Она попыталась вырваться, но это ей не удалось. В самом деле, он сильно, до боли, сжал ее руку и потащил ее в конец комнаты, прочь от своего отца. Барбара понятия не имела, где он собирается остановиться — в Уединенной глубокой оконной нише или поискать еще какое-нибудь место, но она непременно хотела вырваться. Однако привлекать внимание Лестера ей казалось нежелательным, поэтому она позволила немного оттащить себя в сторону. Но прежде, чем они достигли двери, к которой он направлялся, она сильно отклонилась назад и резко дернула его, чтобы остановиться.
— Мое имя — леди Барбара, — заявила она, и в ее голосе звучала сердечность снежного бурана. — Я никогда не давала вам права называть меня Барби, и я не стыжусь своего мужа, чтобы позволить вам такую интимность. Позвольте мне уйти.
— Ты — возбужденная сука, — прошипел Гай. — У тебя на уме только салонные ухаживания. Все, что от тебя требуется, — сказать, где я должен с тобой встретиться, и…
— Боже упаси! — воскликнула Барбара. — Если я не встречу тебя никогда, пока я жива, и то это будет слишком короткая разлука!..
Он сильнее сжал ей руку; боль заставила ее забыть о нежелательности скандала и вцепиться в его руку, сильно поцарапав ее ногтями. Он пробормотал проклятия и занес сжатую в кулак свободную руку, чтобы ударить ее, но рыжеголовый молодой человек, который раньше пристально смотрел на нее, схватил его запястье.
— Джентльмен не оставляет синяков на руке у леди и не бьет ее при людях, — сказал он, оскалив зубы, и это не было улыбкой. — Даже когда леди этого заслуживает, а я уверен, что леди Барбара не заслужила. Пожалуйста, отпусти ее, Гай.
— Не лезь не в свое дело! — взбешенно прошипел Гай. — Я знаю ее. Она хочет…
— Нет! — воскликнула Барбара. — Я ничего от вас не хочу, кроме того, чтобы вас здесь не было. — И, повернувшись к рыжеголовому, она добавила: — Я даю вам право заняться моим делом. Моя рука не имеет к тебе никакого отношения, Гай. Отпусти ее.
Гай засмеялся, будто пошутил, потом пожал плечами.
— Я думал, у тебя больше здравого смысла. — Но руку он отпустил.
Барбара проворно отступила на шаг так, чтобы можно было повернуться к нему спиной, и сделала глубокий реверанс рыжеголовому.
— Благодарю вас, милорд. Вы не окажете мне любезность сопроводить меня в зал и подождать, пока не будут вызваны мои люди?
— Женщина! — огрызнулся Гай и отвернулся.
Рыжеголовый наблюдал за уходившим Гаем. Его лицо было настолько бесстрастно, что он мог бы с таким же успехом крикнуть вслух, выражая свою неприязнь к молодому Монфорту.
— Спасибо. На самом деле вам не нужно идти со мной, — улыбнулась Барбара.
— Но я буду рад сделать это. — Он улыбнулся в ответ и добавил: — Вы не помните меня? Я — Гилберт де Клер, граф Глостер. Не думаю, что мы когда-либо были представлены друг другу. Но я помню вас, потому что вы были самой остроумной придворной дамой королевы Элинор. Одна из них назвала мне ваше имя и сказала… О, я прошу прощения.
Его лицо покраснело еще сильнее, и Барбара громко рассмеялась.
— Это была та, которая сказала: «Просто удивительно, как ее собственный яд не отравит ее», или: «Может быть, одна из ее маленьких острот просто свалилась ей на голову, как божий дар?»
Пока он провожал ее на конюшню, они обменялись Дружелюбными фразами. Он подсадил ее на оседланную Фриволь, прежде чем она успела учтиво попрощаться. К этому времени Барбара уже вспомнила: граф Глостер Участвовал вместе с Лестером в недавней кампании против мятежных лордов из Уэльса. Очевидно, Глостер не сидел в крепости, а ездил верхом и останавливался в палатках вместе со своими людьми, и его светлая кожа покрылась загаром.
