– Он даже прощает профессору Уэйнрайту газонокосилку, которую тот, по его словам, украл у него. Завтра утром его выпустят, оштрафовав на десять шиллингов. Больше я ничем не могу ему помочь.
– Бог с ним, с Джонсоном. Можете ли вы теперь честно утверждать, что это было самоубийство по сговору?
– Важно то, дружище, – ответил Стив. – что можно доказать. А полиция может доказать, что это самоубийство. Таким образом, юридически…
– К черту юридический аспект!
– О нет. Никогда так не говорите – это глупо. Факт в том, что эти двое не взяли бриллианты. Следовательно, они не намеревались бежать.
– А как же чемодан, найденный рыбаками и содержащий женскую одежду?
– Где доказательства, что одежда принадлежала Рите? – возразил Стив. – Если их нет, значит, она могла принадлежать кому угодно. И скажу вам еще кое-что. – Он пытался обследовать в сумерках свои ногти. – Если Рита собиралась бежать, чтобы начать новую жизнь, она бы не стала брать с собой одежду с метками «Р. У.» или любыми другими метками, а обзавелась бы новой, которую невозможно опознать. Поэтому я почти уверен, что никогда не удастся доказать, будто это ее одежда.
Я стиснул голову руками.
– Я говорю «Рита», – добавил Стив, – но, конечно, имею в виду «миссис Уэйнрайт».
– Однако вам не хочется рассказать мне, почему вы поссорились?
Стив колебался.
– Ну, в общем, я не возражаю. Она просила меня продать для нее бриллианты. Я отказался, и у нас вышел конфликт.
– А почему вы отказались?
– Во-первых, я не комиссионер. Во-вторых, подаренные мужем бриллианты, согласно юридической этике, считаются общей собственностью супругов, как объединенный банковский счет. Я сказал, что могу попытаться осуществить продажу, если получу указания профессора Уэйнрайта. К сожалению, она вышла из себя и запретила мне даже намекать ему об этом. Слово за слово, и… – Стив пожал плечами.
– Но это было до того, как она встретила Салливана?
– Задолго до того. Полагаю, мистер Уэйнрайт слегка урезал ей содержание из-за стесненных обстоятельств. – Словно подведя итог, Стив хлопнул себя по колену, встал и повернулся к Молли: – Нам пора идти, молодая леди. Хочу только предупредить вас, Люк: никаких опрометчивых заявлений на завтрашнем дознании.
Мы зашагали по дорожке между высокими голубыми дельфиниумами, с камнями по обеим сторонам, выкрашенными в белый цвет, так что их можно было видеть даже при затемнении. Я и Белл шли к задней двери – девушка внезапно побежала вперед. Молли и Стив направлялись к калитке, но Молли неожиданно вернулась.
Время затемнения еще не наступило, и незанавешенные окна буфетной, где миссис Харпинг сервировала обед, были ярко освещены, позволяя мне видеть голубые глаза Молли, сияющие, как у Белл, и ее белые зубы в полуоткрытом рту.
– Доктор Люк, вы говорили о человеческой натуре…
– Ну?
– Если человеческая натура подсказывала бы вам что-то сделать, но против этого возражали бы воспитание и традиции, вы бы сделали это?
– Речь идет о чем-то, что впоследствии тяготило бы вашу совесть?
– Нет!
– Тогда повинуйтесь подсказке человеческой натуры.
– Спасибо. Думаю, я так и поступлю. – И Молли побежала вслед за отцом.
Обед этим вечером проходил тягостно. Я ничего не говорил Тому о моих планах на завтрашний день, так как его хватил бы удар, и покорно выслушал лекцию по поводу пропущенного мною чая. Белл я заранее предупредил, чтобы она помалкивала.
Не знаю, смог ли я убедить читателя, что очень горжусь своим сыном, хотя о таких вещах не принято говорить и даже писать о них кажется дурным вкусом. Эти дни Том работал даже не за пятерых, а за десятерых. Сейчас Том был поглощен интересным, хотя и не смертельным случаем отравления карболовой кислотой в Элм-Хилле, и я был предоставлен собственным мыслям, покуда он описывал Белл все подробности в твердой уверенности, что тема ее безумно увлекает.
