Соглашалась петь только для тех, кто про нее все знал и готов был простить.
Она устроилась у себя в каюте, повторила упражнения и ковырялась с последними тактами этюда, когда отложенный в сторону браслетник зажурчал вызовом.
В гости к ней заявился полковник Хайнц.
Очень некстати.
Начал с того, что объявил себя частным лицом, попросил оставить официальность и позвал в клуб смотреть на электронных обоях какой-то фильм. Ифе вежливо отказалась, Йозеф шагнул внутрь, уговаривая, и увидел ее инструмент.
Естественное побуждение всякого человека – попросить «а сыграй что-нибудь!», совсем не думая, готов ли музыкант блеснуть исполнением.
«Ох!» – подумала Ифе.
Полковник посмотрел на нее и внезапно улыбнулся.
– А можно тогда мне сыграть? – лукаво спросил он.
Двадцать минут спустя Ифе, сияя, глядела на него зачарованно. Она никогда не ревновала к мастерству. Руки Йозефа, крупные, сильные, точные руки хирурга куда лучше подходили царственной испанской красавице…
– Струны слишком мягкие, – небрежно сказал он, и Ифе смутилась.
Разговор пошел дальше сам собой. О фильме Хайнц, кажется, позабыл. Стал рассказывать про репертуар, про гитары из разных районов Испании, про стили игры. Советовать и показывать, поправлять руку Айфиджении на грифе, прикасаясь осторожно и мягко. Наконец, у нее даже что-то дельное получилось; пришедшая в восторг Ифе преодолела застенчивость и созналась, что сочиняет песни. Только играет плохо. Пока что.
Йозеф воодушевился и потребовал назвать аккорды.
…оказалось, у нее намного лучше получается петь, когда играет кто-то другой.
Солнце поранилось о горизонт,
Алая кровь течет.
Армиям дольше ждать не резон.
Мы открываем счет.
Те, кто ушел,
Те, кто в строю,
Все, кто не знал побед –
Сердце мое
Им отдаю:
Каждый будет воспет.
Мы наступаем! приказы гремят
Песнями, вторит им
Шаг несокрушимых солдат
Нашей родной Земли
Скоро они возвратятся домой,
Катит война к концу.
Мирное небо над головой –
Все, что нужно бойцу.
Те, кто ушел,
Те, кто в строю,
Все, кто не знал побед –
Сердце мое
Им отдаю:
Каждый будет воспет.
– Мы наступаем!
Йозеф закончил тремя полнозвучными аккордами. Выстучал костяшками пальцев маршевый ритм. И сказал, не отрывая глаз от грифа:
– Местра Никас, а почему бы нам с вами это не записать? Выложить в локалку… сейчас людям как раз такое хочется слышать.
Клетка. Большая клетка, на глазок – три на три метра. Двойная. Наружные стенки – арматурный прут, кое-где не счищены остатки цемента: ясно, что брали отсюда же, с развалин Города. Внутри – решетка деревянная, вертикальная. Из толстых, в мужскую руку толщиной, веток.
Ветки тоже местные.
Внутренняя решетка слишком частая, сооружение больше смахивает на коробку со щелями, чем на собственно клетку. Видно сквозь стенки плохо.
Кто-то сидит внутри. Кто-то большой, замерший, сжавшийся. Может быть, спящий.
– Это чего за хрень такая? – больше для порядка пробормотал Джек. Глаза видели, нос чуял, мысль работала, Лакки даже не подозревал – точно знал, кого и что лицезреет.
Диковатое было положение. И зрелище диковатое.
Фафнир принюхался, приблизил к клетке поблескивающее рыло, опустил заслонки внешних век и низко, утробно зарычал, дергая верхней губой. Не тому, кто сидел в клетке: тот сейчас не представлял опасности для подруги дракона. Людям, которые собирались учудить – Фафнир чуял это в их мыслях и запахах – опасную шутку.
Венди молчала.
– А то сам не понимаешь, – осклабился лысый интендант Дикоу, наевшийся печени службы снабжения и довольный.
