Она взяла сигарету, прикурила и выглянула в окно, из которого открывался вид на залитые серебристым лунным светом поля. Пол был холодным. Она постояла немного у окна, куря сигарету. Потом выбросила ее и вернулась в постель.
— Ты такой теплый, — прошептала она.
Он что-то проворчал во сне, она счастливо улыбнулась и подумала: он самый теплый человек на свете, он всегда такой теплый. Его ноги никогда не бывают холодными. Как ему это удается?
— Погрей мне ноги, — попросила она, он снова заворчал, и она с трудом сдержала смех.
«Я не должна смеяться. Сегодня пятница, что бы он ни говорил. Суббота наступит только завтра, когда я проснусь. Почему мужчины так странно относятся ко времени?» Она лежала в постели с улыбкой на губах, держа его за руку, прижимая ее к своей груди. Вскоре она заснула, и улыбка все так же играла на ее губах.
* * *
Она услышала шум душа и открыла глаза. Она спала всего несколько часов; сквозь створки окна комнату заливал яркий солнечный свет. Внезапно Хэнк в ванной запел. Она широко улыбнулась, потянулась и зарылась головой в подушку, чувствуя себя великолепно, чувствуя себя любимой и в то же время очень уставшей.
Итак, он поет в ванной, думала она. Ей это было приятно, хотя пел он ужасно. Она натянула одеяло до подбородка. Ей хотелось дурачиться. Без косметики она казалось себе какой-то чистой, посвежевшей. «Наверное, я кошмарно выгляжу, — думала она. — Когда он меня увидит, то с криком выбежит из комнаты. Может быть, встать и накрасить губы?..» Пение в ванной прекратилось, вода перестала литься. Дверь открылась. Он вышел в полотенце на поясе и направился к туалетному столику, видимо собираясь причесаться. Он еще не вытерся досуха. На его плечах блестели капли воды; лицо и волосы были мокрыми, волосы прилипали ко лбу. Он двигался, не замечая ее взгляда, шагнул в узкую полосу солнечного света, и его глаза внезапно вспыхнули синевой. Она молча наблюдала за ним. Широкие плечи и узкая талия, трогательные капельки на теле, прилипшие ко лбу пряди, блестящее от воды лицо, сияющие голубые глаза. Она наблюдала, как он шел к столику, и думала:
«Застигнутый врасплох мужчина, и этого мужчину я люблю».
Она издала тихий звук.
Он удивленно обернулся, брови поползли вверх, рот растянулся в улыбке.
— О, ты проснулась?
На мгновение она потеряла дар речи. Она так любила его в эту секунду, что не могла произнести ни слова, только кивнула и продолжала смотреть на него.
— Ты хорошо выглядишь, — наконец выговорила она. Он подошел к кровати, опустился перед ней на колени, взял ее лицо в свои ладони и поцеловал.
— А ты выглядишь очаровательно.
— О, ja, ja, ja. Держу пари.
— О, ja, ja, ja. Ты его выиграешь.
— Я выгляжу ужасно. Я чудовище.
— Ты самое прекрасное чудовище из всех, кого я знаю. Она спрятала лицо в подушку:
— Пожалуйста, не смотри на меня. Я еще не накрасила губы.
— Тем приятнее целовать тебя, любовь моя. — Он развернул ее к себе, снова обхватил лицо руками. Его губы потянулись к ее, и в этот момент послышался гул самолетов. Он поднял голову. Шум самолетов заполнил собой небо, а потом и маленькую комнату. Его взгляд устремился в окно. Эскадра самолетов летит на Берлин, подумала Кэрин, и вдруг заметила, что он весь дрожит.
— Что случилось? — с тревогой спросила она. — Она села на постели и сжала его руки. — Что случилось, Хэнк? Ты весь дрожишь. Ты…
— Ничего. Ничего. Я… я…
Он резко встал и подошел к туалетному столику. Быстро прикурил сигарету и, выглянув в окно, неотрывно следил за продвижением самолетов.
— Транспортные, — пробормотал он.
— Да, — тихо произнесла она. — Война кончилась, Хэнк.
