– Значит, раба Синей Акулы только огонь берет?
– Ну. Только сначала у него нужно меч отобрать и, главное, снять с евонной шеи золотую цепь, которую Синяя Акула на него надела. Иначе жги костер, не жги - все без толку.
– М-да… - тяжело вздохнул Сварог, глядя куда-то вдаль.
– Только, я полагаю, вранье все это, - как бы подумал вслух капитан.
– Что? - не понял Сварог.
– Да история эта про Джагеддина и Синюю Акулу. Если, ваша милость, хотите знать, что я думаю, то я так вам скажу. Это специально про него враги такие слухи распускают, потому что в честном бою одолеть не могут. А сам Джагеддин - живой и здоровый. А может, и сам про себя такие слухи распускает - чтоб больше боялись, значит.
– Подожди. Ты же сам только что заявил, что встреться тебе Джагеддин, ты б его привязал к столбу…
– И привязал бы. И костер бы развел. Правильно.
– Почему?
– А вдруг правда, что он кровь Синей Акулы пил?
– Логично, - только и сказал Сварог.
– А еще я вам скажу, ваша милость, что посмотрите вы на Джагеддина и посмотрите на меня. Ну разве я похож на человека, которому по силам привязать Джагеддина к столбу? Да он из меня дух вышибет с одного удара. - И в глазах капитана блеснула задорная искорка.
Сварогу оставалось лишь громко, от души расхохотаться. А когда он отсмеялся, капитан как ни в чем не бывало продолжил:
– Так вот, про русалку. Был у меня один случай…
Столица Харлана Аран оказалась самым обыкновенным городом - не блиставшим умопомрачительной роскошью, но и не убогим. Она была разделена рекой пополам, берега повсюду забраны в камень, но ни одного моста Сварог не увидел - Ител здесь был в лигу шириной, и столь длинные мосты, возможно, просто не умели строить.
Сварог самонадеянно велел было капитану править к первому же попавшемуся причалу, но оказалось, что порядки здесь (как и в других державах, впрочем) жесткие: все, кто прибывал из-за границы водным путем, должны были причаливать в особой гавани, где их ждали таможенный досмотр, проверка бумаг и прочие прелести гостеприимства. Меры странные и нелепые. Ведь ничто не мешало причалить где-нибудь вне города и разгрузить контрабанду, окажись таковая на борту. Пришлось плыть дальше, соблюдая все предосторожности: наперерез в обоих направлениях сновали лодки, иные простенькие, иные с роскошными балдахинами, множеством гребцов, раскрашенные и покрытые резьбой. С лодок предлагали купить всякую дребедень - от особых насадок на кувшины, не позволяющих при качке пролиться вину, до мази, якобы спасающей от ужаса морей, Великого Кракена. Лодочники-торговцы барабанили в борта, громко расхваливая свой товар. Сварог даже чуть не приказал самого настырного ошпарить кипятком.
– Одного я не пойму, - сказал Сварог Леверлину. - Какого черта они по-строили город по обоим берегам? Река-то широченная…
– Старинная традиция, - пожал плечами Леверлин. - Есть древнее поверье - только та столица благополучно просуществует до скончания времен, что стоит на обоих берегах реки. С военной точки зрения это приносит лишние хлопоты - такой город не окружить крепостной стеной. Но традиция, несмотря на все неудобства, держится стойко. Подозреваю, в прошлом, до Шторма, существовал какой-то великий город, расположенный на обоих берегах, воспоминания о его славе в такой вот форме и запечатлелись… У нас в Равене есть великолепные мосты. И в Ноле тоже. А у харланцев нет ни денег, ни мастеров. Словом, богатый человек всегда заведет собственную лодку, а если у тебя и на перевозчика нет - сиди себе на своем берегу…
Выждав на рейде с полчаса, они заняли место, освободившееся после узкой, с ярко раскрашенной деревянной волчьей головой галеры, от которой причал насквозь провонял кислым духом гнилых фруктов, между двумя такими же галерами, слава Аллаху, пахнущими терпимо.
