– …Снайд. Чем могу быть вам полезен?
Есть такая порода чиновников Госдепа, которые начинают прикидывать, как бы им от вас избавиться, как только вы входите в их кабинет, не сделав ничего из того, о чем вы их просили. Было яснее ясного, что мистер Хилл принадлежит именно к этой породе.
– Я по поводу Джона Эверсона. Он исчез в Мехико-Сити около двух месяцев назад. Его отец нанял меня, чтобы его найти.
– Ну, мы ведь не служба поиска пропавших без вести. Насколько нам известно, дело сейчас передано мексиканским властям. Предлагаю вам связаться с ним. С полковником, э-э…
– Полковником Фигересом.
– Да, так его зовут, кажется.
– Забирал ли Джон Эверсон свою почту в посольстве?
– Я, э-э, я не думаю… в любом случае, мы не поощряем…
– Да-да, знаю. Вы также и не почтовая служба. Не трудно ли вам позвонить в почтовый отдел и спросить, нет ли писем на адрес Джона Эверсона?
– В самом деле, мистер Снайд…
– В самом деле, мистер Хилл. Я нанят гражданином Америки – добавлю, с хорошими связями, работающим над правительственным проектом США, – нанят, чтобы найти гражданина Америки, пропавшего в вашем районе. До сих пор не было никаких признаков того, что дело нечисто, но очень много неясностей…
А еще он принадлежал к типу людей, которые под давлением уступают. Он потянулся к телефону.
– Скажите, пожалуйста, есть ли в отделе письма для Джона Эверсона… Одно письмо?
Я послал ему через стол нотариальную доверенность, которая позволяла мне, помимо всего прочего, забирать почту, присланную Джону Эверсону. Он посмотрел на нее.
– Мистер, э-э, Снайд заберет письмо. У него есть полномочия.
Он повесил трубку.
Я встал.
– Спасибо, мистер Хилл.
Его кивок был едва различим.
Выходя из офиса, я столкнулся с тем самым цеэрушным панком из Афин. Он притворился, что рад меня видеть, пожал мне руку и спросил, где я остановился. Я сказал, что на Реформе. Мне было ясно, что он мне не поверил, и это, скорее всего, означало, что он знал, где я остановился. Я почувствовал недоброе – на дело Эверсона явно слетались стервятники.
Почти целый час прождал я полковника Фигереса, но я знал, что он действительно очень занят. Когда я виделся с ним в последний раз, он был еще майор. Он не сильно изменился. Чуть обрюзг, но холодные серые глаза все те же. И пристальное внимание. Когда вы с ним встречаетесь, он целиком сосредотачивается на вас. Фигерес без улыбки пожал мне руку. Не могу припомнить, чтобы он когда-нибудь улыбался. Он просто себе такого не позволяет. Я сказал ему, что приехал по поводу исчезновения мальчика Эверсона.
Он кивнул.
– Я так и думал, я рад, что вы здесь. Мы не могли посвятить этому делу достаточно времени.
– Вы думаете, что-то могло с ним случиться?
Фигерес не пожимает плечами. Он не жестикулирует. Он просто сидит, сфокусировав свой взгляд на вас и на предмете обсуждения.
– Я не знаю. Мы проверили Прогресо и все окрестные городки. Мы проверили аэропорты и автобусы. Если бы он отправился на другие раскопки, его было бы намного проще найти. Белокурый иностранец вдали от туристических маршрутов быстро привлекает внимание. Мы проверили и все туристские достопримечательности и курорты. Очевидно, это был обыкновенный серьезный молодой человек… никаких признаков наркомании или запойного пьянства. Может быть, с ним случались приступы амнезии? Он психически здоров?
– Вроде бы да, насколько мне известно.
Тупик.
По возвращении в отель Джим и Кики выложили то немногое, что им удалось разузнать у квартирной хозяйки и соседей. Хозяйка описала Эверсона как серьезного, вежливого молодого человека… un caballero []. Он развлекал нескольких гостей, и это тоже были серьезные студенты. Не было ни шума, ни пьянства, ни девушек.
