— Строггорн говорил это медленно, Генри еще не четко воспринимал.
— Скажите, можно на нее посмотреть? Я думаю, мы сейчас вернемся в абсолютное время?
— Хочешь убедиться, что с ней все в порядке? Не беспокойся, только Джулия сейчас об этом ничего не помнит, я опять загнал воспоминания в подсознание, так что тебе придется взять себя в руки. Нельзя допустить, чтобы она поняла обман.
— Что ей сказали?
— Что она попала в тяжелую аварию и поэтому ничего не помнит.
— Хорошо, — кивнул Генри. — Я готов. — Он дошел до двери операционной и вдруг в нерешительности остановился. Строггорн внимательно вгляделся в него: Генри вспомнил, что лицо дочери было изуродовано и сейчас панически испугался того, что мог увидеть.
— С ней все в порядке, не бойся, — успокоил его Строггорн. Дверь плавно открылась, пропуская их в огромный операционный зал.
Генри поразила идеальная чистота (роботы еще продолжали уборку) и большое количество различной аппаратуры. Операционная сфера, хорошо знакомая ему, была открыта. Он сразу увидел Джулию: она, накрытая белой простыней, полусидела на операционном столе. Голова была обрита (Генри вспомнил о черепно-мозговой травме), но лицо было ее, родное, он даже затруднился бы найти отличия, и у него отлегло от сердца. Антон сидел перед ней на стуле и кормил с ложечки. Генри услышал, как он уговаривал ее еще что-нибудь съесть, а она отказывалась.
— Папа! — Джулия почувствовала его и нашла глазами. Только подойдя ближе, Генри заметил, что ее глаза теперь действительно стали серыми. Папа. — Она попыталась улыбнуться. — Меня тошнит, а Антон заставляет есть.
— Тебе нужно, Джулия, — упрямо повторил Антон, снова поднося ложку к ее рту, но она слегка отвернула голову. — Тебя совсем не так сильно тошнит, чтобы ты не могла ничего есть.
— Мне больно глотать! — снова начала жаловаться она.
— Упрямая девочка. — Антон встал, уступив место Генри. — Лучше бы вы заставили ее поесть. Строггорн сказал, что это необходимо, будет стимулировать работу приживленных органов. Если кормить все время искусственно, они никогда не начнут нормально работать.
Генри забрал у него чашку с бульоном и, набрав его в ложку, поднес ко рту Джулии. Кормление все равно никак не мешало их мысленному разговору.
— Ну, расскажи, как себя чувствуешь? — спросил он.
— Не знаю. Меня подключили к этой Машине и не говорят, когда отключат. Я уже замучилась здесь лежать. Так ничего вроде не болит, ноги двигаются. Я сначала очень перепугалась, что ничего не чувствую, а потом мне объяснили, что это из-за обезболивания. Пап, только я не помню, как угодила в такую аварию? — Джулия вопросительно смотрела на него. — Что это за клиника?
— Это самая лучшая клиника. — Генри снова просунул ложку ей в рот (она недовольно поморщилась) и решил вообще ничего не говорить про аварию.
Строггорн посмотрел на них и ушел в гостиную, чтобы не мешать. Его очень удивило, до какой степени Генри взял себя в руки. При вопросе об аварии в его голове не отразились совершенно никакие эмоции и, если бы у девочки был опыт, Джулия сразу бы поняла ложь: такая информация у эспера не могла не вызвать прорыва эмоций. Через полчаса Генри задумчиво вышел.
— Успокоился немного? — спросил Строггорн.
— Да. — Генри улыбнулся и сразу снова стал серьезным. — Советник, только честно скажите, какие могут быть последствия?
— Физически — вы видели. Конечно, у нее сейчас все болит и, если снять обезболивание, ей было бы очень плохо, но через две недели она будет в большой степени здоровой, а через два месяца эти генетически нейтральные органы уже трансформируются и станут для нее родными. Психически — могут быть проблемы.
— Но сейчас она вполне в норме. Я ожидал подавленности, отрешенности, что она вообще может не узнать меня…
— Потому что вы не знаете, что за препараты мы используем. Даже тяжело больной человек выглядит вполне здоровым. Но если вовремя не сделать обезболивание, тут же начинается реакция, и человек быстро понимает это.
— Это что, как наркотики?
— Нет, но все препараты, действующие на мозг, в чем-то похожи. Здесь реакция происходит не из-за возникновения зависимости от препарата, а, наоборот, из-за активизации патологии мозга.
