В натуре.
Волнами вплывает сирена и трелями предлагает услуги.
– Видите эту табличку, леди? – Бармен указывает на картинку с изображением Сирены с петлей. – …:здесь не обслуживаются.
Вышибала выгоняет ее вон.
Это одно из тех псевдоэлитных местечек, куда ходят все. Чем занимаются люди в Тамагисе? Они смотрят Спектакль. Они все приходят сюда и смотрят большой Спектакль. Здесь каждую ночь дают висельное представление. Вот бар заполняется, ведь сегодня Ночь Фишек. Шикарные клиенты спускаются и поднимаются по веревочным лестницам через пол и потолок, и даже сейчас они продираются сквозь зелень пола, визжа, как побеги мандрагоры, проламываясь сквозь потолок на прозрачных парашютах или с петлями на шеях, выкатываясь из зеркал и киноэкранов. Иные раздеты догола, но большинство носит ковбойские пулеметные ленты, или шарфы, или накидки, или маски, или нательную краску, или саронги, или пояса из змеиной кожи, или меркуриевы сандалии с крылышками, или скифские сапоги, или этрусские шлемы, или космические скафандры, прозрачные на заднице и гениталиях.
Торговцы петлями крутятся среди клиентов, задерживаясь то тут, то там, ждут, пока застольная компания молодых аристократов примеряет петли разнообразных размеров из разных материалов: шелковые всех цветов, джутовые, вымоченные и размягченные в редких растворах, покалывающие петли, горящие мягким синим пламенем, кожаные петли, сделанные из шкур собак-ищеек.
Одри апатично роняет петлю и машет Джиму через весь зал. Джим подходит к Одри и садится за стол. Одри представляет его Пу Булыжной Крови, стройному элегантному юноше в дорогом костюме девятнадцатого века, с красным следом от веревки вокруг шеи, а также капитану Строубу, Спермеру-джентльмену – он в костюме восемнадцатого века, его русые волосы завязаны в поросячий хвостик. У Строуба тоже веревочные следы вокруг шеи. Купидон Везувий, с купидонски искривленным ртом, желтыми козлиными глазами и курчавой шевелюрой, абсолютно голый, за исключением сандалий в форме козлиных копыт. Подслеповатый Белый Англосакс – черные бачки, брови, полностью закрывающие глазницы, тонкие пурпурные губы – выглядит так, как и полагается белому англосаксу: тощая грудь колесом, талия такая тонкая, что Джим может обхватить ее ладонями, длинные тощие ноги. Его кожа мертвенно бледна и светится, его член заострен. Он голый, за исключением черной тюбетейки и ботинок из мягкой кожи с острыми носами. От него исходит острое благоухание.
Гости становятся все нетерпеливее. «Чпок Чпок Чпок», – вопят они.
В небольшом алькове зажигается свет, там установлена двойная виселица. Это голограмма; тошнотно смотреть на нее, колышущуюся в застоявшемся гнилом воздухе, похожем на осязаемый мираж, которого почти что можно пить. Звезда здесь – муляж по имени Бельмо, потому что он стоит столько же, сколько белая акула в фильме «Челюсти». Открывается дверь на виселицу, и красный демон вводит Бельмо, а клиенты тем временем скачут вокруг виселицы, вставая на цыпочки, поворачивая головы в одну сторону и прищелкивая языками.
Вот Бельмо стоит с петлей на шее, выпятив таз; член почти встал, зрачки сужены. Платформа проваливается, и вот он висит, извергая семя, а из его глаз вырывается вспышка света.
– Фишка! Фишка! – Клиенты выбрасывают вверх руки и в экстазе крутят бедрами, купаясь во вспышке, отпихивают друг друга, сваливаются в кучу и барахтаются.
Виселица исчезает. Как в старом немом фильме 20-х годов гости прыгают в плавательный бассейн.
– Заскакивай к нам в берлогу, старина, – говорит Пу Булыжная Кровь. – Это место становится всё вульгарней и вульгарней.