Я сел и вскрыл письмо. Оно было от его двоюродной сестры из Миннеаполиса. Там было написано:
Querido Juanito [],
Он снова приходил ко мне. Он говорит, что до того, как ты получишь это письмо, Он с тобой свяжется. Он говорит, что тогда ты поймешь, что надо делать.
Твоя вечно любящая сестра
Джейн
В три часа я позвонил в Нью-Йорк инспектору Грэйвуду.
– Клем Снайд на проводе.
– А, да-да, мистер Снайд, в Лиме кое-что пошло на лад. Какой-то парень пришел-таки, и его засекли, когда он терся о дубликат контейнера головой. За ним проследили до лавки на Меркадо Майориста, где ремонтируют и выдают напрокат велосипеды. Полиция обыскала лавку и обнаружила поддельные документы на имя Хуана Матеоса. Хозяин лавки был арестован по обвинению в хранении фальшивых документов и укрывательстве убийства. Он помещен в изолятор. Он утверждает, что не знал ничего о содержимом контейнера. Ему предложили крупную сумму за то, чтобы забрать контейнер после таможенного досмотра. Контейнер нужно было доставить в его лавку. Кто-то забрал бы его оттуда и заплатил бы дополнительную, более крупную, сумму. Таможенник, досматривавший контейнер, также арестован. Он признался в получении взятки.
– А что с парнем?
– Не было никаких причин задерживать его в связи с этим делом. Однако, поскольку в его досье значится мелкое воровство и эпилепсия, его поместили в реабилитационный центр в Лиме.
– Хотелось бы мне оказаться там.
– Мне тоже. Иначе вряд ли хоть одну важную птицу арестуют. В стране вроде Перу люди с достатком фактически неприкосновенны. Такие, например, как графиня де Гульпа…
– Так вы о ней знаете?
– Конечно. Описание человека, который связывался с таможней, хорошо совпадает с вашим фотороботом Марти Блюма. Я послал копию в полицию Лимы и информировал их, что он также разыскивается здесь в связи с убийством. Бенсон, кажется, был банчилой, времени от времени… много следов, но пока ни одного ареста. Вы нашли мальчика Эверсона?
– Пока еще нет, и дело мне начинает не нравиться.
– Вы думаете, с ним что-то случилось?
– Возможно.
– Сдается мне, у вас есть связи, которые вам дал Димитри. – Я ничего не говорил об этом, когда рассказывал свою историю в офисе О’Брайена. – Возможно, пришло время их использовать.
– Использую.
– Ваше присутствие в Южной Америке было бы в высшей степени ценным. Так случилось, что один клиент, пожелавший остаться инкогнито, собирается нанять вас в связи с этим. На ваш банковский счет в Лиме переведены тридцать тысяч долларов.
– Но ведь я еще не завершил это дело.
– Возможно, вам удастся стремительно завершить дело Эверсона. – Он повесил трубку.
Казалось бы, меня призывали к действиям. Я вытащил карту и не смог найти Каллехон де ля Эсперанса. В Мехико-Сити есть маленькие улочки, которые не найдешь на карте. В целом я представлял, где она находится, и хотел прогуляться по окрестностям. Я щелкал такие дела, как орешки, безо всяких последствий, просто выходя прогуляться и блуждая наобум. Это срабатывает лучше всего в незнакомом городе или в городе, в котором ты давно не был.
Мы доехали на такси до Аламеды, а затем отправились в сторону от нее в северо-западном направлении. Как только мы удалились от центральных улиц, я увидел, что место не так уж сильно изменилось: те же узкие немощеные улицы и площади с будками, в которых торгуют тако, жареными кузнечиками и мятными сладостями, облепленными мухами; запахи пульки, мочи, бензина, чили, горелого масла и помоев; и лица – зверские, порочные, прекрасные.