— Не вижу принципиальной разницы, — нахмурился Генри.
— Очень большая разница. Если удается убрать патологию, почти сразу отпадает необходимость в препаратах, и нет никакой проблемы, аккуратно снижая дозировку, в течение месяца отказаться от них совсем, без возникновения зависимости.
— А если не удается?
— Тогда Джулию ждет наша клиника пожизненно. Регулярное обезболивание это тоже совсем не весело. Мозг все равно воспринимает события неадекватно, невозможно работать, потому что недопустима дополнительная нагрузка на психику, ну и так далее. Попросту, нет нормальной человеческой жизни, хотя, если вы поговорите с таким человеком, он не произведет на вас впечатление ненормального. Ну что, Генри, за дочь ты немного успокоился? Теперь бы еще найти, кто с ней это сделал, — сказал Строггорн, и они провалились в Многомерность.
В лесу шел дождь. Генри посмотрел на деревья, пытаясь понять, в каком климатическом поясе они очутились. Похоже было на Канаду, но точнее он затруднился определить. Огромные ели поднимались к небу, и молодая поросль осин мешала идти. Строггорн шел впереди, показывая дорогу и осторожно раздвигая ветки. В какой-то момент он остановился и свистнул. Тут же словно из-под земли, появился вооруженный коротким автоматом человек, во всем черном, с лицом, закрытом полумаской. Впрочем, сейчас и лицо Строггорна, и Генри закрывали маски. Человек быстро что-то сказал в карманную рацию и пристроился за ними, внимательно оглядевшись. Еще через несколько минут они вышли на большую поляну с огромным особняком, который окружала высоченная кирпичная стена, а на вышках проглядывала охрана. Они подошли к воротам с четырьмя вооруженными охранниками.
— Куда вы меня притащили? — Генри ничего не понимал.
— Здравствуйте, Инквизитор. — Охрана пропустила их внутрь забора, и человек, тоже во всем черном, но уже без автомата, встречал их. — Никак не ждали вас так скоро.
— Изменились обстоятельства, — спокойно пояснил Строггорн. Они поднимались по белоснежной и скользкой от дождя мраморной лестнице.
В огромном холле их встретили слуги, тоже в черном. Строггорн проводил Генри в большой зал, со старинной мебелью и дорогими картинами на стенах. В каждом зале, через который они проходили, стояла охрана, молчаливая, в черном, в масках.
— Садитесь, Директор. — Строггорн показал на кресло, сейчас они были одни.
— Строггорн…
— Здесь нельзя меня так называть. — Глаза Строггорна стали совсем холодными. — Меня зовут Инквизитор, вы же слышали.
— Инквизитор, — задумчиво повторил Генри. — Так вы тот самый человек, за которым мы уже почти полгода охотимся? — Он знал, что скрывать это бессмысленно, Строггорн уже давно все вычитал из его головы.
— Наверное, только вряд ли вам меня удастся поймать. Я вот только одного не понимаю. Если не я хотел до вас добраться, тогда кто? Вы же думали все это время об Инквизиторе?
— Теперь я не знаю, сначала все показалось просто… — Директор задумался. Вошел человек в черном, Строггорн протянул ему запись, и он, приложив прибор к руке и закрыв глаза, внимательно прослушал ее.
— Знаешь кого-нибудь? — спросил Строггорн, когда он передал прибор назад. Генри подумал, что человек мог быть только Вардом, раз напрямую подключился к Машине.
— Нет. — Тот отрицательно покачал головой.
— Идеи есть? Мы с Директором уже все передумали, но не можем сообразить, кто на такое решился.
— Поищем, — коротко сказал человек и поспешно вышел.
— Может быть все-таки кто-то из мафии? — задал вопрос Генри.
— Какая мафия? — Строггорн удивленно посмотрел на него. — Уже нет никакой мафии, если только ребятня на улицах. Когда я в Многомерности убрал из жизни телепатов — главарей кланов, осталось очень немного руководителей в реальности, и мы сразу же заняли свободные места своими людьми.
— Теперь я начинаю понимать, откуда такие дикие суммы на счетах Аль-Ришада. Мне всегда казалось сомнительным, что можно сделать такой оборот только за счет банковских спекуляций, — заметил Генри.
— За счет спекуляций тоже можно немало, особенно если пользоваться информацией, полученной из чьей-нибудь головы.
— А нас чертовски удивили эти новые наркотики — совсем не дают привыкания, — не унимался Генри. Изменения на этом рынке были такие значительные, что специалисты только диву давались.
