Трех более милых людей в мире не найти. И как такие милые люди, как ты и сэр Бенджамин могли поссориться, ума не приложу… Расскажи мне о ссоре, Малютка Мама… Из-за чего вы поссорились?
- Из-за гераней, - совсем тихо ответила Эстелла.
- Из-за гераней! - выдохнула Мария. - Но как можно ссориться так долго и ужасно из-за гераней?
- Оглядываясь назад, я тоже не понимаю, - сказала Эстелла, - но тогда герани казались важнее всего на свете. Так происходят все ссоры, особенно у Мерривезеров. Они начинаются из сущего пустяка, такого, как розовые герани, а потом этот пустяк все растет и растет, пока не займет весь мир.
- Продолжай, - сказала Мария.
- Когда я приехала в Лунную Усадьбу, я была несчастной маленькой девочкой. Я любила своих родителей, а они умерли, я любила наш корнуолльский дом, а его не стало. Только розовые герани напоминали мне о родителях и доме. У меня не хватает слов объяснить тебе, Мария, как я обожала эти розовые герани. Меня, как только я приехала, поселили в маленькой комнатке в башне, и я заполнила всю комнату геранями, а когда герани разрослись, я расставила горшки вдоль всей лестницы… И тут-то и начались проблемы… Леди Летиция очень не любила двух вещей - гераней и розового цвета - особенно ярко-розового. В парке усадьбы не было герани, а в доме не было ничего розового. Это она подбирала мебель для гостиной и вышивала обивку кресел, и ты помнишь, что розы там и красные, и желтые, но не розовые.
- Я знаю, - сказала Мария. - За что еще я люблю гостиную, так это за отсутствие розового, потому что я как леди Летиция. Эстелла, я тоже не люблю розовый цвет.
- Что? - воскликнула Эстелла. - Ты скачешь бок о бок со мной, Мария, и осмеливаешься заявлять, что не любишь розового?
Эстелла вышла из себя, глаза ее метали молнии, грозившие испепелить все вокруг. Казалось, ей было нанесено оскорбление, и Марии это показалось столь возмутительным, что ей тоже захотелось выйти из себя, засверкать глазами и открыть рот для того, чтобы отпустить какое-нибудь насмешливое замечание. Но прежде, чем она это сделала, послышалось низкое рычание Рольва и дружелюбное ржание Барвинка, и вместо того, чтобы произнести колкость, она просто рассмеялась.
- Не будем ссориться, - сказала она. - Ты любишь розовое, а я нет, согласимся, что в этом мы отличаемся.
Эстелла успокоилась и улыбнулась. - Как раз этого мы с леди Летицией и не смогли сделать. Мы все время ссорились. Она не позволяла, чтобы поток герани переливался через порог моей комнаты и разливался по всему дому, не разрешала мне носить в волосах розовую ленту. Я ужасно от этого страдала, потому что считала, что оскорбляя мои герани, оскорбляют моих родителей. Я была очень несчастна. Думаю, что я бы умерла от того, как я была несчастна, если бы не моя гувернантка, старая Эльспет, - которая была ворчливой старухой, но всегда брала мою сторону. И еще если бы не. доброта сэра Бенджамина. Когда мне было десять, он был великолепным молодым человеком двадцати пяти лет, и как я уже сказала, он был добр ко мне, и я его любила, хотя он разделял со своей матерью нелюбовь к розовым гераням. Но в отличие от нее, он не говорил о том, что ему не нравилось, он сдерживал себя и не упоминал об этом. Он всегда дарил мне что-нибудь, чтобы смягчить суровость своей матери. Он в молодые годы был умелым плотником, и это он сделал для меня всю ту мебель, которая сейчас стоит в твоей комнате. И он научил меня играть в шахматы. Мы всегда вместе играли в шахматы. Я не могу тебе сказать, как я любила его. И он тоже любил меня… Хотя свою мать он любил больше.
- Ты наверно страшно ревновала его к матери, - сказала Мария.
