Атрейо с кровавой раной в груди стоял и молча смотрел на него.
Разбуженный ударом грома, Бастиан вскочил. Было темным-темно, но тучи, застилавшие днем все небо, казалось, пришли в бурное волнение. Это был настоящий разгул стихий. Молнии непрерывно сверкали, гром гремел и грохотал, земля дрожала, ураган завывал над пустошью и гнул к земле высокий можжевельник. Дождь застилал все вокруг серой завесой.
Бастиан стоял неподвижно, закутавшись в черный плащ. Струи воды текли по его лицу.
Молния ударила в узловатое дерево, росшее прямо перед Бастианом. Ствол его раскололся, ветки вспыхнули, ветер разнес вихрь искр по темной пустоши, озарив ее светом, и сразу же их погасил ливень.
Чудовищный треск и грохот бросил Бастиана на колени, и тут он начал разгребать землю обеими руками. Когда яма показалась ему достаточно глубокой, он отвязал меч Зиканду от пояса и положил его на дно.
– Зиканда, – сказал он негромко под гром и вой урагана, – я прощаюсь с тобой навсегда. Никогда никто не подымет тебя на своего друга. Никогда больше не придет от тебя беда. И никто тебя здесь не найдет, пока не будет забыто, что случилось из-за нас с тобой.
Потом он закопал яму и заложил ее сверху мхом и ветками, чтобы никто не нашел этого места.
Там и лежит меч Зиканда еще и по сей день, потому что только в далеком будущем придет человек, который возьмет его в руки без опасности для других. Но это уже совсем другая история, и мы расскажем ее как-нибудь в другой раз.
Бастиан все шел и шел в темноте.
К утру гроза начала стихать, ветер улегся, с деревьев еще капало, но дождь перестал.
С этой ночи для Бастиана началось долгое одинокое странствие. Обратно к своим спутникам и соратникам, назад к Ксайде он больше идти не хотел. Он хотел теперь найти обратный путь в Человеческий Мир, но не знал, где и как его искать. Может быть, туда ведут какие-то ворота или надо перейти вброд какую-нибудь реку, а то и пограничный рубеж? Этого он не знал. Он знал только, что должен пожелать себе этого, но над желаниями у него ведь нет власти. Он чувствовал себя как водолаз, который ищет на дне морском затонувший корабль, а вода все снова и снова выталкивает его на поверхность.
Он знал также, что у него осталось всего лишь несколько желаний, очень мало, и потому тщательно следил за тем, чтобы не воспользоваться лишний раз ОРИНОМ. Теми немногими воспоминаниями, какие у него еще остались, он может пожертвовать, только если благодаря этому приблизится к своему Миру и только тогда, когда в этом будет крайняя необходимость.
Но желания нельзя вызвать по своей прихоти, так же как их нельзя подавить. Они приходят к нам из глубины глубин, как наши намерения, хорошие или плохие, и возникают незаметно.
Бастиан и сам не заметил, как у него возникло новое желание и постепенно приняло четкий образ.
Странствуя уже много дней и ночей, он чувствовал себя таким одиноким, что пожелал принадлежать к какому-нибудь обществу не как повелитель или победитель, не как кто-то особенный, а просто как один из многих, равный среди равных, пусть даже самый незначительный, но зато нераздельно слитый со всеми.
И вот в один прекрасный день он подошел к берегу моря. Во всяком случае, так ему показалось поначалу. Это был крутой скалистый берег, и, когда он стоял на нем, перед глазами его расстилались застывшие белые волны. Только потом он заметил, что эти волны вовсе не стоят, а очень медленно движутся: тут есть и течения, и водовороты, вращающиеся почти незаметно, словно стрелки часов.
Это было Море Тумана!
Бастиан брел по крутому берегу. Воздух был теплый и влажный, ни ветерка. Было еще совсем рано, но солнце уже осветило белоснежную поверхность тумана, расстилавшегося до самого горизонта. К полудню он дошел до маленького городка, стоявшего на высоких сваях прямо в Море Тумана, невдалеке от берега. Длинный висячий мост соединял его с выдающимся в море скалистым выступом. Мост слегка раскачивался, когда Бастиан, ступив на него, зашагал к городу.
