Бой, боль, все смешалось и так пятьдесят три раза — ровно столько было пси-входов на ее теле.
Они снова в лесу, в засаде. Аолла переводит дух, а Князь озабоченно вглядывается в ее лицо. «Все в порядке, Князь!» — хочет крикнуть она, но слышно рог, снова зовущий к бою, кони рвутся вперед, и страшная гончая в прыжке достигает ее руки, в красной перчатке, и так, на ходу, лижет ее. Раздается голос, громогласный, все сметающий на своем пути: «Мы несем смерть врагу, победа будет за нами, мы победим!» — поет Князь на старороманском языке, и она подпевает ему: «Мы победим!». Снова шум битвы, еще ближе, и кони несут их в толпу одетых в шлемы людей, и начинается бой. Князь впереди, с огромным мечом, рассекающим пополам врагов, с горящим взглядом, несущим Смерть, а рядом — Аолла, в красном сияющем шлеме. Направо, налево, враг падает, летит одинокий конь, еще, еще, ее рука не устает, враг поднимает меч, и она пропускает удар, страшный, разящий, смертельный, сносящий ей голову…
Мягкая трава под головой и бесконечная синева неба с огромными, бегущими облаками, глаза Князя, черные, пронзительные, без зрачков, совсем рядом, и в них — отражение бездонного неба. «Девочка, как ты?» — спрашивает он, и звук его голоса болью отдается в голове. «Все хорошо», — отвечает Аолла. Ей казалось — была смерть, но все хорошо, и страшная гончая лижет ей руку в красной перчатке.
Она с трудом встает, надевает сияющий шлем, и Князь подсаживает ее на коня. Легкий ветер доносит шум битвы, кони летят вперед, налетает смерч, холодный, пронзительный, бодрящий, уносящий боль и сметающий страх. Аолла смеется, летя навстречу врагу. Пешие рассыпаются в страхе перед ее конем, а рука разит направо и налево, но вот они влетают в конницу, безмолвный враг в латах, с закрытыми шлемами лицами. Откуда-то доносится рог, зовущий к бою. Она отвлекается, лишь на долю секунды, и страшный удар сносит ей голову… И так шесть раз…
Аолла лежит на мягкой земле, Князь в голубом шлеме смотрит ей в глаза, в его взгляде застыла боль, он ничего не спрашивает, а ее так удивляет, что снова жива. Где-то далеко слышится бой, а затем тишина. «Мы победили?» спрашивает ее взгляд, нет сил говорить, и он кивает ей головой, слезы блестят в его глазах, и только бесконечная боль сметает все.
* * *
Белый свет Десятимерного операционного зала, Строггорн пристально смотрит на Лингана.
— Есть шанс, что она очнется за эти три дня? — спрашивает Линган. Ровно столько дал ей Уш-ш-ш, чтобы проститься с Землей. Строггорн пожимает плечами: он не знает, что ответить, и не желает видеть слез в глазах Лингана.
Потом долгое ожидание. Лао варит всем кофе, потихоньку сокращая время, чтобы не так долго ждать. Проходят трое суток. Линган выносит ее на руках, больше нельзя ждать. Аоллу кладут рядом с Окном. Она приходит в себя перед самым концом срока, измученная, с болью в глазах, и с ужасом смотрит на черный провал Окна. «Мы победим!» — все еще звучат слова песни в ее мозгу. Аолла, пошатываясь, встает, и Линган помогает дойти ей до Окна. Строггорн стоит в стороне, держа руки в карманах, но она и без этого знает, что с ними. «Прощайте!» — Крик доносится уже из пространства, поглотившего ее, и никто не видит, как стоят пять Грозных Советников и слезы текут по их лицам.
* * *
Аолла с трудом вылезла из ванны, только один раз чувствовала она себя так плохо, когда прошла регрессию всего за один день. Сейчас времени было достаточно, но после операции ее силы не восстановились, и она хорошо понимала это. Аолла внимательно осмотрела себя: ей трудно было оценить, соответствовала ли новая нервная структура, встроенная Строггорном на Земле, ее дорнскому телу и удалось ли перестроить ее при регрессии.
