– согласился Крафт.
– Но если это сделал не Барри, то где он? Почему он позволил кому-то взять и утопить его машину? По-вашему, он вернулся в Лондон?
– Не совсем в Лондон, мисс.
– А куда?
Крафт повернулся ко мне и развел руками. Конечно, это было рискованно, но, если бы мы отказались говорить правду, девушка впала бы в истерику, что еще опаснее. Обсудив ситуацию с Крафтом, я подобрал с оттоманки крышку фляги, наполнил ее бренди в третий раз и протянул Белл. Она выпила, словно не видя крышку.
– Миссис Салливан, ваш муж и эта… бабенка… – начал я.
– Ну?
– Боюсь, ее вы никогда не увидите. А если хотите увидеть его, то должны приготовиться к потрясению.
– Они оба застрелились и прыгнули с утеса в субботу вечером, – выпалил Крафт. – Сейчас они в морге. Сожалею, миссис Салливан, но ничего не поделаешь.
Я отвернулся и начал внимательно изучать противоположную сторону комнаты. Должно быть, мебель привозили тайно, раз за разом. В этом ощущалась рука Риты Уэйнрайт. Ковер на полу, темно-красные бархатные портьеры, которыми можно было задернуть заколоченные досками окна, скрыв реальный мир воображаемым… В одном углу стояла складная ширма, за которой – я не поленился посмотреть – находился умывальник с кувшином, тазом и полотенцами. Мерзость? Возможно. Но Рита оставалась Ритой.
Больше всего меня беспокоил вопрос, что нам делать с Белл Салливан. Очевидно, она не привезла с собой чемодан. Разумеется, Молли Грейндж охотно приняла бы ее. Но при мысли о реакции Стива я решил поселить девушку у нас. Миссис Харпинг о ней позаботится.
Я думал обо всем этом, жалея, что не могу глотнуть из фляги, которую держал в руке.
– Все в порядке, доктор, – сказала Белл. – Можете повернуться. Я не собираюсь биться в припадке.
Наша «карманная Венера» все еще сидела на оттоманке, подложив под себя одну ногу и глубоко затягиваясь сигаретой. Серые глаза спокойно смотрели на меня.
– Я хочу задать вам несколько вопросов о женщине, с которой путался Барри. Она была шлюхой?
– Нет. Она была женой канадского профессора математики.
– Как ее звали?
– Рита Уэйнрайт.
– Она была красивой?
– Да.
– Задирала нос?
– Не особенно. Обычная профессорская жена.
– Купалась в деньгах?.. Хотя нет. – Белл прищурилась. – Иначе они не стали бы сигать с утеса. Сколько ей было лет?
– Тридцать восемь.
Белл вынула сигарету изо рта.
– Тридцать восемь? – недоверчиво переспросила она. Ее голос внезапно стал пронзительным. – Господи! Он что, рехнулся?
Суперинтендент Крафт вздрогнул, как будто его укололи булавкой. Вероятно, это шокировало его больше, чем все, что он слышал до сих пор. Он собирался похвалить девушку за стойкость, а теперь не знал, что сказать. Но со стороны Белл Салливан это не выглядело ни черствостью, ни пьяной болтовней. Это было искренним недоумением, вытеснившим прочие эмоции, так как она хорошо знала своего мужа.
– Справедливость заставляет меня сказать, миссис Салливан, – заговорил я, – что я не верю, будто эти двое покончили жизнь самоубийством.
– Вот как?
– Кто-то застрелил их обоих. От полиции вы, вероятно, услышите иную версию, но это правда. Пока что мы не будем больше это обсуждать. Вы поедете ко мне домой.
– Но я не захватила никакой одежды!
– Не важно. Рядом живет девушка, которая об этом позаботится. Вам необходимы еда и сон. Если вы чувствуете достаточно сил, чтобы ходить, давайте спустимся.
С дороги послышался настойчивый гудок автомобиля, и Белл невольно вскрикнула. Я подошел к окну. Сэр Генри Мерривейл с выражением неописуемой злобы на лице, склонившись вперед, тыкал кончиком костыля в кнопку клаксона.