– Прежде всего, – говорил Том, кладя себе на тарелку пирог с мясом и почками, – нужно промыть желудок теплой водой.
– О, Том!
– Да. С раствором сульфата магния или, если предпочитаешь, засахаренным лимоном.
– Лично я всегда предпочту засахаренный лимон, – сказала Белл. – Но пусть это на тебя не влияет.
– В комбинации с фенолом это создает безвредный эфир-сульфонат, поэтому… Слушай, поросенок, ведь ты ни черта об этом не знаешь.
– Какое у нас чувство юмора! Возьми эту солонку и запихни ее себе в глотку.
При этом Белл наблюдала за мной.
«Как, во имя Сатаны, доказать, что Рита и Салливан были убиты? Как сделать это до десяти утра?»
– Папа, ты ничего не ешь!
– Я не голоден, Том.
– Но ты должен поесть! Даже в тюрьме ты питался бы лучше, чем в эти дни!
– Оставь его в покое, Том!
«Как это доказать? Как? Как? Как?»
– Пожалуй, если ты не возражаешь, я не останусь на десерт. Прошу меня извинить.
Я встал и вышел из-за стола. Закрывая дверь столовой, я бросил взгляд на них – Тома, массивного и веснушчатого, с мешками под глазами, и Белл с глянцевыми локонами и алыми ногтями, сидящих под стеклянной люстрой, которая висит над этим столом более тридцати лет.
Миссис Харпинг вышла из кухни с протестами, и боюсь, что я огрызнулся на нее. Войдя в гостиную, я послушал удручающие новости и выключил радио. Это напомнило мне об Алеке, лежащем в «Мон Репо».
После этого я погасил свет в холле, открыл входную дверь и выглянул наружу. Над угольно-черной деревней ярко светила луна, отражаясь в оконных стеклах. Из «Кареты и лошадей» с другой стороны дороги доносились звуки веселья. Кто-то шел по дороге, топая ногами и насвистывая «За радугой». Мы все насвистывали «За радугой» этим летом – возможно, самым трагическим летом в нашей истории.
Я заметил, что оставил машину на улице, но не стал отводить ее в гараж. Не желая ничьей компании, я поднялся к себе в спальню, закрыл дверь и включил свет.
Все здесь было знакомым – старое моррисовское кресло и портрет Лоры, матери Тома, над кроватью. Том и Белл слушали внизу по радио «Если бы ты была единственной девушкой в мире».
На полках стояли знакомые книги, но этим вечером я к ним даже не прикоснулся. Раздевшись, я облачился в ночную рубашку, халат и шлепанцы.
«Люк Кроксли, – обратился ко мне внутренний голос, – ты должен покончить с этой нелепой ситуацией».
«Вот как? И каким же образом?»
«Руководствуясь имеющимися фактами, определить, как эти двое умудрились исчезнуть на краю утеса, словно мыльные пузыри, и как они были убиты».
«Едва ли я смогу это сделать, когда сам сэр Генри Мерривейл признается в собственном бессилии».
«Так или иначе, это должно быть сделано, – твердил голос. – Начни с бесспорных фактов…»
Опустившись в моррисовское кресло, я набил разрешенную мне раз в день трубку и закурил. Когда она погасла, я снова набил и зажег ее, чувствуя вину и в то же время бодрящее ощущение свободы.
Том поднялся к себе в начале двенадцатого. Я боялся, что он обратит внимание на количество дыма в комнате, но он лишь через дверь пожелал мне доброй ночи. Спустя несколько минут в дверь постучала Белл и вошла, неся чашку на блюдце.
– Я приготовила вам горячий овальтин, док, – сказала она. – Обещаете выпить его перед сном?
– Да, если вы настаиваете.
– Но вы должны выпить его прежде, чем он остынет.
– Хорошо, обещаю.
Она поставила чашку на столик возле кресла.