Уш-ш-ш, как когда-то давно, встречал ее перед камерой перехода. Он сразу понял, что она изменилась, и цвет его крыльев стал почти черным.
— В следующий раз даже не надейся уговорить меня, и не заставляй больше помогать Дорна, — зло сказал он. — Опять с тобой что-то делали на Земле, а вовсе не занимались прощанием! Лживые существа, вы когда-нибудь говорите правду?
— Уш-ш-ш, я очень устала, извини, у меня нет сил даже разговаривать с тобой, — сказала Аолла. Уш-ш-ш некоторое время летел рядом, наблюдая за вялыми взмахами ее крыльев, а потом предложил свою спину. Аолла испугалась, но он только заметил, что не является круглым идиотом и понимает, что в этом состоянии от нее никакого толка.
В конце концов она решилась, и Уш-ш-ш отнес ее домой, попрощавшись и дав сутки на отдых. До голосования оставалось всего три дня, и он прекрасно знал, что дальше оттягивать Аолла не может.
Через сутки они летели в Каньон. Аолла отдохнула и хотя по-прежнему ощущала усталость, но лететь на своих, давно ставших такими же сильными как и у других дорнцев, крыльях, могла сама. Она не торопилась, хорошо зная, что впереди ее не ждет ничего веселого. Быстро темнело, потоки теплого воздуха, выделяясь в инфракрасном свете изменчивыми столбами, поднимались вверх.
Огромное плато, без городов, медленно проплывало под ними, скрывая скользящие тени остывающей поверхности. Облака неслись, догоняя друг друга в сиренево-голубоватом холодном свечении и создавая причудливые воздушные замки. Показался Каньон, величественный в своей красоте, объятый потоками истекающей избыточной энергии. Искры отлетали от него на большое расстояние, словно огненные мотыльки, порожденные диковинным волшебником.
Они приземлились на краю Каньона, обрывающемся бесконечной, исчезающей в темноту пропастью. Аолла скользила взглядом, удивляясь его волшебной красоте. Уш-ш-ш молчал, не мешая ее мыслям и не торопя. Он знал все наперед и не желал пугать раньше времени. Через некоторое время он взмыл вверх, сделав большой круг, и попросил Аоллу подняться в воздух. Она взлетела ему навстречу и так, сокращая круги, они приближались друг к другу. Аолла все ждала удара, но его не было.
— Напрасно ты ждешь, — вмешался в ее мысли Уш-ш-ш. — Я не собираюсь силой снимать тебе блоки, неужели ты до сих пор не понимаешь этого? Столько лет ждать, чтобы сейчас опять заставлять тебя. Зачем? — Он ждал ее ответа, но она молчала. — Аолла, пожалуйста, сними блоки, мне сложно объяснять тебе, но у нас ты должна сделать это до того, как что-либо буду делать я. Мы находимся в воздухе, на большой высоте и есть определенные правила, как безопаснее это делать. Снимешь?
— Я постараюсь, но мне это будет сложно.
— Почему? Ты же снимала блоки для лечения?
— Это не совсем то, Уш-ш-ш, тогда тоже приходится уговаривать, в том состоянии вообще мало что понимаешь.
— А с мужчиной?
— По-разному, но нужно доверять, а у меня нет доверия к тебе.
— Опять ложь! — Он сердито взмахнул крыльями, окрасив их в сложный узор злости и сразу поднявшись на несколько десятков метров вверх и заходя на круг. — Ты же знаешь, я был у тебя в голове не один раз и хорошо знаю, что в тот раз он тебя заставил снять блоки и ты смогла сделать это первой, а ведь так же ненавидела его до этого. — Уш-ш-ш опять ждал ее возражений, но Аолла снова молчала. — Сними. — он выровнял высоту и завис в воздухе напротив, глядя своими, сейчас совсем красными, глазами. Аолла попыталась снять блоки — у нее возникло чувство, что они были впаяны в мозг. На секунду она подумала: неизвестно, что делал Строггорн с ее головой во время операции, усиливая защиту мозга. Еще одна попытка, Уш-ш-ш парит напротив, следя за ней — и снова неудача. Аолла не могла понять, почему так происходит. Вдруг на мгновение правда пронзила ее мозг. Она могла в этой жизни многое, но только сейчас не могла изменить. Это была не просто измена Строггорну, это была измена всему, что связывало ее с Землей. От бессилия ей захотелось заплакать, но на Дорне не было слез, и Уш-ш-ш только с удивлением уловил непонятные эмоции в ее мозгу. Аолла еще и еще раз пыталась снять блоки, и теперь даже он с удивлением наблюдал за ее попытками. На десятый или одиннадцатый раз Уш-ш-ш прервал молчание:
— Ты и правда не можешь их снять? — спросил он.