Встретили их сугубо по-деловому - на борт поднялся десяток солдат в темно-голубых мундирах со светло-синим шитьем, тут же разбежавшихся обшаривать корабль сверху донизу. Форма солдат явно не была рассчитана на рукопашный бой, а вот для того, чтобы соваться в грязные щели и не слишком уж заметно пачкаться, вполне годилась. За лихими бойцами появился ужасно важный чиновник в коричневом кафтане, перепоясанном серебряным поясом с серебряной чернильницей - знаками сословия Чернильницы - и нашивками канцеляриста. Чин был невеликий, третий от конца, но пыжился его носитель неимоверно, в продолжение досмотра расхаживал вдоль борта, заложив руки за спину, выпятив хилую грудь, украшенную из отличий лишь квадратной медалькой Бронзовое Перо и пряжкой за выслугу лет, не удостаивая прибывших на «Морской жемчужнице» и мимолетным взглядом. Хорошо еще, до личного обыска здесь не додумались, и Карах пересидел весь шмон в своем обычном укрытии, капюшоне плаща Сварога. Интересно, существовала ли в здешних сводах правил графа, требующая уплаты пошлины за ввоз домового.
Обыск, впрочем, был недолгим. Чиновник проверил их документы с таким видом, словно заранее знал, что все это чистейшей воды подделка (хотя поддельных там была ровно половина), и новоприбывшие - воры, аферисты и убийцы. Закончив, он смерил всех проницательным взглядом - снизу вверх, и сверху вниз, снизу вверх. Вообще-то с дворянами полагалось бы вести себя и почтительнее, но в пору очередных обострений с Ронеро ронерский граф был здесь персоной неавторитетной, а барон из Пограничья, к тому же еще не утвержденный имперским наместником, и вовсе презренной личностью. Пожевав губами, чиновник задумчиво сказал:
– Конечно, ничего подозрительного… да ведь и вообще ничего, ни постелен, ни вещичек, пара чарок да узел с едой… Вы откуда свалились, благородные лауры и бравые морячки? Где-то я кой-кого из вас видел, уж не в Монторской ли тюрьме годика два назад, когда вас пятый раз выпускали после очередной отсидки?
Он играл столь фальшиво и бездарно, что не получил бы ангажемента и в странствующем балаганчике - разве что на роль колонны без речей. Но Сварог, прекрасно понимая, в чем тут намек, сказал лениво:
– Ну что вы, сударь, просто превратности жизни таковы, что иногда плывешь на чем придется…
И опустил в широкий коричневый карман пяток кругленьких золотых аргументов, чего чиновник словно бы и не заметил, но подобрел моментально:
– Да нет, насчет Менторской тюрьмы - это я перепутал. Столько людей мелькает… Ваши превратности жизни меня не касаются, лишь бы у нас вели себя благонравно.
Узкая галера по правому борту отдала швартовы; под размеренные команды и призывы к богам отпугнуть от корабля опасных духов и враждебные стихии гребцы вспенили веслами полную плавающего мусора воду. Отскрипели уключины, поднятая волна слегка качнула утлое суденышко по соседству. Чиновник, чтобы не упасть, схватился за леер. И тут же вакантное место заняла следующая галера под ганзейским флагом. Сварогу не понравилось, что матросы на галере имели военную выправку. А чиновник, далекий от подобных тонкостей, засуетился в предвкушении богатой мзды. Ганзейские гости есть ганзейские гости. Купечество, одним словом. Чиновник нервно потер ладони.
Он хотел спуститься по трапу вслед за солдатами, злыми оттого, что лично им ничем не удалось поживиться. Сварог догнал его, сунул в карман еще одну монету:
– Не подскажете ли, где и как нам разыскать барона Дальга?
Чиновник удивился без всякого наигрыша:
– Но, лаур, его же похоронили позавчера… Несчастный случай на охоте.
Постоял, но, видя, что ничего больше не получит, сошел по трапу. Сварог с Леверлином переглянулись.
– Вот так, - хмуро сказал Сварог. - Несчастный случай…
– Думаешь?
Глаза Леверлина сузились, и он нервно оглянулся на свежеприбывшую галеру, словно оттуда могли подслушать.
– А какая нам разница? Нет больше барона. - Он лихорадочно искал выход. - Мы не привлечем внимания, если сразу двинемся к имперскому наместнику?
– Ни малейшего. В любой приемной наместника тьма народу с прошениями. От непризнанных изобретателей до нищих вдов. - Леверлин продолжал разглядывать ганзейский корабль.
Он заметил то же, что и Сварог: слишком споро и браво швартуются купцы.
Словно и не ходили по морю-океану. Да и оснастка подозрительно новенькая.
Словно только с корабельных складов, а не мочалилась как минимум три недели под солеными шквалами, не кисла в туманах, не выгорала в штиль на солнце.
– И никого не гонят?