- Да. Я была ужасной девочкой в то время, Мария, ревнивой, гордой и страстной. Но и в гневе я оставалась холодной, в отличие от горячей леди Летиции, и это ее ужасно раздражало. Однако сэр Бенджамин любил меня, и когда я выросла, попросил меня выйти за него замуж, и я согласилась.
- А леди Летиция не возражала? - спросила Мария.
- Конечно, возражала. Но она все же была просто женщиной. Сэру Бенджамину в ту пору было под тридцать, и она понимала, что он имеет право жениться на мне, если захочет. Так что ей ничего не оставалось делать. Но она очень меня не любила, и была так несчастна из-за нашей помолвки, что, я думаю, именно это ее и ослабило. Зимой она простудилась, и не успели мы оглянуться, как она умерла. У сэра Бенджамина было разбито сердце, так он обожал мать. Я старалась утешить его, как могла, и он, казалось, любил меня еще больше, чем раньше, мы условились пожениться весной, и он, я и старая Эльспет готовили дом к свадьбе так, чтобы все сияло и сверкало. Я трудилась над своей вышивкой, Я сшила сэру Бенджамину великолепный жилет, бледно-голубой с желтой и малиновой вышивкой, потому что это были солнечные цвета, которые он любил, и принялась за другой к нашей свадьбе. Себе я готовила приданое и подвенечное платье… А потом, Мария, одним весенним вечером, прямо перед свадьбой, я сделала страшную глупость.
- Я догадываюсь, что это было, - сказала Мария, - в то время башня была переполнена розовыми геранями, и они стояли везде, куда ты могла втиснуть новый горшок, и однажды, когда сэр Бенджамин уехал кататься, ты стащила их вниз и наполнила ими дом.
- Именно это я и сделала, - сказала Эстелла. - Особенно много цветов я поставила в гостиной, потому что в тот вечер к ужину должен был прийти Старый Пастор, и я хотела, чтобы гостиная выглядела понарядней. Я одела платье из моего приданого - розовое. Я украсила стол розовыми цветами. Потом, позже, чем обычно, сэр Бенджамин вернулся с прогулки и увидел, что я сделала.
- И что он сказал? - поинтересовалась Мария.
- Он ничего не сказал, потому что здесь был Старый Пастор. Он играл роль любезного хозяина весь вечер, но я видела, что он страшно разгневан. Я думаю, что Старый Пастор это тоже заметил, потому что для того, чтобы как-то разрядить атмосферу, он попросил меня поиграть им после ужина, и я спела песню, написанную кем-то из Мерривезеров много веков тому назад. Сэр Бенджамин очень любил эту песню, потому что ее героиня напоминала ему обо мне.
- Да, - прошептала сама себе Мария, - я знаю эту песню.
- Но в этот вечер она ему не понравилась, и когда Старый Пастор ушел домой, он высказал все, что думал обо мне. Ты знаешь, у него мерривезеровский характер, несмотря на то, что он такой солнечный и замечательный, а когда он был молод, он вел себя как рыкающий лев. Он гневался и гремел в тот вечер, так что казалось, что его ярость снесет крышу дома. Он сказал, что я оскорбила память его святой матери и что лучше бы мне последовать за ней. Он наговорил много другого, что разозлило меня, так что я тоже сказала ему много обидных слов. Среди прочего я сказала, что его мать вовсе не была святой, что она была злой женщиной, если она могла так сурово обращаться с маленькой девочкой за ее любовь к розовому. И что святые не ненавидят герани. Святые любят все цветы, сотворенные Богом, особенно ярко-розовые герани Корнуолла, потому что Бог сотворил их красивей всех прочих цветов… И тогда сэр Бенджамин похвала. И все горшки с геранью, до которых смог дотянуться, и повыбрасывал их через окно в розарий.
- А ты что сделала? - спросила Мария.
