Да и пусть палит, надо ж хоть когда-то погреться, кезаку – июнь-месяц – дождливым выпал, да и начало июля. Ну, хоть сейчас, к елоку-августу, распогодилось.
Да, это от пильтяцких болот звук! Дивьян подумал немного и решительно направился туда, с ходу перепрыгивая узкие холодные ручейки, полные вкусной форели. Взгляд юного охотника примечал по пути все – и форель в ручьях, и рябчиков, и чернику, и первые появившиеся грибы, и орешник – орехов в этом году много будет, надо бы наведаться ближе к осени. Звук повторился где-то впереди – словно кто-то ударял по дереву колотушкой. Отрок похвалил себя – значит, правильное направление выбрал. Состорожничал – нырнул в низину, в папоротники, так пробирался, хоть и длиннее было. И не напрасно! Только высунул нос из папоротников, как тут же увидал человека – растрепанного парня, длинного и худющего, словно жердь. Парень, вооруженный короткой рогатиной и луком, сидел на поваленной ветром сосне и, время от времени вскакивая на вывороченные корни, настороженно осматривал округу, видно, караулил что-то.
Неслышно обойдя часового, Дивьян взобрался на раскидистую березу, выглянул, снова скрылся в густозеленой листве. Ага! Вот он – источник непонятного звука. Ну, конечно же, топор! Вырубка. Около десятка молодых парней валили лесины на бревна, сноровисто обрубали сучья, ошкуривали – тут же и ставили срубы. Работа шла споро – месяц-другой – и выстроят крепкую усадьбу, вон уж бревен-то заготовили – на частокол не хватит, а на избу – вполне. Но откуда они взялись здесь, в этих всегда безлюдных местах? Кильмуйские? Может быть, а скорее – Келагастовы! Ну, да – кому же еще? Недаром точил наволоцкий староста зубы на чужие земли, вот – и года не прошло после гибели рода старого Конди, а Келагаст уже здесь, ставит усадьбы на дальних подступах. На следующее лето уже и к Шуг-озеру переберется, если не остановить. Да как остановишь? Подпалить их, что ли? Хорошая мысль. Дивьян нащупал в котомке огниво и трут. А пожалуй что, и подпалить. Нечего по чужим землям хутора ставить! Хотя… с другой стороны, пильтяцкое болото – один леший знает, чья земля. А может, это и не Келагастовы вовсе? Посмотреть еще? Тогда поближе надо пробраться, на березе-то сидя, мало чего увидишь, а услышишь и того меньше. Вон вроде подходящий овражек.
Дивьян осторожно спустился с дерева, спугнув с ближайшей сосны белок, кинулся в овраг, прополз, притаился. Осторожно высунув голову, увидел в отдалении, на опушке, шатер – разноцветный, с вышитыми узорами – молотками, секирами, лошадьми. Над пологом шатра змеились черные, изломанные зигзагами буквицы, очень похожие на те, что были вырезаны на старом пне у Среднего озера и на камне у болота Чистый Мох. Руны! Варяжские руны – именно так называла такие буквицы Лада-чижа. Дивьян чуть не вскрикнул. Так вот это, выходит, кто! Вовсе не Келагастовы, а варяги! По рассказам – жестокие убийцы, может быть даже, это они, а не колбеги вырезали этой зимою весь род старого Конди? Если так – дело плохо. Полог шатра вдруг распахнулся, и наружу выбрался молодой варяг в необычной темно-коричневой рубахе, узкой и длинной, вышитой блестевшими в лучах солнца золочеными нитками. На поясе варяга висел меч в богато украшенных ножнах, с плеч ниспадал яркий густо-голубой плащ, выкрашенный явно не голубикой. Солнце палило немилосердно, варяг – синеглазый, светловолосый, красивый, с небольшой, аккуратно подстриженной бородкой – сняв плащ, небрежно бросил его на папоротники. Отскочившая заколка-фибула, сверкнув в ярких лучах, укатилась в овраг. Дивьян протянул руку. Тяжелая, по-видимому золотая вещь, вся в рисунках, а посередине – две буквицы зигзагом, словно молнии. Сунув фибулу в заплечный мешок, отрок еще раз выглянул, приметив вышедших из лесу воинов в блестящих кольчугах – точно, не Келагастовы! – и осторожно пополз назад, запоздало подумав: а нет ли здесь собак? Судя по всему, собак не было, иначе б давно уж залаяли. Беспрепятственно выбравшись из оврага, Дивьян обошел с запада прозрачное пильтяцкое озеро и, выйдя лесом к Горелому ручью, направился вдоль него к дому. Кровь билась в его висках, а перед глазами кроваво туманилось страшное слово – «варяги». Безжалостные убийцы, грабители и насильники. Правда, к северу от Шугозерья жили на реках и мирные варяги – вполне достойные люди, но эти, случайно встреченные у пильтяцких болот, точно не были мирными! Зачем мирным людям столько оружия? И взгляд того высокого варяга, чья фибула, вовсе не был взглядом пахаря или охотника. Погруженный в свои думы, Дивьян перепрыгнул через ручей, выбирая дорогу посуше, и не заметил, как, забрав чуть правее, вторгся в кильмуйские земли. А может, и заметил, да не придал значения – в конце концов, кто знает, чьи тут были земли у этого затерянного в дремучих лесах ручья?