– Я человек терпеливый, – заявил он, – но у меня на лысине выступает роса, а сломанный палец сигналит о начинающейся пневмонии. Более того, меня настиг мой тюремщик, и я хочу попрощаться.
Пол Феррарс выходил из древнего «форда», стоящего позади полицейской машины. Судя по его удивлению при виде моего лица в окне, он, очевидно, полагал, что Г. М. оказался в весьма странной компании.
– Мы сейчас спустимся, – сказал я.
Белл не возражала. С сожалением признаю, что она начала заикаться, а ее походка стала не вполне твердой. Но, учитывая обстоятельства, алкогольная анестезия пришлась кстати. Покуда Крафт запирал дверь верхней комнаты, я помог Белл спуститься по лестнице.
Когда мы вышли из студии, Г. М. и инвалидное кресло – последнее вверх дном – уже переместили в «форд», что было более чем удачно. Отвозя Г. М. в Ридд-Фарм, нам бы пришлось пересекать край Эксмура, что вызвало бы у Белл Салливан не слишком приятные воспоминания.
Феррарс в испачканных краской фланелевых брюках прислонился к борту своего «форда», покуривая трубку из вишневого дерева. Его смышленая длинноносая физиономия под светлыми волосами, которые он сознательно не причесывал, сохраняла безмятежное выражение, покуда он не увидел девушку. Тогда у него отвисла челюсть.
– Господи! – пробормотал он, подхватив налету выпавшую изо рта трубку и хлопнув другой рукой по корпусу автомобиля. – Белл Ренфру!
Белл повернулась и двинулась назад в студию. Я схватил ее за руку и заставил повернуться.
– Все в порядке. Это наши друзья. Они не причинят вам вреда.
– Белл Ренфру! – повторил Феррарс. – Что ты делаешь в этих краях? И что с тобой сделали после стольких прекрасных дней, которые мы провели вместе?..
– Это не мисс Ренфру, сэр, – прервал суперинтендент Крафт, – а миссис Салливан. Миссис Барри Салливан.
– О! – произнес Феррарс. После паузы он добавил, слегка покраснев: – Прошу прощения, – и после очередной паузы вскарабкался за руль «форда».
Г. М. на заднем сиденье внимательно смотрел на нас.
– Мэм, – мягко обратился он к Белл, – я старик. Меня считают столь же тактичным, как кирпич, бросаемый в люк. Я не хочу беспокоить вас в такой момент. Но в моих привычках также помогать хромым собакам перелезать через изгородь. Что касается вашей истории…
– Вы слышали ее?
– Ну… вы говорили достаточно громко. Инвалид в состоянии не только сидеть и думать. – В этот момент я протянул ему флягу, решительно отвинтив крышку. – Если вы не возражаете ответить мне на пару вопросов, прежде чем истощится эффект бренди, это могло бы помочь нам в той неразберихе, в которой мы оказались.
– Барри не убивал себя! – вскрикнула Белл. – Ему бы на это попросту духу не хватило! Можете спрашивать меня о чем хотите.
– Отлично. Когда и где вы поженились?
– Значит, вы думаете, что я солгала насчет этого?
– Вовсе нет. Я всего лишь домогаюсь информации.
– Ну а я ничего не домогаюсь, – сказала Белл. – Мы поженились в Хампстеде 17 апреля 1938 года.
– Барри Салливан – это настоящее имя вашего мужа или сценический псевдоним?
– Настоящее имя.
– Откуда вы знаете?
– Потому что он подписывал им письма, чеки и все, что угодно! Не знаю, что еще вам нужно.
– Вы когда-нибудь бывали в Соединенных Штатах, миссис Салливан?
– Нет.
– А вообще за границей?
– Нет, никогда.
– Угу. Так я и думал. – Он притронулся костылем к плечу Феррарса. – Поехали, сынок.
Звук мотора «форда» нарушил вечернюю тишину. Феррарс дал задний ход и развернул автомобиль. Лысый затылок Г. М. зловеще блеснул, когда они поехали по аллее.
