Моя история, тайна, которую я хранил, огромное количество книг, которые я прочел и обдумал за много лет, — все говорило по сути одно: любите их, учите их скромности, уравновешенности и сдержанности, хвалите их, а когда надо, умейте сказать «нет», признавайте свои ошибки.
Да, все это вы уже знаете, и мне незачем продолжать. Возможно, я просто разговариваю сам с собой. Как человек, который десять раз перепроверил свою чековую книжку, но по-прежнему не может понять, почему оказался в долгах. У меня было сто долларов. Я потратил столько-то на то, столько-то на это. Я могу объяснить все расходы, но почему же тогда осталось меньше, чем ничего? Почему наш сын превратился в бессовестное, угрюмое, скрытное существо? Должно же было остаться хоть что-то хорошее от стольких лет поддержки, бережного руководства и любви. Но нет. На «счете» не осталось ничего.
— Привет, Мэри По.
— Привет, Грир Фишер.
— У вас пистолет с собой?
— Да.
— Можно посмотреть?
— Это все тот же старый пистолет, ты его уже пять раз видела.
— Ну пожалуйста!
Мэри взглянула на меня, я согласно кивнул. Она распахнула жакет и вытащила пистолет из наплечной кобуры. Вытащив обойму, подняла его, показывая Грир.
— Он тяжелый?
Я знал, к чему она клонит.
— Грир, нельзя брать пистолет в руки. Ты же знаешь правила.
— Я же только спросила.
— Я знаю, к чему ты клонишь. Смотреть можно, а трогать нельзя.
— «Смит и Вессон». Это те, кто его сделал?
— Точно.
— А бомбы они делают?
— Не знаю.
— Папочка, а у тебя есть пистолет?
— Ты же знаешь, что нет. Они есть только у полицейских и частных сыщиков вроде Мэри.
— У Линкольна тоже есть.
— В каком смысле?
Грир очень умна, но слишком много говорит. Ей постоянно нужно быть в центре внимания, и ради этого она готова почти на все, вплоть до лжи. Переведя взгляд с меня на Мэри, девочка поняла, что сообщила драгоценные сведения, и на ее личике появилось хитрое выражение.
Она вскарабкалась ко мне на колени и зашептала в самое ухо:
— Обещаешь, что не скажешь? Линкольн не знает, что я знаю. Я зашла к нему в комнату и увидела за комодом. Линкольн прилепил его клейкой лентой.
Я кивнул, словно все в порядке вещей. У твоего брата в комнате спрятан пистолет? Очень хорошо. Мне удалось проговорить ровным голосом:
— Не знаю, зачем он Линкольну понадобился. Ну, ладно. — Я как можно ласковее снял Грир с колен. — Ладно, все в порядке. Иди-ка на кухню, милая, и перекуси. Мэри скоро уходит, а нам нужно еще кое о чем поговорить. Я приду через минуту.
Разочарованная тем, что ее секрет не произвел особого эффекта, девочка сунула руки в карманы и, шаркая, вышла из комнаты.
Когда она ушла, я передал Мэри, что рассказала мне шепотом дочка. Мэри закрыла глаза и сжала губы.
— Зараза. Ладно, Макс, не волнуйся. Не теряй выдержки и не злись, а то все испортишь. Сперва тебе надо посмотреть, что там. Может, просто пневматический пистолет или еще что, какая-нибудь штука для стрельбы дробью, и он просто не хочет тебе показывать. А вот если ствол настоящий, постарайся записать его серийный номер, тогда мы выясним, не засветился ли он где-нибудь. Будь осторожен, или нас ждут большие неприятности.
— Я постараюсь.
— Макс…
— Я же сказал, я постараюсь. Я сделаю так, как ты советуешь. А что мы еще можем?
— Пока ничего. Но, возможно, ничего страшного и нет. Подростки обожают такие штуки, но это не значит, что…
— Знаю, но мы оба помним Бобби Хенли, верно? Не глядя мне в глаза, Мэри встала и застегнула жакет. Бобби Хенли был у всех на устах — отчаянный, наводивший на всех страх парнишка из нашего родного городка. Кончил он тем, что погиб в перестрелке с полицией.
— Бобби Хенли был преступником. Твой сын — испорченный сопляк, а не преступник.
— Блин, Мэри, у него же пушка! Откуда мне знать, что он уже чего-нибудь не натворил?
— Не натворил, и все. Ясно? Не мог. Я прямо сейчас пойду и поговорю со своим приятелем, Домиником Скэнленом из управления полиции. Уговорю проверить… Не знаю. Пусть займется этим делом. Он сообразит, как поступить. Но мы все выясним. Ты посмотришь на ствол и спишешь номера, если он настоящий. Но не бери его в руки. Не дотрагивайся! Если Линкольн что-то натворил и поймет, что вы что-то заподозрили, все усложнится. Я позвоню через пару часов.