– Слушайте, док, карты выпали против вас. Почему бы не сдаться? Скажите завтра то, что они от вас хотят.
– Пожалуйста, ложитесь спать!
– Ладно, старичок. Между прочим, как насчет нашей подружки Молли Грейндж?
– А она тут при чем?
– Думаю, вы заметили, что она по уши влюблена в Пола Феррарса?
– Конечно заметил.
– Ну, – вздохнула Белл, – надеюсь, ей больше повезет с ее дружками, чем мне с моими. Доброй ночи.
Она вышла, хотя, похоже, собиралась сказать что-то еще. Белл, несомненно, нуждалась в утешении, но я был настолько эгоистичен, что выпроводил ее.
Как вы догадываетесь, я дал овальтину остыть. Закурив очередную трубку, я позволил фактам развертываться передо мной как на экране, покуда часы продолжали тикать в тишине.
Начав с бунгало и мерцающей тропинки к Прыжку Влюбленных, я мысленно отправился по долинам, утесам, водам и пещерам к Эксмуру и дороге на Бейкерс-Бридж, после чего вернулся к бунгало и его обитателям. Закрыв глаза, я представлял себе следы ног сначала дождливым вечером, потом при солнечном свете. Я думал об Алеке, Рите, Салливане, Феррарсе, Молли, Стиве, Джонсоне и Белл…
Хотя многие события, происшедшие в «Мон Репо» в субботу вечером, были объяснены, остальные не были затронуты в реконструкции, осуществленной сегодня Г. М. Эти факты казались не только загадочными, но и бессмысленными.
Например, перерезанные телефонные провода и вылитый из автомобилей бензин. Зачем убийце это понадобилось?
Это должно быть частью его плана, если только не было проделано Джонсоном. Г. М. подчеркнул это вчера. Таким образом убийца ничего не приобретал. Это не могло предотвратить раскрытие преступления. Любой посторонний рисковал, прокрадываясь в дом, перерезая провода и засовывая их в коробку. Обрыв связи с внешним миром мог всего лишь задержать прибытие полиции, пока не…
Часы в холле пробили половину первого.
Я осторожно положил трубку в стеклянную пепельницу, так как моя рука дрожала.
Ибо я наконец нашел объяснение всему.
Глава 18
Когда я нашел главный ключ, все выглядело пугающе просто.
Я поднялся с кресла в наполненной дымом комнате, чувствуя, как колотится мое сердце. Чтобы сбить волнение, я напомнил себе, что, когда ощущаешь сердцебиение, обычно в этом виноват желудок.
Теперь я знал, где искать. Если убийца не был феноменально осторожен, возможно, мне удастся доказать свою правоту. Но разумно ли и даже возможно отправляться туда ночью?
Если кто-нибудь поймает меня выходящим из дома, Том будет читать мне нотации в течение двух недель. Труднее всего завести машину так, чтобы этого не услышали. Но мой автомобиль стоял не в гараже, а у ворот. Я мог спуститься под уклон с выключенным мотором по Хай-стрит, а потом поехать назад.
Когда я быстро одевался, то вспомнил, как Пол Феррарс говорил, что хорошо представляет себе доктора Люка выходящим среди ночи делать какие-то глупости. Очевидно, он знал мой характер лучше меня. Но это нужно было сделать.
Я оделся, за исключением ботинок, и положил в карман фонарь, когда заметил на столе чашку овальтина. Он был холодным как лед, но слово надо держать. Выпив залпом большую часть, я выключил свет и открыл дверь.
Предстояло спуститься по лестнице, никого не разбудив. Но я знал каждую скрипучую половицу в доме, запомнив их много лет назад, когда возвращался с ночных вызовов, стараясь не будить Лору. В темном холле астматически тикали часы. Неся в руке ботинки, я на цыпочках спустился вниз, заставив скрипнуть лишь одну ступеньку. Уже у парадной двери мне пришла в голову новая мысль.
Свидетель.