— В Германии — да. — Он жадно затянулся. Она минуту смотрела на него, потом отбросила одеяло, встала с кровати и подошла к нему. Самолеты уже скрылись из виду, лишь издалека доносился едва слышный гул.
— Что случилось? — твердо спросила она. — Скажи мне, Хэнк. Он печально кивнул:
— Я улетаю в понедельник. Поэтому мне дали увольнительную на выходные. Я должен отвезти кое-какие приборы на…
— Куда? Он молчал.
— Куда?
— На один из островов в Тихом океане. — Он скомкал сигарету.
— Там… там будут стрелять?
— Возможно. Они замолчали.
— Но ты еще не уверен?
— Половина острова все еще находится в руках японцев, — сказал он. — Там будут стрелять. И вероятно, бомбить с самолетов.
— Почему выбрали именно тебя? — разозлилась она. — Это несправедливо!
Он не ответил. Она посмотрела ему прямо в глаза и тихо произнесла:
— Все будет хорошо, Хэнк.
— Конечно.
— Обязательно, дорогой. Будут они стрелять или нет, с тобой все будет в порядке. Ты вернешься в Берлин. Ты должен, понимаешь? Я тебя очень люблю и не могу тебя потерять.
Внезапно он притянул ее к себе, и она почувствовала напряжение во всем его теле.
— Ты нужна мне, — прошептал он. — Кэрин, ты мне нужна. Кэрин, ты так мне нужна. Так нужна!
И в тот момент им показалось, стих даже гул самолетов.
Глава 8
В представлении Макнелли это, наверное, и были самые настоящие джунгли.
Хотя на первый взгляд место это ничем не напоминало непроходимые дебри.
Для того чтобы оказаться здесь, Хэнку пришлось сначала пройти по длинной улице, бравшей начало в Итальянском Гарлеме, а потом еще немного на запад, повторяя путь, которым прошли тем июльским вечером трое юных убийц. Оказавшись на Парк-авеню, он вошел на рынок, раскинувшийся под железнодорожным мостом, прислушиваясь к доносящемуся со всех сторон разноязыкому гвалту. Ему даже начало казаться, что он и в самом деле очутился в чужой стране, но его это ничуть не испугало. И снова, уже в который раз, он явно ощутил, что расхожее представление о якобы трех Гарлемах, существующих как отдельные территории, на самом деле является не более чем мифом. Ибо несмотря на то, что здесь говорили на другом языке, по улицам ходили люди с иным цветом кожи, варьирующимся от белого до слегка загорелого и очень смуглого, несмотря на диковинные плоды на лотках уличных торговцев и продающиеся на каждом углу брошюры на испанском языке, посвященные различным вопросам религии и оккультизма, он интуитивно чувствовал, что все эти люди ничем не отличаются от своих соседей из западных или восточных кварталов. Тем более, что всех их объединял один и тот же характерный признак — бедность.
И все же отчасти страх Макнелли был ему понятен. Ибо все здесь, по крайней мере на первый взгляд, казалось непривычным и чуждым. Что означают все эти грозные, раскатистые тирады на непонятном языке? Какие зловещие мысли скрываются за взглядом темно-карих глаз? Здесь, среди овощных прилавков, где были разложены эдионда, макгуэй, фиги и корасон, перед которыми энергично торговались крикливые домохозяйки, прицениваясь к овощам и фруктам: «Сколько стоят вот эти гузне-пае? А чайот? А вон те, манго и пепино?» — все было иначе, это был совершенно другой мир. Не джунгли, конечно, но и не Инвуд, а уж тем более не Пуэрто-Рико. Все здесь было неведомо и непредсказуемо. Хэнк живо представил себе Макнелли в образе первобытного человека, сидящего на корточках у крохотного костерка, забившегося в дальний угол своей пещеры, с опаской вглядывающегося оттуда в темноту и гадающего, что за ужасные твари хоронятся за каждым кустом, тем самым всемерно подогревая свой страх и доводя себя до исступления.