Дома здесь были небольшие, двери, окна и лестницы – все словно сделано для детей. И в самом деле, жители города, ходившие по улицам, были ростом с ребенка: и бородатые мужчины, и женщины с высокими прическами. Бросалось в глаза, что их трудно отличить друг от друга – так они похожи. На лицах их, темно-коричневых, как влажная земля, застыло выражение мягкости и покоя. Заметив Бастиана, они кивали ему, но никто с ним не заговаривал. Они и вообще, видно, были очень молчаливы: лишь изредка на улице слышался возглас или кто-нибудь произносил одно-два слова, хотя здесь кипела жизнь. И еще. Никто тут не ходил поодиночке, все шли небольшими или даже довольно большими компаниями, взяв друг друга под руку или держась за руки.
Когда Бастиан получше пригляделся к домам, он понял, что все они сделаны из плетенок – одни из крупных, другие из более мелких. Даже улицы были выстланы плетенками. Теперь он заметил, что и одежда у этих людей: штаны, юбки, пиджаки, шляпы – тоже тонкого художественного плетения. Как видно, все здесь изготовлялось одним и тем же способом.
Бастиан то и дело проходил мимо ремесленных мастерских – все тут были заняты производством различных плетеных предметов. Они плели все: обувь, кувшины, лампы, чашки, зонты. И никто не работал в одиночку, потому что все эти веши могли быть сделаны только совместным трудом. Удивительно приятно было смотреть, как ловко и дружно они трудятся, как один дополняет в работе другого. И при этом они напевали простую мелодию без слов. Город был не очень велик, и Бастиан вскоре дошел до его окраины. Ему открылся вид на морской порт. В гавани стояли сотни кораблей самой разной величины и формы. Да, это был город мореходов. И все-таки какой-то странный портовый город: все корабли были подвешены на гигантских удилищах и, тихо покачиваясь, почти касаясь бортами друг друга, парили над глубиной, в которой плыли белые клубы тумана. И все эти корабли без парусов, без мачт, без весел, без руля были из плетенок.
Бастиан перегнулся через ограду мола и вгляделся в даль Моря Тумана. Как высоки сваи, на которых стоит город, можно было судить по их теням на белой поверхности моря.
– Ночью, – услышал он голос совсем рядом, – туман поднимется до уровня города. Тогда мы сможем выйти в открытое море и пуститься в плавание. Днем солнце выпивает туман и уровень моря понижается. Ты ведь это хотел узнать, чужеземец?
Рядом с Бастианом, опершись на перила, стояли трое мужчин и приветливо на него глядели. Он разговорился с ними и узнал, что город этот называется Искаль, или Плетенка. Жители его зовут себя искалийцами. Слово это означает примерно «дружные». Все они трое по профессии Мореходы в Тумане.
Бастиану не хотелось называть свое имя, чтобы его не узнали, и он сказал, что его зовут Некто. Трое моряков объяснили ему, что у них вообще нет имен для каждого в отдельности, да в том и нет нужды. Все они вместе зовутся искалийцами, и этого им достаточно.
Было как раз время обеда, и они пригласили Бастиана пойти с ними поесть. Он принял приглашение с благодарностью. В одной из близлежащих харчевен они сели все вместе за стол, и во время обеда Бастиан узнал все про город Искаль и его обитателей.
Море Тумана – они называли его Скайдан – это огромный океан белой мглы, он делит Фантазию на две части. Никому еще не удавалось исследовать, как глубок Скайдан, никто не знает, где и как возникают эти громадные клубы тумана. Правда, нырнув в туман, можно еще все-таки под ним дышать, а там, где он неглубок, даже пройти довольно далеко от берега по дну моря. Но, конечно, на канатной привязи, чтобы, если что случится, вытащить на берег ушедшего. Дело в том, что коварный туман может вскоре отнять у идущего способность ориентации. Многие отважные или легкомысленные, пытавшиеся в разное время пересечь Скайдан в одиночку пешком, погибали, и лишь некоторых удалось спасти. Единственный способ перебраться на ту сторону Моря Тумана – тот, каким пользуются искалийцы.
Плетенки, служащие строительным материалом для домов в городе Искале, и те, из которых мастерят домашнюю утварь, платья и корабли, изготовляются из особого вида тростника, растущего в Море Тумана неподалеку от берега. Но собирать его можно только с риском для жизни. Этот тростник исключительно гибок, и хотя, вытащенный из Моря Тумана на воздух, кажется каким-то вялым, в Скайдане он стоит прямо, так как намного легче тумана. Вот потому-то и могут плыть по Морю Тумана корабли, сделанные из этого тростника. Одежда, которую носят искалийцы, – одновременно и своего рода спасательный пояс на тот случай, если кто-нибудь упадет в туман.