Я должен иметь свидетеля того, что собираюсь найти, иначе мне могут не поверить, даже если я найду это. Поэтому я на цыпочках подошел к приемной и бесшумно открыл дверь. Зажигать свет было незачем. Приемную можно было пересечь десятью шагами. У противоположной стены стоял книжный шкаф с томами в кожаных переплетах и черепом на нем. Четырьмя шагами дальше находились письменный стол и стул. Сев, я нащупал телефон и набрал номер Феррарса в Ридд-Фарм.
После нескольких призрачно звучащих гудков в трубке послышался сонный голос:
– Какого черта вы будите людей среди ночи?
– Это вы, сэр Генри?
Последовала долгая пауза.
– Простите, что беспокою вас, но у меня не было выбора. Я нашел это.
Голос стал резким:
– Нашли что?
– Разгадку. Я знаю, как это было проделано.
Снова пауза.
– Я как раз размышлял, поняли ли вы это, – произнес голос.
– Вы имеете в виду, что тоже до этого додумались? Тогда слушайте. Можете встретиться со мной на углу шоссе и дороги к Бейкерс-Бриджу?
– Сейчас?
– Да, сейчас. Завтра может быть слишком поздно. Я знаю, что поступаю бесцеремонно, но, возможно, нам удастся доказать свою правоту. Сэр Генри, я точно знаю, где были совершены эти убийства.
Было так темно, что я даже не мог видеть телефон. Тьма обволакивала мою голову, как шерсть, и даже глушила голос на другом конце провода.
– Сынок, я не могу! – пробормотал голос. – Я весь день ходил на больном пальце.
– Попросите Феррарса подвезти вас.
– Феррарса нет дома.
– Нет дома? В половине первого ночи? Где он?
– Не знаю. Но он ушел и забрал автомобиль.
– Тогда приезжайте в вашей коляске! Приезжайте как угодно! – Я громко шептал в трубку, но даже собственный голос казался мне звучащим издалека. Тьма давила все сильнее, подбираясь к барабанным перепонкам. – Я бы не просил вас, если бы это не означало предотвращение судебной ошибки! Вы приедете?
– Ладно. Угол шоссе и дороги к Бейкерс-Бриджу. Когда?
– Как можно скорее!
Когда я положил трубку и начал вставать, произошли две вещи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25
– Бог с ним, с Джонсоном. Можете ли вы теперь честно утверждать, что это было самоубийство по сговору?
– Важно то, дружище, – ответил Стив. – что можно доказать. А полиция может доказать, что это самоубийство. Таким образом, юридически…
– К черту юридический аспект!
– О нет. Никогда так не говорите – это глупо. Факт в том, что эти двое не взяли бриллианты. Следовательно, они не намеревались бежать.
– А как же чемодан, найденный рыбаками и содержащий женскую одежду?
– Где доказательства, что одежда принадлежала Рите? – возразил Стив. – Если их нет, значит, она могла принадлежать кому угодно. И скажу вам еще кое-что. – Он пытался обследовать в сумерках свои ногти. – Если Рита собиралась бежать, чтобы начать новую жизнь, она бы не стала брать с собой одежду с метками «Р. У.» или любыми другими метками, а обзавелась бы новой, которую невозможно опознать. Поэтому я почти уверен, что никогда не удастся доказать, будто это ее одежда.
Я стиснул голову руками.
– Я говорю «Рита», – добавил Стив, – но, конечно, имею в виду «миссис Уэйнрайт».
– Однако вам не хочется рассказать мне, почему вы поссорились?
Стив колебался.
– Ну, в общем, я не возражаю. Она просила меня продать для нее бриллианты. Я отказался, и у нас вышел конфликт.
– А почему вы отказались?
– Во-первых, я не комиссионер. Во-вторых, подаренные мужем бриллианты, согласно юридической этике, считаются общей собственностью супругов, как объединенный банковский счет. Я сказал, что могу попытаться осуществить продажу, если получу указания профессора Уэйнрайта. К сожалению, она вышла из себя и запретила мне даже намекать ему об этом. Слово за слово, и… – Стив пожал плечами.
– Но это было до того, как она встретила Салливана?
