– Ну а ежели нас остановят? – глупо спросила она.
– Нас уже ничто не остановит, – ответил Федор Снытников. – Нам имя легион! Только мы не тот легион. Мы легион положительный и правильный. Эй, оборотни!
Голос Снытникова неожиданно мощно прозвучал в какофонии звуков, наполнявших торговые ряды. Мгновенно настала тишина.
– Слушайте меня, оборотни, – заговорил Федор Снытников. – Вы проиграли. Вам пора умереть. Как и всей нечисти, испоганившей этот город. Россия – для русских, Щедрый – для людей!
– Да! – завопили изуверы, потрясая иконами. – Россия – для русских, Щедрый – для люд ей! Аминь! Аминь!
– Сдавайтесь, оборотни, и примите из наших рук свою смерть. Сумейте умереть достойно.
– Почему мы должны умирать?! – закричала та самая урсолюдица. Она стояла на коленях, прижимая к животу разбитую в кровь голову прицелюда Ворона.
– Потому что я так хочу, – спокойно, как маленькой девочке, объяснил ей Федор Снытников.
– А кто ты такой, чтобы все в мире шло по твоему желанию? Ты кто, Бог?
– А вот это, – сказал Снытников, улыбнувшись, – мелочный вопрос.
Послышался недальний вой сирен.
– О, – оглянулся Снытников. – Похоже, местные блюстители правопорядка решили прийти на помощь этим монстрам. Но, я думаю, они не успеют ничего сделать. Эй, там! У вас еще остался керосин или что-нибудь горючее?
– Да-а-а!
– Вот и отлично. Не утопим тварей – так успеем сжечь!..
– А вот в этом я сильно сомневаюсь, почтенный
господин.
Федор Снытников вздрогнул от этого голоса, вздрогнул впервые за все время, что провел в городе Щедром. Голос шел из-под земли, точнее, из-под асфальта. Асфальт вспучивался и трескался прямо под ногами Снытникова.
– Что это? – закричал он, отступая.
Тут и прочие вояки приутихли. Потому что из образовавшейся в земле дыры бойко выбрался наружу молодой человек с лицом великого китайского полководца Цюй Юаня. Одет сей незнакомец был в рубашку из блестящего серого атласа с вышитыми драконами, в такие же шаровары и мягкие сандалии. Гладко зачесанные черные волосы сзади стягивались в длинную косичку, заканчивавшуюся золотым украшением, напоминавшим наконечник стрелы.
– Ты кто? – спросил его Федор Снытников.
– Меня зовут Чжуань-сюй, и я владелец чайной лавки «Одинокий дракон». Ваши рабы побили стекла в моей лавке, поэтому примите мое неудовольствие этим происшествием. Однако, если вы извинитесь перед почтенными торговцами, пообещаете возместить им ущерб и накажете своих рабов за бесчинства, я не стану подавать на вас жалобу в ямынь.
– Куда? – удивился Снытников.
– В суд.
– Меня суды человеческие не беспокоят, потому что я сам – судья.
– Увы, – вздохнул столь внезапно явившийся Чжуань-сюй. – Вы прискорбно заблуждаетесь. Я не вижу на вас никаких отличительных знаков истинного судьи.
– А ну-ка, – подскочила к китайцу Катерина Потрясюк и взмахнула иконой, – бойся, вражина, нашей святыни!
После чего очень удивилась, обнаружив себя приподнятой вверх примерно на метр. Китаец крепко держал одной рукой мадам Потрясюк за шиворот, и рука его при этом невероятным образом удлинилась, ткань рукава расползлась по шву, обнажив золотистую кожу, больше напоминавшую чешую.
– Оборотень! – завизжала Катерина. – Оборотень!
– Крайне печально наблюдать, – вещал Чжуань-сюй, – как люди, не обладающие ни мудростью, ни рассуждением, ни благоговением, объявляют себя почитателями святынь и сами же глумятся над своими святынями. В Поднебесной империи таких людей били палками по пяткам.
– Помогите! – вопила старуха. Икона выпала из ее рук и раскололась на две половинки.
Чжуань-сюй проследил взглядом за упавшей иконой и вздохнул:
– Какое кощунство! Даже я, иноверец, это понимаю. Посмел бы кто-нибудь так швыряться посмертной табличкой с именами моих достопочтенных родителей…
– Отпусти старуху, – поморщился Федор. – Визжит, как свинья.
– Отпущу, но при условии, что вы все немедленно сдадитесь властям. Я слышу вой патрульных машин.
– Они еще далеко, – осклабился Федор.