— Ты же видишь, мне уже больно, а все равно не получается. Господи, скорее бы все кончилось!
— Почему ты так не любишь меня?
— Не знаю, мне трудно сказать.
— Аолла, мы же знаем с тобой, что ты огромное количество раз отдавалась мужчинам без всяких чувств, хотя мне сложно понять, как это вообще могло быть. Почему не хочешь сейчас? Пойми, мне больно снова заставлять тебя.
— Тогда отпусти меня. То, что было у меня с этими мужчинами, не имеет ничего общего с чувствами. Мы же сильно отличаемся от дорнцев, у нас может быть просто физиологический акт, а может быть намного большее, как у эсперов, зависит только от отношения друг к другу.
— Скажи, ты снимала блоки только со мной и с ним?
— Да, я не могу делать это, не доверяя партнеру, и никто не может. Кто знает, как человек использует информацию, которую при этом получит?
— Понятно, очень жаль, но мне остается только сделать это силой. Уш-ш-ш снова набрал высоту, выходя на круг, и Аолла отчетливо увидела, как энергия Каньона змейками протянулась к его телу. «Как он это делает?» успела подумать она…
* * *
Аолла вошла в квартиру Строггорна. Он уже ждал ее и сейчас посмотрел на нее своими серыми глазами. От страха у нее пересохло в горле и внутри все замирало. Сердце то колотилось как бешеное, то падало куда-то вниз. До сих пор она не понимала, как согласилась на это.
— Будешь есть? — спросил Строггорн, не спуская с нее глаз.
— У меня пропадает аппетит, когда я вижу тебя. — Она на секунду замолчала. — Как странно, мне казалось, ты присоединил соседнюю квартиру и у тебя теперь большая гостиная.
— Разве? — Он отрицательно покачал головой. — Прошу… — Строггорн показал на дверь спальни. Аолла на ватных ногах вошла в комнату, кровать была разобрана. До последней минуты она надеялась, что он блефует и не сделает этого, но сейчас вдруг отчетливо поняла, что все это серьезно.
— Мне раздеться? — спросила Аолла.
— Лучше прими душ. — Он протянул ей халат, и она ушла в ванную. Раздеваться при нем было выше ее сил. Когда Аолла вернулась, Строггорн невозмутимо сидел в кресле, без маски, которая обычно скрывала его лицо. Эмоции не отражались в его мозгу, и она подумала, что не встречала человека, который бы так мог владеть собой.
— Ложись. — Строггорн кивнул на кровать, — я сам тебя раздену, раз так.
От каждого его прикосновения Аолла вздрагивала, хотя у него были мягкие ласковые руки.
— Боишься? — уточнил Строггорн. — Это хорошо, все-таки какие-то эмоции. Я хотел попросить тебя: во-первых, расслабься, во-вторых, не нужно вспоминать прошлое, а в-третьих — постарайся не бояться. Хотя бы на час забудь обо всем. Мне бы не хотелось сделать тебе больно.
Аолла удивилась, подумав: «Куда же еще больнее», и села на кровати, вглядываясь в черное окно.
— Как сегодня все странно, и розы совсем не пахнут, а уже ночь. — Аолла увидела всполох в окне. — Не пойму, почему сразу наступил день?
…Было совершенно невозможно определить, насколько серьезно он говорит, и Аолла постаралась расслабиться, закрыв глаза.