Глава 12
Я пишу это в середине ноября, когда ветер сотрясает окна и над землей кружит смерть. В сентябре бомбардировщики появились над Лондоном. Всего несколько ночей назад они атаковали наши провинциальные города – сначала Ковентри, потом Бирмингем. Говорят, следующим будет Бристоль или Плимут.
Мне приходит в голову, как сильно изменилась жизнь с того времени, о котором я пишу. Вплоть до лета 1940 года мы ни в чем не испытывали особого недостатка. Нормирование бензина не создавало больших трудностей. Продукты, хотя также частично нормированные, оставались в изобилии. Вы могли приглашать гостей к обеду, ни о чем не беспокоясь.
Я подумал об этом в связи с вечером того понедельника в июле, когда Белл Салливан впервые заночевала у нас.
Мы все влюбились в нее – Том, миссис Харпинг и я. Она была из тех, кого молодое поколение именует «клевыми», и ее большие глаза разили наповал. Белл быстро восстанавливала силы. Когда мы привезли ее, шок, как я и предвидел, дал о себе знать в виде озноба, тошноты, учащенного и в то же время едва прощупывающегося пульса. Девушка почти ничего не могла есть.
Но миссис Харпинг приготовила Белл ванну, и мы уложили ее в постель с грелкой и в пижаме Тома. К одиннадцати вечера, хотя Том дал ей сульфонал, чтобы она поспала, Белл сидела в кровати с иголкой и ниткой, зашивая прореху в платье, которое неутомимая миссис Харпинг успела почистить и выгладить.
Тому очень понравилась девушка – он стал еще более дидактичным и невыносимым, чем обычно. В начале двенадцатого, когда я сидел в своей спальне, куря единственную трубку, которую мне позволяли раз в день, я слышал их романтический диалог за закрытой дверью в соседней комнате:
– Ради бога, женщина, если хотите говорить по-американски, то говорите на настоящем американском, а не на голливудском. Это не одно и то же.
– Да идите вы…
– Идите туда сами! – рявкнул мой невежливый сын, чье поведение у постели пациента отличается скорее энергией, чем утонченностью.
– Как выглядят мои волосы?
– Хуже некуда.
– У вас самого неопрятный вид. В подкладке кармана вашего пиджака дырка. Вы самый неаккуратный мужчина, какого я только видела. Дайте я ее зашью.
– Уберите руки, женщина. Я не позволю, чтобы меня лапали хищные особы.
– Это кто здесь хищная особа, сукин вы сын?
Все эти слова Белл произносила без всякой ожесточенности. Она могла использовать выражения, от которых волосы вставали дыбом, произнося их вполне дружелюбно и даже с нежностью.
– Вы, – ответил Том. – Все вы таковы. Во всем виноваты железы. Сейчас я принесу анатомический атлас и покажу вам…
– Это та штука, где люди выглядят так, словно с них кожу содрали? Нет, спасибо. – Голос Белл дрогнул. – Слушайте, доктор Кроксли, вы знаете суперинтендента Крафта?
– Да. А что?
Белл колебалась. Я хорошо представлял ее глянцевую кожу и каштановые локоны, иголку и нитку в ее пальцах, уютную спальню, которая когда-то принадлежала моей жене.
– Он говорит… что послезавтра будет дознание.
– Ложитесь и спите, – отозвался Том. – Это приказ.
– Но он сказал… что мне, может быть, придется выступать свидетелем и опознавать Барри!
– Да, идентификацию обычно осуществляет ближайший родственник.
– Это значит, я должна буду… смотреть на него?
– Спите, говорят вам!
– Он выглядит… очень страшно?
– Нельзя упасть с утеса высотой семьдесят футов в воду на глубину три или четыре фута, не получив повреждений. Но врач, который производил вскрытие, говорит, что картина вовсе не ужасна, так как оба падали уже мертвыми и их тела обмякли. По его словам, самые сильные травмы были причинены ударами о камни, когда их несло течение.