* * *
После мессы Барбара вернулась домой, сменила придворный наряд на простую свободную одежду и села возле небольшого огня, который развела Клотильда, чтобы прогнать сырость позднего летнего вечера. Погода еще не стала прохладной, и Барбаре было достаточно тепло и без огня, но его потрескивание в очаге и яркие языки пламени поднимали ей настроение.
Альфред вернулся не так поздно, как она ожидала. Он был раздосадован и считал время, проведенное с Генрихом де Монфортом, потраченным совершенно напрасно.
— Я спрашивал его прямо, должен ли я остаться в Англии. Я мог бы уехать из Кентербери по личному делу моего брата Раймонда, — рассказывал он Барбаре в то время, как Шалье помогал ему переодеться. — Он засыпал меня множеством извинений и сожалений, но не дал ответа. Ты справилась лучше? — спросил он, усаживаясь напротив нее со вздохом.
— Нет, — призналась Барбара. — Лестер принял меня сразу. Мне кажется, он испытывает угрызения совести из-за того, что «лишил» меня ухаживаний своего сына. Он даже признал, что маленькое одолжение, о котором я прошу, принесет много пользы, но не сделал его.
— Он отказал прямо? — нетерпеливо спросил Альфред. — Если он сделал…
— Нет, — усмехнулась Барбара. — Ты не найдешь в его отказе потайной дверцы, которую откроют для тебя французские эмиссары. Лестер сказал, что Уильям Мардоу — не его заключенный, а его сына Саймона, и пообещал написать письмо с просьбой позволить нам посетить Уильяма.
Альфред застонал. Барбара согласилась, что это хорошо известные приемы проволочек, но ничего другого сделать не могла.
— Я надеюсь, ты не слишком нажимала на него?
Барбара спросила, не хочет ли Альфред вина или что-нибудь поесть, и, когда он отрицательно покачал головой, ответила на его вопрос:
— Лестер не позволит излишней настойчивости в просьбах. Он отделался от меня прежде, чем я попыталась приблизиться к предмету с другой стороны. Мне пришло в голову, что он не мастер изящных отказов, чтобы при этом не было стыдно.
— Он настроен решительно и непреклонно. Это восхищало, когда он поднялся против короля Генриха и его братьев, но причинит ему вред, если он станет так вести себя с дружественными ему графами и баронами.
— Мой отец, кажется, в состоянии… — начала Барбара и заколебалась.
— Избежать встречи с ним? — Альфред поднял брови, вопросительно глядя на нее.
Барбара пожала плечами.
— Отец может выйти из себя, я надеюсь, именно этого он хотел избежать, но это вряд ли заставило бы его надолго удалиться в поместье. Меня огорчило другое, что я заметила, находясь в апартаментах Лестера. Гилберт де Клер, граф Глостер, был там. Ты помнишь, он выступил главным союзником Лестера в борьбе против валлийских лордов? Сейчас он не у дел. Каждый стремился обратиться к Лестеру, а не к нему.
— Почему тебя это огорчает? Лестер — вдохновитель ссоры с королем. Глостер принадлежит к твоим старым друзьям? — лениво спросил Альфред.
— Нет. Я даже не узнала его вначале. Я знала, что видела его где-то, ведь трудно забыть огненно-рыжие волосы, но долго не могла вспомнить, кто он такой. Позднее он сказал, что мы незнакомы, но он меня помнит.
— Еще один джентльмен, от которого я должен охранять свой тыл? — усмехнулся Альфред.
Казалось, это его позабавило, но упоминание о ревности даже в шутку, согревающее и волнующее, встревожило Барбару. Альфред держался так спокойно и безразлично, что она заподозрила его в желании присмотреться, не бегают ли у нее глазки, чтобы при случае оправдать свою собственную неверность. Она не хотела рассказывать ему о Гае, но теперь снова изменила свое решение. Если их заметили придворные сплетники, она должна упредить их, пока он не услышал этой истории из другого источника.