Пу ведет всех через заброшенные кварталы, булыжник и полуразрушенные здания, поросшие сорняками, кустами и дикой лозой.
– Вот мы и пришли.
Он останавливается перед трехэтажным зданием. От двух нижних этажей остались одни балки, а бетонная лестница ведет на третий этаж. Пу отпирает тяжелую дверь.
Третий этаж меблирован в марокканском стиле – с коврами, подушками и низкими столами. Пятеро малышей-фрицев, все голые, курят гашиш. Один поднимается и исполняет танец живота, тогда как другие, разлегшись на четыре стороны света, катаются на спинах, болтая ногами в воздухе, и поют:
Они не носят ни брюк, ни сорочки,
Они танцуют, встав на носочки.
Танец такой их веселый – да-да!
Что убивает на месте жида.
Пу Булыжная Кровь и капитан Строуб оба очень стройны, с маленькими аристократическими гениталиями, и им удается выглядеть очень стильно и осанисто даже нагишом. Парень с длинными льняными волосами и ушами торчком, одетый только в шлем, приносит поднос с мятным чаем.
Пу показывает Джиму, как держать стакан за край и донышко, чтобы не обжечь руку:
– Пойдем, я покажу тебе наш дом.
Малыши-фрицы скачут гуськом, хохоча и подначивая друг друга.
– А вот виселичная комната: все современное и удобное, как видите: у нас носят висельные шлемы: покажи ему, Айгор.
Приближается ухмыляющийся Айгор. Шлем облегает шею и спускается вниз к ключицам, сверкает вокруг ушей и покрывает бритую голову.
– Видишь, здесь провода для записи мозговых волн, горловые микрофоны здесь в шлеме, а еще вот это. – Он показывает кольцо из прозрачной резины. – Все, конечно же, сделано по мерке, и магнитные покалывающие диски для сосков. И петля, пропитанная особыми личными запахами – ну, сам знаешь, грязное нижнее белье и обспусканные носовые платки. Мы всегда были вампирами, старик, это у нас семейное. – Он в последний раз оглядывается. – Лучшее, что можно купить за деньги, и все же это немного ограничивает, старина, если ты понимаешь, о чем я. Всё существует только в нашем сознании, ну ты в курсе.
Комната за его спиной превращается в уставленную книгами студию Гэтсби.
– Одно из твоих чокнутых заклинаний?
Ганс берет меня за руку. На данный момент мальчики насытились. Они сидят в кружок, плечом к плечу, передавая по кругу сигареты с марихуаной.
– Cuidado, hombre [].
Мальчик высекает искру из своего голого бедра: мягкие далекие голоса в теплых сумерках. Мы идем обратно сквозь спертый воздух Панамы, поднимая вихри, которые оседают у нас за спинами. Сюда не залетает свежий ветер. Город – как запертая комната, полная душных цветов и стоячей воды.
* * *
– А теперь, старик, я хочу, чтобы ты кое-кого здесь встретил: лучше протырься туда первым. – Он открывает дверь в шикарную ванную комнату. – Встретимся в гостиной.
Когда Джим добирается до гостиной, он видит рыжеволосую девушку, похожую на сестру-близнеца Джерри, одетую в красную шелковую пижаму. Малыши-фрицы раскорячились перед ней и спускают, словно она картинка из порножурнала.
Одри смотрит на свои ручные часы. Он в патруле с Купидоном Везувием. Пора двигать на улицы.
Мы начеку, у стражей много забот
Келли, Клинч Тодд, Ганс и я направляемся в гарнизон осматривать пленных солдат. Массивные стены с четырьмя стрелковыми башнями окружают внутренний двор, вдоль которого расположены жилые казармы. Мы с Гансом, в сопровождении десяти партизан с острыми, как бритва, мачете, входим во внутренний двор, покуда Келли, Тодд и Йон остаются в офицерской, по ту сторону решетки.
– Смир-р-рна!
Это они понимают на всех языках.