- Я поднялась в башню, сняла шелковое платье и надела дорожную одежду. Я написала маленькую записку старой Эльспет, своей гувернантке, говоря в ней, что уезжаю, но что со мной все в порядке, чтобы она не беспокоилась, и подсунула ее под дверь ее спальни. И когда в доме стало совершенно темно и все затихло, я взяла огромный мешок, выскользнула из дома и собрала все осколки разбитых горшков с остатками герани, которые смогла найти в темноте, наполнила ими мешок, прошла через парк, туннель и большие ворота и вышла на дорогу, ведущую прочь из долины. Я шла всю ночь и на заре очутилась в мире, которого совершенно не знала, и он показался мне чужой страной, и я почувствовала себя одинокой и покинутой. Но я не проявила слабости и не повернула назад. Я дошла по дороге до города, постучала в первую приглянувшуюся мне дверь, и спросила не нужна ли им служанка. Они сказали, что нужна. Сын хозяев, молодой адвокат, влюбился в меня с первого взгляда, и я вышла за него замуж так быстро, как только было возможно, потому что он был добр и понравился мне, а в своей гордыне и гневе, я решила поставить преграду, которая не позволит сэру Бенджамину вернуть меня силой.
- А он попытался вернуть тебя назад? - спросила Мария.
- Да. И он, и Старый Пастор, и Эльспет не успокоились, пока не обнаружили моего пристанища, и сэр Бенджамин послал Старого Пастора сказать, что он прощает меня и забирает меня назад. Но сам он не приехал… Наверно, он был слишком задет и горд, и зол… И он не прислал мне извинений за то, что побросал в окно мои герани. И я еще больше разозлилась и послала со Старым Пастором записку, чтобы мне прислали мою одежду, и сказала, что выхожу замуж за моего адвоката, так скоро, как только можно, и буду жить в городе, и никогда не вернусь в долину.
- Но ты вернулась, - сказала Мария.
- Да, я вернулась. Я слишком ее любила для того, чтобы оставаться вдали, и я была деревенской девочкой и ненавидела город. Когда Эльспет стала привратницей, я навещала ее, а когда она умерла, и мой муж тоже умер, я собрала все свои пожитки, включая розовые герани, и тайно поселилась здесь, как я тебе рассказывала… Как первая Лунная Принцесса.
- Да! - выдохнула Мария. - Она тоже здесь жила?
- Думаю, что да, - ответила Эстелла. - До того, как мы с Робином поселились в домике у ворот, никто не пользовался маленькой комнаткой-пещерой, где сейчас живет Робин. Она была завалена землей, камнями и всяким мусором, который нападал в дыру, где сейчас окно. Робин и я вычистили весь мусор и нашли маленькую дверцу в холме с молоточком в виде лошадиной подковы, а еще мы нашли прямо подо всем мусором серебряное зеркало со скачущей лошадью, которое теперь висит в моей комнате. Кому еще это могло принадлежать, если не ей? Мне кажется, что она жила тут всю жизнь после того, как покинула усадьбу, а ее маленькая белая лошадка паслась на склонах Райского Холма.
- Наверно, это была она, - сказала Мария. - Эстелла, легенда рассказывает, что она взяла с собой жемчужное ожерелье. Вы его не находили?
- Нет. Я часто его искала, но так и не нашла. Огромное рубиновое кольцо, которое Лунная Принцесса подарила сэру Рольву, сохранилось, и сэр Бенджамин его иногда носит, но жемчуга безнадежно пропали. Жалко, ты бы была хороша в них в день своей свадьбы.
- Подумать только, Эстелла, - сказала Мария, - что ты жила в домике у ворот все эти годы и так и не попыталась помириться с сэром Бенджамином!
- А почему я? - холодно возразила Эстелла. - Он ведь не попытался помириться со мной.
- Он пытался! Он послал Старого Пастора к тебе в дом адвоката.
- Это был не лучший способ мириться. Он так и не извинился за свою вспышку, и он не извинился за то, что выбросил в окно мои герани. И все другие герани, которые он не побросал в окно, он уничтожил, потому что я никогда не слышала, чтобы в доме или в саду была хоть одна герань.