Он прошел к выходу, находившемуся в дальнем конце длинного туннеля, и снова оказался на залитой ярким солнечным светом улице. В нижнем этаже многоквартирного дома на углу находился магазинчик мясника, в витрине которого под призывной вывеской «Carniceria» стояли подносы с разложенными на них кусками кровавого мяса. Рядом теснилась крохотная bodega — бакалейная лавка. Здесь витрина была уставлена жестяными банками и коробками с товаром, а над всем этим великолепием гроздьями нависали связки стручков жгучего перца. Миновав магазины, он свернул на улицу, где был убит Рафаэль Моррес.
Окружающие же, похоже, с первого взгляда безошибочно угадывали в нем представителя закона.
Они чувствовали это инстинктивно, однажды раз и навсегда решив для себя, что закон не защищает их интересов, а, скорее, напротив, является их врагом. Завидев его, встречные прохожие переходили на другую сторону улицы, а расположившиеся на крылечках домов местные обыватели провожали незнакомца долгими взглядами. Даже дети, возившиеся на захламленных площадках, отрывались от игры и оборачивались, когда он проходил мимо. Одна старуха сказала что-то по-испански, и в ответ на это другая старая карга, очевидно ее подружка, немедленно зашлась в истерическом хохоте.
Хэнк разыскал крыльцо, на котором в ночь своей смерти сидел Моррес. Он еще раз сверил адрес, а затем направился к двери, проходя мимо тощего мужика в нижней рубахе, сидящего на ящике из-под молочных бутылок. Мужик курил длинную, черную сигару, а на его рубахе темнели пятна пота. Оказавшись в подъезде, Хэнк чиркнул спичкой, принимаясь разглядывать почтовые ящики. Замки на четырех ящиках были сломаны, дверцы распахнуты настежь. И табличек с именем владельца не было ни на одном из ящиков. Тогда он снова вышел на парадное крыльцо.
— Я разыскиваю девушку по имени Луиза Ортега. Вы не знаете, где…
— No hablo Ingles, — буркнул мужчина с сигарой.
— Рог favor, — нерешительно проговорил Хэнк. — Donde esta lamuchacha Louisa Ortega?
— No entiendo, — покачал головой мужчина.
Хэнк посмотрел на него с искренним недоумением. Конечно, по-испански он говорил медленно и с запинками, но все-таки вполне сносно. И тут ему стало все ясно: этот человек попросту не хочет с ним разговаривать.
— Да вы не волнуйтесь, к ней никаких претензий нет, — поспешил заверить его Хэнк. — Меня интересует Рафаэль Моррес.
— Рафаэль? — переспросил человек, вскинув голову и равнодушно взглянув на Хэнка. — Rafael esta muerto.
— Да, я знаю. Yo comprendo. Я расследую это дело. Soy investigator, — неуверенно сказал он, сильно сомневаясь, что по-испански эта фраза должна звучать именно так. Мужчина невозмутимо смотрел на него. — Habia Italiano? — спросил Хэнк, делая отчаянную попытку хоть как-то поддержать разговор.
— No, — покачал головой мужик и уже по-английски добавил:
— Отстань от меня. И вообще, проваливай отсюда.
— Вы кого-то ищете, мистер? — раздался голос у него за спиной, и Хэнк обернулся. Там, у подножия крыльца, стоял, подбоченясь, паренек в мешковатых штанах и ослепительно белой футболке. У него было смуглое лицо, темно-карие глаза, черные совсем коротко остриженные волосы, и лишь спереди был оставлен небольшой островок, возвышавшийся наподобие короны. Сильные руки, крепкие кулаки, на среднем пальце правой руки поблескивала печатка.
— Мне нужна Луиза Ортега, — сказал Хэнк.
— Ясно, а кто вы такой?
— Окружной прокурор, — ответил Хэнк.
— А зачем она вам?
— Я хочу поговорить с ней о Рафаэле Морресе.
— Если у вас есть какие-то вопросы, то можете спросить у меня, — заявил подросток.
— А ты кто?
— Меня зовут Гаргантюа.
— Знакомое имя. Весьма наслышан.
— Правда? — Его губы слегка скривились в самодовольной ухмылке. — Ну да, наверное. Было дело. Мое имя несколько раз попадало в полицейские протоколы.