– Коню понятно, – огрызнулся Джек. – Я про клетку спрашиваю.
На лице Дикоу выразились понимание.
– Чудо инженерной мысли, – уже приязненней пошутил он. – Они, падлы, сильные. Арматуру гнут только так. Он, когда нет никого, об деревяшку когти точит. Ковыряет. Ну, пока доковыряется… – интендант скептически скосил рот и докончил, – уже не доковыряется. Вон Винс кар гонит.
Покрашенный маскировочной краской кар Винса видно было издалека. Цвета и отражающая способность маскировки рассчитывались не для этой планеты. Кары тоже спустили с другого грузовоза. Может, Дикоу и выбил.
Интендант, снабженцы, штабы, бухгалтерия, нотариат…
…когти, выпущенные на полную длину: изящный, эргономичный, как дизайнером нарисованный выгиб, золотистые, агатовые, кофе с молоком – у всех по-разному.
Когти, летящие тебе в лицо. Стремительный разворот; занесенный нож, священное лезвие, покрытое насечками, сияющее, словно плавящееся в свете. Суженные в щели золотые глаза. Оскаленные клыки. Вихрь унизанных зажимами кос.
Это не бой.
Это веселье.
Для ррит.
Почему-то вспоминалось это, а не маневры. Маневры были по части пилотов, Маунга с Патриком, и капитана Морески. Они их хоть видели. А когда идет перестрелка, и по герметичной стальной колыбельке прилетает ракетой, тоже вероятных реакций немного. Тряхнуло, деремся дальше; вынесло что-то, техники начинают пляски; ну, зато теперь точно узнаешь, есть ли жизнь после смерти…
Бой начался позже, когда враг понял, что легко расправиться с х’манками не удастся. Когда традиция охоты перестала казаться такой уж важной, и потери стали потерями, а не процентом естественного отбора. Тот, кто дал убить себя червю-х’манку – какой же это воин, разве он достоин носить косы, зачинать выводки в чревах женщин?..
Вздумай кто-то, взяв хорошую выборку космических стычек, составить статистику удачных и неудачных попаданий, он был бы изрядно изумлен показателем в этой битве.
Наверное.
Выборки не было, показателя тоже, Лакки ничего про это не знал, только подозревал. Там же была Птица, не просто же так она сидела на ветке… Джек верил в нее, как ни во что другое.
Одна из ракет, выпущенных с «Древнего Солнца», вывела из строя ходовую часть цйирхты «Се’тау». Напрочь. Немыслимая удача: если для человеческого корабля поломка – обычное дело, то рритская техника практически не выходит из строя. У них и прогресс шел дольше. Если грязно, если непрочно – ррит побрезгует… До самого конца сражения, до минуты, когда остатки рритского флота начали отступление, цйирхта, расстрелявшая боезапас, попусту катилась по орбите кругом синего солнца бывшей теперь уже Ррит Айар.
Немногочисленные уцелевшие корабли «малой свиты» «Се’тау» остались верны звездолету-вождю. Цйирхту довели до планеты и сбросили на нее, проводив в последний путь крыло о крыло. Три «хищника»-хархи: два крупных, подвида ай-аххар, один маленький – чри-аххар… Они не получили серьезных повреждений, но так и не поднялись с поверхности; их экипажи охотились сейчас на крупную дичь.
Смешно, но «Се’тау» – это то же самое, что «Тодесстерн». Звезда смерти, попросту. И если название типа людских кораблей по традиции было взято из старой фантастики, то для ррит оно имело иную семантику.
Тьфу ты.
Счастливчик, нелепо ухмыльнувшись, провел ладонью по лицу, почесал шрамы. Стоит ему подумать о Птице, и из-за продубленного космосом отморозка Лакки упрямо лезет яйцеголовый Джек. Семантика… вспомнил же.
– А что вы делать-то собираетесь? – повторила рядом Венди, отвлекая Лэнгсона от раздумий и воспоминаний.
– Вы сначала сюда гляньте, – приятно осклабился интендант.