Широкая, покрытая редкими кустами долина расстилалась до самого леса, темнеющего на юге острыми вершинами елей. К северу начинались холмы, заросшие орешником, березой и все той же елью. На вершине одного из холмов пряталось средь деревьев огороженное частоколом селенье. Не большое, но и не малое – с полдесятка изб, амбары, хлева, пашни. У подножия холма, за березняком, на розовом от клевера лугу мычали коровы, две речки стекались за холмами вместе: большая и малая Пяльицы, через обе были перекинуты мостки, по мосткам шли по воду бабы. Ласковый, дувший от леса ветер шумел густыми кронами росших вокруг речек берез, покрывая темную воду рябью. На краю селения, в яме, несколько мужиков месили босыми ногами глину, чуть дальше, у оврага, заготавливали дранку на крышу – на околице уже высился сложенный из сосновых бревен сруб. Хорошую избу срубили родичи Змеяну – сыну старосты Ончипа. Стар был Ончип, да крепок: полный двор внуков да правнуков. Шестеро сыновей у старосты да три дочки на дальние погосты замуж повыданы. Старший сын – Змеян – тоже уже немолод, и как стало тесновато в просторной Ончиповой избе, решил отделиться Змеян, поговорил с отцом, тот подумал, почесал бороду, да и разрешил. А что? Ведь и в самом деле – тесно. Прошлый год всю весну таскал Змеян с детьми – взрослыми уже, здоровенного вида парнягами – камни: подложить под сруб. Земля сырая, холодная, нельзя прямо на нее ставить. Бревен натаскали быстро – вот он, лес-то, рядом. Ошкурили, сложили в «обло», законопатили серым болотным мхом, оставили на просых. Нынешней весной прорубили оконца: волоковое – дымное, да и так, для свету. Настлали пол из толстых досок, возвели крышу, принялись за очаг из круглых камней – для того и месили глину. Почитай, все уж и сделали, очаг вот остался да кровля – и можно жить-зимовать. Обычно хмурый, радовался Змеян, глядя на новую избу, улыбку довольную в бороду не прятал, все считал дни – еще немного, и можно будет приносить богам жертвы, чтоб крепко стоял дом, чтоб не завелась по углам гниль да чтоб не случилось пожара. Блеяла уже в старом хлеву приготовленная для жертвы козочка, белый петух гордо расхаживал по двору, по-хозяйски поглядывая на кур, не догадываясь, что и ему уготована та же участь – кровью своей оградить новый дом от всякого зла. Довольный ходил Змеян, посмотрел, как месят мужики глину, прошел к пастбищу – окинул коров хозяйским глазом, поднявшись в селенье, заглянул на конюшню.
– Что, батюшка, к осени новоселье справим? – обернулся к нему молодой темнобородый парень, средний сын Оляльк.
– Ужо и справим. – Змеян усмехнулся в бороду. – Все попросторнее будет.
– И то, – кивнул Оляльк, не так давно приведший в дом невесту – светлоокую деву из рода наволоцкого старосты Келагаста. Справная жена оказалась – и рукодельница, и не хвора, да и принесла уже двух детей Оляльку, правда, пока только девок, ну, да ничего, будет еще и сын, обязательно будет.
– Пойди-ка на кузню, – внимательно осматривая коней, промолвил Змеян. – Вон Серого-то перековать бы.
– Инда, и я так мыслю, – согласно кивнул Олельк. – Вчера еще подумывал было, да Муст-племяш упросил в лугах покататься.
– Вот пускай сам и перекует, хватит ему без дела у кузницы ошиваться!
– Да не без дела он, – Олельк защитил племянника. – Авдл-кузнец говорит, зело железное дело знает Муст!
Змеян ухмыльнулся:
– Ну, вот и поглядим, как знает.
Выйдя с конюшни, направился к кузнице, издалека уже увидал внука – юркого черноглазого парня с волосами как вороново крыло, потому и прозвали Муст – Черный.
– Эй, Муста, подь сюда!
– Иду, деда. – Отрок ловко перепрыгнул через стоявшую у кузницы телегу – чумазый, длиннорукий, тоненький, словно тростинка. Ветер растрепал его волосы, и Муст быстро пригладил их рукой. И в кого такой черный?
– Серого на конюшне возьми, перекуй. – Змеян внимательно посмотрел на парня. – Сможешь ли?