— Нет, вовсе нет. — Она тоже засмеялась с беспечным видом. — Боюсь, что для графа Глостера я скорее старая тетка, чем предмет обожания, — он ведь совсем молод. Он помнит меня как леди, которую, по словам одной из фрейлин королевы Элинор, может отравить ее собственный яд.
— Но он все же заговорил с тобой?
— Он думает, что спас меня от этого идиота, Гая де Монфорта. По каким-то причинам, известным только его ничтожному уму, тот решил, что я вернулась в Англию с одной-единственной целью — быть доступной для него. — Барбара с трудом удержалась от оскорбления или презрительного смеха, опасаясь реакции Альфреда, но тот лишь заметил:
— Должно быть, он испытывает очень сильное влечение к тебе, если пренебрегает распоряжением своего отца.
— Гай волен поступать, как ему вздумается, — огрызнулась Барбара. — Я сомневаюсь, что его желание сохранило бы свою силу, если бы я бросиась к нему в объятия, когда он поманил меня. — Она вздохнула и добавила: — И я не уверена, что его отец приказал ему держаться от меня подальше. В конце концов, Лестер надеялся, что я останусь во Франции, а ему хотелось бы избежать обвинений от своего непутевого сына в том, что выслал меня. Возможно, он также боялся, что Гай заскулил бы и попросил свою мать вернуть меня.
— Что сегодня произошло?
— Ничего.
Это была неправда, но Барбару расстроила сдержанная реакция мужа. Она приняла это за полное равнодушие. Кроме того, она знала: даже если бы Альфред ее ненавидел, он не остался бы безразличен. Она стала его женой, его собственностью, и мужская гордость не позволила бы Альфреду делиться ею. На мгновение она пожалела, что вообще заговорила об этом.
— Но это «ничего не случившееся», кажется, прочно запечатлелось в твоем сознании, — заметил Альфред, и его губы сжались в твердую тонкую линию.
— Да, я считаю — ничего. — Барбара решила быстро переставить акценты в своем рассказе, сведя поступок Гая к укусу блохи в сравнении с «настоящими» заботами. Она засмеялась. — Конечно, я была возмущена его самонадеянностью, но он всего-навсего набитый дурак. Его глупая выходка задержалась у меня в голове только потому, что Глостер пришел мне на помощь. Но и он, должно быть, вмешался, чтобы разозлить Гая. Я не могу поверить, что он испугался за мою безопасность — в конце концов, мы находились в комнате, где было полно людей, и сам Лестер заступился бы за меня, позови я на помощь.
Альфред смотрел в камин, а затем резко повернул голову.
— Гай де Монфорт в самом деле схватил тебя? — спросил он.
Едва не отвергнув и это, Барбара вовремя вспомнила про след у себя на руке, который, вероятно, уже превратился в синяк.
— Он схватил меня за руку и оставил на ней следы. Но я не осталась в долгу и расцарапала в ответ его руку. Каждый, кто увидит царапины, будет смеяться над ним.
— Я думаю… — Альфред начал медленно подниматься со стула.
Барбара подскочила к нему:
— Ты совсем не думаешь и, похоже, готов совершить глупость! Если ты вызовешь Гая на дуэль, то превратишь муху в слона. А он на десять лет моложе тебя и совсем не пара тебе в умении обращаться с оружием. На дуэли ты, конечно, убьешь его или здорово покалечишь. Не сомневаюсь, что все, за исключением его отца и матери, будут в восторге, но потом все же сочтут, что ты слишком жестоко наказал глупого мальчишку…
— Хватит. — Он расслабил мускулы и усмехнулся. — Я вижу, что дуэль была бы ошибкой. Я ничего не скажу Гаю де Монфорту, если он не подойдет ко мне и если ты обещаешь не выходить без моего сопровождения. — Прежде чем она успела ответить, он встал и обнял ее. — Пойдем, я поцелую твой синяк, и он пройдет.
