли с потерпевшим?
— В рабочих.
— Я имею в виду человеческие отношения?
— В отличных. Мы любили друг друга, как братья.
— Я бы просил вас выражаться точнее.
— Как родной брат — родного брата.
— А мы располагаем другой информацией. Вот показания одного из заместителей потерпевшего Боровицкого.
Он утверждает, что отношения между вами и шефом в последнее время были недружелюбны. Что вы неоднократно ссорились с ним. Что в кулуарных беседах высказывались негативно о своем, как вы выразились, шефе.
— Это ложь.
— Тогда обращусь к показаниям другого заместителя. Он рассказывает о вашей с Боровицким ссоре, послужившей причиной вашего увольнения. Он утверждает, что слышал, как вы ругались и в процессе ругани угрожали Боровицкому. В том числе угрожали смертью.
— Не было такого.
— Водитель дает показания о том, что вы в разговоре с ним называли Боровицкого «зажившимся боровом, которого пора пускать на фарш». И что он несколько раз наблюдал ваши ссоры.
— Опять ложь. Не было такого.
— Но вы ссорились с Боровицким?
— Нет.
— И тем не менее были уволены.
— Был. По собственному желанию. Можете справиться в отделе кадров.
— Чем было вызвано это ваше желание?
— Нежеланием работать.
— С Боровицким?
— Нет, вообще работать. Устал я работать. Отдохнуть хочу.
— Это звучит неубедительно.
— Убийство за увольнение звучит тоже неубедительно.
— Почему вы так считаете?
— Потому что тогда в нашей стране не осталось бы руководителей. Одни исполнители.
— Вы не желаете сделать следствию никаких заявлений?
— Никаких. Кроме признания в своей невиновности.
— Это не признание.
— А что тогда признание?
— Признание — это когда в виновности.
— Тогда без заявлений.
— У вас есть замечания по ведению следствия?
— Нет. Я совершенно всем доволен.
— А что с вашим лицом?
— Упал с лестницы. Пять раз.
— Лицом?
— Как назло — лицом. Уж я тоже удивлялся — как будто нельзя каким-нибудь другим местом! Кроме лица. И печени. \ — Вы не желаете сделать по этому поводу заявление?
— Желаю. Желаю, чтобы лестницы делали не такими крутыми. И ступеньки обили поролоном.
— Прекратите юродствовать.
— Я не юродствую. Я делаю заявление.
— Хорошо. Прочитайте и распишитесь. Здесь, внизу страницы.
"Полковник в отставке Зубанов», — написал Зубанов.
— А зачем полковник?
— Для солидности.
— До свидания.
— С вами лучше бы «прощай». Человек в штатском вышел. И тут же в кабинет вошли следователи.
— Ну что?
— Интересовался моим лицом.
— Чем?!
— Лицом. Спрашивал, отчего я так часто падаю с лестниц. И почему одним и тем же местом. Обещал заменить лестницы на более пологие.
— Гад! — сказал один из следователей. И ударил. На этот раз не по лицу. На этот раз ногой — между ног. И другие тоже ударили.
— Ты будешь говорить?
— Будешь?
— Или у тебе здоровья много? Будешь говорить?.. Ну достали совсем! До самых печенок достали!
Своими бутсами.
— Ну что, будешь давать показания?
— Ладно, буду!
Следователи быстро подняли, посадили заговорившего подследственного на стул и поставили перед ним микрофон.
— Давай.
— Здесь не буду.
— А где будешь?
— На месте.
— На каком месте?
— Преступления. Я хочу показать, откуда стрелял.
— Значит, все-таки стрелял?!
— Стрелял. Оттуда. Я там еще пистолет бросил.
— Какой пистолет? Там только винтовка была.
— Нет. Еще пистолет и нож. И две гранаты «Ф-1».
— Где они? Быстро говори!
— Рассказать не могу. Не помню. Могу показать. На месте.
— Ну падла… — Тогда могу не показывать.
— Ладно, не кипятись. В конце концов тебе это надо не меньше, чем нам. Тебе — даже больше.
— Мне?
— Конечно — тебе. Нам что, с нас разве что премию снимут. А с тебя… хвост… по самые уши.
Глава 27
Полковнику застегнули браслеты. Ухватили с двух сторон за руки. И подтолкнули к двери.
— Давай шевели костями!
— Я не спешу.
— Зато мы спешим. Сегодня в шесть футбол.
— Кто с кем? — попытался установить контакт Зубанов.
— Наши с ненашими. Топай давай. Толкнули вперед так, что полковник чуть не упал, вываливаясь в коридор.
— Чего так долго? — недовольно спросил, высовываясь из дальней двери, майор. — Я тут уже минут десять парюсь.
— Собирались.
— Собираются на свидание. А у нас готовятся. К операции!
— Ну значит, готовились… К крыльцу подъехал милицейский «уазик». Зубанов сделал шаг к задней двери, где располагался «ящик» для задержанных.
— Куда разогнался? — дернули его провожатые. — Тебе на заднее сиденье. Вместе с нами.
Втолкнули в салон. Сели с боков, не отпуская рук. «Исправно службу несут», — расстроился Зубанов. На переднее сиденье упал майор.
— Поехали. А то до шести не управимся.
— А что в шесть? — спросил водитель.
— Заседание в шесть.
Ехали недалеко, потому что в самый центр. К зданию городской администрации. Там, где недавно был убит предприниматель Боровицкий.
Это место Зубанов знал. А вот откуда стреляли… Откуда он стрелял — он не знал. Хотя догадывался.
Возле здания администрации машины не задержались. Завернули за угол.