В этот момент я постучал в стену. Нужно было положить предел медицинским подробностям.
– А теперь спать! – рявкнул Том.
– Я не смогу заснуть.
Тем не менее она заснула, когда начал действовать сульфонал. Зато я не мог сомкнуть глаз. Я метался в кровати под аккомпанемент тиканья часов и в каждом углу видел лицо Риты. Наконец я спустился в приемную в ночной рубашке и выпил легкое снотворное. Врачи позволяют себе это, хотя не рекомендуют пациентам. Когда я проснулся, было уже за полдень. Солнечный свет словно вдохнул в меня новые силы.
Приняв ванну, я почувствовал себя почти бодрым. Оказалось, суперинтендент Крафт и Г. М. уже приходили навестить Белл. Г. М. даже смог подняться но лестнице, опираясь на костыль. Они передали мне просьбу встретиться с ними в доме Алека Уэйнрайта в три часа дня. Спускаясь к более чем позднему завтраку, я столкнулся с Молли Грейндж, выходящей из комнаты Белл.
Меня интересовало, как спокойная и сдержанная Молли поладила с нашей гостьей. Но один взгляд на нее сразу меня успокоил. Хотя лицо Молли слегка покраснело, она улыбнулась мне.
– Познакомилась с миссис Салливан? Она уже встала?
– Встала и одевается, – ответила Молли.
– Как она тебе понравилась?
– Очень. – Молли выглядела озадаченной. – Но ее выражения, доктор Люк…
– Тебе придется к этому привыкнуть.
– И она подходит к окну практически без ничего, – продолжала Молли. – Мужчины в «Карете и лошадях» толпятся у окон и пялят на нее глаза. Если вы не будете осторожны, доктор Люк, то заработаете себе скверную репутацию в Линкоме.
– В мои-то годы?
– Я только что отдала ей мою последнюю пару шелковых чулок. Но, как говорит Белл, черт с ними. Надеюсь, мы не должны представлять ее отцу? Его хватит удар.
– Почему полиция хотела ее видеть?
Лицо Молли омрачилось.
– Они спрашивали, есть ли у нее фотографии Барри Салливана. Она ответила, что есть, но когда полиция обыскивала лондонскую квартиру Салливанов, то не смогла найти ни одной.
– Актер без единой собственной фотографии?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25
– Но если это сделал не Барри, то где он? Почему он позволил кому-то взять и утопить его машину? По-вашему, он вернулся в Лондон?
– Не совсем в Лондон, мисс.
– А куда?
Крафт повернулся ко мне и развел руками. Конечно, это было рискованно, но, если бы мы отказались говорить правду, девушка впала бы в истерику, что еще опаснее. Обсудив ситуацию с Крафтом, я подобрал с оттоманки крышку фляги, наполнил ее бренди в третий раз и протянул Белл. Она выпила, словно не видя крышку.
– Миссис Салливан, ваш муж и эта… бабенка… – начал я.
– Ну?
– Боюсь, ее вы никогда не увидите. А если хотите увидеть его, то должны приготовиться к потрясению.
– Они оба застрелились и прыгнули с утеса в субботу вечером, – выпалил Крафт. – Сейчас они в морге. Сожалею, миссис Салливан, но ничего не поделаешь.
Я отвернулся и начал внимательно изучать противоположную сторону комнаты. Должно быть, мебель привозили тайно, раз за разом. В этом ощущалась рука Риты Уэйнрайт. Ковер на полу, темно-красные бархатные портьеры, которыми можно было задернуть заколоченные досками окна, скрыв реальный мир воображаемым… В одном углу стояла складная ширма, за которой – я не поленился посмотреть – находился умывальник с кувшином, тазом и полотенцами. Мерзость? Возможно. Но Рита оставалась Ритой.
Больше всего меня беспокоил вопрос, что нам делать с Белл Салливан. Очевидно, она не привезла с собой чемодан. Разумеется, Молли Грейндж охотно приняла бы ее. Но при мысли о реакции Стива я решил поселить девушку у нас. Миссис Харпинг о ней позаботится.
