…Мада, женщина, которую он встретил на берегу озера, оказалась разговорчивой и смешливой. Через несколько минут он знал о ней почти все: она вдова, живет вместе с бабкой и зарабатывает на жизнь тем, что ткет гобелены.
– Конечно, немного за это платят. – беспечно сообщила Мада. – Да хватает на жизнь!
Она искоса взглянула на своего спутника, улыбаясь. Сульг тоже улыбнулся в ответ, не разжимая губ, чтоб женщина не заметила клыки.
– Так говоришь, ты в охране каравана? И здесь всего на пару дней? – Мада окинула его быстрым оценивающим взглядом. – Это не тот ли караван из Кадгара, что вчера пришел? Вы угодили как раз в дни праздника, потому и мест на постоялых дворах нет, везде полно народу! Но у нас в доме есть свободная комната, мы с бабкой сдаем ее… иногда.
Норлок согласно кивнул. Он знал, что караваны, делая остановку в крупных городах, обычно располагались за крепостной стеной, и охранники, пользуясь тем, что караван находится в защищенном месте, частенько отправлялись на поиски приключений или навещали своих подружек.
– Как ты оказался на окраине? Наверное, спутал улицы? Приезжим в Брере немудрено заблудиться… Народу кругом много – это потому что сегодня ночью на городской площади будет веселье. Если хочешь – могу тебя проводить…
Мада невзначай задела его рукой и снова улыбнулась.
Сульг припомнил разглагольствования Кейси, который объяснял свой феноменальный успех у женщин довольно просто.
«Все, что от тебя требуется, – это смотреть на нее. И улыбаться, само собой, – снисходительным тоном объяснял он. – Думать в это время можешь о чем угодно. Главное – смотри и улыбайся. Уж это всегда будет истолковано, как надо! Беда только в том, что все они любят поболтать. Но когда она, наконец, умолкнет, можно переходить к делу».
– Правду говорят, что караванщики заводят подружек в каждом городе? – Мада поудобнее перехватила корзину. – У моей подруги младшая сестра познакомилась с сарамитом из охраны каравана, который ходил их Кадгара в Шармиш. Ждала его, он каждый раз привозил подарки: то гребни, то ткани, даже ожерелье один раз привез, конечно, не из настоящих камней, но очень красивое! Даже деньги давал! А потом куда-то пропал. Наверняка убили. А ваш караван что везет? Пряности и вино?
Сульг незаметно ускорил шаг, стараясь быстрее миновать проулок: когда окраину будет прочесывать патруль, соседи Мады конечно же вспомнят незнакомца.
– Сколько дней будет стоять ваш караван? Пять? А когда придете сюда в следующий раз? В начале зимы? Зачем тебе останавливаться в трактире, там с приезжающих дерут втридорога!
Сульг снова прибавил ходу, борясь с желанием ухватить Маду за шиворот, чтобы заставить идти быстрее.
Маленький домик, где она жила, стоял в самом конце проулка: старый, приземистый, с выцветшими темно-серыми стенами, облупившимися ставнями, в окружении разросшихся кустов бузины и ежевики. Покосившийся забор был подперт кольями, а рассохшаяся калитка удерживалась веревочной петлей. Мада пропустила вперед норлока, задев крутым бедром, потом вошла следом и набросила петлю на покосившийся столбик.
По дворику бродили пестрые куры, возле будки, положив голову на вытянутые лапы, дремала маленькая рыжая собачка. Учуяв чужого, она подняла голову и вопросительно уставилась на норлока.
– Тихо, Кета, – сказала Мада. Собака уселась, в желтых глазах ее появилось любопытство.
Мада прикусила пухлую губу и взглянула на спутника.
– Пойдем, покажу тебе комнату, где будешь ночевать. А что вы в следующий раз повезете? Может быть, ткани? Мы с бабкой вдвоем живем, я тебе говорила… она уж очень старая и почти не ходит, но из ума не выжила. И все-все помнит, каждую мелочь! Как начнет иной раз вспоминать – заслушаешься! Мужа моего терпеть не могла. – Мада прыснула, вспомнив что-то. А он ее боялся, хоть виду не показывал!
Она поднялась по ступеням невысокого крыльца, Сульг шел следом. Мада провела норлока по полутемному тесному коридорчику и отворила дверь в маленькую комнатку.
– Вот. – Женщина стояла так близко, что он чувствовал тепло ее тела. Норлок улыбнулся в ответ на улыбку Мады больше всего его волновало, куда выходит окно в этой комнате. – Она небольшая, конечно. В следующий раз могу другую приготовить, побольше. Располагайся. Я пока белье развешу.