— Я узнал о тебе не из протоколов, — возразил Хэнк. — А от одного из Громовержцев. От парня по имени Диабло.
— Ни слова больше об этой вонючей гадине! Если он только снова попадется мне на глаза, ему не жить. Бац! Бац! И он покойник.
Произнося эту гневную тираду, он сжал кулаки, и лицо его исказила яростная гримаса, как будто Диабло был уже у него в руках и он собирался приступить к расправе над ним. Это свирепое выражение и крепко сжатые кулаки не оставляли ни малейших сомнений на тот счет, что он и в самом деле отчаянно желал Диабло смерти.
— Так где я могу найти Луизу Ортега?
— Я же вам уже сказал, что могу сам ответить на ваши вопросы.
— Это, конечно, очень любезно с твоей стороны, — вздохнул Хэнк, — но боюсь, тебя мне спрашивать не о чем. Ведь тем вечером, когда был убит Моррес, тебя не было на этом крыльце.
— Ага, так, значит, вы все-таки признаете, что он был убит, да?
— Давай покончим с этим раз и навсегда, — нетерпеливо проговорил Хэнк. — Я на вашей стороне. Я представляю обвинение по этому делу, а не защиту.
— Легавый на стороне моих людей? — усмехнулся Гаргантюа. — Ха! Ну дела!
— У меня мало времени, — перебил его Хэнк. — Так ты знаешь, где она, или мне отправить за ней детектива, чтобы он привел ее в участок? Уж он-то разыщет ее и без твоей помощи, можешь не сомневаться.
— Да ладно вам… Не злитесь, — примирительно сказал Гаргантюа. — А чего Диабло наговорил вам обо мне?
— Сказал, что у Всадников ты вроде как один из основных.
И больше ничего.
— А он при этом какой был? Нормальный?
— В каком смысле?
— Неужто не знаете? Большинство Громовержцев сидит на игле. Надеюсь, это вам ясно? Они ширяются. И все без исключения курят «травку». А среди нас вы не найдете ни одного пацана, который балдел бы от таких вещей. Мы таких у себя не держим. Чуть что — вышибаем тут же, да так, что, пока летит, кувыркаться надоест.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
— Ты такой теплый, — прошептала она.
Он что-то проворчал во сне, она счастливо улыбнулась и подумала: он самый теплый человек на свете, он всегда такой теплый. Его ноги никогда не бывают холодными. Как ему это удается?
— Погрей мне ноги, — попросила она, он снова заворчал, и она с трудом сдержала смех.
«Я не должна смеяться. Сегодня пятница, что бы он ни говорил. Суббота наступит только завтра, когда я проснусь. Почему мужчины так странно относятся ко времени?» Она лежала в постели с улыбкой на губах, держа его за руку, прижимая ее к своей груди. Вскоре она заснула, и улыбка все так же играла на ее губах.
* * *
Она услышала шум душа и открыла глаза. Она спала всего несколько часов; сквозь створки окна комнату заливал яркий солнечный свет. Внезапно Хэнк в ванной запел. Она широко улыбнулась, потянулась и зарылась головой в подушку, чувствуя себя великолепно, чувствуя себя любимой и в то же время очень уставшей.
Итак, он поет в ванной, думала она. Ей это было приятно, хотя пел он ужасно. Она натянула одеяло до подбородка. Ей хотелось дурачиться. Без косметики она казалось себе какой-то чистой, посвежевшей. «Наверное, я кошмарно выгляжу, — думала она. — Когда он меня увидит, то с криком выбежит из комнаты. Может быть, встать и накрасить губы?..» Пение в ванной прекратилось, вода перестала литься. Дверь открылась. Он вышел в полотенце на поясе и направился к туалетному столику, видимо собираясь причесаться. Он еще не вытерся досуха. На его плечах блестели капли воды; лицо и волосы были мокрыми, волосы прилипали ко лбу. Он двигался, не замечая ее взгляда, шагнул в узкую полосу солнечного света, и его глаза внезапно вспыхнули синевой. Она молча наблюдала за ним. Широкие плечи и узкая талия, трогательные капельки на теле, прилипшие ко лбу пряди, блестящее от воды лицо, сияющие голубые глаза. Она наблюдала, как он шел к столику, и думала:
«Застигнутый врасплох мужчина, и этого мужчину я люблю».