Все верно. Стреляли метров с восьмидесяти-ста. И значит, почти наверняка со стороны комплекса жилых, сталинской постройки, домов. Тех, что расположены через дорогу. Того. Или того.
Машины въехали во двор ближнего дома и остановились.
— Выходи.
Полковника вытолкнули из салона. Оперативники, выскочившие из первой машины, взбежали на крыльцо, проверили подъезд, махнули остальным.
— Топай.
Зашли в подъезд. Стали подниматься по лестничным маршам.
— Узнаешь?
— Конечно, узнаю, — ответил полковник. Остановились перед надежно закрытой и опечатанной дверью, ведущей на чердак.
— Замок подпилил заранее?
— Естественно, заранее.
Но замок оперативников сегодня не интересовал. Следственный эксперимент был впереди. Интересовали брошенные на месте преступления гранаты и пистолет. И фактическое доказательство вины подозреваемого, если они будут им найдены.
Поднялись на чердак. В ноздри ударило запахом пыли и кошачьей мочи. Из какого-то из этих чердачных окон Зубанов, по мнению следственной бригады, стрелял в Боровицкого.
Вот только из какого?
Полковник внимательно наблюдал за оперативниками. Куда они пойдут? Куда посмотрят?
Взгляды присутствующих концентрировались на крайнем слуховом окне. На самом крайнем. Ну значит, получается, стрелок лежал именно там. И снайперская винтовка была найдена там. Стрелок залег заранее, зная, что Боровицкий подъедет к парадному входу в администрацию. Дождался его. Произвел выстрел. Бросил винтовку. Спустился во двор через один из подъездов дома. Сел в машину. И был таков.
С такой исключительно удобной позиции промахнуться он не мог. И не промахнулся.
— Откуда ты стрелял? — спросил ближний оперативник.
— Оттуда, — кивнул Зубанов.
Все двинулись к крайнему слуховому окну.
— Ну и где?
— Что где?
— Гранаты где?
— Не здесь.
— А где тогда?
— На крыше.
— Ты что, по крыше уходил?
— Ну да. Через соседний дом.
— А по-человечески, через подъезд, не мог?
— Хотел. Но не мог. Там старухи сидели. Могли меня заметить.
— Ну ты даешь! Борова хлопнул, а старух испугался!
— Испугался… — Ты либо трус. Либо суперпрофессионал.
— Давайте будем считать, что трус.
— Ладно, говори, куда гранаты запрятал.
— В вентиляционную трубу бросил.
— В какую?
— В первую попавшуюся.
— Кончай темнить! Пока мы… В какую трубу? Говори точнее.
— Соседнего дома. Как выйдете на крышу, повернете направо, перевалите конек, спуститесь на противоположный скат, пропустите три трубы… Нет, четыре трубы. Или пять? Кажется, все-таки пять. Снова повернетесь и… — Стой, стой. Так мы ни черта не поймем.
— Как не поймете? Я же объясняю, как выйдете на крышу, повернете направо… — А труба третья или пятая?
— Третья! Или пятая… Точно не помню. Не до того мне было, чтобы трубы пересчитывать.
— А узнать можешь?
— Наверное… Там что-то написано было. Углем. То ли «Петя», то ли «Коля».
— Тогда пошли.
— Куда?
— На крышу! Трубу искать!
— На крышу мы не договаривались.
— Мы и Боровицкого стрелять не договаривались.
Давай, давай! Не тормози.
— Я не торможу. Я высоты боюсь.
— Чего-чего боишься?!
— Высоты. С детства боюсь.
— А зачем тогда на крышу полез?
— Деваться было некуда, вот и полез!
— Ну ты… Зубанова приподняли, подтолкнули и вытащили на крышу. Где он тут же сел.
— Ты чего?
— Ну я же говорю — высоты боюсь.
— Кончай выдрючиваться.
Оперативники подхватили полковника под руки и потащили по крыше вверх.
— А-а! — заорал полковник. И поджал ноги.
— Ну ты гад!
— Я не гад, я высоты боюсь!
Тащить тяжелое, упирающееся тело по наклонной скользкой поверхности крыши было проблематично.
И опасно.
— Как же ты тогда шел?
— Так и шел. На четвереньках.
— На четвереньках?!
— Ну да. На четвереньках опоры больше. И не так страшно.
— Тогда и теперь давай — на карачках.
— Как же я могу на карачках, когда у меня руки связаны?
Оперативники переглянулись.
— Да сними ты ему браслеты. Куда он тут денется?
— А вдруг денется? Вдруг решит вниз башкой?
— Ну пристегни его тогда к себе.
— И тоже идти на карачках?
— Тоже на карачках! Не тащить же его на себе! Наручники отстегнули и тут же пристегнули к левой руке Зубанова и другой стороной к правой сопровождавшего его оперативника.
— Пошли. То есть поползли.
Полковник встал на четвереньки и пополз вверх по крыше. Рядом с ним вначале пытался идти, а потом тоже встал на колени оперативник. Его друзья, наблюдая за передвижениями «сладкой парочки», покатывались со смеху.
— Давай быстрее! — торопил оперативник Зубанова, желая как можно быстрее принять вертикальное положение.
— Не торопи меня, а то я упаду.
Полковник и сопровождающий достигли конька крыши и по нему все так же на четвереньках переползли на соседний дом.
— Куда дальше?
— Туда… Зубанов лихорадочно осматривал впервые увиденную им крышу. Трубы, слуховые окна, парапет ограждения, видимые куски двора и улицы… Играть комедию долго он не мог. Еще пять-шесть минут, еще тридцать-пятьдесят метров, и надо было находить вентиляционную трубу, в которую бросил несуществующие гранаты и пистолет.
Кажется, вон там, где парапет сломан и согнут почти до поверхности крыши.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48