Вторая клетка, меньше. Только металл.
– Это чего за хрень такая? – уже с неподдельным интересом спросил Джек.
– Это хищь местная. Пираний вроде.
– А на белок похожи.
– Белок? – скептически переспросил Дикоу. – Ты к мордам приглядись.
Морды, действительно, были премерзостные. Хотя бы тем, что пасти у тварей получались, как ни прикидывай, шире, чем брюхи. «Белки» пищали, бешено метались по клетке, повисали на потолке, грызли прутья. Запах от них шел неестественный, не земной, не отталкивающий: вроде запаха гари. В созерцании пакости было что-то завораживающее.
– Зубы – это внутренняя пасть, – тоном экскурсовода объяснял интендант. – Ими они измельчают пищу. Чтобы вырывать куски, есть клюв. Его сейчас не видно, потому что жратвы нет, и клюв прячется под губами.
– И на кой хрен они вам?
– Для культурного досуга.
– То есть?
Дикоу объяснил, лучась довольством.
Фафнир посмотрел на «хищь» и гневно зашипел.
Здесь когда-то был молл. Огромный магазин вроде тех, что на Земле обступают каждый мегаполис. Многоэтажный город товаров, от сигарет до аэромобилей, со стоянкой размером с футбольное поле, на которой все равно никогда не хватает мест. Некоторые моллы пробовали устраивать дополнительные стоянки на крыше, но это шло поперек всех законов мерчендайзинга и сбивало торговлю. Принцип молла – чем выше этаж, тем дороже товар и тем реже потребность в нем. Два входа, внизу и вверху, вынуждали разрабатывать новую, более сложную маркетинговую концепцию. Учитывая же, что покупатель – существо инстинктивное, сложность вела только к снижению продаж.
Поэтому моллы по всему Ареалу вернулись к подземным стоянкам. Приходилось строить их более просторными, чем когда-то под колесные машины, но при соблюдении всех нормативов проблем не возникало. Конечно, неумелые или подвыпившие водители все равно бились о стены и потолки, но это уже была радость страховых компаний.
То, что осталось от молла, напоминало гигантский пустой бетонный бассейн. Кое-где валялся неубранный мусор, возвышались квадратные пни – остатки опор; тяжелая пыль под солнцем становилась не изжелта-серой, как на Земле, а белесовато-голубой. Это был котлован подземной стоянки. Четырехметровая глубина, ставшая теперь высотой стен, делала забаву практически безопасной.
Гордый охотник попался в лапы добыче.
То-то весело схоронят мыши кота.
– Ага, щас, – флегматично сказал Лакки. – Я бы на месте ррит тут на нас и поохотился…
В самом деле, моллы традиционно строились на окраинах городов. В пору цветения Город на Терре был обнесен смарт-сеткой, блокировавшей продвижение джунглей, но от нее давно осталось одно воспоминание. Молодые заросли просто сожгли, проигнорировав строжайший запрет травмировать местные биоценозы. Пустое пространство отгораживало от дикого леса, но серьезным препятствием для атаки ррит стать не могло.
Даже не поднимая кораблей. Реализуя традицию охоты. Прыгнут и загрызут. Зубами.
Для веселья.
– Спутники уже закрутили. И здешние сканеры берут два километра, – заметил Шон, командир отделения в джековом взводе.
Джек постучал его по черепу и оценил звук.
– Сканеры берут два километра над кронами, – мрачно оповестил он. – Это же не парк! Это сплошная биомасса. Что там внутри творится, ничем не профурычить.
– Думаешь? – спросил невдалеке женский голос.
…от руин многоэтажного дома к остаткам молла пыхтел грузовой кар. В кабине ругался Винс.
На кары ставится, в зависимости от класса грузчика, ограничение скорости, чтобы неопытный рабочий, вздумав управиться побыстрее, не расколошматил сдуру груз. Умельцы ограничение, конечно, снимают, и не дожидаясь высшей категории, но Винс не был грузчиком-профи, Винс был рядовой, приданный в помощь интенданту. Он злился, подкатывался с просьбой к техникам и программистам гарнизона, но пока вынужден был работать по правилам, с ограничителем.