Мальчик в белых хлопчатых рубашке и штанах, волосы прямые, кожа иссиня-черная, слабо пахнущая ванилью и озоном. Мальчик с яркой медно-красной кожей, девственный и прекрасный, как какое-то экзотическое животное, прислонившись к стене, ест апельсин, измазанный красным перцем… мимо скользит maricon [] с длинными руками и крупными зубами, глаза его блестят… мужчина со зверским лицом Пана вываливается из pulqueria… горбатый гном стреляет в нас ядовитым взглядом.
Я позволил ногам самим вести меня. Калле де лос Десампарадос, Улица Потерявшихся Людей… farmacia [], где старый джанки ожидал своего прихода. Я почуял запах призрачного опиума. Открытки в пыльной витрине лавки. Панчо Вилья позирует вместе с хмурыми мужчинами… ремни и ружья. Трое юношей болтаются над наскоро сколоченным эшафотом, у двоих штаны спущены до щиколоток, третий голый. Снимок сделан сзади – а перед ними стоят солдаты, смотрят и ухмыляются. Фотографии года так 1914-ого. Голый мальчик походил на американца – блондина различишь даже на черно-белом снимке.
Ноги занесли меня внутрь, Джим и Кики последовали за мной. Когда я открыл дверь, колокольчик разнес эхо по всей лавке. Внутри в лавке было прохладно и сумрачно, пахло благовониями. Из-за занавески вышел человек и встал за прилавком. Он был невелик ростом, легок телом и абсолютно лыс, словно никогда и не имел волос на голове; кожа желтовато-коричневая, гладкая, словно терракотовая, губы очень полные, глаза черные, как угли, лоб высокий и словно срезанный. В нем было какое-то ощущение древности, он не то чтобы выглядел старым, но казался выходцем из некоей древней расы – восточной, негроидной или майя – или всех сразу, но при этом в его лице еще виделось что-то такое, чего я никогда раньше не видел ни в одном человеческом лице. Он показался мне странно знакомым; потом я вспомнил, где я встречал это лицо. Это было в зале майя Британского Музея – терракотовая голова дюйма в три высотой. Его губы задвигались в медлительной улыбке, и он заговорил на чистейшем английском без акцента и без интонации, жутко и отстранено, словно откуда-то издалека.
– Добрый день, джентльмены.
– Можно мне взглянуть на открытку в витрине?
– Конечно. За этим вы и пришли.
Мне пришло в голову, что это и были те самые связи Димитри, но адрес был не тот, что он мне дал.
– Каллехон де ля Эсперанса? Слепая Аллея Надежд была разрушена во время землетрясения. Ее не отстроили заново. Сюда, джентльмены.
Он провел нас через тяжелую дверь за занавеской. Дверь закрылась, умолк шум улицы. Мы очутились в пустой чисто вымытой комнате с дубовой мебелью, освещенной светом из окошка, выходившего в патио. Он указал нам на стулья, затем достал из картотеки какой-то конверт и вручил мне открытку. Это оказалась копия 8Х10 той открытки, что была в витрине. Притронувшись к картинке, я тут же ощутил легкий запах лихорадки.
Трое юношей болтались на столбе, подпертом треножниками, руки прикручены к бокам кожаными ремнями. Под ними на земле валялись два перевернутых верстака и доска. Мальчик-блондин висел посередине, а темнокожие юноши – по обе его стороны, их штаны были спущены до щиколоток. Мальчик-блондин был абсолютно голый. Пятеро солдат стояли перед каким-то амбаром, глядя на повешенных. Один из солдат был очень молод, лет шестнадцати или семнадцати, с пушком на подбородке и верхней губе. Он смотрел вверх, разинув рот, а его штаны оттопыривались в промежности.
Хозяин лавки дал мне увеличительное стекло. Повешенные мальчики затрепетали и закорчились, шеи затерлись о веревки, ягодицы напряглись. Тот, кто стоял в стороне от них, лицом в тени, был офицер. Я изучал его фигуру в увеличительное стекло. Что-то знакомое… Ах, да – Леди-Дракон из «Терри и пиратов» []. Это была женщина. И она имела легкое сходство с юным Эверсоном.