Когда она ушла, я пошел искать Грир. Она нашлась на заднем дворе, ела шоколадное пирожное. Я обнял ее одной рукой, и мы сели в шезлонг.
— Мэри ушла?
— Угу. Послушай, родная, я тут думал о том, что ты сейчас рассказала.
— О пистолете Линкольна? Знаю, нельзя заходить к нему в комнату, папочка. Я знаю, что вы с мамой не велели. Ты сердишься?
— Я недоволен. К тому же я думаю, что тебе самой бы не понравилось, если бы кто-то рылся в твоей комнате.
Девочка повесила голову:
— Мне бы жутко не понравилось.
— Ладно, тогда все. Давай забудем о том, что случилось. Я знаю, как тебя любит брат, но он, вероятно, расстроился бы и огорчился, если бы узнал, что ты за ним шпионишь. Помнишь, как было в прошлый раз? Так слушай, если ты не скажешь ему, что сказала мне, я тоже ничего не скажу. Это будет наш с тобой секрет. Но ты должна его хранить, Грир. Потому что, если кто-нибудь узнает, плохо придется тебе.
— А маме ты скажешь?
— Маме тоже незачем знать.
Тут Грир поняла, что гроза миновала и можно снова озорничать.
— Ладно, папа, но иногда я просто не могу хранить секрет. Я просто должна открыть рот и крикнуть, это как отрыжка, понимаешь? Как будто он не может усидеть у меня в животе, не то я взорвусь.
— Детка, делай что хочешь, но если ты расскажешь Линкольну, он больше не пустит тебя к себе в комнату, потому что перестанет тебе доверять. Если расскажешь маме — вспомни, что она сказала в прошлый раз, когда ты подглядывала. Думаю, не стоит ни с кем говорить на эту тему, но решать тебе.
— А ты кому-нибудь скажешь?
— Нет.
— Пап, это плохо, а? Что у Линкольна пистолет.
— Еще не знаю. Думаю, не очень хорошо, потому что зачем ему оружие?
— Может, он хочет нас защищать!
— Я сам нас защищу. Он знает, что это мое дело.
— Может, он хочет похвастать! Или собирается кого-то пристрелить!
— Надеюсь, не кого-нибудь из наших знакомых! Грир посмотрела, серьезно я говорю или нет, и ее озабоченное личико смягчилось и успокоилось, когда я улыбнулся, и она поняла, что я шучу.
Я не мог долго рассчитывать на ее молчание, потому что рано или поздно Грир выбалтывала все свои тайны. Я позвонил Лили в «Массу и власть» и сказал, что мы зайдем поужинать. Лили была в хорошем настроении и поинтересовалась, что новенького.
— Ничего особенного, кроме того, что я тебя люблю.
— Это новость? Мы прожили вместе семь лет, но любить меня ты начал только сейчас?
— Наверное, мы каждый день любим по-новому. Как тот парень, который сказал, что невозможно дважды войти в одну и ту же реку. Сегодня я люблю тебя иначе, чем вчера или завтра.
— Господи. Э, Макс, с тобой все в порядке?
— Ты с мамочкой говоришь? Можно мне тоже? Я передал трубку Грир. Девочка взяла ее обеими руками и крепко прижала к уху.
— Мам? Мисс Цукерброт говорит, что в четверг мне нужно будет принести в класс на праздник две тысячи печений с арахисовым маслом.
Я услышал, как Лили вскрикнула: «Две тысячи?!» Грир хихикнула в кулак и улыбнулась мне.
— Шучу-у-у-у-у. Но мне, правда, нужно много печенья для праздника. Поможешь его испечь?
Мы вместе сделали уроки, потом еще час поиграли в китайские шашки.
— Макс, я ухожу.
Я обернулся и увидел Белька — она строила кокетливую гримаску Элвису. Тот схватил ее за подбородок и, видимо, сжат слишком сильно, потому что она взвизгнула, как поросенок, и шлепнула его по руке.
— Вечно ты делаешь мне больно, засра… — Она увидела нас, осеклась и одарила меня кривой улыбкой. Линкольн не обратил на них внимания.
— Возвращайся к семи, а? Мы идем ужинать в ресторан.
— Я не голоден.
— Линкольн, будь сегодня дома в семь вечера. Мне нет дела, голоден ты или нет.
Когда я «продемонстрировал силу», Элвис присвистнул и в замедленном темпе сделал несколько боксерских выпадов. Девушка терла подбородок.
— И что ты хочешь, чтоб я там делал? Сидел за столом перед пустой тарелкой и слушал тамошних педиков?
— Если хочешь поразить меня сарказмом, задира, тебе понадобится еще и остроумие. Нужный тон ты почти нашел, а вот юмор пока не дается.
Белёк решила, что я сказал что-то смешное. Она в восторге захлопала в ладоши. Элвис вытянул палец, дотронулся до локтя Линкольна и, притворившись, что обжегся, отдернул руку, издав шипящий звук.