Кар тащил клетки. «Белки» верещали так, что за сотню метров доносил ветер.
Благоуханный ветер Третьей Терры, напоенный чистотой ледников, запахами луговин и рощ, нектаром чуждых растений, он срывает с псевдодеревьев гроздья соцветий, огромные и легкие, вместе с сидящими на них крохотными крылачами, что явились на медопой…
Мимо Свена и Крайса-воздвигнись, ступая легко и споро, прошла маленькая чернявая женщина. Чуть наклонившись, обозрела арену, потом, подняв голову, щурясь, окинула взглядом кромку джунглей. Антрацитовая громада за ее спиной шевельнулась, опала к земле, скользнула вперед так стремительно и вместе с тем так лениво, что Лакки в который раз поразился тому, до чего же красивые твари – драконы…
Когда двигаются.
Когда воюют.
Так-то, конечно, страх и ужас.
– На сканеры никто и не рассчитывает, – продолжала оператор. – Здесь слишком зверья много, не то что на Земле. Сканер, может, и увидит, но не распознает…
– Очаровательная местра, – куртуазно сказал Лэнгсон, супясь, – могу я проявить дерзость, спросив ваше имя?
Та обернулась, глянув с плохо скрытым изумлением. Ну да, нечасто в войсках такое услышишь. Секретное оружие Лакки, эффектное и эффективное.
Малорослая, хрупкая, женщина была смуглой до черноты, но с правильным европейским лицом. Джек немало видал мулатов, но такими они никогда не получались.
– Кесси Джай.
Имя тоже ни о чем не говорило. Имя как имя.
– Меня на самом деле зовут Кесума Джайалалитха, – экстрим-оператор ослепительно улыбнулась, приметив замешательство. – Но это не очень удобно для перекличек.
Считая Венди Вильямс, на планете их осталось пятеро.
Мало.
Удручающе – хуже того, нерационально мало.
Экстрим-команд вообще мало.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73
Она устроилась у себя в каюте, повторила упражнения и ковырялась с последними тактами этюда, когда отложенный в сторону браслетник зажурчал вызовом.
В гости к ней заявился полковник Хайнц.
Очень некстати.
Начал с того, что объявил себя частным лицом, попросил оставить официальность и позвал в клуб смотреть на электронных обоях какой-то фильм. Ифе вежливо отказалась, Йозеф шагнул внутрь, уговаривая, и увидел ее инструмент.
Естественное побуждение всякого человека – попросить «а сыграй что-нибудь!», совсем не думая, готов ли музыкант блеснуть исполнением.
«Ох!» – подумала Ифе.
Полковник посмотрел на нее и внезапно улыбнулся.
– А можно тогда мне сыграть? – лукаво спросил он.
Двадцать минут спустя Ифе, сияя, глядела на него зачарованно. Она никогда не ревновала к мастерству. Руки Йозефа, крупные, сильные, точные руки хирурга куда лучше подходили царственной испанской красавице…
– Струны слишком мягкие, – небрежно сказал он, и Ифе смутилась.
Разговор пошел дальше сам собой. О фильме Хайнц, кажется, позабыл. Стал рассказывать про репертуар, про гитары из разных районов Испании, про стили игры. Советовать и показывать, поправлять руку Айфиджении на грифе, прикасаясь осторожно и мягко. Наконец, у нее даже что-то дельное получилось; пришедшая в восторг Ифе преодолела застенчивость и созналась, что сочиняет песни. Только играет плохо. Пока что.
Йозеф воодушевился и потребовал назвать аккорды.
…оказалось, у нее намного лучше получается петь, когда играет кто-то другой.
Солнце поранилось о горизонт,
Алая кровь течет.
Армиям дольше ждать не резон.
Мы открываем счет.
Те, кто ушел,
Те, кто в строю,
Все, кто не знал побед –
Сердце мое
Им отдаю:
Каждый будет воспет.