Он дождался, пока шаги стихнут, и огляделся. Комнатка была крохотной – норлок давно отвык от подобных жилищ, хотя за годы военной жизни приходилось спать в гораздо худших условиях. Возле стены стояла маленькая скамеечка с облупившимся тазом для умывания, у окна – сундук, покрытый ветхим гобеленом. За чистой ситцевой занавеской виднелась кровать с тюфяком, набитым сеном. Сульг отстегнул меч, бросил на кровать и прикрыл плащом: он не сомневался, что спать сегодня придется в другой постели. Заглянув в полуоткрытую дверь каморки, Сульг увидел за ней еще одну комнату, побольше. Она была совершенно пуста, если не считать стоявший посередине ткацкий стан да прислоненную к стене раму с натянутыми нитями основы. Сульг выглянул в окно: сразу за домом начинались густые заросли бузины.
Что ж, по крайней мере на эту ночь у него есть крыша над головой: патрули Белого Дворца вряд ли начнут прочесывать Брер с бедняцкой окраины. Но через день-другой они доберутся и сюда, тогда Мада узнает, кого приводила в дом.
В коридоре послышался женский голос, Сульг поспешно закрыл окно. Вернулась Мада, успевшая переодеться в темно-вишневое платье с желтой вышивкой по подолу, явно самое лучшее, что у нее было.
– Пойдем, – сказала она с улыбкой и потянула его за руку. Ладошка у нее оказалась теплой и мягкой. – С бабкой познакомлю. Ее Кейрана зовут.
Бабка Кейрана, закутанная в клетчатое одеяло, сидела в старом деревянном кресле на веранде позади дома. Рядом стояла корзинка с клубками цветной шерсти. Скрюченными пальцами старуха распутывала моток пряжи, время от времени сердито отбрасывая длинные седые волосы, выбившиеся из-под пестрого платка.
– Бабуля, – окликнула Мада.
Бабка подняла голову, на Сульга уставились ясные острые глаза. – Доброго дня, – сказал он, чуть замешкавшись.
– И тебе того же, – учтиво ответила старуха. Взгляд ее полоснул по лицу, как отточенный клинок. Норлок насторожился, но она уже опустила голову, потеряв к гостю всякий интерес. Сульг выждал мгновение и исподтишка, осторожно взглянул на бабку.
Кейрана вне всякого сомнения происходила из скинхов. Вот от кого унаследовала Мада кудрявые волосы, смуглую кожу и прямой нос – от бабки-кочевницы. Это небольшое племя не было воинственным, не занималось контрабандой, не попадалось на конокрадстве, поэтому Совет Шести сквозь пальцы смотрел на то, что скинхи бродили по Доршате. Они двигались, казалось, без определенной цели: уставляли луг возле какого-нибудь города пестрыми шатрами и кибитками и жили день-другой, зарабатывали немного денег, врачуя домашний скот и промышляя гаданием да продажей украшений, искусно плетенных из бисера и кожи. Потом так же неожиданно скинхи снимались с места и брели дальше.
Сульгу никогда не доводилось слышать о том, чтобы они становились оседлыми, однако Кейрана, похоже, жила в Брере довольно давно.
– Это Джанак, – сообщила Мада, волнуясь и заливаясь нежным румянцем. – Он из охраны каравана, что пришел в город сегодня утром. Переночует у нас… на постоялых дворах сейчас многолюдно из-за праздника.
Старуха понимающе усмехнулась и кивнула. Звякнуло украшение на ее шее – ожерелье из тусклых медных монет таких же старых, как и сама скинха. Она тряхнула моток ниток, пряжа легко заскользила меж сухих пальцев.
– Как тебе наш город, Джанак? – вежливо поинтересовалась бабка. – Понравился?
Сульг с беспокойством поймал на себе очередной быстрый и цепкий взгляд.
– Я еще мало, что видел в Брере, – осторожно ответил он. Старуха снова кивнула и обратилась к внучке:
– Нами принесла молоко. – Она кивнула на глиняный горшок, что стоял на ступеньке крыльца. – Убери в погреб.
– Нами – наша соседка, держит коз, торгует на базаре молоком, а если что не продаст – отдает нам, – пояснила Мада. – За полцены.
– Говорила, был какой-то переполох на базарной площади, стражники всех покупателей разогнали. Что там произошло? Нами болтала, что видела солдат из Доршаты.
Мада присела на скамеечку возле кресла. Сульг опустился на ступеньку крыльца, поглядывая на молодую женщину.
– Всякое болтают! Слышала, что в город забрели виры! – Глаза ее расширились. – И начали, говорят, превращаться в людей! Прямо на площади! Народ – бежать! Ужас что! Это Дасита рассказывает, мы белье вместе полоскали. А у нее брат сам все это видел! Собственными глазами!