– Конечно, смогу! – заверил тот, не удержался, похвастал: – Я уж перековывал тут пару гнедых.
Змеян улыбнулся в бороду. Хороши удались внуки, а Муст из них – самый умелый, и кузнец, и быстр, как ветер, и плавает – лучше всех в селенье.
– Как подкуешь, скачи к речке – коня выкупай. Круглое лицо Муста вспыхнуло радостью. Серый – не конь, ураган! И как же здорово будет пронестись на нем через все селенье, мимо пастбища, через поля, чтоб все видели, особенно Ивля с Собином – братцы троюродные, с которыми споря с десяток раз подряд переплывал под водой речку.
Улыбаясь, смотрел на внука Змеян, а тот переминался уже нетерпеливо с ноги на ногу, видно, готов был бежать за Серым.
Обернувшись, Змеян бросил взгляд на долину:
– Эвон, травищи-то ныне. Богатый покос. Как Серого поведешь купать, захватишь косцам квасу. Не забудь.
– Не забуду, – смешно наморщил нос Муст. – А правду, говорят, в дальнем лесу трехголового гада видели?
– Врут, – засмеялся Змеян. – Ты не всем верь-то! Ну, что стоишь? Беги за Серым.
Миг – и только пятки сверкнули на месте, где только что стоял Муст.
А старый Змеян все смотрел на долину, не зная, что с другой стороны ее, из-за сумрачных елей дальнего леса, так же пристально вглядывается в селенье молодой злобнолицый варяг Лейв по прозвищу Копытная Лужа. Отряд воинов в шлемах, кольчугах и кожаных, с металлическими бляхами, панцирях ожидал одного лишь его слова. Лейв медлил, размышляя – все ли предусмотрел, ведь если что-то пройдет не так, друид затаит злобу. Конечно, хорошо, что Хозяин Дирмунд может являться в теле пришельца только по ночам, однако тем строже он спрашивает с Лейва за все, что происходило днем. Копытная Лужа поежился, вспомнив, как шипел на него друид, узнав о провале засады. Тогда он чуть не поседел от одного взгляда Хозяина, ну и глаза у того были! Не хотелось бы вновь испытать такое. А для этого необходимо было думать. Хоть и туповат был Копытная Лужа, однако ж ума хватало слушать чужие советы, потому, может, и жив был до сих шор, в отличие от многих других, куда более умных. Вот и сейчас Лейв внимательно оглядывал округу. Ждал сигнала от Вельмунда с дальних холмов. Молодой варяг всмотрелся. Ага! Вроде бы что-то блеснуло. Договорились, что Вельмунд подаст сигнал ярко начищенным серебряным блюдом, а когда окружит деревню с севера, сверкнет еще несколько раз. Хитрость эту придумал Дирмунд, сам бы Лейв вовек до такого не додумался. Да и не мыслитель он – исполнитель. Исполнитель… Лейв вздохнул. За исполнение своего плана друид спросит строго. Не хотелось бы подводить его, действовать нужно тщательней, не торопиться.
– Знак, воевода Лейв, – кивнул на вспышки Лютша, один из тех троих, кто рассказал о провале засады. Дирмунд хотел было примерно казнить всю троицу, да почему-то раздумал. Может, решил – пусть лучше проявят себя в деле? Вот Лютша и проявлял, как и те двое, что были сейчас с Вельмундом.
– Пора, – кивнул Копытная Лужа. – Ты, Лютша, возьми воинов. Незаметно подкрадетесь к селению с берега реки, там могут быть рыбаки – смотрите, чтоб ни один не ушел. Вельмунд возьмет на себя тех, что на пашне, косцы же – наши. Как раз по пути. Ну, все готовы?
– Готовы!
– Ну, да поможет нам Тор!
Словно юркие змеи, скрылись в густой траве воины, ведомые Лютшей. Душа молодого мерянина пела – еще бы, впервые ему поручили командовать! Теперь только бы не подвести, и тогда… тогда награда не заставит себя ждать, воевода Лейв умел, когда надо, быть щедрым.
О, если б только скупой по природе Лейв мог слышать его мысли! Возгордился бы, никак не иначе. Еще бы – «щедрый на кольца» – так теперь могли бы спеть скальды и про него, Лейва Копытную Лужу.
Дождавшись, когда Лютша с воинами скрылся из вида, Лейв выждал еще немного и махнул рукой. Личная двадцатка преданных тяжеловооруженных воинов вышла из лесу и, прячась за кустарником, направилась к холмам. Шли не торопясь, берегли силы – они еще пригодятся в сражении, – да и отряду Лютши необходимо дать время для действий. Друид сказал – никто не должен уйти. Никто и не уйдет, слишком тщательно все было спланировано.
Прошуршав в сухой траве змеями, ведомые мерянином воины выбрались к реке – неширокой, с черной торфяной водою.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42