— Не нужно закрывать глаза, — сказал Строггорн.
— Почему? — Аолла удивилась, но послушалась его. Ей хотелось, чтобы все поскорее закончилось и она смогла уйти домой. Прошло много времени. Аолла устала сопротивляться, ей так хотелось покоя, и потихоньку, в полудреме, она перестала понимать, с кем находится.
— Так не пойдет. Ты согласилась на это на моих условиях, и я хочу, чтобы ты сняла блоки, — совершенно спокойно сказал Строггорн. На миг ей показалось, что этот человек вообще не способен ничего чувствовать.
— А как-нибудь обойтись нельзя? — простонала она.
— Неужели тебе доставит удовольствие, если я сниму их силой? — спросил он. Аолла попыталась снять блокировку, но блоки не слушались ее.
— Не пойму, почему не получается, что-то не так. — Она снова посмотрела на окно. — Сейчас день или ночь?
— Я просил тебя снять блоки! — сказал Строггорн. Аолла посмотрела в его, сейчас совершенно синие, глаза — это так поразило ее, что она сразу села на кровати.
— Почему у тебя стали синие глаза? Разве мы в Многомерности? — Аолла нахмурилась и еще раз посмотрела в его, сейчас серые с синими полосами нарастающего гнева, глаза. — Господи, что это? — вскрикнула Аолла, в ужасе уставившись на Строггорна, и попыталась встать с кровати, совершенно отчетливо увидев, как кожа на его руках на глазах стала чернеть. Она дико закричала…
Перед Аоллой, сидящей на краю глубокой пропасти, казавшейся бесконечной в ирреальном инфракрасном свете, раскинулся во всем своем великолепии Каньон. Ее сердце колотилось, не желая успокаиваться. Уш-ш-ш сидел рядом, пристально вглядываясь своими совсем синими сейчас глазами, его крылья стали почти черными от гнева.
— Зачем? — спросила Аолла, ей хотелось плакать. Но на Дорне не было слез, и гнева у нее тоже не было — бесконечная усталость и тихая боль.
— Почему ты не сняла блоки? Поняла?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
Они снова в лесу, в засаде. Аолла переводит дух, а Князь озабоченно вглядывается в ее лицо. «Все в порядке, Князь!» — хочет крикнуть она, но слышно рог, снова зовущий к бою, кони рвутся вперед, и страшная гончая в прыжке достигает ее руки, в красной перчатке, и так, на ходу, лижет ее. Раздается голос, громогласный, все сметающий на своем пути: «Мы несем смерть врагу, победа будет за нами, мы победим!» — поет Князь на старороманском языке, и она подпевает ему: «Мы победим!». Снова шум битвы, еще ближе, и кони несут их в толпу одетых в шлемы людей, и начинается бой. Князь впереди, с огромным мечом, рассекающим пополам врагов, с горящим взглядом, несущим Смерть, а рядом — Аолла, в красном сияющем шлеме. Направо, налево, враг падает, летит одинокий конь, еще, еще, ее рука не устает, враг поднимает меч, и она пропускает удар, страшный, разящий, смертельный, сносящий ей голову…
Мягкая трава под головой и бесконечная синева неба с огромными, бегущими облаками, глаза Князя, черные, пронзительные, без зрачков, совсем рядом, и в них — отражение бездонного неба. «Девочка, как ты?» — спрашивает он, и звук его голоса болью отдается в голове. «Все хорошо», — отвечает Аолла. Ей казалось — была смерть, но все хорошо, и страшная гончая лижет ей руку в красной перчатке.
Она с трудом встает, надевает сияющий шлем, и Князь подсаживает ее на коня. Легкий ветер доносит шум битвы, кони летят вперед, налетает смерч, холодный, пронзительный, бодрящий, уносящий боль и сметающий страх. Аолла смеется, летя навстречу врагу. Пешие рассыпаются в страхе перед ее конем, а рука разит направо и налево, но вот они влетают в конницу, безмолвный враг в латах, с закрытыми шлемами лицами. Откуда-то доносится рог, зовущий к бою. Она отвлекается, лишь на долю секунды, и страшный удар сносит ей голову… И так шесть раз…
Аолла лежит на мягкой земле, Князь в голубом шлеме смотрит ей в глаза, в его взгляде застыла боль, он ничего не спрашивает, а ее так удивляет, что снова жива. Где-то далеко слышится бой, а затем тишина. «Мы победили?» спрашивает ее взгляд, нет сил говорить, и он кивает ей головой, слезы блестят в его глазах, и только бесконечная боль сметает все.