Он поцеловал не только синяк на ее руке, но понадобилось некоторое время, прежде чем Барбара смогла отбросить свои страхи и насладиться его лаской. Теперь она поняла, что привыкла к взрывной реакции своего отца, когда он бывал чем-то недоволен. Спокойствие Альфреда чуть не обмануло ее, заставив поверить, что она успешно отвлекла его внимание от поведения Гая подробным рассказом о политической подоплеке действий Глостера.
Который уже раз она обдумывала все заново и не могла понять, когда под внешним спокойствием Альфреда забушевала ярость. Ее тело оставалось холодно и напряжено, и бедному Альфреду приходилось все начинать сначала. Кажется, прошло около часа, пока она не смогла наконец расслабиться и отдаться на волю волн чувственного наслаждения. И на этот раз она не пыталась сдерживать себя, чтобы скрыть, что желает его слишком сильно. Ослабевшая и обессиленная, она уснула, будто оглушенная.
13.
Альфред, как и жена, забылся тяжелым сном, но по привычке проснулся рано и быстро соскользнул с кровати. Он оказался в соседней комнате прежде, чем подумал, что ему некуда спешить. Сначала он решил вернуться в постель, но вспомнил, что забыл сказать слугам об окончании своей службы у принца. Клотильда уже направилась за водой для умывания, а Шалье принес завтрак. Не было смысла убегать от своих неприятностей, погружаясь в проблемы принца или прерванные сновидения.
Альфред стоял посреди комнаты, вспоминая все, что случилось накануне. Самыми болезненными были воспоминания о его подозрениях — после того, как они занимались любовью на берегу реки, — что Барбара что-то скрывает от него. Ему было в десять раз труднее возбудить ее прошлой ночью после ее встречи с Гаем де Монфортом. Потому ли только, что она была напугана и рассержена? Или всему виной ее тайное влечение к Гаю? Альфред задумался, а не вышла ли Барбара за него замуж, сделав жалкий поспешный выбор, когда стало очевидно, что Лестер не даст согласия на брак своего сына с побочной дочерью Норфолка?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53
— Мое имя — леди Барбара, — заявила она, и в ее голосе звучала сердечность снежного бурана. — Я никогда не давала вам права называть меня Барби, и я не стыжусь своего мужа, чтобы позволить вам такую интимность. Позвольте мне уйти.
— Ты — возбужденная сука, — прошипел Гай. — У тебя на уме только салонные ухаживания. Все, что от тебя требуется, — сказать, где я должен с тобой встретиться, и…
— Боже упаси! — воскликнула Барбара. — Если я не встречу тебя никогда, пока я жива, и то это будет слишком короткая разлука!..
Он сильнее сжал ей руку; боль заставила ее забыть о нежелательности скандала и вцепиться в его руку, сильно поцарапав ее ногтями. Он пробормотал проклятия и занес сжатую в кулак свободную руку, чтобы ударить ее, но рыжеголовый молодой человек, который раньше пристально смотрел на нее, схватил его запястье.
— Джентльмен не оставляет синяков на руке у леди и не бьет ее при людях, — сказал он, оскалив зубы, и это не было улыбкой. — Даже когда леди этого заслуживает, а я уверен, что леди Барбара не заслужила. Пожалуйста, отпусти ее, Гай.
— Не лезь не в свое дело! — взбешенно прошипел Гай. — Я знаю ее. Она хочет…
— Нет! — воскликнула Барбара. — Я ничего от вас не хочу, кроме того, чтобы вас здесь не было. — И, повернувшись к рыжеголовому, она добавила: — Я даю вам право заняться моим делом. Моя рука не имеет к тебе никакого отношения, Гай. Отпусти ее.
Гай засмеялся, будто пошутил, потом пожал плечами.