– Задолго до того. Полагаю, мистер Уэйнрайт слегка урезал ей содержание из-за стесненных обстоятельств. – Словно подведя итог, Стив хлопнул себя по колену, встал и повернулся к Молли: – Нам пора идти, молодая леди. Хочу только предупредить вас, Люк: никаких опрометчивых заявлений на завтрашнем дознании.
Мы зашагали по дорожке между высокими голубыми дельфиниумами, с камнями по обеим сторонам, выкрашенными в белый цвет, так что их можно было видеть даже при затемнении. Я и Белл шли к задней двери – девушка внезапно побежала вперед. Молли и Стив направлялись к калитке, но Молли неожиданно вернулась.
Время затемнения еще не наступило, и незанавешенные окна буфетной, где миссис Харпинг сервировала обед, были ярко освещены, позволяя мне видеть голубые глаза Молли, сияющие, как у Белл, и ее белые зубы в полуоткрытом рту.
– Доктор Люк, вы говорили о человеческой натуре…
– Ну?
– Если человеческая натура подсказывала бы вам что-то сделать, но против этого возражали бы воспитание и традиции, вы бы сделали это?
– Речь идет о чем-то, что впоследствии тяготило бы вашу совесть?
– Нет!
– Тогда повинуйтесь подсказке человеческой натуры.
– Спасибо. Думаю, я так и поступлю. – И Молли побежала вслед за отцом.
Обед этим вечером проходил тягостно. Я ничего не говорил Тому о моих планах на завтрашний день, так как его хватил бы удар, и покорно выслушал лекцию по поводу пропущенного мною чая. Белл я заранее предупредил, чтобы она помалкивала.
Не знаю, смог ли я убедить читателя, что очень горжусь своим сыном, хотя о таких вещах не принято говорить и даже писать о них кажется дурным вкусом. Эти дни Том работал даже не за пятерых, а за десятерых. Сейчас Том был поглощен интересным, хотя и не смертельным случаем отравления карболовой кислотой в Элм-Хилле, и я был предоставлен собственным мыслям, покуда он описывал Белл все подробности в твердой уверенности, что тема ее безумно увлекает.
– Прежде всего, – говорил Том, кладя себе на тарелку пирог с мясом и почками, – нужно промыть желудок теплой водой.
– О, Том!
– Да. С раствором сульфата магния или, если предпочитаешь, засахаренным лимоном.
– Лично я всегда предпочту засахаренный лимон, – сказала Белл. – Но пусть это на тебя не влияет.
– В комбинации с фенолом это создает безвредный эфир-сульфонат, поэтому… Слушай, поросенок, ведь ты ни черта об этом не знаешь.
– Какое у нас чувство юмора! Возьми эту солонку и запихни ее себе в глотку.
При этом Белл наблюдала за мной.
«Как, во имя Сатаны, доказать, что Рита и Салливан были убиты? Как сделать это до десяти утра?»
– Папа, ты ничего не ешь!
– Я не голоден, Том.
– Но ты должен поесть! Даже в тюрьме ты питался бы лучше, чем в эти дни!
– Оставь его в покое, Том!
«Как это доказать? Как? Как? Как?»
– Пожалуй, если ты не возражаешь, я не останусь на десерт. Прошу меня извинить.
Я встал и вышел из-за стола. Закрывая дверь столовой, я бросил взгляд на них – Тома, массивного и веснушчатого, с мешками под глазами, и Белл с глянцевыми локонами и алыми ногтями, сидящих под стеклянной люстрой, которая висит над этим столом более тридцати лет.
Миссис Харпинг вышла из кухни с протестами, и боюсь, что я огрызнулся на нее. Войдя в гостиную, я послушал удручающие новости и выключил радио. Это напомнило мне об Алеке, лежащем в «Мон Репо».
После этого я погасил свет в холле, открыл входную дверь и выглянул наружу. Над угольно-черной деревней ярко светила луна, отражаясь в оконных стеклах. Из «Кареты и лошадей» с другой стороны дороги доносились звуки веселья. Кто-то шел по дороге, топая ногами и насвистывая «За радугой». Мы все насвистывали «За радугой» этим летом – возможно, самым трагическим летом в нашей истории.