Я думал обо всем этом, жалея, что не могу глотнуть из фляги, которую держал в руке.
– Все в порядке, доктор, – сказала Белл. – Можете повернуться. Я не собираюсь биться в припадке.
Наша «карманная Венера» все еще сидела на оттоманке, подложив под себя одну ногу и глубоко затягиваясь сигаретой. Серые глаза спокойно смотрели на меня.
– Я хочу задать вам несколько вопросов о женщине, с которой путался Барри. Она была шлюхой?
– Нет. Она была женой канадского профессора математики.
– Как ее звали?
– Рита Уэйнрайт.
– Она была красивой?
– Да.
– Задирала нос?
– Не особенно. Обычная профессорская жена.
– Купалась в деньгах?.. Хотя нет. – Белл прищурилась. – Иначе они не стали бы сигать с утеса. Сколько ей было лет?
– Тридцать восемь.
Белл вынула сигарету изо рта.
– Тридцать восемь? – недоверчиво переспросила она. Ее голос внезапно стал пронзительным. – Господи! Он что, рехнулся?
Суперинтендент Крафт вздрогнул, как будто его укололи булавкой. Вероятно, это шокировало его больше, чем все, что он слышал до сих пор. Он собирался похвалить девушку за стойкость, а теперь не знал, что сказать. Но со стороны Белл Салливан это не выглядело ни черствостью, ни пьяной болтовней. Это было искренним недоумением, вытеснившим прочие эмоции, так как она хорошо знала своего мужа.
– Справедливость заставляет меня сказать, миссис Салливан, – заговорил я, – что я не верю, будто эти двое покончили жизнь самоубийством.
– Вот как?
– Кто-то застрелил их обоих. От полиции вы, вероятно, услышите иную версию, но это правда. Пока что мы не будем больше это обсуждать. Вы поедете ко мне домой.
– Но я не захватила никакой одежды!
– Не важно. Рядом живет девушка, которая об этом позаботится. Вам необходимы еда и сон. Если вы чувствуете достаточно сил, чтобы ходить, давайте спустимся.
С дороги послышался настойчивый гудок автомобиля, и Белл невольно вскрикнула. Я подошел к окну. Сэр Генри Мерривейл с выражением неописуемой злобы на лице, склонившись вперед, тыкал кончиком костыля в кнопку клаксона.
– Я человек терпеливый, – заявил он, – но у меня на лысине выступает роса, а сломанный палец сигналит о начинающейся пневмонии. Более того, меня настиг мой тюремщик, и я хочу попрощаться.
Пол Феррарс выходил из древнего «форда», стоящего позади полицейской машины. Судя по его удивлению при виде моего лица в окне, он, очевидно, полагал, что Г. М. оказался в весьма странной компании.
– Мы сейчас спустимся, – сказал я.
Белл не возражала. С сожалением признаю, что она начала заикаться, а ее походка стала не вполне твердой. Но, учитывая обстоятельства, алкогольная анестезия пришлась кстати. Покуда Крафт запирал дверь верхней комнаты, я помог Белл спуститься по лестнице.
Когда мы вышли из студии, Г. М. и инвалидное кресло – последнее вверх дном – уже переместили в «форд», что было более чем удачно. Отвозя Г. М. в Ридд-Фарм, нам бы пришлось пересекать край Эксмура, что вызвало бы у Белл Салливан не слишком приятные воспоминания.
Феррарс в испачканных краской фланелевых брюках прислонился к борту своего «форда», покуривая трубку из вишневого дерева. Его смышленая длинноносая физиономия под светлыми волосами, которые он сознательно не причесывал, сохраняла безмятежное выражение, покуда он не увидел девушку. Тогда у него отвисла челюсть.
– Господи! – пробормотал он, подхватив налету выпавшую изо рта трубку и хлопнув другой рукой по корпусу автомобиля. – Белл Ренфру!
Белл повернулась и двинулась назад в студию. Я схватил ее за руку и заставил повернуться.