Солдаты, волоча ноги, строятся в оборванную шеренгу. Грязные, небритые, перепуганные, вид у них совсем не грозный. Я медленно прохаживаюсь взад-вперед, глядя по очереди в каждое из лиц. По большей части – жалкий сброд, тупой и зверский, многие выставляют напоказ разрушительные следы пьянства и болезней. Но два лица все-таки выделяются: тощий ястреболикий юноша с пронзительными серыми глазами, спокойно выдерживающий мой взгляд, и прыщавый рыжеволосый парень, который заискивающе улыбается мне.
– Кто из вас умеет читать?
Ястреболикий юноша и двое других поднимают руки. Четвертый поднимает наполовину.
– Так как же, умеешь ты читать или нет?
– Ну-у, да, сэр, но мне нужно немного времени.
– Чего-чего, а этого у тебя будет предостаточно. – Я указал на Правила. – Я хочу, чтобы те, кто умеет читать, прочли то, что здесь написано. Я хочу, чтобы вы прочли это внимательно. А затем я хочу, чтобы вы объяснили то, что здесь написано, тем, кто не умеет читать. Ясно?
Ястреболикий юноша кивает с едва заметной улыбкой.
– Я вернусь позже и проверю, прочтено ли и понято ли то, что здесь написано.
Затем мы идем к дому, где держат женщин; там нас встречает хор сварливых жалоб. Никто не заговорит с ними, никто не расскажет, что случилось с их сыновьями, мужьями и братьями. Им отказали в медицинской помощи, и к мессе их не пустили.
Я вкрадчиво извиняюсь за временные неудобства и уверяю их, что их мужья, сыновья и братья в безопасности, и о них хорошо заботятся. Я сообщаю им, что я – опытный врач, и что если кто-то страдает какими-нибудь болями или недугами, я буду рад принять их по одной в комнате, которую я определил под свой кабинет. Я также привел священника, который исповедует их, отпустит грехи и окажет любые другие церковные услуги, в которых они нуждаются. «Священник» – это никто иной, как Полуповешенный Келли, следы от веревки скрыты под поповским воротником.
Одна за другой они заходят в мой кабинет, жалуясь на боли в голове, в спине, в зубах, на малярию, опоясывающий лишай, скопление газов, колики, варикозные вены, приступы дурноты, невралгию и другие недомогания, которые трудно классифицировать. Каждой из них я выдаю склянку с четырьмя гранами опиума и велю повторить дозу, если симптомы возобновятся, что, конечно же, случится через восемь часов, когда опиум выветривается. Нет нужды говорить, что и Келли вовсю занят набожными сеньорами.
Вернувшись в казармы, я призываю солдат к вниманию. Велев трем чтецам и полу-чтецу выйти вперед, я иду вдоль шеренги. Затем выбираю еще шестерых, пытаясь найти лица и тела сравнительно ухоженные или выказывающие хоть какие-нибудь признаки приспосабливаемости, интеллекта и хорошего нрава. Приведя этих десятерых в офицерскую, я спрашиваю, прочли ли они Правила или услышали ли объяснение Правил от других.
– Правило первое: ни один человек не должен сидеть в тюрьме за долги. Как, по-вашему, что означает это правило?
Парень со свежим лицом, дерзкой улыбкой и рыжеватыми волосами подает голос:
– Например, я влетел на счет в кантине и не могу заплатить?
Я объясняю, что долги хозяину постоялого двора подпадают под особую категорию. Если бы никто не платил, не было бы ни кантин, ни вина.
Ястреболикий юноша спрашивает:
– Значит ли это, что вы собираетесь отпустить всех пеонов, даже если они задолжали патрону?
– Именно это и значит. Мы собираемся отменить систему пеонажа.
Парень-мулат смотрит на меня с подозрением. По ничего не выражающим лицам других я понимаю, что они не знают ничего ни о системе пеонажа, ни о том, она действует.
– Правило второе: ни один человек не может сделать другого рабом. Что, по-вашему, это значит?
– Значит ли это, что мы можем уйти из армии? – спрашивает прыщавый парень.