– Зачем? - пожал плечами Леверлин. - Кому-то могут подкинуть парочку монет, кого одарят красивой бумагой с красивыми печатями - читано со вниманием, благодарят за рвение, лорд и камергер такой-то…
– Пошли. Карах, как тебе это место?
– Плохое место, - не высовываясь, ответил домовой.- Не знаю, как и объяснить. Явного, ничего не чувствуется, но словно бы в воздухе есть примесь… Как скверный запах, только это по запах…
– В общем, неуютно, - кивнул Сварог и громко, как и положено грубому барону из Приграничья, которому начхать на местные порядки, затопал по сходням.
На улицах за ними вроде бы не следили. На улицах до них никому не было дела. Нищие, напирая на качество своих язв, громко клянчили милостыню.
Красивые девушки, сопровождаемые бдительными матронами, стреляли глазками из-под вуалей так жарко, что Леверлин то и дело сбивался с шага. Да и Сварогу, случалось, перепадало внимание прелестниц.
Несколько голых по пояс, босых бродяг с натугой катили в сторону порта огромную деревянную бочку и делали это с таким усердием и яростью, хотя и весьма бестолково, скорее мешая друг другу, чем помогая, что Сварог и Леверлин остановились поглазеть на процесс.
Вокруг них остановились еще несколько человек и даже один всадник в жилете под коричневым изношенным плащом. Колет и плащ были не застегнуты, открывая приличествующее офицеру или дворянину кружевное жабо. Сварог засек, что свисающий с пояса кошель всадника заинтересовал неприметного прихрамывающего человечка. Но стоило бегающим глазкам споткнуться о проницательный взгляд Сва-рога, как человечек поковылял прочь, словно ничего такого криминального и не имел в виду.
Кроме всего прочего, Сварог обратил внимание, как много в этом городе нищих. Нищие норовили занять места в самой гуще людской толчеи - так, чтобы никто не мог пройти, не наступив на выставленные напоказ зловонные язвы.
Нищие, как всякие божьи твари в системе господина Линнея, делились на классы и подклассы. В первую очередь был достоин внимания самый многочисленный отряд ветеранов всяческих войн и баталий.
Таковые преимущественно оккупировали углы домов, чтобы было на что опереться спиной, и, очевидно, как начинали с утра, так не заканчивали до вечера смутное бормотание, из которого урывками выныривали характеристики умных и глупых командиров, сказы про ужасы полевых лазаретов и прочие неаппетитные военные подробности. Свои направленные в никуда истории ветераны скрашивали оживленной жестикуляцией обрубками рук и ног.
Отдельной группой держались нищие, сохранившие на теле благородные лохмотья, оставшиеся от богатых одежд. Эти норовили поймать жертву за рукав или полу кафтана, чтоб рассказать печальную историю и выклянчить сумму поболее размеров обычного подаяния. Такие нищие просили деньги не просто так, а в долг. И стучали себя грязными кулаками в грудь, что, дескать, обязательно вернут, как только им, людям, разумеется, голубых кровей, но обобранным разбойниками, удастся вернуться в родовое гнездо к супруге-фабрикантке или отцу-фундатору. По ситуации, такие нищие могли и адрес записать - якобы для того, чтобы вернуть сторицей одолженную сумму, - могли и фальшивый брильянтик в залог оставить.
Еще в достатке имелись старики и старушки, выставленные неблагодарными наследниками из дому. Эти, потупив глаза, скромненько читали молитву и робко выставляли перед проходящими ладошку лодочкой. Еще были горластые мамаши с целым выводком детишек, причем одно из чад - обязательно грудное. И то, что не все детишки похожи на мамашку, последних волновало не шибко. Лишь бы грошики исправно падали в протягиваемую кружку, пока мамаша, для пущей правды жизни, тычет сиськой в губы младенцу.
Когда порт остался далеко за спиной, Сварог и Леверлин не сговариваясь скользнули в узкую улочку - проверить, следуют ли за ними, в незнакомом городе особой возможности не было. Поэтому Сварог решил на всякий случай поплутать - береженого Бог бережет. Они углубились в тихий сонный район, очень напоминающий Сварогу Стам6ул из «Бриллиантовой руки». Никого. Только хозяйки, затарившиеся на рынке привозной снедью, посланные наполнить кувшины мальчишки и резкие гортанные окрики далекого точильщика ножей.
Дома здесь стояли плотно друг к другу, давая черные, контрастные тени. Верхними этажами некоторые строения буквально нависали над улицей.
И еще через улицу были переброшены частые деревянные террасы, на которых дремали и вспоминали былое ветхие старички.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29