Мария ничего не ответила, но внезапно вспомнила таинственную комнату над туннелем между задним двором и огородом, и розовые герани, которые она видела в окне. Она попадет туда и узнает кому принадлежат эти розовые герани при первой же возможности. Но теперь следовало заняться возвращением Райского Холма Богу, и они уже приближались к поломанным воротам, ведущим в деревню.
- Сейчас нет времени, Малютка Мама, чтобы говорить, какими, на мой взгляд, глупцами были вы с сэром Бенджамином, - сказала она сурово, - но я скажу тебе позже. Наверно, мы оставим зверей в церковном дворе, когда пойдем внутрь?
- Нет, мы возьмем их с собой, - ответила Эстелла. - Старый Пастор не возражает против зверей в церкви. Он говорит, что собаки, кошки и лошади самые замечательные дети Божьи, которые, как правило, ведут себя куда лучше, чем люди, и он не понимает, почему бы им не быть в Божьем доме.
- Я тем более не понимаю, - сказала Мария.
Они проскакали по деревенской улице, которая еще казалась спящей в этот ранний час, только ручей, стекающий с Райского Холма, весело журчал под маленькими мостиками перед каждой калиткой, въехали в кладбищенские ворота и оказались в церковном дворе. У портала церкви Эстелла и Мария спешились и рука об руку вошли в церковь, а за ними парами следовали Рольв с Барвинком и Захария с Тишайкой. Шествие замыкал Виггинс, распустивший как знамя по ветру свой редкостный хвост.
Церковь была полна света, детей и музыки. Старый Пастор стоял на ступеньках хоров со скрипкой, зажатой под подбородком, наигрывая одну из самых красивых мелодий, которые только слышала Мария, и рассевшиеся вокруг него на ступеньках дети из Сильвердью, яркими одеждами напоминающие цветы, пели громко и радостно, как птички на заре.
Старый Пастор не перестал играть, когда Малютка Эстелла, Мария, Рольв, Барвинок, Захария, Тишайка и Виггинс присоединились к поющим детям, но он сказал им:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
- Из-за гераней, - совсем тихо ответила Эстелла.
- Из-за гераней! - выдохнула Мария. - Но как можно ссориться так долго и ужасно из-за гераней?
- Оглядываясь назад, я тоже не понимаю, - сказала Эстелла, - но тогда герани казались важнее всего на свете. Так происходят все ссоры, особенно у Мерривезеров. Они начинаются из сущего пустяка, такого, как розовые герани, а потом этот пустяк все растет и растет, пока не займет весь мир.
- Продолжай, - сказала Мария.
- Когда я приехала в Лунную Усадьбу, я была несчастной маленькой девочкой. Я любила своих родителей, а они умерли, я любила наш корнуолльский дом, а его не стало. Только розовые герани напоминали мне о родителях и доме. У меня не хватает слов объяснить тебе, Мария, как я обожала эти розовые герани. Меня, как только я приехала, поселили в маленькой комнатке в башне, и я заполнила всю комнату геранями, а когда герани разрослись, я расставила горшки вдоль всей лестницы… И тут-то и начались проблемы… Леди Летиция очень не любила двух вещей - гераней и розового цвета - особенно ярко-розового. В парке усадьбы не было герани, а в доме не было ничего розового. Это она подбирала мебель для гостиной и вышивала обивку кресел, и ты помнишь, что розы там и красные, и желтые, но не розовые.
- Я знаю, - сказала Мария. - За что еще я люблю гостиную, так это за отсутствие розового, потому что я как леди Летиция. Эстелла, я тоже не люблю розовый цвет.
- Что? - воскликнула Эстелла. - Ты скачешь бок о бок со мной, Мария, и осмеливаешься заявлять, что не любишь розового?