Я указал на мальчика-блондина.
– У вас есть его портрет?
Он положил фотографию на стол. На фотографии можно было рассмотреть лицо мальчика и его торс, руки его были прикручены к бокам. Он невыразительно глядел на куда-то вперед, словно только что получил некий оглушающий удар и до него, наконец, дошло, что это было. Джон Эверсон, или его двойник, похожий на него, как брат-близнец.
Я показал ему фотокарточку Эверсона из своего кармана. Он посмотрел на нее и кивнул.
– Да, кажется, это тот же самый молодой человек.
– Вы знаете, кто эти люди?
– Да. Эти три мальчика были революционерами. Мальчик – сын американского шахтера и матери-испанки. Его отец вернулся в Америку вскоре после его рождения. Он был рожден и воспитан в Дюранго и вообще не знал английского. Его повесили на его двадцать третий день рождения: 24 сентября 1914 года. Женщина-офицер – это его сводная сестра, на три года старше. Ее, в конце концов, окружили и убили люди Панчо Вильи. Могу уверить вас, что молодой Эверсон жив и здоров. Он просто забыл, кто он такой. Но его память можно восстановить. В отличие от Джерри Грина он попал в сравнительно хорошие руки. Вы встретитесь с ними нынче ночью: Лола Ла Чата дает свою ежегодную вечеринку.
– Лола? Она еще жива?
– У нее своя маленькая межвременная концессия. Вернетесь в эпоху Альенде. Там будут близнецы Игуана. Они отведут вас к Эверсону. А теперь: – Он вывел нас на улицу черным ходом. – Думаю, до Лолы вас подвезут.
Пешком до Лолы от того места, где мы находились, было далековато, а для такси это был неподходящий район. К тому же я слегка заблудился. Из-за поворота выскочил «кадиллак» и с визгом затормозил в облаке пыли. Мужчина в твидовом костюме высунулся с переднего сиденья.
– На вечеринку? Садись, cabrones []!
Мы влезли на заднее сиденье. Двое machos сидели спереди и двое сзади.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
Есть такая порода чиновников Госдепа, которые начинают прикидывать, как бы им от вас избавиться, как только вы входите в их кабинет, не сделав ничего из того, о чем вы их просили. Было яснее ясного, что мистер Хилл принадлежит именно к этой породе.
– Я по поводу Джона Эверсона. Он исчез в Мехико-Сити около двух месяцев назад. Его отец нанял меня, чтобы его найти.
– Ну, мы ведь не служба поиска пропавших без вести. Насколько нам известно, дело сейчас передано мексиканским властям. Предлагаю вам связаться с ним. С полковником, э-э…
– Полковником Фигересом.
– Да, так его зовут, кажется.
– Забирал ли Джон Эверсон свою почту в посольстве?
– Я, э-э, я не думаю… в любом случае, мы не поощряем…
– Да-да, знаю. Вы также и не почтовая служба. Не трудно ли вам позвонить в почтовый отдел и спросить, нет ли писем на адрес Джона Эверсона?
– В самом деле, мистер Снайд…
– В самом деле, мистер Хилл. Я нанят гражданином Америки – добавлю, с хорошими связями, работающим над правительственным проектом США, – нанят, чтобы найти гражданина Америки, пропавшего в вашем районе. До сих пор не было никаких признаков того, что дело нечисто, но очень много неясностей…
А еще он принадлежал к типу людей, которые под давлением уступают. Он потянулся к телефону.
– Скажите, пожалуйста, есть ли в отделе письма для Джона Эверсона… Одно письмо?
Я послал ему через стол нотариальную доверенность, которая позволяла мне, помимо всего прочего, забирать почту, присланную Джону Эверсону. Он посмотрел на нее.
– Мистер, э-э, Снайд заберет письмо. У него есть полномочия.
Он повесил трубку.
Я встал.
– Спасибо, мистер Хилл.
Его кивок был едва различим.