Я объясняю, что в контролируемых нами районах испанской армии не существует. Наша же армия состоит исключительно из добровольцев.
– А сколько вы платите?
– Мы платим свободой и равной долей от захваченной нами добычи. Золото, которое мы захватили здесь, в Панаме, будет поделено поровну между солдатами, принимавшими участие в операции.
– Я хочу доброволить. – Он улыбнулся и почесал в паху. Не совсем умный, но сообразительный, интуитивный и наглый. Бесстыдный субъект.
– Как тебя зовут?
– Пако.
– Да, Пако, можешь доброволить.
– Вы хотите сказать, что вы отмените рабство? – подозрительно спросил юноша-мулат.
– Именно это я и хочу сказать.
– Поверю, когда увижу.
– Ни один человек не может никоим образом вмешиваться в религиозные верования и практики другого. Что, по-вашему, это значит?
– Нам не надо будет ходить к мессе?
– Правильно. Так же, как нельзя помешать другому это делать.
– Это относится и к другим религиям? К маврам и евреям? – спрашивает ястреболицый юноша.
– Конечно… Правило четвертое: ни один человек не может быть подвержен пыткам ни по какой причине.
– Как же вы будете развязывать языки пленным?
– Вы вскоре увидите, что для этого существуют более простые способы. Правило пятое: ни один человек не может ни препятствовать сексуальным обычаям другого, ни навязывать другому любой сексуальный акт помимо его воли. Что, по-вашему, это значит?
– Вы имеете в виду, если я трахну другого парня в задницу, никто ничего не сможет сказать?
– Говорить могут все, что угодно, но вмешиваться не могут. Иначе у тебя будет право принять любые необходимые меры, чтобы защитить свою свободу и самого себя, и каждый, кто признает Правила, будет стремиться тебя поддержать.
Получтец впервые заговорил:
– Сержант Гонсалес и капрал Хассанавич забили двух солдат до смерти за содомию.
– Так-таки забили?
– Если сержант узнает, что я вам сказал, он пырнет меня ножом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
Волнами вплывает сирена и трелями предлагает услуги.
– Видите эту табличку, леди? – Бармен указывает на картинку с изображением Сирены с петлей. – …:здесь не обслуживаются.
Вышибала выгоняет ее вон.
Это одно из тех псевдоэлитных местечек, куда ходят все. Чем занимаются люди в Тамагисе? Они смотрят Спектакль. Они все приходят сюда и смотрят большой Спектакль. Здесь каждую ночь дают висельное представление. Вот бар заполняется, ведь сегодня Ночь Фишек. Шикарные клиенты спускаются и поднимаются по веревочным лестницам через пол и потолок, и даже сейчас они продираются сквозь зелень пола, визжа, как побеги мандрагоры, проламываясь сквозь потолок на прозрачных парашютах или с петлями на шеях, выкатываясь из зеркал и киноэкранов. Иные раздеты догола, но большинство носит ковбойские пулеметные ленты, или шарфы, или накидки, или маски, или нательную краску, или саронги, или пояса из змеиной кожи, или меркуриевы сандалии с крылышками, или скифские сапоги, или этрусские шлемы, или космические скафандры, прозрачные на заднице и гениталиях.
Торговцы петлями крутятся среди клиентов, задерживаясь то тут, то там, ждут, пока застольная компания молодых аристократов примеряет петли разнообразных размеров из разных материалов: шелковые всех цветов, джутовые, вымоченные и размягченные в редких растворах, покалывающие петли, горящие мягким синим пламенем, кожаные петли, сделанные из шкур собак-ищеек.