Эстелла вышла из себя, глаза ее метали молнии, грозившие испепелить все вокруг. Казалось, ей было нанесено оскорбление, и Марии это показалось столь возмутительным, что ей тоже захотелось выйти из себя, засверкать глазами и открыть рот для того, чтобы отпустить какое-нибудь насмешливое замечание. Но прежде, чем она это сделала, послышалось низкое рычание Рольва и дружелюбное ржание Барвинка, и вместо того, чтобы произнести колкость, она просто рассмеялась.
- Не будем ссориться, - сказала она. - Ты любишь розовое, а я нет, согласимся, что в этом мы отличаемся.
Эстелла успокоилась и улыбнулась. - Как раз этого мы с леди Летицией и не смогли сделать. Мы все время ссорились. Она не позволяла, чтобы поток герани переливался через порог моей комнаты и разливался по всему дому, не разрешала мне носить в волосах розовую ленту. Я ужасно от этого страдала, потому что считала, что оскорбляя мои герани, оскорбляют моих родителей. Я была очень несчастна. Думаю, что я бы умерла от того, как я была несчастна, если бы не моя гувернантка, старая Эльспет, - которая была ворчливой старухой, но всегда брала мою сторону. И еще если бы не. доброта сэра Бенджамина. Когда мне было десять, он был великолепным молодым человеком двадцати пяти лет, и как я уже сказала, он был добр ко мне, и я его любила, хотя он разделял со своей матерью нелюбовь к розовым гераням. Но в отличие от нее, он не говорил о том, что ему не нравилось, он сдерживал себя и не упоминал об этом. Он всегда дарил мне что-нибудь, чтобы смягчить суровость своей матери. Он в молодые годы был умелым плотником, и это он сделал для меня всю ту мебель, которая сейчас стоит в твоей комнате. И он научил меня играть в шахматы. Мы всегда вместе играли в шахматы. Я не могу тебе сказать, как я любила его. И он тоже любил меня… Хотя свою мать он любил больше.
- Ты наверно страшно ревновала его к матери, - сказала Мария.
- Да. Я была ужасной девочкой в то время, Мария, ревнивой, гордой и страстной. Но и в гневе я оставалась холодной, в отличие от горячей леди Летиции, и это ее ужасно раздражало. Однако сэр Бенджамин любил меня, и когда я выросла, попросил меня выйти за него замуж, и я согласилась.
- А леди Летиция не возражала? - спросила Мария.
- Конечно, возражала. Но она все же была просто женщиной. Сэру Бенджамину в ту пору было под тридцать, и она понимала, что он имеет право жениться на мне, если захочет. Так что ей ничего не оставалось делать. Но она очень меня не любила, и была так несчастна из-за нашей помолвки, что, я думаю, именно это ее и ослабило. Зимой она простудилась, и не успели мы оглянуться, как она умерла. У сэра Бенджамина было разбито сердце, так он обожал мать. Я старалась утешить его, как могла, и он, казалось, любил меня еще больше, чем раньше, мы условились пожениться весной, и он, я и старая Эльспет готовили дом к свадьбе так, чтобы все сияло и сверкало. Я трудилась над своей вышивкой, Я сшила сэру Бенджамину великолепный жилет, бледно-голубой с желтой и малиновой вышивкой, потому что это были солнечные цвета, которые он любил, и принялась за другой к нашей свадьбе. Себе я готовила приданое и подвенечное платье… А потом, Мария, одним весенним вечером, прямо перед свадьбой, я сделала страшную глупость.
- Я догадываюсь, что это было, - сказала Мария, - в то время башня была переполнена розовыми геранями, и они стояли везде, куда ты могла втиснуть новый горшок, и однажды, когда сэр Бенджамин уехал кататься, ты стащила их вниз и наполнила ими дом.
- Именно это я и сделала, - сказала Эстелла. - Особенно много цветов я поставила в гостиной, потому что в тот вечер к ужину должен был прийти Старый Пастор, и я хотела, чтобы гостиная выглядела понарядней. Я одела платье из моего приданого - розовое. Я украсила стол розовыми цветами. Потом, позже, чем обычно, сэр Бенджамин вернулся с прогулки и увидел, что я сделала.