Я заметил, что оставил машину на улице, но не стал отводить ее в гараж. Не желая ничьей компании, я поднялся к себе в спальню, закрыл дверь и включил свет.
Все здесь было знакомым – старое моррисовское кресло и портрет Лоры, матери Тома, над кроватью. Том и Белл слушали внизу по радио «Если бы ты была единственной девушкой в мире».
На полках стояли знакомые книги, но этим вечером я к ним даже не прикоснулся. Раздевшись, я облачился в ночную рубашку, халат и шлепанцы.
«Люк Кроксли, – обратился ко мне внутренний голос, – ты должен покончить с этой нелепой ситуацией».
«Вот как? И каким же образом?»
«Руководствуясь имеющимися фактами, определить, как эти двое умудрились исчезнуть на краю утеса, словно мыльные пузыри, и как они были убиты».
«Едва ли я смогу это сделать, когда сам сэр Генри Мерривейл признается в собственном бессилии».
«Так или иначе, это должно быть сделано, – твердил голос. – Начни с бесспорных фактов…»
Опустившись в моррисовское кресло, я набил разрешенную мне раз в день трубку и закурил. Когда она погасла, я снова набил и зажег ее, чувствуя вину и в то же время бодрящее ощущение свободы.
Том поднялся к себе в начале двенадцатого. Я боялся, что он обратит внимание на количество дыма в комнате, но он лишь через дверь пожелал мне доброй ночи. Спустя несколько минут в дверь постучала Белл и вошла, неся чашку на блюдце.
– Я приготовила вам горячий овальтин, док, – сказала она. – Обещаете выпить его перед сном?
– Да, если вы настаиваете.
– Но вы должны выпить его прежде, чем он остынет.
– Хорошо, обещаю.
Она поставила чашку на столик возле кресла.
– Слушайте, док, карты выпали против вас. Почему бы не сдаться? Скажите завтра то, что они от вас хотят.
– Пожалуйста, ложитесь спать!
– Ладно, старичок. Между прочим, как насчет нашей подружки Молли Грейндж?
– А она тут при чем?
– Думаю, вы заметили, что она по уши влюблена в Пола Феррарса?
– Конечно заметил.
– Ну, – вздохнула Белл, – надеюсь, ей больше повезет с ее дружками, чем мне с моими. Доброй ночи.
Она вышла, хотя, похоже, собиралась сказать что-то еще. Белл, несомненно, нуждалась в утешении, но я был настолько эгоистичен, что выпроводил ее.
Как вы догадываетесь, я дал овальтину остыть. Закурив очередную трубку, я позволил фактам развертываться передо мной как на экране, покуда часы продолжали тикать в тишине.
Начав с бунгало и мерцающей тропинки к Прыжку Влюбленных, я мысленно отправился по долинам, утесам, водам и пещерам к Эксмуру и дороге на Бейкерс-Бридж, после чего вернулся к бунгало и его обитателям. Закрыв глаза, я представлял себе следы ног сначала дождливым вечером, потом при солнечном свете. Я думал об Алеке, Рите, Салливане, Феррарсе, Молли, Стиве, Джонсоне и Белл…
Хотя многие события, происшедшие в «Мон Репо» в субботу вечером, были объяснены, остальные не были затронуты в реконструкции, осуществленной сегодня Г. М. Эти факты казались не только загадочными, но и бессмысленными.
Например, перерезанные телефонные провода и вылитый из автомобилей бензин. Зачем убийце это понадобилось?
Это должно быть частью его плана, если только не было проделано Джонсоном. Г. М. подчеркнул это вчера. Таким образом убийца ничего не приобретал. Это не могло предотвратить раскрытие преступления. Любой посторонний рисковал, прокрадываясь в дом, перерезая провода и засовывая их в коробку. Обрыв связи с внешним миром мог всего лишь задержать прибытие полиции, пока не…
Часы в холле пробили половину первого.
Я осторожно положил трубку в стеклянную пепельницу, так как моя рука дрожала.