Но все это еще не объясняло, в чем же тайная причина дружеского единства искалийцев, определившего всю их деятельность и образ жизни. Как Бастиан вскоре заметил, они вообще не знали словечка «я». Во всяком случае, никогда его не употребляли, а всегда говорили только «мы». Почему это так, Бастиан узнал гораздо позже.
Поняв из разговоров Мореходов в Тумане, что они еще этой ночью собираются выйти в открытое море, он спросил, не возьмут ли они его юнгой на корабль. Те объяснили ему, что плавание по Скайдану очень отличается от любого другого плавания по морям: никогда нельзя знать, как долго пробудет корабль в пути и где он в конце концов причалит. Бастиан сказал, что это-то ему как раз и нужно, и мореплаватели согласились взять его с собой.
С наступлением ночи, как и ожидалось, туман начал прибывать, и к полуночи высота его достигла уровня Плетенки. Все корабли, висевшие раньше в воздухе, качались теперь в белом море. Корабль, на котором находился Бастиан, – это был плоский челн метров тридцати в длину, – отвязали от троса, и вот он уже медленно выходил на простор ночного Моря Тумана.
Едва оглядевшись на судне, Бастиан задался вопросом, какая же сила приводит его в движение: не было ни парусов, ни весел, ни руля, ни гребного винта. Впрочем, паруса, как ему объяснили, не имели бы здесь никакого смысла – ведь над Морем Тумана всегда затишье. А весла или гребной винт ничуть не помогли бы кораблю продвигаться в тумане. Сила, приводящая в движение корабль, совсем другого рода.
Посреди палубы находилось возвышение цилиндрической формы. Бастиан заметил его сразу, как только взошел на корабль, и принял за капитанский мостик. Во время плавания на нем всегда стояло несколько Мореходов в Тумане – двое, трое, четверо, а то и больше. (Весь экипаж корабля насчитывал четырнадцать Мореходов, не считая Бастиана.) Положив руки на плечи друг другу, они смотрели вперед в направлении движения. На первый взгляд казалось, что они стоят неподвижно. Но, внимательно понаблюдав за ними, можно было заметить, что они медленно и согласно раскачиваются, словно в каком-то танце, и при этом напевают все повторяющуюся простую мелодию, очень ритмичную и красивую.
Бастиан сначала принял их странное поведение за ритуал, смысл которого для него скрыт. Только на третий день плавания он спросил одного из троих своих друзей, что же это значит. Тот, в свою очередь, был очень удивлен, что Бастиана это удивляет, и объяснил ему, как Мореходы силой воображения приводят в движение корабль.
Бастиан не сразу понял его разъяснение и спросил, не заставляют ли они крутиться какие-то невидимые колеса.
– Нет, – отвечал Мореход. – Если ты хочешь, чтобы твои ноги начали двигаться, тебе ведь тоже надо только представить себе это. Разве ты двигаешь ногами с помощью шестеренок?
Разница между собственным телом и кораблем, объяснил он, состоит лишь в том, что управлять кораблем могут, самое меньшее, два искалийца, объединив свое воображение. Только благодаря этому единству и возникает сила, движущая корабль вперед. А чтобы увеличить скорость движения, надо увеличить и количество Мореходов, объединивших силу воображения.
Обычно вахту несли втроем, остальные в это время отдыхали. Ведь, хотя со стороны и казалось, что это легко и приятно, на самом деле работа была тяжелой и напряженной, так как требовала предельного внимания. Однако только так и можно было переплыть Скайдан.
И Бастиан, пойдя на выучку к Мореходам в Тумане, постиг тайну их единения – ритмический танец и пение без слов.
Постепенно, в течение долгого плавания, он стал таким, как они, одним из них. Это было неописуемое ощущение самозабвения и гармонии, когда сила его воображения сливалась с силой воображения других, превращаясь с ними в единую силу. Он чувствовал себя воистину принятым в их сообщество, неотделимым от них, от целого. Чем больше он отдавался этому чувству, тем больше стиралось в его памяти, что в том Мире, из которого он пришел и куда искал теперь путь, каждый человек имел собственные представления и собственное мнение. Только одно он смутно помнил: свой родной дом и своих родителей.
И все же в нем жило еще одно желание, более сильное, чем желание не быть одиноким. И теперь оно шевельнулось в его душе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53