Бабка скептически хмыкнула, не поднимая глаз от мотка пряжи.
– Таких врунов, как ее братец, еще поискать надо, пробормотала она себе под нос.
– Один из них стал Великим норлоком, вот что было! Дасита говорит, убили одного оборотня, а другой-то ходит в городе! Прячется! – Мада отбросила с лица прядь тяжелых волос, покачала головой. – Это брат ее так говорит! Ужас что!
Бабка фыркнула:
– Как это вир мог стать Великим норлоком? Чтобы взять эту личину, вир должен был его коснуться! Что, Великий норлок в Брере?!
Сульг бросил быстрый обеспокоенный взгляд в ее сторону: старая карга соображала гораздо быстрее, чем внучка. Подошел серый одноухий кот, уселся возле кресла и подозрительно уставился на норлока.
– Говорят, видеть вир – к большому несчастью! К голоду или к болезни какой. Чума или лихорадка поразит Брер, вот что будет из-за вир! – убежденно продолжала Мада. – Дасита говорит…
– Глупости! – сердито отрезала старуха. Она взглянула на Сульга: – У нас тут народ доверчив, верят всяким россказням. Сейчас хоть торговый люд да караванщики приезжают, а до войны Брер рыбацким поселком был. Три улицы да базарная площадь.
Она распутала узел и принялась сматывать пряжу в клубок.
– Хотя после войны с Кадгаром кого только тут не было… Ты-то не воевал, Джанак? – небрежно поинтересовалась старуха.
– Последняя война была тридцать лет назад! – Мада засмеялась и придвинулась к Сульгу ближе, касаясь его плечом. – Он, наверное, был тогда еще ребенком!
– Тридцать два, – поправил Сульг. – И Доршата с тех пop не воюет. Так, стычки на границах… О последней войне только рассказы старых воинов слышал.
– Должно быть, интересно услышать все из первых уст, а то менестрели вечно все переврут, – согласно кивнула бабка. – Что ж они рассказывают… Джанак?
Сульг пожал плечами.
– Разное, – неохотно сказал он.
У него не было никакого желания говорить со старухой-скинхой про кадгарскую битву. Но против воли тут же всплыл в памяти далекий летний день, жаркий уже с утра, запах нагретой на солнце травы, громкий стрекот кузнечиков, раскаленный воздух, превратившийся над холмами в прозрачное марево. Плыли над травой кадгарские лучники на поджарых степных лошадях, в непривычных глазу легких кольчугах в виде халатов, в островерхих шлемах с хвостами. Пестро оперенные стрелы разом взвились в воздух, осыпавшись с неба смертоносным дождем, глубоко вонзаясь в подставленные щиты: лучники пытались выманить норлоков с возвышенности на равнину.
Сульг, знакомый с тактикой кочевников по прошлой войне, ждал, стиснув зубы: теперь последует конная атака, стремительная и яростная, как весенняя гроза. Лавы будут следовать одна за другой, ослабляя и выматывая противника, пока, наконец, не настанет черед вступить в бой тяжелой коннице Кадгара – и эта атака станет решающей. Внезапно лучники пропали, сгинув меж зеленых холмов. Показались ряды всадников, спокойно выстраивающихся боевым порядком, в их страшном неторопливом спокойствии угадывалась зловещая уверенность в победе.
Мгновение – и две лавины понеслись навстречу друг другу, обгоняя горячий ветер.
Мада прерывисто вздохнула. Она сидела на ступеньке веранды, подперев рукой горячую щеку, и не сводила глаз с гостя. Во взгляде ее читалось жадное нетерпение.
Старуха взглянула на внучку, еле заметно усмехнулась и снова принялась сматывать распутанные нитки в клубок.
– Унеси-ка молоко в погреб, пока не прокисло, – велела Кейрана. – Да окошко там закрой, кот вчера опять сливок обожрался. И как не треснет…
Мада не посмела ослушаться бабку – неохотно поднялась и пошла во двор, покачивая бедрами, – чувствовала на себе чужой взгляд.
Внезапно за калиткой послышались громкие голоса. Сульг потянулся за ножом для лучины, воткнутым в пол рядом с перилами, и незаметно передвинул ременную петлю на заспинных ножнах, в которых покоился невидимый Меч Фиренца. Теперь, чтобы выхватить клинок, хватит и мгновения. Он подобрал с земли палочку и принялся ее выстругивать. Голоса приближались. «Четверо», – отметил про себя Сульг.
– Соседи возвращаются, – как бы между прочим пояснила бабка. – Навеселе… ну да на то он и праздник. – Она бросила в корзину клубок и потянулась за мотком пряжи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52