— Я думал, у тебя больше здравого смысла. — Но руку он отпустил.
Барбара проворно отступила на шаг так, чтобы можно было повернуться к нему спиной, и сделала глубокий реверанс рыжеголовому.
— Благодарю вас, милорд. Вы не окажете мне любезность сопроводить меня в зал и подождать, пока не будут вызваны мои люди?
— Женщина! — огрызнулся Гай и отвернулся.
Рыжеголовый наблюдал за уходившим Гаем. Его лицо было настолько бесстрастно, что он мог бы с таким же успехом крикнуть вслух, выражая свою неприязнь к молодому Монфорту.
— Спасибо. На самом деле вам не нужно идти со мной, — улыбнулась Барбара.
— Но я буду рад сделать это. — Он улыбнулся в ответ и добавил: — Вы не помните меня? Я — Гилберт де Клер, граф Глостер. Не думаю, что мы когда-либо были представлены друг другу. Но я помню вас, потому что вы были самой остроумной придворной дамой королевы Элинор. Одна из них назвала мне ваше имя и сказала… О, я прошу прощения.
Его лицо покраснело еще сильнее, и Барбара громко рассмеялась.
— Это была та, которая сказала: «Просто удивительно, как ее собственный яд не отравит ее», или: «Может быть, одна из ее маленьких острот просто свалилась ей на голову, как божий дар?»
Пока он провожал ее на конюшню, они обменялись Дружелюбными фразами. Он подсадил ее на оседланную Фриволь, прежде чем она успела учтиво попрощаться. К этому времени Барбара уже вспомнила: граф Глостер Участвовал вместе с Лестером в недавней кампании против мятежных лордов из Уэльса. Очевидно, Глостер не сидел в крепости, а ездил верхом и останавливался в палатках вместе со своими людьми, и его светлая кожа покрылась загаром.
* * *
После мессы Барбара вернулась домой, сменила придворный наряд на простую свободную одежду и села возле небольшого огня, который развела Клотильда, чтобы прогнать сырость позднего летнего вечера. Погода еще не стала прохладной, и Барбаре было достаточно тепло и без огня, но его потрескивание в очаге и яркие языки пламени поднимали ей настроение.
Альфред вернулся не так поздно, как она ожидала. Он был раздосадован и считал время, проведенное с Генрихом де Монфортом, потраченным совершенно напрасно.
— Я спрашивал его прямо, должен ли я остаться в Англии. Я мог бы уехать из Кентербери по личному делу моего брата Раймонда, — рассказывал он Барбаре в то время, как Шалье помогал ему переодеться. — Он засыпал меня множеством извинений и сожалений, но не дал ответа. Ты справилась лучше? — спросил он, усаживаясь напротив нее со вздохом.
— Нет, — призналась Барбара. — Лестер принял меня сразу. Мне кажется, он испытывает угрызения совести из-за того, что «лишил» меня ухаживаний своего сына. Он даже признал, что маленькое одолжение, о котором я прошу, принесет много пользы, но не сделал его.
— Он отказал прямо? — нетерпеливо спросил Альфред. — Если он сделал…
— Нет, — усмехнулась Барбара. — Ты не найдешь в его отказе потайной дверцы, которую откроют для тебя французские эмиссары. Лестер сказал, что Уильям Мардоу — не его заключенный, а его сына Саймона, и пообещал написать письмо с просьбой позволить нам посетить Уильяма.
Альфред застонал. Барбара согласилась, что это хорошо известные приемы проволочек, но ничего другого сделать не могла.
— Я надеюсь, ты не слишком нажимала на него?
Барбара спросила, не хочет ли Альфред вина или что-нибудь поесть, и, когда он отрицательно покачал головой, ответила на его вопрос:
— Лестер не позволит излишней настойчивости в просьбах. Он отделался от меня прежде, чем я попыталась приблизиться к предмету с другой стороны. Мне пришло в голову, что он не мастер изящных отказов, чтобы при этом не было стыдно.