– Все в порядке. Это наши друзья. Они не причинят вам вреда.
– Белл Ренфру! – повторил Феррарс. – Что ты делаешь в этих краях? И что с тобой сделали после стольких прекрасных дней, которые мы провели вместе?..
– Это не мисс Ренфру, сэр, – прервал суперинтендент Крафт, – а миссис Салливан. Миссис Барри Салливан.
– О! – произнес Феррарс. После паузы он добавил, слегка покраснев: – Прошу прощения, – и после очередной паузы вскарабкался за руль «форда».
Г. М. на заднем сиденье внимательно смотрел на нас.
– Мэм, – мягко обратился он к Белл, – я старик. Меня считают столь же тактичным, как кирпич, бросаемый в люк. Я не хочу беспокоить вас в такой момент. Но в моих привычках также помогать хромым собакам перелезать через изгородь. Что касается вашей истории…
– Вы слышали ее?
– Ну… вы говорили достаточно громко. Инвалид в состоянии не только сидеть и думать. – В этот момент я протянул ему флягу, решительно отвинтив крышку. – Если вы не возражаете ответить мне на пару вопросов, прежде чем истощится эффект бренди, это могло бы помочь нам в той неразберихе, в которой мы оказались.
– Барри не убивал себя! – вскрикнула Белл. – Ему бы на это попросту духу не хватило! Можете спрашивать меня о чем хотите.
– Отлично. Когда и где вы поженились?
– Значит, вы думаете, что я солгала насчет этого?
– Вовсе нет. Я всего лишь домогаюсь информации.
– Ну а я ничего не домогаюсь, – сказала Белл. – Мы поженились в Хампстеде 17 апреля 1938 года.
– Барри Салливан – это настоящее имя вашего мужа или сценический псевдоним?
– Настоящее имя.
– Откуда вы знаете?
– Потому что он подписывал им письма, чеки и все, что угодно! Не знаю, что еще вам нужно.
– Вы когда-нибудь бывали в Соединенных Штатах, миссис Салливан?
– Нет.
– А вообще за границей?
– Нет, никогда.
– Угу. Так я и думал. – Он притронулся костылем к плечу Феррарса. – Поехали, сынок.
Звук мотора «форда» нарушил вечернюю тишину. Феррарс дал задний ход и развернул автомобиль. Лысый затылок Г. М. зловеще блеснул, когда они поехали по аллее.
Глава 12
Я пишу это в середине ноября, когда ветер сотрясает окна и над землей кружит смерть. В сентябре бомбардировщики появились над Лондоном. Всего несколько ночей назад они атаковали наши провинциальные города – сначала Ковентри, потом Бирмингем. Говорят, следующим будет Бристоль или Плимут.
Мне приходит в голову, как сильно изменилась жизнь с того времени, о котором я пишу. Вплоть до лета 1940 года мы ни в чем не испытывали особого недостатка. Нормирование бензина не создавало больших трудностей. Продукты, хотя также частично нормированные, оставались в изобилии. Вы могли приглашать гостей к обеду, ни о чем не беспокоясь.
Я подумал об этом в связи с вечером того понедельника в июле, когда Белл Салливан впервые заночевала у нас.
Мы все влюбились в нее – Том, миссис Харпинг и я. Она была из тех, кого молодое поколение именует «клевыми», и ее большие глаза разили наповал. Белл быстро восстанавливала силы. Когда мы привезли ее, шок, как я и предвидел, дал о себе знать в виде озноба, тошноты, учащенного и в то же время едва прощупывающегося пульса. Девушка почти ничего не могла есть.
Но миссис Харпинг приготовила Белл ванну, и мы уложили ее в постель с грелкой и в пижаме Тома. К одиннадцати вечера, хотя Том дал ей сульфонал, чтобы она поспала, Белл сидела в кровати с иголкой и ниткой, зашивая прореху в платье, которое неутомимая миссис Харпинг успела почистить и выгладить.