— Похоже, он прижег тебе зад, Линко.
— Похоже, тебе лучше поцеловать меня в зад, Элво. Пошли, мы уходим.
Они удалились в своих семимильных гестаповских сапогах, и, думаю, именно мой сын хлопнул дверью, а затем с грохотом пнул ее напоследок.
— Почему вы с Линкольном всегда ссоритесь, папочка?
— Потому что, по-моему, он обязан вести себя достойно, а он считает, что нет. Давай, твой ход.
Время подошло к семи, Линкольн не появился. Я прождал еще полчаса, потом отправился на ужин. При Грир я старался держаться спокойно и благодушно, одновременно раздумывая, как быть с ее братом. Проникнуть в его комнату было несложно — через неделю после того, как он врезал в дверь замок, я вызвал слесаря, и тот сделал мне дубликат ключа. Мэри я сказал правду — я лишь однажды побывал в комнате Линкольна с тех пор, как появился замок, но давно перестал доверять сыну и считал, что иметь запасной ключ необходимо. О том, что он у меня есть, не знал никто, даже Лили.
Когда мы приехали в «Массу и власть», ресторан ломился от красоток. За эти годы он превратился в одно из любимых мест Лос-Анджелесской тусовки. О нем печатали статьи в модных журналах, стоянку неизменно заполняли роскошные машины немецкого, английского и итальянского производства с номерными знаками вроде «Парень из ЛА», и заказать столик человеку безвестному стало сложно. Ибрагим и Гас все еще жили вместе, несмотря на бесконечные перебранки, и все же теперь они нравились мне меньше: успех их изменил. С одной стороны, они слишком старались быть «на высоте», с другой — оба стали законченными подхалимами. Это проявлялось в обращении с клиентами, степень известности которых с каждым годом возрастала. Для знаменитостей столик всегда был наготове. Прочим могли дозволить сесть в дальнем конце, возле кухни. Эту ничейную полосу Гас называл «Столовым адом». Мало что осталось от первоначального тепла и веселого неистовства, фирменного знака «Массы и власти» в те времена, когда я впервые туда попал. Несколько лет назад эти новые веяния вызвали дворцовый переворот. Сестры Бэнд и Мабдин Кессак уволились, потому что им не нравилось то, какими высокомерными и неискренними стали хозяева. Ответным шагом Ибрагима, встревожившим Лили, поскольку он уничтожал большую часть того, что оставалось от изначальной атмосферы ресторана, стала замена женщин на чету геев по имени Эйс и Берндт — воображал и снобов, но работников умелых.
— Привет, ребята. Где Линкольн? — В руках Лили держала охапку меню, волосы, гораздо длиннее, чем раньше, торчали в беспорядке. Мы поцеловались, потом она наклонилась и обменялась горячим поцелуем с Грир.
— Он с друзьями. Может, появится попозже. Лили посмотрела на меня многозначительным взглядом, я кивнул. Она сделала гримасу и вздохнула.
— Когда-то ему так нравилось сюда приходить, помнишь? Было весело. Помнишь, как Мабдин тогда делал для Линкольна особую пиццу?
— А его день рождения со змеями?
— Золотые деньки в «Массе и власти». Как бы мне хотелось, чтобы все осталось как прежде. Хотите есть?
Подошел один из официантов и, еле-еле кивнув нам головой, настойчивым шепотом заговорил с Лили.
— Просто скажи ей, что в меню этого нет, Берндт. Не понимаю, в чем проблема.
Оскорбленный официант поглядел на Лили так, словно она спросила, не он ли испортил воздух.
— Я-то ей сказал, но она требует, чтобы мы ей его приготовили, потому что раньше его, мол, здесь подавали.
— Очень жаль. Пусть ест то, что указано в меню, как и все остальные.
— Гас может расстроиться, если узнает, что вы отказали. Он обожает ее шоу.
— Об этом побеспокоюсь я. Пожалуйста, делай, как я сказала.
Парень гаденько улыбнулся и исчез. Лили поскребла подбородок.
— Я по десять раз на дню с тоской вспоминаю Салливэн и Альберту. Раньше тут было намного веселее. Раньше мы бы приготовили этой актрисе то, что она хочет, потому что были бы в восторге оттого, что она сюда пришла. Теперь не так.
— Мам, мы будем есть?
— Да, любимая. Давай поищем столик. — Ведя нас по переполненному залу, Лили обернулась и спросила: — Так где же его величество?
— Последний раз, когда я его видел, шаркал в неизвестном направлении вместе с Микки и Минни. Мы столкнулись в дверях, и я ему сказал: «Перестань валять дурака».
— Уверена, ему жутко понравилось. Вот, давайте сядем здесь. Ты что, поставил его в неловкое положение перед его друзьями? Ты же знаешь, он этого не выносит.
— Он почти ничего не выносит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36