Ситуация не из простых. Без его таинственного покровителя он уже семь раз был бы мертв.
Лёвенштейн взял себя в руки.
– Я не забываю.
– Хорошо. Надеюсь, вино тебе понравилось?
Плач стал громче, теперь он вовсе не походил на голос козленка или ягненка. Лёвенштейн знал, что ожидает его. И не так уж он устал, как ему казалось. Он кивнул, отвечая на вопрос покровителя.
– Отлично. Мне нравятся люди, умеющие получать удовольствие. Умеющие наслаждаться приятнейшими сторонами жизни. Я люблю вознаграждать их. Все эти годы я испытывал величайшее удовлетворение, вознаграждая тебя.
Он поднялся и распахнул дверь. Заднюю комнату освещала единственная свеча. Плачущее существо было привязано к койке. На соседнем столе стоял поднос, полный сверкающих серебряных инструментов, вроде тех, какими мог бы пользоваться сапожник Керреф или же один из брадобреев-хирургов с Ингольдштрассе. Ладони Лёвенштейна сделались скользкими от пота, ногти впились в мякоть. Он до неприличия торопливо допил вино, утер с подбородка капли. Весь дрожа, поднялся и шагнул в другую комнату.
– Лас, твое наслаждение ждет тебя…
X
Детлеф обсуждал декорации с архитекторами кронпринца Освальда. Кронпринц сумел договориться о приобретении настоящей крепости Дракенфелс, намереваясь поставить пьесу в ее главном зале. Преимущества были очевидны, но и отрицательные стороны тоже. Некоторые части замка необходимо было восстанавливать до первоначального состояния, а другие – переделывать под гримерные, склады декораций и жилье для актеров. В главном зале нужно было соорудить сцену. Сначала Детлефа привлекла идея сделать так, чтобы пьеса развивалась в реальном времени, чтобы зрители следовали за персонажами, пока те добираются до крепости, и затем уже входят внутрь нее. Но такой план слишком напоминал «Историю Сигмара», и Освальд не согласился бы на него.
Кроме того, поскольку лишь наиболее важных граждан Империи удостоят чести, пригласив на представление, зрителей ожидается немного и они, скорее всего, окажутся не первой молодости. Будет достаточно непросто доставить скрипучих от древности сановников в крепость по полого поднимающейся вверх дороге, которая во времена Освальда была непроходимой и охраняемой демонами, что уж говорить о вьющейся на головоломной высоте тропе, которой воспользовались тогда искатели приключений. Даже если бы актеры Детлефа согласились на такой риск, весьма вероятно, что какой-нибудь верховный жрец или лорд-камергер кувырнулся бы с отвесных скал, на вершине которых стояла крепость.
Это единственное представление, оно станет венцом его карьеры. Но тем не менее, Детлеф намеревался подготовить менее пышную версию пьесы, подходящую для обычных театров. Он не видел причин, почему бы «Дракенфелсу» не войти в репертуар каждой труппы в Империи, при условии, что ему станут платить приличные авторские. Он уже велел Гуглиэльмо выгнать шпионов из альтдорфского театра, где пьеса после разрекламированной премьеры могла бы идти с большим успехом. К ней уже проявлялся большой интерес, не без помощи кронпринца, сделавшего очень многое, чтобы опровергнуть плохую репутацию Детлефа. Детлеф ожидал интересного предложения от какого-нибудь знатного дома, что позволило бы ему поставить свою пьесу собственными силами и самому сыграть главную роль. В данный момент он склонялся к театру Ансельмо с Брейхтштрассе, но более экспериментаторский Храм Драмы шел с ним ноздря в ноздрю. Театр Ансельмо несколько переусердствовал в постановке второстепенных работ Таррадаша для бюргеров и торговцев, которые приезжали в Альтдорф и чувствовали себя обязанными, раз уж оказались в городе, сходить подремать на какой-нибудь спектакль.
Детлеф мельком просмотрел наброски архитекторов и поставил на них свои инициалы. Он был удовлетворен их предложениями, хотя все равно ему придется самому отправиться в Дракенфелс, прежде чем принять окончательное решение. В конце концов, теперь это должно быть безопасно. Великий Чародей мертв уже двадцать пять лет.
– Детлеф, Детлеф, проблема…
Это в кабинет Детлефа вперевалку зашел Варгр Бреугель с обычным для него выражением вечной обеспокоенности на лице. Проблема есть всегда. Само драматическое искусство есть не что иное, как умение успешно решать проблемы, игнорировать их или избегать.
– Что на этот раз? – вздохнул Детлеф.