Мы наступаем! приказы гремят
Песнями, вторит им
Шаг несокрушимых солдат
Нашей родной Земли
Скоро они возвратятся домой,
Катит война к концу.
Мирное небо над головой –
Все, что нужно бойцу.
Те, кто ушел,
Те, кто в строю,
Все, кто не знал побед –
Сердце мое
Им отдаю:
Каждый будет воспет.
– Мы наступаем!
Йозеф закончил тремя полнозвучными аккордами. Выстучал костяшками пальцев маршевый ритм. И сказал, не отрывая глаз от грифа:
– Местра Никас, а почему бы нам с вами это не записать? Выложить в локалку… сейчас людям как раз такое хочется слышать.
Клетка. Большая клетка, на глазок – три на три метра. Двойная. Наружные стенки – арматурный прут, кое-где не счищены остатки цемента: ясно, что брали отсюда же, с развалин Города. Внутри – решетка деревянная, вертикальная. Из толстых, в мужскую руку толщиной, веток.
Ветки тоже местные.
Внутренняя решетка слишком частая, сооружение больше смахивает на коробку со щелями, чем на собственно клетку. Видно сквозь стенки плохо.
Кто-то сидит внутри. Кто-то большой, замерший, сжавшийся. Может быть, спящий.
– Это чего за хрень такая? – больше для порядка пробормотал Джек. Глаза видели, нос чуял, мысль работала, Лакки даже не подозревал – точно знал, кого и что лицезреет.
Диковатое было положение. И зрелище диковатое.
Фафнир принюхался, приблизил к клетке поблескивающее рыло, опустил заслонки внешних век и низко, утробно зарычал, дергая верхней губой. Не тому, кто сидел в клетке: тот сейчас не представлял опасности для подруги дракона. Людям, которые собирались учудить – Фафнир чуял это в их мыслях и запахах – опасную шутку.
Венди молчала.
– А то сам не понимаешь, – осклабился лысый интендант Дикоу, наевшийся печени службы снабжения и довольный.
– Коню понятно, – огрызнулся Джек. – Я про клетку спрашиваю.
На лице Дикоу выразились понимание.
– Чудо инженерной мысли, – уже приязненней пошутил он. – Они, падлы, сильные. Арматуру гнут только так. Он, когда нет никого, об деревяшку когти точит. Ковыряет. Ну, пока доковыряется… – интендант скептически скосил рот и докончил, – уже не доковыряется. Вон Винс кар гонит.
Покрашенный маскировочной краской кар Винса видно было издалека. Цвета и отражающая способность маскировки рассчитывались не для этой планеты. Кары тоже спустили с другого грузовоза. Может, Дикоу и выбил.
Интендант, снабженцы, штабы, бухгалтерия, нотариат…
…когти, выпущенные на полную длину: изящный, эргономичный, как дизайнером нарисованный выгиб, золотистые, агатовые, кофе с молоком – у всех по-разному.
Когти, летящие тебе в лицо. Стремительный разворот; занесенный нож, священное лезвие, покрытое насечками, сияющее, словно плавящееся в свете. Суженные в щели золотые глаза. Оскаленные клыки. Вихрь унизанных зажимами кос.
Это не бой.
Это веселье.
Для ррит.
Почему-то вспоминалось это, а не маневры. Маневры были по части пилотов, Маунга с Патриком, и капитана Морески. Они их хоть видели. А когда идет перестрелка, и по герметичной стальной колыбельке прилетает ракетой, тоже вероятных реакций немного. Тряхнуло, деремся дальше; вынесло что-то, техники начинают пляски; ну, зато теперь точно узнаешь, есть ли жизнь после смерти…
Бой начался позже, когда враг понял, что легко расправиться с х’манками не удастся. Когда традиция охоты перестала казаться такой уж важной, и потери стали потерями, а не процентом естественного отбора. Тот, кто дал убить себя червю-х’манку – какой же это воин, разве он достоин носить косы, зачинать выводки в чревах женщин?..