Ибо я наконец нашел объяснение всему.
Глава 18
Когда я нашел главный ключ, все выглядело пугающе просто.
Я поднялся с кресла в наполненной дымом комнате, чувствуя, как колотится мое сердце. Чтобы сбить волнение, я напомнил себе, что, когда ощущаешь сердцебиение, обычно в этом виноват желудок.
Теперь я знал, где искать. Если убийца не был феноменально осторожен, возможно, мне удастся доказать свою правоту. Но разумно ли и даже возможно отправляться туда ночью?
Если кто-нибудь поймает меня выходящим из дома, Том будет читать мне нотации в течение двух недель. Труднее всего завести машину так, чтобы этого не услышали. Но мой автомобиль стоял не в гараже, а у ворот. Я мог спуститься под уклон с выключенным мотором по Хай-стрит, а потом поехать назад.
Когда я быстро одевался, то вспомнил, как Пол Феррарс говорил, что хорошо представляет себе доктора Люка выходящим среди ночи делать какие-то глупости. Очевидно, он знал мой характер лучше меня. Но это нужно было сделать.
Я оделся, за исключением ботинок, и положил в карман фонарь, когда заметил на столе чашку овальтина. Он был холодным как лед, но слово надо держать. Выпив залпом большую часть, я выключил свет и открыл дверь.
Предстояло спуститься по лестнице, никого не разбудив. Но я знал каждую скрипучую половицу в доме, запомнив их много лет назад, когда возвращался с ночных вызовов, стараясь не будить Лору. В темном холле астматически тикали часы. Неся в руке ботинки, я на цыпочках спустился вниз, заставив скрипнуть лишь одну ступеньку. Уже у парадной двери мне пришла в голову новая мысль.
Свидетель.
Я должен иметь свидетеля того, что собираюсь найти, иначе мне могут не поверить, даже если я найду это. Поэтому я на цыпочках подошел к приемной и бесшумно открыл дверь. Зажигать свет было незачем. Приемную можно было пересечь десятью шагами. У противоположной стены стоял книжный шкаф с томами в кожаных переплетах и черепом на нем. Четырьмя шагами дальше находились письменный стол и стул. Сев, я нащупал телефон и набрал номер Феррарса в Ридд-Фарм.
После нескольких призрачно звучащих гудков в трубке послышался сонный голос:
– Какого черта вы будите людей среди ночи?
– Это вы, сэр Генри?
Последовала долгая пауза.
– Простите, что беспокою вас, но у меня не было выбора. Я нашел это.
Голос стал резким:
– Нашли что?
– Разгадку. Я знаю, как это было проделано.
Снова пауза.
– Я как раз размышлял, поняли ли вы это, – произнес голос.
– Вы имеете в виду, что тоже до этого додумались? Тогда слушайте. Можете встретиться со мной на углу шоссе и дороги к Бейкерс-Бриджу?
– Сейчас?
– Да, сейчас. Завтра может быть слишком поздно. Я знаю, что поступаю бесцеремонно, но, возможно, нам удастся доказать свою правоту. Сэр Генри, я точно знаю, где были совершены эти убийства.
Было так темно, что я даже не мог видеть телефон. Тьма обволакивала мою голову, как шерсть, и даже глушила голос на другом конце провода.
– Сынок, я не могу! – пробормотал голос. – Я весь день ходил на больном пальце.
– Попросите Феррарса подвезти вас.
– Феррарса нет дома.
– Нет дома? В половине первого ночи? Где он?
– Не знаю. Но он ушел и забрал автомобиль.
– Тогда приезжайте в вашей коляске! Приезжайте как угодно! – Я громко шептал в трубку, но даже собственный голос казался мне звучащим издалека. Тьма давила все сильнее, подбираясь к барабанным перепонкам. – Я бы не просил вас, если бы это не означало предотвращение судебной ошибки! Вы приедете?
– Ладно. Угол шоссе и дороги к Бейкерс-Бриджу. Когда?
– Как можно скорее!
Когда я положил трубку и начал вставать, произошли две вещи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25