— Давай-давай! В этом меня еще обвини! — возмутился Строггорн. — С помощью этих, как ты назвал, «наркотиков» замечательно идет отвыкание от обычной наркоты. Если их попринимать всего несколько месяцев и потом осторожно снизить дозировку, никогда не будет тяги к ним и никаких «ломок». Наши лучшие специалисты разрабатывали, могу заверить, пришлось провести крайне сложные исследования. Нужно же было, чтобы эти новые препараты еще давали и первоначальный эффект в точности как обычный наркотик.
— Интересные у вас методы, Советник. Значит, вы прибрали к рукам весь наркобизнес? Или только часть? — уточнил Директор.
— Думаю, почти весь и уже ясен эффект — у нас каждый месяц снижается потребность в новых «наркотиках». Обычные уже давно никто не принимает, ощущения несопоставимые. — Строггорн только хитро посмотрел на него. — Все еще сердишься? Удивляюсь: спасли твою дочь, почти избавили вас от наркотиков…
— Заработав при этом кучу денег. Куда вам столько?
— Какой ты любопытный, Директор. Строим новые заводы.
— Вот-вот, про заводы расскажите. Там у вас такая охрана, невозможно вообще ничего выяснить.
— Пытались?
— Как вы думаете? А вдруг там какое-то новое оружие делают? Откуда нам это знать? Я же не один всем руковожу? Меня обязали провести расследование.
— Никакого оружия там нет, на них собирают энергетические установки. Сколько еще вы собираетесь травить природу? Она уже давно этого не выдерживает.
— О, господи! Так этот транснациональный концерн «Энергия» — ваше изобретение?
— Наше. Чем это он не угодил?
— Ничем. — Генри отрешенно посмотрел вперед, он все равно никак не мог понять, как за такое короткое время Аль-Ришад смог оказать столь серьезное влияние на жизнь Земли. — Это правда, что концерн скупил почти все энергетические станции на Земле в странах, где это возможно? А где невозможно, имеет контрольный пакет акций?
— Правда. Я все жду, когда ты про космическую станцию спросишь.
— Спрошу. Что вы делаете на ней? — У Генри уже болела голова от той информации, что он получил.
— Во-первых, это связь с остальным миром, во-вторых, где вы, при необходимости, собираетесь принимать представителей других цивилизаций? Ваша космическая техника — это же смеху подобно. Ты уж извини меня, Генри, мы едва уговорили не показывать дорнцам, на каких консервных банках летаем, вы еще хотели их встретить на орбите! Они у нас чуть в обморок не свалились. Для них трехмерный космический корабль, это все равно, что вам предложили встретиться на запущенной ракете с ядерной боеголовкой! Какая бы у вас была реакция?
— Какая реакция, Инквизитор? Когда возникла без всякого запуска на орбите эта станция и ее засекли — у наших в НАСА крыша поехала. А когда эта прелесть развернулась и оказалась почти километровой в диаметре! А я еще до связи с Линганом невозмутимо утверждал, что это Аль-Ришад развлекается. Вы же меня даже не предупредили об этом заранее! Только они до сих пор не поняли, как можно было все это забросить в космос… Мне уже плохо от всего этого. Столько лет нас пугали вмешательством, а оно оказалось таким тихим, незаметным, просто страшно. За два года скуплено пол-Земли, вокруг нее летают непонятные спутники, а вы спокойно сидите и уверяете меня, что все хорошо. — Директор старался не смотреть на Строггорна.
— Не доверяете вы мне, Директор, несмотря ни на что, а страшно будет через несколько ваших лет, когда начнем объединять зоны времени, и если не создадим единую энергосистему. Насколько я просчитал, при этом могут и мои нервы не выдержать, я про всех остальных на Земле не говорю. — Строггорн посмотрел на Генри: тот думал о дочери и совсем его не слушал.
Прошло несколько часов, прежде чем снова появился человек в черном.
— Очень плохо, Инквизитор, все восемь человек, которые есть на этой записи, мертвы, — сказал он, тяжело опускаясь в кресло.
— Это все?
— Нет. Мы ведем непрерывное прослушивание вашего домашнего телефона, Директор. С вами связывались три раза, пытаясь вытащить в определенные места, шантажируя смертью дочери. Убедительно, — она сама просит вас приехать. Мы нашли всех троих, что вам звонили, только они все уже были мертвы. В указанных вам местах ничего подозрительного обнаружено не было мы проверили и там. Возможно, было скрытое наблюдение, но подозрительных людей никто не чувствовал в радиусе с полкилометра.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
— Скажите, можно на нее посмотреть? Я думаю, мы сейчас вернемся в абсолютное время?