Она издала тихий звук.
Он удивленно обернулся, брови поползли вверх, рот растянулся в улыбке.
— О, ты проснулась?
На мгновение она потеряла дар речи. Она так любила его в эту секунду, что не могла произнести ни слова, только кивнула и продолжала смотреть на него.
— Ты хорошо выглядишь, — наконец выговорила она. Он подошел к кровати, опустился перед ней на колени, взял ее лицо в свои ладони и поцеловал.
— А ты выглядишь очаровательно.
— О, ja, ja, ja. Держу пари.
— О, ja, ja, ja. Ты его выиграешь.
— Я выгляжу ужасно. Я чудовище.
— Ты самое прекрасное чудовище из всех, кого я знаю. Она спрятала лицо в подушку:
— Пожалуйста, не смотри на меня. Я еще не накрасила губы.
— Тем приятнее целовать тебя, любовь моя. — Он развернул ее к себе, снова обхватил лицо руками. Его губы потянулись к ее, и в этот момент послышался гул самолетов. Он поднял голову. Шум самолетов заполнил собой небо, а потом и маленькую комнату. Его взгляд устремился в окно. Эскадра самолетов летит на Берлин, подумала Кэрин, и вдруг заметила, что он весь дрожит.
— Что случилось? — с тревогой спросила она. — Она села на постели и сжала его руки. — Что случилось, Хэнк? Ты весь дрожишь. Ты…
— Ничего. Ничего. Я… я…
Он резко встал и подошел к туалетному столику. Быстро прикурил сигарету и, выглянув в окно, неотрывно следил за продвижением самолетов.
— Транспортные, — пробормотал он.
— Да, — тихо произнесла она. — Война кончилась, Хэнк.
— В Германии — да. — Он жадно затянулся. Она минуту смотрела на него, потом отбросила одеяло, встала с кровати и подошла к нему. Самолеты уже скрылись из виду, лишь издалека доносился едва слышный гул.
— Что случилось? — твердо спросила она. — Скажи мне, Хэнк. Он печально кивнул:
— Я улетаю в понедельник. Поэтому мне дали увольнительную на выходные. Я должен отвезти кое-какие приборы на…
— Куда? Он молчал.
— Куда?
— На один из островов в Тихом океане. — Он скомкал сигарету.
— Там… там будут стрелять?
— Возможно. Они замолчали.
— Но ты еще не уверен?
— Половина острова все еще находится в руках японцев, — сказал он. — Там будут стрелять. И вероятно, бомбить с самолетов.
— Почему выбрали именно тебя? — разозлилась она. — Это несправедливо!
Он не ответил. Она посмотрела ему прямо в глаза и тихо произнесла:
— Все будет хорошо, Хэнк.
— Конечно.
— Обязательно, дорогой. Будут они стрелять или нет, с тобой все будет в порядке. Ты вернешься в Берлин. Ты должен, понимаешь? Я тебя очень люблю и не могу тебя потерять.
Внезапно он притянул ее к себе, и она почувствовала напряжение во всем его теле.
— Ты нужна мне, — прошептал он. — Кэрин, ты мне нужна. Кэрин, ты так мне нужна. Так нужна!
И в тот момент им показалось, стих даже гул самолетов.
Глава 8
В представлении Макнелли это, наверное, и были самые настоящие джунгли.
Хотя на первый взгляд место это ничем не напоминало непроходимые дебри.