– Вы ошибаетесь, – возразил китаец. Совсем близко взревели машины. Потом топот
десятков ног сотряс и без того взбаламученные торговые ряды. По всему периметру рассредоточились силы местной милиции (как живущей, так и действующей в мертвом состоянии). Кто-то монотонно орал в мегафон:
– Всем стоять! Руки за голову! При попытке сопротивления – открываем огонь на поражение!
– Я оказался прав, – сказал Чжуань-сюй. – Здешние охранники порядка иногда работают очень оперативно.
И разжал руку. Катерина Потрясюк кулем свалилась на пол. При этом из уст ее сыпалась такая отборная ругань, что окружающие только диву давались – и где это благочестивая старушка ухитрилась ее выучить?
– Всем стоять! Всем стоять! – орал кто-то в мегафон. Ох и напрасно он это делал. Потому что в характере щедровцев имеется одна прекаверзная черта: если кто-то им говорит «брито», они немедленно заявляют, что «стрижено», а в летящей вороне они увидят гуся из одного только желания воспротиворечить собеседнику. И конечно, если щедровцам, да еще и разъяренным, приказывать стоять-не двигаться, они всенепременно сделают наоборот. То есть прыснут во все стороны, как перепуганные поросята от забравшегося на скотный выгон волка.
И на сей раз все произошло в полном соответствии щедровскому менталитету. Началось натуральное светопреставление. Погромщики, вместо того чтобы смиренно сдаться на милость властей, побросали иконы да рванули в глубь лабиринта торговых рядов, и переловить их теперь было делом нелегким. Да и торговцы-оборотни, и без того перепуганные, запаниковали и кинулись врассыпную, за что их же милиция и повязала как главных хулиганов. Потом-то, конечно, разобрались, что к чему, и невиновных выпустили, но печален сам факт…
В этой неразберихе как-то внезапно появилась группа людей, ведущих себя несуетливо, нешумно и даже с достоинством. Это были: соборный настоятель отец Александр, за ним два омоновца с исполненными мрачной решимости лицами, далее протоиерей Емельян с супругой и дьякон Арсений (тоже с супругой, куда же без нее). И еще – Зоя Волкова. Они оглядывались, словно что-то или кого-то искали.
– Вот он! – вдруг вскричала Зоя Волкова и бросилась туда, где стоял, рассудительно о чем-то беседуя с двумя милиционерами, Чжуань-сюй. У ног Чжуань-сюя копошилась Катерина Потрясюк, порываясь встать, но всякий раз, как китаец грозил ей длинным пальцем, с ругательствами опять опускалась на грязную землю.
Наша компания подошла к Чжуань-сюю.
– Где? – с волнением спросила китайца Зоя.
– Вот. – Китаец указал на разозленную Катерину. – Это и есть главная зачинщица беспорядков.
– Нет, милый Чжуань, нет! – вскричала Зоя и беспомощно заозиралась. –Ты упустил настоящего преступника!
Чжуань-сюй растерянно посмотрел на нее.
– Но я видел, как эта пожилая лисица бесчинствует… – сказал он, покосившись на Катерину, которую омоновцы уже подхватили под белы рученьки.
– Ах, да что теперь! – махнула рукой Зоя. – Он ушел.
– Кто ушел? – спросили одновременно Чжуань-сюй и майор Бузов, командовавший операцией по захвату погромщиков. Операция провалилась, поэтому майор глядел хмуро.
– Ушел убийца! – воскликнула Зоя. Глаза ее горячечно блестели.
– А вот это уже интересно, – сказал майор Бузов. – Излагайте, гражданочка.
Среди руин, в которые почти превратились городские торговые ряды, стояли отец Александр, отец Емельян и дьякон Арсений. Женщины куда-то убрели – то ли помогать знакомым продавщицам наводить порядок в разгромленных лавках, то ли просто не выдержали столь тягостного зрелища и вышли на свежий воздух и простор. Кое-кого из погромщиков милиции все-таки удалось выловить и забрать в кутузку.
– Господи, Господи, доколе нас терпиши, – вздохнул отец Александр. – Как я мог быть таким слепым! Откуда во мне вскипела ярость и жажда убийства?! Я один виноват в происшедшем. Пойду и сдамся властям, пусть меня судят как подстрекателя к разжиганию вражды между жителями города.
– Вы хотели, верно, сказать: между людьми и нелюдьми? – поправил отца Александра дьякон.
– Нет! – покачал головой соборный настоятель. – Что люди, что нелюди – они все граждане города. У них есть право жить. Нельзя убивать оборотня только потому, что он – оборотень. Все познается по делам, не по виду, а я забыл эту простую истину! Мне нет прощения.
– Опять вы душу себе рвете, отче, – коснулся плеча отца Александра отец Емельян. – Не надо переходить от черной ярости к не менее черному отчаянию. И потом… Вам самому пришла в голову идея с крестным ходом против нежити?