Вздумай кто-то, взяв хорошую выборку космических стычек, составить статистику удачных и неудачных попаданий, он был бы изрядно изумлен показателем в этой битве.
Наверное.
Выборки не было, показателя тоже, Лакки ничего про это не знал, только подозревал. Там же была Птица, не просто же так она сидела на ветке… Джек верил в нее, как ни во что другое.
Одна из ракет, выпущенных с «Древнего Солнца», вывела из строя ходовую часть цйирхты «Се’тау». Напрочь. Немыслимая удача: если для человеческого корабля поломка – обычное дело, то рритская техника практически не выходит из строя. У них и прогресс шел дольше. Если грязно, если непрочно – ррит побрезгует… До самого конца сражения, до минуты, когда остатки рритского флота начали отступление, цйирхта, расстрелявшая боезапас, попусту катилась по орбите кругом синего солнца бывшей теперь уже Ррит Айар.
Немногочисленные уцелевшие корабли «малой свиты» «Се’тау» остались верны звездолету-вождю. Цйирхту довели до планеты и сбросили на нее, проводив в последний путь крыло о крыло. Три «хищника»-хархи: два крупных, подвида ай-аххар, один маленький – чри-аххар… Они не получили серьезных повреждений, но так и не поднялись с поверхности; их экипажи охотились сейчас на крупную дичь.
Смешно, но «Се’тау» – это то же самое, что «Тодесстерн». Звезда смерти, попросту. И если название типа людских кораблей по традиции было взято из старой фантастики, то для ррит оно имело иную семантику.
Тьфу ты.
Счастливчик, нелепо ухмыльнувшись, провел ладонью по лицу, почесал шрамы. Стоит ему подумать о Птице, и из-за продубленного космосом отморозка Лакки упрямо лезет яйцеголовый Джек. Семантика… вспомнил же.
– А что вы делать-то собираетесь? – повторила рядом Венди, отвлекая Лэнгсона от раздумий и воспоминаний.
– Вы сначала сюда гляньте, – приятно осклабился интендант.
Вторая клетка, меньше. Только металл.
– Это чего за хрень такая? – уже с неподдельным интересом спросил Джек.
– Это хищь местная. Пираний вроде.
– А на белок похожи.
– Белок? – скептически переспросил Дикоу. – Ты к мордам приглядись.
Морды, действительно, были премерзостные. Хотя бы тем, что пасти у тварей получались, как ни прикидывай, шире, чем брюхи. «Белки» пищали, бешено метались по клетке, повисали на потолке, грызли прутья. Запах от них шел неестественный, не земной, не отталкивающий: вроде запаха гари. В созерцании пакости было что-то завораживающее.
– Зубы – это внутренняя пасть, – тоном экскурсовода объяснял интендант. – Ими они измельчают пищу. Чтобы вырывать куски, есть клюв. Его сейчас не видно, потому что жратвы нет, и клюв прячется под губами.
– И на кой хрен они вам?
– Для культурного досуга.
– То есть?
Дикоу объяснил, лучась довольством.
Фафнир посмотрел на «хищь» и гневно зашипел.
Здесь когда-то был молл. Огромный магазин вроде тех, что на Земле обступают каждый мегаполис. Многоэтажный город товаров, от сигарет до аэромобилей, со стоянкой размером с футбольное поле, на которой все равно никогда не хватает мест. Некоторые моллы пробовали устраивать дополнительные стоянки на крыше, но это шло поперек всех законов мерчендайзинга и сбивало торговлю. Принцип молла – чем выше этаж, тем дороже товар и тем реже потребность в нем. Два входа, внизу и вверху, вынуждали разрабатывать новую, более сложную маркетинговую концепцию. Учитывая же, что покупатель – существо инстинктивное, сложность вела только к снижению продаж.
Поэтому моллы по всему Ареалу вернулись к подземным стоянкам. Приходилось строить их более просторными, чем когда-то под колесные машины, но при соблюдении всех нормативов проблем не возникало. Конечно, неумелые или подвыпившие водители все равно бились о стены и потолки, но это уже была радость страховых компаний.