– Насчет роли Менеша…
– Я, по-моему, рекомендовал вам остановиться на Гесуальдо. Я доверяю вам в вопросах, касающихся гномов, вы же знаете. Вы же должны быть знатоком в этом.
Бреугель переминался с ноги на ногу. Он был не настоящим гномом, но низкорослым потомком родителей-людей. Детлефу думалось порой, что в происхождении его доверенного помощника не обошлось без прикосновения варп-камня. У множества людей из театрального мира имеется капля-другая Хаоса в душе. Да и у самого Детлефа на левой ноге был лишний мизинец, который его расстроенный папаша ампутировал лично.
– Существует некоторое недовольство вашим утверждением на роль тилейского комика, – сообщил Бреугель, взмахнув длинным бумажным свитком в кляксах и помарках. – Об этом стало известно, и часть гномов Альтдорфа подали эту петицию. Они протестуют против того, что все гномы в пьесе представлены в комическом ключе. Менеш для гномов – великий герой.
– А как насчет предателя Ули? Он тоже великий герой для гномов?
– Ули, как вам хорошо известно, не был настоящим гномом.
– Ну так в нем и не слишком много комедийного, верно? Я не могу учитывать все идущие за спиной разговоры.
Бреугель, казалось, был возмущен.
– Мы не можем позволить себе ссориться с гномами, Детлеф. Слишком много их работает в театре. Вы же не хотите, чтобы забастовали рабочие сцены. Лично я ненавижу высокомерных ублюдков. Знаете ли вы, каково это – когда вас выгоняют из таверны за то, что вы гном, хоть на самом деле вы им не являетесь, а потом гонят из кабака для гномов за то, что вы не настоящий гном?
– Простите, дружище. Я не подумал.
Бреугель немного успокоился. Детлеф взглянул на неудобочитаемую петицию.
– Ладно, скажите им, что я обещаю не делать из Менеша потехи. Смотрите, вот, я убираю…
Детлеф разорвал несколько уже и без того отвергнутых им страниц. По чистой случайности петиция оказалась в их числе.
– Все, больше никаких незаслуженных острот. Удовлетворены?
– Вообще-то есть еще одно возражение против Гесуальдо.
Детлеф стукнул кулаком по столу.
– Что еще? Им что, неизвестно, что гениям нужен покой в душе, чтобы творить?
– Мы смотрели однорукого актера-гнома. Он настаивает, что должен получить эту роль, что только он сможет ее исполнить.
– Но Менешу руку оторвали в самом конце. Я полагаю, мы сумеем устроить какой-нибудь хитрый трюк с фальшивой рукой, набитой свиными потрохами, и получим убедительную сцену ужаса. Но ему никогда не удастся отыграть целую драму так, чтобы публика не заметила негнущуюся и неподвижную руку. Кроме того, этот идиот по меньшей мере лет на двадцать старше, чем нужно для роли.
Бреугель фыркнул:
– Так и должно быть, Детлеф. Он и есть настоящий Менеш!
XI
Пленник намеревался предпринять попытку удрать. Антон Вейдт видел, как Эрно, грабитель, подобрался, готовясь к побегу. Они находились всего в трех улицах от городского дома лорда Лиденброка, гражданина, назначившего награду за голову этого человека. Когда Вейдт сдаст ему задержанного и получит вознаграждение, Лиденброк волен будет делать все, что ему заблагорассудится, чтобы вернуть себе свою собственность, – двадцать золотых крон, кое-какие драгоценности, принадлежавшие графине, и позолоченную икону Ульрика. А поскольку вор сбыл краденое в другой город и все деньги пропил, Лиденброк, скорее всего, надумает получить возмещение ногтями или глазами, чем более общепринятыми средствами уплаты. У лорда репутация жестокого человека. Не будь он таким, едва ли нанял бы Вейдта.
Охотник за вознаграждениями мог точно предсказать, когда Эрно совершит рывок к свободе. Он видел переулок в сотне ярдов впереди и знал, что его подопечный попытается нырнуть туда, надеясь оторваться от Вейдта и разыскать какого-нибудь услужливого кузнеца, чтобы снять цепи с рук и ног. Он, очевидно, думает, что старику за ним не угнаться.
И, конечно, он прав. В молодости Вейдт мог бы погнаться за Эрно и изловил бы его. Но с другой стороны, скорее всего, он сделал бы то же самое, что собирался сделать сейчас.
– Вейдт, – заговорил взломщик, – может, мы могли бы договориться…
Переулок был совсем рядом.
– Может, мы?…
Эрно взмахнул цепями, метя в охотника за вознаграждениями. Вейдт отступил назад, оказавшись вне досягаемости. Грабитель толкнул толстую женщину с ребенком. Младенец заорал во все горло, а женщина оказалась у Вейдта на пути.