— Хочешь убедиться, что с ней все в порядке? Не беспокойся, только Джулия сейчас об этом ничего не помнит, я опять загнал воспоминания в подсознание, так что тебе придется взять себя в руки. Нельзя допустить, чтобы она поняла обман.
— Что ей сказали?
— Что она попала в тяжелую аварию и поэтому ничего не помнит.
— Хорошо, — кивнул Генри. — Я готов. — Он дошел до двери операционной и вдруг в нерешительности остановился. Строггорн внимательно вгляделся в него: Генри вспомнил, что лицо дочери было изуродовано и сейчас панически испугался того, что мог увидеть.
— С ней все в порядке, не бойся, — успокоил его Строггорн. Дверь плавно открылась, пропуская их в огромный операционный зал.
Генри поразила идеальная чистота (роботы еще продолжали уборку) и большое количество различной аппаратуры. Операционная сфера, хорошо знакомая ему, была открыта. Он сразу увидел Джулию: она, накрытая белой простыней, полусидела на операционном столе. Голова была обрита (Генри вспомнил о черепно-мозговой травме), но лицо было ее, родное, он даже затруднился бы найти отличия, и у него отлегло от сердца. Антон сидел перед ней на стуле и кормил с ложечки. Генри услышал, как он уговаривал ее еще что-нибудь съесть, а она отказывалась.
— Папа! — Джулия почувствовала его и нашла глазами. Только подойдя ближе, Генри заметил, что ее глаза теперь действительно стали серыми. Папа. — Она попыталась улыбнуться. — Меня тошнит, а Антон заставляет есть.
— Тебе нужно, Джулия, — упрямо повторил Антон, снова поднося ложку к ее рту, но она слегка отвернула голову. — Тебя совсем не так сильно тошнит, чтобы ты не могла ничего есть.
— Мне больно глотать! — снова начала жаловаться она.
— Упрямая девочка. — Антон встал, уступив место Генри. — Лучше бы вы заставили ее поесть. Строггорн сказал, что это необходимо, будет стимулировать работу приживленных органов. Если кормить все время искусственно, они никогда не начнут нормально работать.
Генри забрал у него чашку с бульоном и, набрав его в ложку, поднес ко рту Джулии. Кормление все равно никак не мешало их мысленному разговору.
— Ну, расскажи, как себя чувствуешь? — спросил он.
— Не знаю. Меня подключили к этой Машине и не говорят, когда отключат. Я уже замучилась здесь лежать. Так ничего вроде не болит, ноги двигаются. Я сначала очень перепугалась, что ничего не чувствую, а потом мне объяснили, что это из-за обезболивания. Пап, только я не помню, как угодила в такую аварию? — Джулия вопросительно смотрела на него. — Что это за клиника?
— Это самая лучшая клиника. — Генри снова просунул ложку ей в рот (она недовольно поморщилась) и решил вообще ничего не говорить про аварию.
Строггорн посмотрел на них и ушел в гостиную, чтобы не мешать. Его очень удивило, до какой степени Генри взял себя в руки. При вопросе об аварии в его голове не отразились совершенно никакие эмоции и, если бы у девочки был опыт, Джулия сразу бы поняла ложь: такая информация у эспера не могла не вызвать прорыва эмоций. Через полчаса Генри задумчиво вышел.
— Успокоился немного? — спросил Строггорн.
— Да. — Генри улыбнулся и сразу снова стал серьезным. — Советник, только честно скажите, какие могут быть последствия?
— Физически — вы видели. Конечно, у нее сейчас все болит и, если снять обезболивание, ей было бы очень плохо, но через две недели она будет в большой степени здоровой, а через два месяца эти генетически нейтральные органы уже трансформируются и станут для нее родными. Психически — могут быть проблемы.
— Но сейчас она вполне в норме. Я ожидал подавленности, отрешенности, что она вообще может не узнать меня…
— Потому что вы не знаете, что за препараты мы используем. Даже тяжело больной человек выглядит вполне здоровым. Но если вовремя не сделать обезболивание, тут же начинается реакция, и человек быстро понимает это.
— Это что, как наркотики?
— Нет, но все препараты, действующие на мозг, в чем-то похожи. Здесь реакция происходит не из-за возникновения зависимости от препарата, а, наоборот, из-за активизации патологии мозга.
— Не вижу принципиальной разницы, — нахмурился Генри.