Выходя из офиса, я столкнулся с тем самым цеэрушным панком из Афин. Он притворился, что рад меня видеть, пожал мне руку и спросил, где я остановился. Я сказал, что на Реформе. Мне было ясно, что он мне не поверил, и это, скорее всего, означало, что он знал, где я остановился. Я почувствовал недоброе – на дело Эверсона явно слетались стервятники.
Почти целый час прождал я полковника Фигереса, но я знал, что он действительно очень занят. Когда я виделся с ним в последний раз, он был еще майор. Он не сильно изменился. Чуть обрюзг, но холодные серые глаза все те же. И пристальное внимание. Когда вы с ним встречаетесь, он целиком сосредотачивается на вас. Фигерес без улыбки пожал мне руку. Не могу припомнить, чтобы он когда-нибудь улыбался. Он просто себе такого не позволяет. Я сказал ему, что приехал по поводу исчезновения мальчика Эверсона.
Он кивнул.
– Я так и думал, я рад, что вы здесь. Мы не могли посвятить этому делу достаточно времени.
– Вы думаете, что-то могло с ним случиться?
Фигерес не пожимает плечами. Он не жестикулирует. Он просто сидит, сфокусировав свой взгляд на вас и на предмете обсуждения.
– Я не знаю. Мы проверили Прогресо и все окрестные городки. Мы проверили аэропорты и автобусы. Если бы он отправился на другие раскопки, его было бы намного проще найти. Белокурый иностранец вдали от туристических маршрутов быстро привлекает внимание. Мы проверили и все туристские достопримечательности и курорты. Очевидно, это был обыкновенный серьезный молодой человек… никаких признаков наркомании или запойного пьянства. Может быть, с ним случались приступы амнезии? Он психически здоров?
– Вроде бы да, насколько мне известно.
Тупик.
По возвращении в отель Джим и Кики выложили то немногое, что им удалось разузнать у квартирной хозяйки и соседей. Хозяйка описала Эверсона как серьезного, вежливого молодого человека… un caballero []. Он развлекал нескольких гостей, и это тоже были серьезные студенты. Не было ни шума, ни пьянства, ни девушек.
Я сел и вскрыл письмо. Оно было от его двоюродной сестры из Миннеаполиса. Там было написано:
Querido Juanito [],
Он снова приходил ко мне. Он говорит, что до того, как ты получишь это письмо, Он с тобой свяжется. Он говорит, что тогда ты поймешь, что надо делать.
Твоя вечно любящая сестра
Джейн
В три часа я позвонил в Нью-Йорк инспектору Грэйвуду.
– Клем Снайд на проводе.
– А, да-да, мистер Снайд, в Лиме кое-что пошло на лад. Какой-то парень пришел-таки, и его засекли, когда он терся о дубликат контейнера головой. За ним проследили до лавки на Меркадо Майориста, где ремонтируют и выдают напрокат велосипеды. Полиция обыскала лавку и обнаружила поддельные документы на имя Хуана Матеоса. Хозяин лавки был арестован по обвинению в хранении фальшивых документов и укрывательстве убийства. Он помещен в изолятор. Он утверждает, что не знал ничего о содержимом контейнера. Ему предложили крупную сумму за то, чтобы забрать контейнер после таможенного досмотра. Контейнер нужно было доставить в его лавку. Кто-то забрал бы его оттуда и заплатил бы дополнительную, более крупную, сумму. Таможенник, досматривавший контейнер, также арестован. Он признался в получении взятки.
– А что с парнем?
– Не было никаких причин задерживать его в связи с этим делом. Однако, поскольку в его досье значится мелкое воровство и эпилепсия, его поместили в реабилитационный центр в Лиме.
– Хотелось бы мне оказаться там.
– Мне тоже. Иначе вряд ли хоть одну важную птицу арестуют. В стране вроде Перу люди с достатком фактически неприкосновенны. Такие, например, как графиня де Гульпа…
– Так вы о ней знаете?