Одри апатично роняет петлю и машет Джиму через весь зал. Джим подходит к Одри и садится за стол. Одри представляет его Пу Булыжной Крови, стройному элегантному юноше в дорогом костюме девятнадцатого века, с красным следом от веревки вокруг шеи, а также капитану Строубу, Спермеру-джентльмену – он в костюме восемнадцатого века, его русые волосы завязаны в поросячий хвостик. У Строуба тоже веревочные следы вокруг шеи. Купидон Везувий, с купидонски искривленным ртом, желтыми козлиными глазами и курчавой шевелюрой, абсолютно голый, за исключением сандалий в форме козлиных копыт. Подслеповатый Белый Англосакс – черные бачки, брови, полностью закрывающие глазницы, тонкие пурпурные губы – выглядит так, как и полагается белому англосаксу: тощая грудь колесом, талия такая тонкая, что Джим может обхватить ее ладонями, длинные тощие ноги. Его кожа мертвенно бледна и светится, его член заострен. Он голый, за исключением черной тюбетейки и ботинок из мягкой кожи с острыми носами. От него исходит острое благоухание.
Гости становятся все нетерпеливее. «Чпок Чпок Чпок», – вопят они.
В небольшом алькове зажигается свет, там установлена двойная виселица. Это голограмма; тошнотно смотреть на нее, колышущуюся в застоявшемся гнилом воздухе, похожем на осязаемый мираж, которого почти что можно пить. Звезда здесь – муляж по имени Бельмо, потому что он стоит столько же, сколько белая акула в фильме «Челюсти». Открывается дверь на виселицу, и красный демон вводит Бельмо, а клиенты тем временем скачут вокруг виселицы, вставая на цыпочки, поворачивая головы в одну сторону и прищелкивая языками.
Вот Бельмо стоит с петлей на шее, выпятив таз; член почти встал, зрачки сужены. Платформа проваливается, и вот он висит, извергая семя, а из его глаз вырывается вспышка света.
– Фишка! Фишка! – Клиенты выбрасывают вверх руки и в экстазе крутят бедрами, купаясь во вспышке, отпихивают друг друга, сваливаются в кучу и барахтаются.
Виселица исчезает. Как в старом немом фильме 20-х годов гости прыгают в плавательный бассейн.
– Заскакивай к нам в берлогу, старина, – говорит Пу Булыжная Кровь. – Это место становится всё вульгарней и вульгарней.
Пу ведет всех через заброшенные кварталы, булыжник и полуразрушенные здания, поросшие сорняками, кустами и дикой лозой.
– Вот мы и пришли.
Он останавливается перед трехэтажным зданием. От двух нижних этажей остались одни балки, а бетонная лестница ведет на третий этаж. Пу отпирает тяжелую дверь.
Третий этаж меблирован в марокканском стиле – с коврами, подушками и низкими столами. Пятеро малышей-фрицев, все голые, курят гашиш. Один поднимается и исполняет танец живота, тогда как другие, разлегшись на четыре стороны света, катаются на спинах, болтая ногами в воздухе, и поют:
Они не носят ни брюк, ни сорочки,
Они танцуют, встав на носочки.
Танец такой их веселый – да-да!
Что убивает на месте жида.
Пу Булыжная Кровь и капитан Строуб оба очень стройны, с маленькими аристократическими гениталиями, и им удается выглядеть очень стильно и осанисто даже нагишом. Парень с длинными льняными волосами и ушами торчком, одетый только в шлем, приносит поднос с мятным чаем.
Пу показывает Джиму, как держать стакан за край и донышко, чтобы не обжечь руку:
– Пойдем, я покажу тебе наш дом.
Малыши-фрицы скачут гуськом, хохоча и подначивая друг друга.
– А вот виселичная комната: все современное и удобное, как видите: у нас носят висельные шлемы: покажи ему, Айгор.
Приближается ухмыляющийся Айгор. Шлем облегает шею и спускается вниз к ключицам, сверкает вокруг ушей и покрывает бритую голову.
– Видишь, здесь провода для записи мозговых волн, горловые микрофоны здесь в шлеме, а еще вот это. – Он показывает кольцо из прозрачной резины. – Все, конечно же, сделано по мерке, и магнитные покалывающие диски для сосков. И петля, пропитанная особыми личными запахами – ну, сам знаешь, грязное нижнее белье и обспусканные носовые платки. Мы всегда были вампирами, старик, это у нас семейное. – Он в последний раз оглядывается. – Лучшее, что можно купить за деньги, и все же это немного ограничивает, старина, если ты понимаешь, о чем я. Всё существует только в нашем сознании, ну ты в курсе.