— Очень большая разница. Если удается убрать патологию, почти сразу отпадает необходимость в препаратах, и нет никакой проблемы, аккуратно снижая дозировку, в течение месяца отказаться от них совсем, без возникновения зависимости.
— А если не удается?
— Тогда Джулию ждет наша клиника пожизненно. Регулярное обезболивание это тоже совсем не весело. Мозг все равно воспринимает события неадекватно, невозможно работать, потому что недопустима дополнительная нагрузка на психику, ну и так далее. Попросту, нет нормальной человеческой жизни, хотя, если вы поговорите с таким человеком, он не произведет на вас впечатление ненормального. Ну что, Генри, за дочь ты немного успокоился? Теперь бы еще найти, кто с ней это сделал, — сказал Строггорн, и они провалились в Многомерность.
В лесу шел дождь. Генри посмотрел на деревья, пытаясь понять, в каком климатическом поясе они очутились. Похоже было на Канаду, но точнее он затруднился определить. Огромные ели поднимались к небу, и молодая поросль осин мешала идти. Строггорн шел впереди, показывая дорогу и осторожно раздвигая ветки. В какой-то момент он остановился и свистнул. Тут же словно из-под земли, появился вооруженный коротким автоматом человек, во всем черном, с лицом, закрытом полумаской. Впрочем, сейчас и лицо Строггорна, и Генри закрывали маски. Человек быстро что-то сказал в карманную рацию и пристроился за ними, внимательно оглядевшись. Еще через несколько минут они вышли на большую поляну с огромным особняком, который окружала высоченная кирпичная стена, а на вышках проглядывала охрана. Они подошли к воротам с четырьмя вооруженными охранниками.
— Куда вы меня притащили? — Генри ничего не понимал.
— Здравствуйте, Инквизитор. — Охрана пропустила их внутрь забора, и человек, тоже во всем черном, но уже без автомата, встречал их. — Никак не ждали вас так скоро.
— Изменились обстоятельства, — спокойно пояснил Строггорн. Они поднимались по белоснежной и скользкой от дождя мраморной лестнице.
В огромном холле их встретили слуги, тоже в черном. Строггорн проводил Генри в большой зал, со старинной мебелью и дорогими картинами на стенах. В каждом зале, через который они проходили, стояла охрана, молчаливая, в черном, в масках.
— Садитесь, Директор. — Строггорн показал на кресло, сейчас они были одни.
— Строггорн…
— Здесь нельзя меня так называть. — Глаза Строггорна стали совсем холодными. — Меня зовут Инквизитор, вы же слышали.
— Инквизитор, — задумчиво повторил Генри. — Так вы тот самый человек, за которым мы уже почти полгода охотимся? — Он знал, что скрывать это бессмысленно, Строггорн уже давно все вычитал из его головы.
— Наверное, только вряд ли вам меня удастся поймать. Я вот только одного не понимаю. Если не я хотел до вас добраться, тогда кто? Вы же думали все это время об Инквизиторе?
— Теперь я не знаю, сначала все показалось просто… — Директор задумался. Вошел человек в черном, Строггорн протянул ему запись, и он, приложив прибор к руке и закрыв глаза, внимательно прослушал ее.
— Знаешь кого-нибудь? — спросил Строггорн, когда он передал прибор назад. Генри подумал, что человек мог быть только Вардом, раз напрямую подключился к Машине.
— Нет. — Тот отрицательно покачал головой.
— Идеи есть? Мы с Директором уже все передумали, но не можем сообразить, кто на такое решился.
— Поищем, — коротко сказал человек и поспешно вышел.
— Может быть все-таки кто-то из мафии? — задал вопрос Генри.
— Какая мафия? — Строггорн удивленно посмотрел на него. — Уже нет никакой мафии, если только ребятня на улицах. Когда я в Многомерности убрал из жизни телепатов — главарей кланов, осталось очень немного руководителей в реальности, и мы сразу же заняли свободные места своими людьми.
— Теперь я начинаю понимать, откуда такие дикие суммы на счетах Аль-Ришада. Мне всегда казалось сомнительным, что можно сделать такой оборот только за счет банковских спекуляций, — заметил Генри.
— За счет спекуляций тоже можно немало, особенно если пользоваться информацией, полученной из чьей-нибудь головы.
— А нас чертовски удивили эти новые наркотики — совсем не дают привыкания, — не унимался Генри. Изменения на этом рынке были такие значительные, что специалисты только диву давались.