- И что он сказал? - поинтересовалась Мария.
- Он ничего не сказал, потому что здесь был Старый Пастор. Он играл роль любезного хозяина весь вечер, но я видела, что он страшно разгневан. Я думаю, что Старый Пастор это тоже заметил, потому что для того, чтобы как-то разрядить атмосферу, он попросил меня поиграть им после ужина, и я спела песню, написанную кем-то из Мерривезеров много веков тому назад. Сэр Бенджамин очень любил эту песню, потому что ее героиня напоминала ему обо мне.
- Да, - прошептала сама себе Мария, - я знаю эту песню.
- Но в этот вечер она ему не понравилась, и когда Старый Пастор ушел домой, он высказал все, что думал обо мне. Ты знаешь, у него мерривезеровский характер, несмотря на то, что он такой солнечный и замечательный, а когда он был молод, он вел себя как рыкающий лев. Он гневался и гремел в тот вечер, так что казалось, что его ярость снесет крышу дома. Он сказал, что я оскорбила память его святой матери и что лучше бы мне последовать за ней. Он наговорил много другого, что разозлило меня, так что я тоже сказала ему много обидных слов. Среди прочего я сказала, что его мать вовсе не была святой, что она была злой женщиной, если она могла так сурово обращаться с маленькой девочкой за ее любовь к розовому. И что святые не ненавидят герани. Святые любят все цветы, сотворенные Богом, особенно ярко-розовые герани Корнуолла, потому что Бог сотворил их красивей всех прочих цветов… И тогда сэр Бенджамин похвала. И все горшки с геранью, до которых смог дотянуться, и повыбрасывал их через окно в розарий.
- А ты что сделала? - спросила Мария.
- Я поднялась в башню, сняла шелковое платье и надела дорожную одежду. Я написала маленькую записку старой Эльспет, своей гувернантке, говоря в ней, что уезжаю, но что со мной все в порядке, чтобы она не беспокоилась, и подсунула ее под дверь ее спальни. И когда в доме стало совершенно темно и все затихло, я взяла огромный мешок, выскользнула из дома и собрала все осколки разбитых горшков с остатками герани, которые смогла найти в темноте, наполнила ими мешок, прошла через парк, туннель и большие ворота и вышла на дорогу, ведущую прочь из долины. Я шла всю ночь и на заре очутилась в мире, которого совершенно не знала, и он показался мне чужой страной, и я почувствовала себя одинокой и покинутой. Но я не проявила слабости и не повернула назад. Я дошла по дороге до города, постучала в первую приглянувшуюся мне дверь, и спросила не нужна ли им служанка. Они сказали, что нужна. Сын хозяев, молодой адвокат, влюбился в меня с первого взгляда, и я вышла за него замуж так быстро, как только было возможно, потому что он был добр и понравился мне, а в своей гордыне и гневе, я решила поставить преграду, которая не позволит сэру Бенджамину вернуть меня силой.
- А он попытался вернуть тебя назад? - спросила Мария.
- Да. И он, и Старый Пастор, и Эльспет не успокоились, пока не обнаружили моего пристанища, и сэр Бенджамин послал Старого Пастора сказать, что он прощает меня и забирает меня назад. Но сам он не приехал… Наверно, он был слишком задет и горд, и зол… И он не прислал мне извинений за то, что побросал в окно мои герани. И я еще больше разозлилась и послала со Старым Пастором записку, чтобы мне прислали мою одежду, и сказала, что выхожу замуж за моего адвоката, так скоро, как только можно, и буду жить в городе, и никогда не вернусь в долину.
- Но ты вернулась, - сказала Мария.
- Да, я вернулась. Я слишком ее любила для того, чтобы оставаться вдали, и я была деревенской девочкой и ненавидела город. Когда Эльспет стала привратницей, я навещала ее, а когда она умерла, и мой муж тоже умер, я собрала все свои пожитки, включая розовые герани, и тайно поселилась здесь, как я тебе рассказывала… Как первая Лунная Принцесса.