То, что осталось от молла, напоминало гигантский пустой бетонный бассейн. Кое-где валялся неубранный мусор, возвышались квадратные пни – остатки опор; тяжелая пыль под солнцем становилась не изжелта-серой, как на Земле, а белесовато-голубой. Это был котлован подземной стоянки. Четырехметровая глубина, ставшая теперь высотой стен, делала забаву практически безопасной.
Гордый охотник попался в лапы добыче.
То-то весело схоронят мыши кота.
– Ага, щас, – флегматично сказал Лакки. – Я бы на месте ррит тут на нас и поохотился…
В самом деле, моллы традиционно строились на окраинах городов. В пору цветения Город на Терре был обнесен смарт-сеткой, блокировавшей продвижение джунглей, но от нее давно осталось одно воспоминание. Молодые заросли просто сожгли, проигнорировав строжайший запрет травмировать местные биоценозы. Пустое пространство отгораживало от дикого леса, но серьезным препятствием для атаки ррит стать не могло.
Даже не поднимая кораблей. Реализуя традицию охоты. Прыгнут и загрызут. Зубами.
Для веселья.
– Спутники уже закрутили. И здешние сканеры берут два километра, – заметил Шон, командир отделения в джековом взводе.
Джек постучал его по черепу и оценил звук.
– Сканеры берут два километра над кронами, – мрачно оповестил он. – Это же не парк! Это сплошная биомасса. Что там внутри творится, ничем не профурычить.
– Думаешь? – спросил невдалеке женский голос.
…от руин многоэтажного дома к остаткам молла пыхтел грузовой кар. В кабине ругался Винс.
На кары ставится, в зависимости от класса грузчика, ограничение скорости, чтобы неопытный рабочий, вздумав управиться побыстрее, не расколошматил сдуру груз. Умельцы ограничение, конечно, снимают, и не дожидаясь высшей категории, но Винс не был грузчиком-профи, Винс был рядовой, приданный в помощь интенданту. Он злился, подкатывался с просьбой к техникам и программистам гарнизона, но пока вынужден был работать по правилам, с ограничителем.
Кар тащил клетки. «Белки» верещали так, что за сотню метров доносил ветер.
Благоуханный ветер Третьей Терры, напоенный чистотой ледников, запахами луговин и рощ, нектаром чуждых растений, он срывает с псевдодеревьев гроздья соцветий, огромные и легкие, вместе с сидящими на них крохотными крылачами, что явились на медопой…
Мимо Свена и Крайса-воздвигнись, ступая легко и споро, прошла маленькая чернявая женщина. Чуть наклонившись, обозрела арену, потом, подняв голову, щурясь, окинула взглядом кромку джунглей. Антрацитовая громада за ее спиной шевельнулась, опала к земле, скользнула вперед так стремительно и вместе с тем так лениво, что Лакки в который раз поразился тому, до чего же красивые твари – драконы…
Когда двигаются.
Когда воюют.
Так-то, конечно, страх и ужас.
– На сканеры никто и не рассчитывает, – продолжала оператор. – Здесь слишком зверья много, не то что на Земле. Сканер, может, и увидит, но не распознает…
– Очаровательная местра, – куртуазно сказал Лэнгсон, супясь, – могу я проявить дерзость, спросив ваше имя?
Та обернулась, глянув с плохо скрытым изумлением. Ну да, нечасто в войсках такое услышишь. Секретное оружие Лакки, эффектное и эффективное.
Малорослая, хрупкая, женщина была смуглой до черноты, но с правильным европейским лицом. Джек немало видал мулатов, но такими они никогда не получались.
– Кесси Джай.
Имя тоже ни о чем не говорило. Имя как имя.
– Меня на самом деле зовут Кесума Джайалалитха, – экстрим-оператор ослепительно улыбнулась, приметив замешательство. – Но это не очень удобно для перекличек.
Считая Венди Вильямс, на планете их осталось пятеро.
Мало.
Удручающе – хуже того, нерационально мало.
Экстрим-команд вообще мало.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73