– Конечно. Описание человека, который связывался с таможней, хорошо совпадает с вашим фотороботом Марти Блюма. Я послал копию в полицию Лимы и информировал их, что он также разыскивается здесь в связи с убийством. Бенсон, кажется, был банчилой, времени от времени… много следов, но пока ни одного ареста. Вы нашли мальчика Эверсона?
– Пока еще нет, и дело мне начинает не нравиться.
– Вы думаете, с ним что-то случилось?
– Возможно.
– Сдается мне, у вас есть связи, которые вам дал Димитри. – Я ничего не говорил об этом, когда рассказывал свою историю в офисе О’Брайена. – Возможно, пришло время их использовать.
– Использую.
– Ваше присутствие в Южной Америке было бы в высшей степени ценным. Так случилось, что один клиент, пожелавший остаться инкогнито, собирается нанять вас в связи с этим. На ваш банковский счет в Лиме переведены тридцать тысяч долларов.
– Но ведь я еще не завершил это дело.
– Возможно, вам удастся стремительно завершить дело Эверсона. – Он повесил трубку.
Казалось бы, меня призывали к действиям. Я вытащил карту и не смог найти Каллехон де ля Эсперанса. В Мехико-Сити есть маленькие улочки, которые не найдешь на карте. В целом я представлял, где она находится, и хотел прогуляться по окрестностям. Я щелкал такие дела, как орешки, безо всяких последствий, просто выходя прогуляться и блуждая наобум. Это срабатывает лучше всего в незнакомом городе или в городе, в котором ты давно не был.
Мы доехали на такси до Аламеды, а затем отправились в сторону от нее в северо-западном направлении. Как только мы удалились от центральных улиц, я увидел, что место не так уж сильно изменилось: те же узкие немощеные улицы и площади с будками, в которых торгуют тако, жареными кузнечиками и мятными сладостями, облепленными мухами; запахи пульки, мочи, бензина, чили, горелого масла и помоев; и лица – зверские, порочные, прекрасные.
Мальчик в белых хлопчатых рубашке и штанах, волосы прямые, кожа иссиня-черная, слабо пахнущая ванилью и озоном. Мальчик с яркой медно-красной кожей, девственный и прекрасный, как какое-то экзотическое животное, прислонившись к стене, ест апельсин, измазанный красным перцем… мимо скользит maricon [] с длинными руками и крупными зубами, глаза его блестят… мужчина со зверским лицом Пана вываливается из pulqueria… горбатый гном стреляет в нас ядовитым взглядом.
Я позволил ногам самим вести меня. Калле де лос Десампарадос, Улица Потерявшихся Людей… farmacia [], где старый джанки ожидал своего прихода. Я почуял запах призрачного опиума. Открытки в пыльной витрине лавки. Панчо Вилья позирует вместе с хмурыми мужчинами… ремни и ружья. Трое юношей болтаются над наскоро сколоченным эшафотом, у двоих штаны спущены до щиколоток, третий голый. Снимок сделан сзади – а перед ними стоят солдаты, смотрят и ухмыляются. Фотографии года так 1914-ого. Голый мальчик походил на американца – блондина различишь даже на черно-белом снимке.
Ноги занесли меня внутрь, Джим и Кики последовали за мной. Когда я открыл дверь, колокольчик разнес эхо по всей лавке. Внутри в лавке было прохладно и сумрачно, пахло благовониями. Из-за занавески вышел человек и встал за прилавком. Он был невелик ростом, легок телом и абсолютно лыс, словно никогда и не имел волос на голове; кожа желтовато-коричневая, гладкая, словно терракотовая, губы очень полные, глаза черные, как угли, лоб высокий и словно срезанный. В нем было какое-то ощущение древности, он не то чтобы выглядел старым, но казался выходцем из некоей древней расы – восточной, негроидной или майя – или всех сразу, но при этом в его лице еще виделось что-то такое, чего я никогда раньше не видел ни в одном человеческом лице. Он показался мне странно знакомым; потом я вспомнил, где я встречал это лицо. Это было в зале майя Британского Музея – терракотовая голова дюйма в три высотой. Его губы задвигались в медлительной улыбке, и он заговорил на чистейшем английском без акцента и без интонации, жутко и отстранено, словно откуда-то издалека.