* * *
Белый свет Десятимерного операционного зала, Строггорн пристально смотрит на Лингана.
— Есть шанс, что она очнется за эти три дня? — спрашивает Линган. Ровно столько дал ей Уш-ш-ш, чтобы проститься с Землей. Строггорн пожимает плечами: он не знает, что ответить, и не желает видеть слез в глазах Лингана.
Потом долгое ожидание. Лао варит всем кофе, потихоньку сокращая время, чтобы не так долго ждать. Проходят трое суток. Линган выносит ее на руках, больше нельзя ждать. Аоллу кладут рядом с Окном. Она приходит в себя перед самым концом срока, измученная, с болью в глазах, и с ужасом смотрит на черный провал Окна. «Мы победим!» — все еще звучат слова песни в ее мозгу. Аолла, пошатываясь, встает, и Линган помогает дойти ей до Окна. Строггорн стоит в стороне, держа руки в карманах, но она и без этого знает, что с ними. «Прощайте!» — Крик доносится уже из пространства, поглотившего ее, и никто не видит, как стоят пять Грозных Советников и слезы текут по их лицам.
* * *
Аолла с трудом вылезла из ванны, только один раз чувствовала она себя так плохо, когда прошла регрессию всего за один день. Сейчас времени было достаточно, но после операции ее силы не восстановились, и она хорошо понимала это. Аолла внимательно осмотрела себя: ей трудно было оценить, соответствовала ли новая нервная структура, встроенная Строггорном на Земле, ее дорнскому телу и удалось ли перестроить ее при регрессии.
Уш-ш-ш, как когда-то давно, встречал ее перед камерой перехода. Он сразу понял, что она изменилась, и цвет его крыльев стал почти черным.
— В следующий раз даже не надейся уговорить меня, и не заставляй больше помогать Дорна, — зло сказал он. — Опять с тобой что-то делали на Земле, а вовсе не занимались прощанием! Лживые существа, вы когда-нибудь говорите правду?
— Уш-ш-ш, я очень устала, извини, у меня нет сил даже разговаривать с тобой, — сказала Аолла. Уш-ш-ш некоторое время летел рядом, наблюдая за вялыми взмахами ее крыльев, а потом предложил свою спину. Аолла испугалась, но он только заметил, что не является круглым идиотом и понимает, что в этом состоянии от нее никакого толка.
В конце концов она решилась, и Уш-ш-ш отнес ее домой, попрощавшись и дав сутки на отдых. До голосования оставалось всего три дня, и он прекрасно знал, что дальше оттягивать Аолла не может.
Через сутки они летели в Каньон. Аолла отдохнула и хотя по-прежнему ощущала усталость, но лететь на своих, давно ставших такими же сильными как и у других дорнцев, крыльях, могла сама. Она не торопилась, хорошо зная, что впереди ее не ждет ничего веселого. Быстро темнело, потоки теплого воздуха, выделяясь в инфракрасном свете изменчивыми столбами, поднимались вверх.
Огромное плато, без городов, медленно проплывало под ними, скрывая скользящие тени остывающей поверхности. Облака неслись, догоняя друг друга в сиренево-голубоватом холодном свечении и создавая причудливые воздушные замки. Показался Каньон, величественный в своей красоте, объятый потоками истекающей избыточной энергии. Искры отлетали от него на большое расстояние, словно огненные мотыльки, порожденные диковинным волшебником.