Для того чтобы оказаться здесь, Хэнку пришлось сначала пройти по длинной улице, бравшей начало в Итальянском Гарлеме, а потом еще немного на запад, повторяя путь, которым прошли тем июльским вечером трое юных убийц. Оказавшись на Парк-авеню, он вошел на рынок, раскинувшийся под железнодорожным мостом, прислушиваясь к доносящемуся со всех сторон разноязыкому гвалту. Ему даже начало казаться, что он и в самом деле очутился в чужой стране, но его это ничуть не испугало. И снова, уже в который раз, он явно ощутил, что расхожее представление о якобы трех Гарлемах, существующих как отдельные территории, на самом деле является не более чем мифом. Ибо несмотря на то, что здесь говорили на другом языке, по улицам ходили люди с иным цветом кожи, варьирующимся от белого до слегка загорелого и очень смуглого, несмотря на диковинные плоды на лотках уличных торговцев и продающиеся на каждом углу брошюры на испанском языке, посвященные различным вопросам религии и оккультизма, он интуитивно чувствовал, что все эти люди ничем не отличаются от своих соседей из западных или восточных кварталов. Тем более, что всех их объединял один и тот же характерный признак — бедность.
И все же отчасти страх Макнелли был ему понятен. Ибо все здесь, по крайней мере на первый взгляд, казалось непривычным и чуждым. Что означают все эти грозные, раскатистые тирады на непонятном языке? Какие зловещие мысли скрываются за взглядом темно-карих глаз? Здесь, среди овощных прилавков, где были разложены эдионда, макгуэй, фиги и корасон, перед которыми энергично торговались крикливые домохозяйки, прицениваясь к овощам и фруктам: «Сколько стоят вот эти гузне-пае? А чайот? А вон те, манго и пепино?» — все было иначе, это был совершенно другой мир. Не джунгли, конечно, но и не Инвуд, а уж тем более не Пуэрто-Рико. Все здесь было неведомо и непредсказуемо. Хэнк живо представил себе Макнелли в образе первобытного человека, сидящего на корточках у крохотного костерка, забившегося в дальний угол своей пещеры, с опаской вглядывающегося оттуда в темноту и гадающего, что за ужасные твари хоронятся за каждым кустом, тем самым всемерно подогревая свой страх и доводя себя до исступления.
Он прошел к выходу, находившемуся в дальнем конце длинного туннеля, и снова оказался на залитой ярким солнечным светом улице. В нижнем этаже многоквартирного дома на углу находился магазинчик мясника, в витрине которого под призывной вывеской «Carniceria» стояли подносы с разложенными на них кусками кровавого мяса. Рядом теснилась крохотная bodega — бакалейная лавка. Здесь витрина была уставлена жестяными банками и коробками с товаром, а над всем этим великолепием гроздьями нависали связки стручков жгучего перца. Миновав магазины, он свернул на улицу, где был убит Рафаэль Моррес.
Окружающие же, похоже, с первого взгляда безошибочно угадывали в нем представителя закона.
Они чувствовали это инстинктивно, однажды раз и навсегда решив для себя, что закон не защищает их интересов, а, скорее, напротив, является их врагом. Завидев его, встречные прохожие переходили на другую сторону улицы, а расположившиеся на крылечках домов местные обыватели провожали незнакомца долгими взглядами. Даже дети, возившиеся на захламленных площадках, отрывались от игры и оборачивались, когда он проходил мимо. Одна старуха сказала что-то по-испански, и в ответ на это другая старая карга, очевидно ее подружка, немедленно зашлась в истерическом хохоте.
Хэнк разыскал крыльцо, на котором в ночь своей смерти сидел Моррес. Он еще раз сверил адрес, а затем направился к двери, проходя мимо тощего мужика в нижней рубахе, сидящего на ящике из-под молочных бутылок. Мужик курил длинную, черную сигару, а на его рубахе темнели пятна пота. Оказавшись в подъезде, Хэнк чиркнул спичкой, принимаясь разглядывать почтовые ящики. Замки на четырех ящиках были сломаны, дверцы распахнуты настежь. И табличек с именем владельца не было ни на одном из ящиков. Тогда он снова вышел на парадное крыльцо.
— Я разыскиваю девушку по имени Луиза Ортега. Вы не знаете, где…
— No hablo Ingles, — буркнул мужчина с сигарой.
— Рог favor, — нерешительно проговорил Хэнк. — Donde esta lamuchacha Louisa Ortega?
— No entiendo, — покачал головой мужчина.
Хэнк посмотрел на него с искренним недоумением. Конечно, по-испански он говорил медленно и с запинками, но все-таки вполне сносно. И тут ему стало все ясно: этот человек попросту не хочет с ним разговаривать.