– Прочь! – закричал он, выхватывая стреляющий дротиками пистолет.
Женщина попалась тупая. Ему пришлось отпихнуть ее, чтобы прицелиться. Ребенок визжал, словно свинья, которую жарят заживо.
Переулок был узкий и прямой. Эрно не мог прыгать из стороны в сторону. Он поскользнулся на какой-то падали и упал, запутавшись в цепях. Снова поднялся и побежал, пытаясь добраться до невысокой ограды. Чувствуя острую боль в дважды сломанном, дважды сросшемся запястье, Вейдт поднял пистолет и выстрелил.
Дротик ударил Эрно в основание шеи, сбил с ног, и тот рухнул в грязь сточной канавы грудой костей и цепей. Несомненно, переулок в основном использовался обитателями верхних этажей соседних домов в качестве выгребной ямы. Камни были покрыты толстым слоем грязи, в воздухе висела вонь от тухлой рыбы и гниющих овощей.
Вейдт уперся ладонями в колени. Следовало бы подбить Эрно, но оставить в живых. Деньги одни и те же, что за мертвого, что за живого, но теперь ему придется волочь эту тяжеленную тушу до дома Лиденброка. А он и так уже дышит с трудом. Вейдт прислонился к осклизлой стенке, пытаясь восстановить дыхание.
Врач сказал, что что-то гложет его изнутри, болезнь, которая может быть результатом его долгого пристрастия к крепким аравским сигарам. «Внутри тебя словно поселился черный краб, Вейдт, – сказал тот человек, – и он, в конце концов, прикончит тебя».
Вейдту было наплевать на это. Все умирают. Если уж выбирать жизнь без сигар или смерть с ними, Вейдт не колебался с выбором. Он вытащил сигару и трутницу. Сделав две глубокие затяжки, он закашлялся, сплюнул черную липкую мокроту и двинулся по переулку, придерживаясь за стену.
Конечно же, Эрно был мертв. Вейдт выдернул дротик и начисто вытер об одежду трупа. Он перезарядил пистолет, поставив его на предохранитель. Потом расстегнул цепи, снял их и перекинул себе через плечо. Цепи были важным делом в его работе. Этими, специально выкованными кузнецами-гномами, он пользовался уже не один десяток лет. Это были славные цепи, и им доводилось удерживать и куда более опасных типов, чем Эрно.
Он ухватил мертвеца за босую ногу – заковав его, Вейдт продал его башмаки – и поволок обратно к улице. Грудь пронзила резкая боль. «Черный краб уселся на ребра, – подумал он, – и выедает мышцы, скрепляющие кости». Теперь скелет внутри него истирается в порошок. Скоро он растечется, точно медуза, ни на что больше не годный.
И меткость его теперь стала уже не та. Она осталась неплохой, надо полагать, но он-то привык быть стрелком высшего класса. Когда с охотой за вознаграждениями дело было туго, он всегда мог неплохо подзаработать, выигрывая состязания. Большой лук, арбалет, пистолет, метательный нож: он побеждал с любым из них. А как он заботился о своем оружии! Все было наточено, как надо, смазано, если нужно, отполировано и готово отведать крови. Он все еще старается поддерживать порядок, но некоторые вещи даются ему теперь труднее, чем прежде.
Двадцать пять лет назад он ненадолго сделался героем. Но слава быстро прошла. А его роль в падении Дракенфелса была слишком мала, чтобы оказаться замеченной авторами большинства баллад. Вот почему он позволил Иоахиму Мюнчбергеру опубликовать свой рассказ о тех событиях в виде книги. Этот шарлатан исчез со всеми барышами, и Вейдту понадобилось несколько лет – в перерывах между основной работой, – чтобы выследить его и получить с мошенника плату. Мюнчбергеру, должно быть, пришлось научиться писать левой рукой.
Теперь все, похоже, начинается сначала. Эмиссары кронпринца Освальда разыскали его и попросили приехать, чтобы рассказать старую сказку на новый лад жирному актеришке. Вейдт отказался бы, но ему предложили деньги, и пришлось снова пересказывать надоевшую историю этому Детлефу Зирку – по общим отзывам, беглому должнику – и снова остаться незамеченным, в то время как юный Освальд блаженствовал в золотых лучах славы.
Освальд! Он далеко ушел от сопливого мальчишки тех лет. Скоро он будет избирать своего первого Императора. А в это время толстопузый Руди Вегенер наливается джином, спятившая Эржбет буйствует в каком-нибудь сумасшедшем доме, а Леди Вечность насыщается кровью жертв.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31