— Давай-давай! В этом меня еще обвини! — возмутился Строггорн. — С помощью этих, как ты назвал, «наркотиков» замечательно идет отвыкание от обычной наркоты. Если их попринимать всего несколько месяцев и потом осторожно снизить дозировку, никогда не будет тяги к ним и никаких «ломок». Наши лучшие специалисты разрабатывали, могу заверить, пришлось провести крайне сложные исследования. Нужно же было, чтобы эти новые препараты еще давали и первоначальный эффект в точности как обычный наркотик.
— Интересные у вас методы, Советник. Значит, вы прибрали к рукам весь наркобизнес? Или только часть? — уточнил Директор.
— Думаю, почти весь и уже ясен эффект — у нас каждый месяц снижается потребность в новых «наркотиках». Обычные уже давно никто не принимает, ощущения несопоставимые. — Строггорн только хитро посмотрел на него. — Все еще сердишься? Удивляюсь: спасли твою дочь, почти избавили вас от наркотиков…
— Заработав при этом кучу денег. Куда вам столько?
— Какой ты любопытный, Директор. Строим новые заводы.
— Вот-вот, про заводы расскажите. Там у вас такая охрана, невозможно вообще ничего выяснить.
— Пытались?
— Как вы думаете? А вдруг там какое-то новое оружие делают? Откуда нам это знать? Я же не один всем руковожу? Меня обязали провести расследование.
— Никакого оружия там нет, на них собирают энергетические установки. Сколько еще вы собираетесь травить природу? Она уже давно этого не выдерживает.
— О, господи! Так этот транснациональный концерн «Энергия» — ваше изобретение?
— Наше. Чем это он не угодил?
— Ничем. — Генри отрешенно посмотрел вперед, он все равно никак не мог понять, как за такое короткое время Аль-Ришад смог оказать столь серьезное влияние на жизнь Земли. — Это правда, что концерн скупил почти все энергетические станции на Земле в странах, где это возможно? А где невозможно, имеет контрольный пакет акций?
— Правда. Я все жду, когда ты про космическую станцию спросишь.
— Спрошу. Что вы делаете на ней? — У Генри уже болела голова от той информации, что он получил.
— Во-первых, это связь с остальным миром, во-вторых, где вы, при необходимости, собираетесь принимать представителей других цивилизаций? Ваша космическая техника — это же смеху подобно. Ты уж извини меня, Генри, мы едва уговорили не показывать дорнцам, на каких консервных банках летаем, вы еще хотели их встретить на орбите! Они у нас чуть в обморок не свалились. Для них трехмерный космический корабль, это все равно, что вам предложили встретиться на запущенной ракете с ядерной боеголовкой! Какая бы у вас была реакция?
— Какая реакция, Инквизитор? Когда возникла без всякого запуска на орбите эта станция и ее засекли — у наших в НАСА крыша поехала. А когда эта прелесть развернулась и оказалась почти километровой в диаметре! А я еще до связи с Линганом невозмутимо утверждал, что это Аль-Ришад развлекается. Вы же меня даже не предупредили об этом заранее! Только они до сих пор не поняли, как можно было все это забросить в космос… Мне уже плохо от всего этого. Столько лет нас пугали вмешательством, а оно оказалось таким тихим, незаметным, просто страшно. За два года скуплено пол-Земли, вокруг нее летают непонятные спутники, а вы спокойно сидите и уверяете меня, что все хорошо. — Директор старался не смотреть на Строггорна.
— Не доверяете вы мне, Директор, несмотря ни на что, а страшно будет через несколько ваших лет, когда начнем объединять зоны времени, и если не создадим единую энергосистему. Насколько я просчитал, при этом могут и мои нервы не выдержать, я про всех остальных на Земле не говорю. — Строггорн посмотрел на Генри: тот думал о дочери и совсем его не слушал.
Прошло несколько часов, прежде чем снова появился человек в черном.
— Очень плохо, Инквизитор, все восемь человек, которые есть на этой записи, мертвы, — сказал он, тяжело опускаясь в кресло.
— Это все?
— Нет. Мы ведем непрерывное прослушивание вашего домашнего телефона, Директор. С вами связывались три раза, пытаясь вытащить в определенные места, шантажируя смертью дочери. Убедительно, — она сама просит вас приехать. Мы нашли всех троих, что вам звонили, только они все уже были мертвы. В указанных вам местах ничего подозрительного обнаружено не было мы проверили и там. Возможно, было скрытое наблюдение, но подозрительных людей никто не чувствовал в радиусе с полкилометра.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33