– Добрый день, джентльмены.
– Можно мне взглянуть на открытку в витрине?
– Конечно. За этим вы и пришли.
Мне пришло в голову, что это и были те самые связи Димитри, но адрес был не тот, что он мне дал.
– Каллехон де ля Эсперанса? Слепая Аллея Надежд была разрушена во время землетрясения. Ее не отстроили заново. Сюда, джентльмены.
Он провел нас через тяжелую дверь за занавеской. Дверь закрылась, умолк шум улицы. Мы очутились в пустой чисто вымытой комнате с дубовой мебелью, освещенной светом из окошка, выходившего в патио. Он указал нам на стулья, затем достал из картотеки какой-то конверт и вручил мне открытку. Это оказалась копия 8Х10 той открытки, что была в витрине. Притронувшись к картинке, я тут же ощутил легкий запах лихорадки.
Трое юношей болтались на столбе, подпертом треножниками, руки прикручены к бокам кожаными ремнями. Под ними на земле валялись два перевернутых верстака и доска. Мальчик-блондин висел посередине, а темнокожие юноши – по обе его стороны, их штаны были спущены до щиколоток. Мальчик-блондин был абсолютно голый. Пятеро солдат стояли перед каким-то амбаром, глядя на повешенных. Один из солдат был очень молод, лет шестнадцати или семнадцати, с пушком на подбородке и верхней губе. Он смотрел вверх, разинув рот, а его штаны оттопыривались в промежности.
Хозяин лавки дал мне увеличительное стекло. Повешенные мальчики затрепетали и закорчились, шеи затерлись о веревки, ягодицы напряглись. Тот, кто стоял в стороне от них, лицом в тени, был офицер. Я изучал его фигуру в увеличительное стекло. Что-то знакомое… Ах, да – Леди-Дракон из «Терри и пиратов» []. Это была женщина. И она имела легкое сходство с юным Эверсоном.
Я указал на мальчика-блондина.
– У вас есть его портрет?
Он положил фотографию на стол. На фотографии можно было рассмотреть лицо мальчика и его торс, руки его были прикручены к бокам. Он невыразительно глядел на куда-то вперед, словно только что получил некий оглушающий удар и до него, наконец, дошло, что это было. Джон Эверсон, или его двойник, похожий на него, как брат-близнец.
Я показал ему фотокарточку Эверсона из своего кармана. Он посмотрел на нее и кивнул.
– Да, кажется, это тот же самый молодой человек.
– Вы знаете, кто эти люди?
– Да. Эти три мальчика были революционерами. Мальчик – сын американского шахтера и матери-испанки. Его отец вернулся в Америку вскоре после его рождения. Он был рожден и воспитан в Дюранго и вообще не знал английского. Его повесили на его двадцать третий день рождения: 24 сентября 1914 года. Женщина-офицер – это его сводная сестра, на три года старше. Ее, в конце концов, окружили и убили люди Панчо Вильи. Могу уверить вас, что молодой Эверсон жив и здоров. Он просто забыл, кто он такой. Но его память можно восстановить. В отличие от Джерри Грина он попал в сравнительно хорошие руки. Вы встретитесь с ними нынче ночью: Лола Ла Чата дает свою ежегодную вечеринку.
– Лола? Она еще жива?
– У нее своя маленькая межвременная концессия. Вернетесь в эпоху Альенде. Там будут близнецы Игуана. Они отведут вас к Эверсону. А теперь: – Он вывел нас на улицу черным ходом. – Думаю, до Лолы вас подвезут.
Пешком до Лолы от того места, где мы находились, было далековато, а для такси это был неподходящий район. К тому же я слегка заблудился. Из-за поворота выскочил «кадиллак» и с визгом затормозил в облаке пыли. Мужчина в твидовом костюме высунулся с переднего сиденья.
– На вечеринку? Садись, cabrones []!
Мы влезли на заднее сиденье. Двое machos сидели спереди и двое сзади.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40