– Конечно… Хотя нет. Не совсем так. Ко мне явился молодой человек. Незнакомый, никогда его до сего момента не видел ни в храме, ни в городе. Впрочем, я редко брожу по городу…
– Он назвал себя? – спросил дьякон.
– Да, его зовут… Вот странно, не могу вспомнить. И уж сомневаюсь, а и называл ли он свое имя? Помню только, что он начал говорить горячо и страстно о том, как это неправильно перед очами Господа допускать рядом с собой существование нелюдей. Что нападение оборотня на мою дочку – это знак свыше. Знамение того, что нам, верующим, надо начинать войну. Убивать оборотней, вампиров и всех, им подобных.
– Знамение… – отчего-то повторил дьякон. – Знамение. Отец Александр, а откуда он знал, что на вашу дочь напали? Вы ему об этом сказали?
– Нет, я об этом ничего не говорил… Но ведь всему городу известно…
– Да, пожалуй. И что этот незнакомец вам еще сказал?
– Он предложил начать борьбу с погромов. Я ответил: это не дело Церкви и просто не человеческое дело. Тогда он спросил: «А что вы вообще можете?» Я сказал про Ковчежец. А он тут же решил, что нам нужно взять его и крестным ходом пройти по городу.
– Мирянин? Незнакомец? И вы согласились вот так, запросто?
– Я был словно не в себе, – ответил отец Александр. – И потом, когда мы свершили крестный ход, я подумал: довольно. А они не остановились. Они пошли за ним – сюда. С камнями и иконами.
Отец Емельян осмотрелся, ахнул:
– С иконами? Теми самыми, что сейчас, как вижу, брошены и попраны? Позор. Нужно подобрать немедля.
Дьякон Арсений наклонился над кучей битого стекла. Разгреб осторожно. Поднял икону.
– Изверги, – сказал он. – Для них иконы все равно что револьверы. Лишь бы стрелять. Лишь бы уничтожать. А струсили – и забыли. Побросали. Пр-равославные.
– Здесь, наверное, много брошено икон, – покряхтывая, наклонился и отец Емельян. – Вот, одна расколота.
Он поднял половинки иконы, той самой, что выронила Катерина Потрясюк. Посмотрел на них.
– Икона Рождества Христова, – вздохнул. – Господи, и не верится, что когда-нибудь Рождество будет. Что дождемся…
Священники медленно прошлись по рынку, старательно обходя осколки и мусор. Хорошо, хоть пожар в хозяйственном магазине удалось потушить, не то было бы совсем печально. Отец Емельян и дьякон подбирали с земли брошенные богомольцами иконы, отряхивали с них грязь, переговаривались тихо:
– Как нам теперь поступить? Страшно свершать службу в храме, когда не знаешь, кто стоит в рядах прихожан. По виду – люди, а по духу – чудища. Сегодня – погром. На что они завтра решатся? Ведь убийца до сих пор не найден… А что теперь будет с оборотнями? А не начнут ли они ответных погромов?
Спрашивали – и не находили ответа. Вдруг дьякон Арсений ойкнул. Потом воскликнул:
– Вот это да!
Он осторожно поднял что-то с земли, подошел к отцу Емельяну:
– Взгляните, батюшка, какая прелюбопытная штука.
– Да у тебя рука в крови!
– Именно. Вот этой штукой и порезался. Вы осторожней ее держите, а я хоть платком руку замотаю.
Отец Емельян с некоторой брезгливостью осмотрел протянутый ему дьяконом Арсением предмет. На первый взгляд это был крест. Но если рассмотреть его пристальней, то становилось очень не по себе.
Во-первых, формой этот крест сильно отличался от креста христианского. Перекладина на нем была сильно завышена, и крест больше походил на букву «Т», с маленьким выступом наверху. Низ же этой «буквы» очень напоминал рукоять меча. И еще…
– Ох, какая пакость! – передернулся отец Емельян, присмотревшись к вещице получше.
По всему краю перекладины тянулись большие клыки. Очень похожие на собачьи и волчьи. Клыки умело и крепко были вклеены в деревянную, темную основу перекладины и к тому же отточены до бритвенной остроты.
– Вот таким клычком я себе руку и порезал, – пожаловался отец Арсений. – Омерзительная вещь.
– Да как ты ее подобрал?
– Вижу, валяется и формой на крест похожа. Думал – наши ревнители благочестия швырнули, так же как и иконы. Взял – а она что бритва! Похоже, некто слишком буквально понял фразу о том, что крест – это оружие против всякой нечистоты.
– Это нужно в милицию, – решил отец Емельян. – Штука непростая.
У входа в разбитый парфюмерный магазин «Аромат любви» священников остановил загадочный китаец Чжуань-сюй.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39