Они приземлились на краю Каньона, обрывающемся бесконечной, исчезающей в темноту пропастью. Аолла скользила взглядом, удивляясь его волшебной красоте. Уш-ш-ш молчал, не мешая ее мыслям и не торопя. Он знал все наперед и не желал пугать раньше времени. Через некоторое время он взмыл вверх, сделав большой круг, и попросил Аоллу подняться в воздух. Она взлетела ему навстречу и так, сокращая круги, они приближались друг к другу. Аолла все ждала удара, но его не было.
— Напрасно ты ждешь, — вмешался в ее мысли Уш-ш-ш. — Я не собираюсь силой снимать тебе блоки, неужели ты до сих пор не понимаешь этого? Столько лет ждать, чтобы сейчас опять заставлять тебя. Зачем? — Он ждал ее ответа, но она молчала. — Аолла, пожалуйста, сними блоки, мне сложно объяснять тебе, но у нас ты должна сделать это до того, как что-либо буду делать я. Мы находимся в воздухе, на большой высоте и есть определенные правила, как безопаснее это делать. Снимешь?
— Я постараюсь, но мне это будет сложно.
— Почему? Ты же снимала блоки для лечения?
— Это не совсем то, Уш-ш-ш, тогда тоже приходится уговаривать, в том состоянии вообще мало что понимаешь.
— А с мужчиной?
— По-разному, но нужно доверять, а у меня нет доверия к тебе.
— Опять ложь! — Он сердито взмахнул крыльями, окрасив их в сложный узор злости и сразу поднявшись на несколько десятков метров вверх и заходя на круг. — Ты же знаешь, я был у тебя в голове не один раз и хорошо знаю, что в тот раз он тебя заставил снять блоки и ты смогла сделать это первой, а ведь так же ненавидела его до этого. — Уш-ш-ш опять ждал ее возражений, но Аолла снова молчала. — Сними. — он выровнял высоту и завис в воздухе напротив, глядя своими, сейчас совсем красными, глазами. Аолла попыталась снять блоки — у нее возникло чувство, что они были впаяны в мозг. На секунду она подумала: неизвестно, что делал Строггорн с ее головой во время операции, усиливая защиту мозга. Еще одна попытка, Уш-ш-ш парит напротив, следя за ней — и снова неудача. Аолла не могла понять, почему так происходит. Вдруг на мгновение правда пронзила ее мозг. Она могла в этой жизни многое, но только сейчас не могла изменить. Это была не просто измена Строггорну, это была измена всему, что связывало ее с Землей. От бессилия ей захотелось заплакать, но на Дорне не было слез, и Уш-ш-ш только с удивлением уловил непонятные эмоции в ее мозгу. Аолла еще и еще раз пыталась снять блоки, и теперь даже он с удивлением наблюдал за ее попытками. На десятый или одиннадцатый раз Уш-ш-ш прервал молчание:
— Ты и правда не можешь их снять? — спросил он.
— Ты же видишь, мне уже больно, а все равно не получается. Господи, скорее бы все кончилось!
— Почему ты так не любишь меня?
— Не знаю, мне трудно сказать.
— Аолла, мы же знаем с тобой, что ты огромное количество раз отдавалась мужчинам без всяких чувств, хотя мне сложно понять, как это вообще могло быть. Почему не хочешь сейчас? Пойми, мне больно снова заставлять тебя.
— Тогда отпусти меня. То, что было у меня с этими мужчинами, не имеет ничего общего с чувствами. Мы же сильно отличаемся от дорнцев, у нас может быть просто физиологический акт, а может быть намного большее, как у эсперов, зависит только от отношения друг к другу.
— Скажи, ты снимала блоки только со мной и с ним?
— Да, я не могу делать это, не доверяя партнеру, и никто не может. Кто знает, как человек использует информацию, которую при этом получит?
— Понятно, очень жаль, но мне остается только сделать это силой. Уш-ш-ш снова набрал высоту, выходя на круг, и Аолла отчетливо увидела, как энергия Каньона змейками протянулась к его телу. «Как он это делает?» успела подумать она…
* * *
Аолла вошла в квартиру Строггорна. Он уже ждал ее и сейчас посмотрел на нее своими серыми глазами. От страха у нее пересохло в горле и внутри все замирало. Сердце то колотилось как бешеное, то падало куда-то вниз. До сих пор она не понимала, как согласилась на это.