— Он настроен решительно и непреклонно. Это восхищало, когда он поднялся против короля Генриха и его братьев, но причинит ему вред, если он станет так вести себя с дружественными ему графами и баронами.
— Мой отец, кажется, в состоянии… — начала Барбара и заколебалась.
— Избежать встречи с ним? — Альфред поднял брови, вопросительно глядя на нее.
Барбара пожала плечами.
— Отец может выйти из себя, я надеюсь, именно этого он хотел избежать, но это вряд ли заставило бы его надолго удалиться в поместье. Меня огорчило другое, что я заметила, находясь в апартаментах Лестера. Гилберт де Клер, граф Глостер, был там. Ты помнишь, он выступил главным союзником Лестера в борьбе против валлийских лордов? Сейчас он не у дел. Каждый стремился обратиться к Лестеру, а не к нему.
— Почему тебя это огорчает? Лестер — вдохновитель ссоры с королем. Глостер принадлежит к твоим старым друзьям? — лениво спросил Альфред.
— Нет. Я даже не узнала его вначале. Я знала, что видела его где-то, ведь трудно забыть огненно-рыжие волосы, но долго не могла вспомнить, кто он такой. Позднее он сказал, что мы незнакомы, но он меня помнит.
— Еще один джентльмен, от которого я должен охранять свой тыл? — усмехнулся Альфред.
Казалось, это его позабавило, но упоминание о ревности даже в шутку, согревающее и волнующее, встревожило Барбару. Альфред держался так спокойно и безразлично, что она заподозрила его в желании присмотреться, не бегают ли у нее глазки, чтобы при случае оправдать свою собственную неверность. Она не хотела рассказывать ему о Гае, но теперь снова изменила свое решение. Если их заметили придворные сплетники, она должна упредить их, пока он не услышал этой истории из другого источника.
— Нет, вовсе нет. — Она тоже засмеялась с беспечным видом. — Боюсь, что для графа Глостера я скорее старая тетка, чем предмет обожания, — он ведь совсем молод. Он помнит меня как леди, которую, по словам одной из фрейлин королевы Элинор, может отравить ее собственный яд.
— Но он все же заговорил с тобой?
— Он думает, что спас меня от этого идиота, Гая де Монфорта. По каким-то причинам, известным только его ничтожному уму, тот решил, что я вернулась в Англию с одной-единственной целью — быть доступной для него. — Барбара с трудом удержалась от оскорбления или презрительного смеха, опасаясь реакции Альфреда, но тот лишь заметил:
— Должно быть, он испытывает очень сильное влечение к тебе, если пренебрегает распоряжением своего отца.
— Гай волен поступать, как ему вздумается, — огрызнулась Барбара. — Я сомневаюсь, что его желание сохранило бы свою силу, если бы я бросиась к нему в объятия, когда он поманил меня. — Она вздохнула и добавила: — И я не уверена, что его отец приказал ему держаться от меня подальше. В конце концов, Лестер надеялся, что я останусь во Франции, а ему хотелось бы избежать обвинений от своего непутевого сына в том, что выслал меня. Возможно, он также боялся, что Гай заскулил бы и попросил свою мать вернуть меня.
— Что сегодня произошло?
— Ничего.
Это была неправда, но Барбару расстроила сдержанная реакция мужа. Она приняла это за полное равнодушие. Кроме того, она знала: даже если бы Альфред ее ненавидел, он не остался бы безразличен. Она стала его женой, его собственностью, и мужская гордость не позволила бы Альфреду делиться ею. На мгновение она пожалела, что вообще заговорила об этом.
— Но это «ничего не случившееся», кажется, прочно запечатлелось в твоем сознании, — заметил Альфред, и его губы сжались в твердую тонкую линию.