Комната за его спиной превращается в уставленную книгами студию Гэтсби.
– Одно из твоих чокнутых заклинаний?
Ганс берет меня за руку. На данный момент мальчики насытились. Они сидят в кружок, плечом к плечу, передавая по кругу сигареты с марихуаной.
– Cuidado, hombre [].
Мальчик высекает искру из своего голого бедра: мягкие далекие голоса в теплых сумерках. Мы идем обратно сквозь спертый воздух Панамы, поднимая вихри, которые оседают у нас за спинами. Сюда не залетает свежий ветер. Город – как запертая комната, полная душных цветов и стоячей воды.
* * *
– А теперь, старик, я хочу, чтобы ты кое-кого здесь встретил: лучше протырься туда первым. – Он открывает дверь в шикарную ванную комнату. – Встретимся в гостиной.
Когда Джим добирается до гостиной, он видит рыжеволосую девушку, похожую на сестру-близнеца Джерри, одетую в красную шелковую пижаму. Малыши-фрицы раскорячились перед ней и спускают, словно она картинка из порножурнала.
Одри смотрит на свои ручные часы. Он в патруле с Купидоном Везувием. Пора двигать на улицы.
Мы начеку, у стражей много забот
Келли, Клинч Тодд, Ганс и я направляемся в гарнизон осматривать пленных солдат. Массивные стены с четырьмя стрелковыми башнями окружают внутренний двор, вдоль которого расположены жилые казармы. Мы с Гансом, в сопровождении десяти партизан с острыми, как бритва, мачете, входим во внутренний двор, покуда Келли, Тодд и Йон остаются в офицерской, по ту сторону решетки.
– Смир-р-рна!
Это они понимают на всех языках.
Солдаты, волоча ноги, строятся в оборванную шеренгу. Грязные, небритые, перепуганные, вид у них совсем не грозный. Я медленно прохаживаюсь взад-вперед, глядя по очереди в каждое из лиц. По большей части – жалкий сброд, тупой и зверский, многие выставляют напоказ разрушительные следы пьянства и болезней. Но два лица все-таки выделяются: тощий ястреболикий юноша с пронзительными серыми глазами, спокойно выдерживающий мой взгляд, и прыщавый рыжеволосый парень, который заискивающе улыбается мне.
– Кто из вас умеет читать?
Ястреболикий юноша и двое других поднимают руки. Четвертый поднимает наполовину.
– Так как же, умеешь ты читать или нет?
– Ну-у, да, сэр, но мне нужно немного времени.
– Чего-чего, а этого у тебя будет предостаточно. – Я указал на Правила. – Я хочу, чтобы те, кто умеет читать, прочли то, что здесь написано. Я хочу, чтобы вы прочли это внимательно. А затем я хочу, чтобы вы объяснили то, что здесь написано, тем, кто не умеет читать. Ясно?
Ястреболикий юноша кивает с едва заметной улыбкой.
– Я вернусь позже и проверю, прочтено ли и понято ли то, что здесь написано.
Затем мы идем к дому, где держат женщин; там нас встречает хор сварливых жалоб. Никто не заговорит с ними, никто не расскажет, что случилось с их сыновьями, мужьями и братьями. Им отказали в медицинской помощи, и к мессе их не пустили.
Я вкрадчиво извиняюсь за временные неудобства и уверяю их, что их мужья, сыновья и братья в безопасности, и о них хорошо заботятся. Я сообщаю им, что я – опытный врач, и что если кто-то страдает какими-нибудь болями или недугами, я буду рад принять их по одной в комнате, которую я определил под свой кабинет. Я также привел священника, который исповедует их, отпустит грехи и окажет любые другие церковные услуги, в которых они нуждаются. «Священник» – это никто иной, как Полуповешенный Келли, следы от веревки скрыты под поповским воротником.