— Будешь есть? — спросил Строггорн, не спуская с нее глаз.
— У меня пропадает аппетит, когда я вижу тебя. — Она на секунду замолчала. — Как странно, мне казалось, ты присоединил соседнюю квартиру и у тебя теперь большая гостиная.
— Разве? — Он отрицательно покачал головой. — Прошу… — Строггорн показал на дверь спальни. Аолла на ватных ногах вошла в комнату, кровать была разобрана. До последней минуты она надеялась, что он блефует и не сделает этого, но сейчас вдруг отчетливо поняла, что все это серьезно.
— Мне раздеться? — спросила Аолла.
— Лучше прими душ. — Он протянул ей халат, и она ушла в ванную. Раздеваться при нем было выше ее сил. Когда Аолла вернулась, Строггорн невозмутимо сидел в кресле, без маски, которая обычно скрывала его лицо. Эмоции не отражались в его мозгу, и она подумала, что не встречала человека, который бы так мог владеть собой.
— Ложись. — Строггорн кивнул на кровать, — я сам тебя раздену, раз так.
От каждого его прикосновения Аолла вздрагивала, хотя у него были мягкие ласковые руки.
— Боишься? — уточнил Строггорн. — Это хорошо, все-таки какие-то эмоции. Я хотел попросить тебя: во-первых, расслабься, во-вторых, не нужно вспоминать прошлое, а в-третьих — постарайся не бояться. Хотя бы на час забудь обо всем. Мне бы не хотелось сделать тебе больно.
Аолла удивилась, подумав: «Куда же еще больнее», и села на кровати, вглядываясь в черное окно.
— Как сегодня все странно, и розы совсем не пахнут, а уже ночь. — Аолла увидела всполох в окне. — Не пойму, почему сразу наступил день?
…Было совершенно невозможно определить, насколько серьезно он говорит, и Аолла постаралась расслабиться, закрыв глаза.
— Не нужно закрывать глаза, — сказал Строггорн.
— Почему? — Аолла удивилась, но послушалась его. Ей хотелось, чтобы все поскорее закончилось и она смогла уйти домой. Прошло много времени. Аолла устала сопротивляться, ей так хотелось покоя, и потихоньку, в полудреме, она перестала понимать, с кем находится.
— Так не пойдет. Ты согласилась на это на моих условиях, и я хочу, чтобы ты сняла блоки, — совершенно спокойно сказал Строггорн. На миг ей показалось, что этот человек вообще не способен ничего чувствовать.
— А как-нибудь обойтись нельзя? — простонала она.
— Неужели тебе доставит удовольствие, если я сниму их силой? — спросил он. Аолла попыталась снять блокировку, но блоки не слушались ее.
— Не пойму, почему не получается, что-то не так. — Она снова посмотрела на окно. — Сейчас день или ночь?
— Я просил тебя снять блоки! — сказал Строггорн. Аолла посмотрела в его, сейчас совершенно синие, глаза — это так поразило ее, что она сразу села на кровати.
— Почему у тебя стали синие глаза? Разве мы в Многомерности? — Аолла нахмурилась и еще раз посмотрела в его, сейчас серые с синими полосами нарастающего гнева, глаза. — Господи, что это? — вскрикнула Аолла, в ужасе уставившись на Строггорна, и попыталась встать с кровати, совершенно отчетливо увидев, как кожа на его руках на глазах стала чернеть. Она дико закричала…
Перед Аоллой, сидящей на краю глубокой пропасти, казавшейся бесконечной в ирреальном инфракрасном свете, раскинулся во всем своем великолепии Каньон. Ее сердце колотилось, не желая успокаиваться. Уш-ш-ш сидел рядом, пристально вглядываясь своими совсем синими сейчас глазами, его крылья стали почти черными от гнева.
— Зачем? — спросила Аолла, ей хотелось плакать. Но на Дорне не было слез, и гнева у нее тоже не было — бесконечная усталость и тихая боль.
— Почему ты не сняла блоки? Поняла?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33