— Да, я считаю — ничего. — Барбара решила быстро переставить акценты в своем рассказе, сведя поступок Гая к укусу блохи в сравнении с «настоящими» заботами. Она засмеялась. — Конечно, я была возмущена его самонадеянностью, но он всего-навсего набитый дурак. Его глупая выходка задержалась у меня в голове только потому, что Глостер пришел мне на помощь. Но и он, должно быть, вмешался, чтобы разозлить Гая. Я не могу поверить, что он испугался за мою безопасность — в конце концов, мы находились в комнате, где было полно людей, и сам Лестер заступился бы за меня, позови я на помощь.
Альфред смотрел в камин, а затем резко повернул голову.
— Гай де Монфорт в самом деле схватил тебя? — спросил он.
Едва не отвергнув и это, Барбара вовремя вспомнила про след у себя на руке, который, вероятно, уже превратился в синяк.
— Он схватил меня за руку и оставил на ней следы. Но я не осталась в долгу и расцарапала в ответ его руку. Каждый, кто увидит царапины, будет смеяться над ним.
— Я думаю… — Альфред начал медленно подниматься со стула.
Барбара подскочила к нему:
— Ты совсем не думаешь и, похоже, готов совершить глупость! Если ты вызовешь Гая на дуэль, то превратишь муху в слона. А он на десять лет моложе тебя и совсем не пара тебе в умении обращаться с оружием. На дуэли ты, конечно, убьешь его или здорово покалечишь. Не сомневаюсь, что все, за исключением его отца и матери, будут в восторге, но потом все же сочтут, что ты слишком жестоко наказал глупого мальчишку…
— Хватит. — Он расслабил мускулы и усмехнулся. — Я вижу, что дуэль была бы ошибкой. Я ничего не скажу Гаю де Монфорту, если он не подойдет ко мне и если ты обещаешь не выходить без моего сопровождения. — Прежде чем она успела ответить, он встал и обнял ее. — Пойдем, я поцелую твой синяк, и он пройдет.
Он поцеловал не только синяк на ее руке, но понадобилось некоторое время, прежде чем Барбара смогла отбросить свои страхи и насладиться его лаской. Теперь она поняла, что привыкла к взрывной реакции своего отца, когда он бывал чем-то недоволен. Спокойствие Альфреда чуть не обмануло ее, заставив поверить, что она успешно отвлекла его внимание от поведения Гая подробным рассказом о политической подоплеке действий Глостера.
Который уже раз она обдумывала все заново и не могла понять, когда под внешним спокойствием Альфреда забушевала ярость. Ее тело оставалось холодно и напряжено, и бедному Альфреду приходилось все начинать сначала. Кажется, прошло около часа, пока она не смогла наконец расслабиться и отдаться на волю волн чувственного наслаждения. И на этот раз она не пыталась сдерживать себя, чтобы скрыть, что желает его слишком сильно. Ослабевшая и обессиленная, она уснула, будто оглушенная.
13.
Альфред, как и жена, забылся тяжелым сном, но по привычке проснулся рано и быстро соскользнул с кровати. Он оказался в соседней комнате прежде, чем подумал, что ему некуда спешить. Сначала он решил вернуться в постель, но вспомнил, что забыл сказать слугам об окончании своей службы у принца. Клотильда уже направилась за водой для умывания, а Шалье принес завтрак. Не было смысла убегать от своих неприятностей, погружаясь в проблемы принца или прерванные сновидения.
Альфред стоял посреди комнаты, вспоминая все, что случилось накануне. Самыми болезненными были воспоминания о его подозрениях — после того, как они занимались любовью на берегу реки, — что Барбара что-то скрывает от него. Ему было в десять раз труднее возбудить ее прошлой ночью после ее встречи с Гаем де Монфортом. Потому ли только, что она была напугана и рассержена? Или всему виной ее тайное влечение к Гаю? Альфред задумался, а не вышла ли Барбара за него замуж, сделав жалкий поспешный выбор, когда стало очевидно, что Лестер не даст согласия на брак своего сына с побочной дочерью Норфолка?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53