— Да вы не волнуйтесь, к ней никаких претензий нет, — поспешил заверить его Хэнк. — Меня интересует Рафаэль Моррес.
— Рафаэль? — переспросил человек, вскинув голову и равнодушно взглянув на Хэнка. — Rafael esta muerto.
— Да, я знаю. Yo comprendo. Я расследую это дело. Soy investigator, — неуверенно сказал он, сильно сомневаясь, что по-испански эта фраза должна звучать именно так. Мужчина невозмутимо смотрел на него. — Habia Italiano? — спросил Хэнк, делая отчаянную попытку хоть как-то поддержать разговор.
— No, — покачал головой мужик и уже по-английски добавил:
— Отстань от меня. И вообще, проваливай отсюда.
— Вы кого-то ищете, мистер? — раздался голос у него за спиной, и Хэнк обернулся. Там, у подножия крыльца, стоял, подбоченясь, паренек в мешковатых штанах и ослепительно белой футболке. У него было смуглое лицо, темно-карие глаза, черные совсем коротко остриженные волосы, и лишь спереди был оставлен небольшой островок, возвышавшийся наподобие короны. Сильные руки, крепкие кулаки, на среднем пальце правой руки поблескивала печатка.
— Мне нужна Луиза Ортега, — сказал Хэнк.
— Ясно, а кто вы такой?
— Окружной прокурор, — ответил Хэнк.
— А зачем она вам?
— Я хочу поговорить с ней о Рафаэле Морресе.
— Если у вас есть какие-то вопросы, то можете спросить у меня, — заявил подросток.
— А ты кто?
— Меня зовут Гаргантюа.
— Знакомое имя. Весьма наслышан.
— Правда? — Его губы слегка скривились в самодовольной ухмылке. — Ну да, наверное. Было дело. Мое имя несколько раз попадало в полицейские протоколы.
— Я узнал о тебе не из протоколов, — возразил Хэнк. — А от одного из Громовержцев. От парня по имени Диабло.
— Ни слова больше об этой вонючей гадине! Если он только снова попадется мне на глаза, ему не жить. Бац! Бац! И он покойник.
Произнося эту гневную тираду, он сжал кулаки, и лицо его исказила яростная гримаса, как будто Диабло был уже у него в руках и он собирался приступить к расправе над ним. Это свирепое выражение и крепко сжатые кулаки не оставляли ни малейших сомнений на тот счет, что он и в самом деле отчаянно желал Диабло смерти.
— Так где я могу найти Луизу Ортега?
— Я же вам уже сказал, что могу сам ответить на ваши вопросы.
— Это, конечно, очень любезно с твоей стороны, — вздохнул Хэнк, — но боюсь, тебя мне спрашивать не о чем. Ведь тем вечером, когда был убит Моррес, тебя не было на этом крыльце.
— Ага, так, значит, вы все-таки признаете, что он был убит, да?
— Давай покончим с этим раз и навсегда, — нетерпеливо проговорил Хэнк. — Я на вашей стороне. Я представляю обвинение по этому делу, а не защиту.
— Легавый на стороне моих людей? — усмехнулся Гаргантюа. — Ха! Ну дела!
— У меня мало времени, — перебил его Хэнк. — Так ты знаешь, где она, или мне отправить за ней детектива, чтобы он привел ее в участок? Уж он-то разыщет ее и без твоей помощи, можешь не сомневаться.
— Да ладно вам… Не злитесь, — примирительно сказал Гаргантюа. — А чего Диабло наговорил вам обо мне?
— Сказал, что у Всадников ты вроде как один из основных.
И больше ничего.
— А он при этом какой был? Нормальный?
— В каком смысле?
— Неужто не знаете? Большинство Громовержцев сидит на игле. Надеюсь, это вам ясно? Они ширяются. И все без исключения курят «травку». А среди нас вы не найдете ни одного пацана, который балдел бы от таких вещей. Мы таких у себя не держим. Чуть что — вышибаем тут же, да так, что, пока летит, кувыркаться надоест.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35