Одна за другой они заходят в мой кабинет, жалуясь на боли в голове, в спине, в зубах, на малярию, опоясывающий лишай, скопление газов, колики, варикозные вены, приступы дурноты, невралгию и другие недомогания, которые трудно классифицировать. Каждой из них я выдаю склянку с четырьмя гранами опиума и велю повторить дозу, если симптомы возобновятся, что, конечно же, случится через восемь часов, когда опиум выветривается. Нет нужды говорить, что и Келли вовсю занят набожными сеньорами.
Вернувшись в казармы, я призываю солдат к вниманию. Велев трем чтецам и полу-чтецу выйти вперед, я иду вдоль шеренги. Затем выбираю еще шестерых, пытаясь найти лица и тела сравнительно ухоженные или выказывающие хоть какие-нибудь признаки приспосабливаемости, интеллекта и хорошего нрава. Приведя этих десятерых в офицерскую, я спрашиваю, прочли ли они Правила или услышали ли объяснение Правил от других.
– Правило первое: ни один человек не должен сидеть в тюрьме за долги. Как, по-вашему, что означает это правило?
Парень со свежим лицом, дерзкой улыбкой и рыжеватыми волосами подает голос:
– Например, я влетел на счет в кантине и не могу заплатить?
Я объясняю, что долги хозяину постоялого двора подпадают под особую категорию. Если бы никто не платил, не было бы ни кантин, ни вина.
Ястреболикий юноша спрашивает:
– Значит ли это, что вы собираетесь отпустить всех пеонов, даже если они задолжали патрону?
– Именно это и значит. Мы собираемся отменить систему пеонажа.
Парень-мулат смотрит на меня с подозрением. По ничего не выражающим лицам других я понимаю, что они не знают ничего ни о системе пеонажа, ни о том, она действует.
– Правило второе: ни один человек не может сделать другого рабом. Что, по-вашему, это значит?
– Значит ли это, что мы можем уйти из армии? – спрашивает прыщавый парень.
Я объясняю, что в контролируемых нами районах испанской армии не существует. Наша же армия состоит исключительно из добровольцев.
– А сколько вы платите?
– Мы платим свободой и равной долей от захваченной нами добычи. Золото, которое мы захватили здесь, в Панаме, будет поделено поровну между солдатами, принимавшими участие в операции.
– Я хочу доброволить. – Он улыбнулся и почесал в паху. Не совсем умный, но сообразительный, интуитивный и наглый. Бесстыдный субъект.
– Как тебя зовут?
– Пако.
– Да, Пако, можешь доброволить.
– Вы хотите сказать, что вы отмените рабство? – подозрительно спросил юноша-мулат.
– Именно это я и хочу сказать.
– Поверю, когда увижу.
– Ни один человек не может никоим образом вмешиваться в религиозные верования и практики другого. Что, по-вашему, это значит?
– Нам не надо будет ходить к мессе?
– Правильно. Так же, как нельзя помешать другому это делать.
– Это относится и к другим религиям? К маврам и евреям? – спрашивает ястреболицый юноша.
– Конечно… Правило четвертое: ни один человек не может быть подвержен пыткам ни по какой причине.
– Как же вы будете развязывать языки пленным?
– Вы вскоре увидите, что для этого существуют более простые способы. Правило пятое: ни один человек не может ни препятствовать сексуальным обычаям другого, ни навязывать другому любой сексуальный акт помимо его воли. Что, по-вашему, это значит?
– Вы имеете в виду, если я трахну другого парня в задницу, никто ничего не сможет сказать?
– Говорить могут все, что угодно, но вмешиваться не могут. Иначе у тебя будет право принять любые необходимые меры, чтобы защитить свою свободу и самого себя, и каждый, кто признает Правила, будет стремиться тебя поддержать.
Получтец впервые заговорил:
– Сержант Гонсалес и капрал Хассанавич забили двух солдат до смерти за содомию.
– Так-таки забили?
– Если сержант узнает, что я вам сказал, он пырнет меня ножом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40