- Да! - выдохнула Мария. - Она тоже здесь жила?
- Думаю, что да, - ответила Эстелла. - До того, как мы с Робином поселились в домике у ворот, никто не пользовался маленькой комнаткой-пещерой, где сейчас живет Робин. Она была завалена землей, камнями и всяким мусором, который нападал в дыру, где сейчас окно. Робин и я вычистили весь мусор и нашли маленькую дверцу в холме с молоточком в виде лошадиной подковы, а еще мы нашли прямо подо всем мусором серебряное зеркало со скачущей лошадью, которое теперь висит в моей комнате. Кому еще это могло принадлежать, если не ей? Мне кажется, что она жила тут всю жизнь после того, как покинула усадьбу, а ее маленькая белая лошадка паслась на склонах Райского Холма.
- Наверно, это была она, - сказала Мария. - Эстелла, легенда рассказывает, что она взяла с собой жемчужное ожерелье. Вы его не находили?
- Нет. Я часто его искала, но так и не нашла. Огромное рубиновое кольцо, которое Лунная Принцесса подарила сэру Рольву, сохранилось, и сэр Бенджамин его иногда носит, но жемчуга безнадежно пропали. Жалко, ты бы была хороша в них в день своей свадьбы.
- Подумать только, Эстелла, - сказала Мария, - что ты жила в домике у ворот все эти годы и так и не попыталась помириться с сэром Бенджамином!
- А почему я? - холодно возразила Эстелла. - Он ведь не попытался помириться со мной.
- Он пытался! Он послал Старого Пастора к тебе в дом адвоката.
- Это был не лучший способ мириться. Он так и не извинился за свою вспышку, и он не извинился за то, что выбросил в окно мои герани. И все другие герани, которые он не побросал в окно, он уничтожил, потому что я никогда не слышала, чтобы в доме или в саду была хоть одна герань.
Мария ничего не ответила, но внезапно вспомнила таинственную комнату над туннелем между задним двором и огородом, и розовые герани, которые она видела в окне. Она попадет туда и узнает кому принадлежат эти розовые герани при первой же возможности. Но теперь следовало заняться возвращением Райского Холма Богу, и они уже приближались к поломанным воротам, ведущим в деревню.
- Сейчас нет времени, Малютка Мама, чтобы говорить, какими, на мой взгляд, глупцами были вы с сэром Бенджамином, - сказала она сурово, - но я скажу тебе позже. Наверно, мы оставим зверей в церковном дворе, когда пойдем внутрь?
- Нет, мы возьмем их с собой, - ответила Эстелла. - Старый Пастор не возражает против зверей в церкви. Он говорит, что собаки, кошки и лошади самые замечательные дети Божьи, которые, как правило, ведут себя куда лучше, чем люди, и он не понимает, почему бы им не быть в Божьем доме.
- Я тем более не понимаю, - сказала Мария.
Они проскакали по деревенской улице, которая еще казалась спящей в этот ранний час, только ручей, стекающий с Райского Холма, весело журчал под маленькими мостиками перед каждой калиткой, въехали в кладбищенские ворота и оказались в церковном дворе. У портала церкви Эстелла и Мария спешились и рука об руку вошли в церковь, а за ними парами следовали Рольв с Барвинком и Захария с Тишайкой. Шествие замыкал Виггинс, распустивший как знамя по ветру свой редкостный хвост.
Церковь была полна света, детей и музыки. Старый Пастор стоял на ступеньках хоров со скрипкой, зажатой под подбородком, наигрывая одну из самых красивых мелодий, которые только слышала Мария, и рассевшиеся вокруг него на ступеньках дети из Сильвердью, яркими одеждами напоминающие цветы, пели громко и радостно, как птички на заре.
Старый Пастор не перестал играть, когда Малютка Эстелла, Мария, Рольв, Барвинок, Захария, Тишайка и Виггинс присоединились к поющим детям, но он сказал им:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32