Тому очень понравилась девушка – он стал еще более дидактичным и невыносимым, чем обычно. В начале двенадцатого, когда я сидел в своей спальне, куря единственную трубку, которую мне позволяли раз в день, я слышал их романтический диалог за закрытой дверью в соседней комнате:
– Ради бога, женщина, если хотите говорить по-американски, то говорите на настоящем американском, а не на голливудском. Это не одно и то же.
– Да идите вы…
– Идите туда сами! – рявкнул мой невежливый сын, чье поведение у постели пациента отличается скорее энергией, чем утонченностью.
– Как выглядят мои волосы?
– Хуже некуда.
– У вас самого неопрятный вид. В подкладке кармана вашего пиджака дырка. Вы самый неаккуратный мужчина, какого я только видела. Дайте я ее зашью.
– Уберите руки, женщина. Я не позволю, чтобы меня лапали хищные особы.
– Это кто здесь хищная особа, сукин вы сын?
Все эти слова Белл произносила без всякой ожесточенности. Она могла использовать выражения, от которых волосы вставали дыбом, произнося их вполне дружелюбно и даже с нежностью.
– Вы, – ответил Том. – Все вы таковы. Во всем виноваты железы. Сейчас я принесу анатомический атлас и покажу вам…
– Это та штука, где люди выглядят так, словно с них кожу содрали? Нет, спасибо. – Голос Белл дрогнул. – Слушайте, доктор Кроксли, вы знаете суперинтендента Крафта?
– Да. А что?
Белл колебалась. Я хорошо представлял ее глянцевую кожу и каштановые локоны, иголку и нитку в ее пальцах, уютную спальню, которая когда-то принадлежала моей жене.
– Он говорит… что послезавтра будет дознание.
– Ложитесь и спите, – отозвался Том. – Это приказ.
– Но он сказал… что мне, может быть, придется выступать свидетелем и опознавать Барри!
– Да, идентификацию обычно осуществляет ближайший родственник.
– Это значит, я должна буду… смотреть на него?
– Спите, говорят вам!
– Он выглядит… очень страшно?
– Нельзя упасть с утеса высотой семьдесят футов в воду на глубину три или четыре фута, не получив повреждений. Но врач, который производил вскрытие, говорит, что картина вовсе не ужасна, так как оба падали уже мертвыми и их тела обмякли. По его словам, самые сильные травмы были причинены ударами о камни, когда их несло течение.
В этот момент я постучал в стену. Нужно было положить предел медицинским подробностям.
– А теперь спать! – рявкнул Том.
– Я не смогу заснуть.
Тем не менее она заснула, когда начал действовать сульфонал. Зато я не мог сомкнуть глаз. Я метался в кровати под аккомпанемент тиканья часов и в каждом углу видел лицо Риты. Наконец я спустился в приемную в ночной рубашке и выпил легкое снотворное. Врачи позволяют себе это, хотя не рекомендуют пациентам. Когда я проснулся, было уже за полдень. Солнечный свет словно вдохнул в меня новые силы.
Приняв ванну, я почувствовал себя почти бодрым. Оказалось, суперинтендент Крафт и Г. М. уже приходили навестить Белл. Г. М. даже смог подняться но лестнице, опираясь на костыль. Они передали мне просьбу встретиться с ними в доме Алека Уэйнрайта в три часа дня. Спускаясь к более чем позднему завтраку, я столкнулся с Молли Грейндж, выходящей из комнаты Белл.
Меня интересовало, как спокойная и сдержанная Молли поладила с нашей гостьей. Но один взгляд на нее сразу меня успокоил. Хотя лицо Молли слегка покраснело, она улыбнулась мне.
– Познакомилась с миссис Салливан? Она уже встала?
– Встала и одевается, – ответила Молли.
– Как она тебе понравилась?
– Очень. – Молли выглядела озадаченной. – Но ее выражения, доктор Люк…
– Тебе придется к этому привыкнуть.
– И она подходит к окну практически без ничего, – продолжала Молли. – Мужчины в «Карете и лошадях» толпятся у окон и пялят на нее глаза. Если вы не будете осторожны, доктор Люк, то заработаете себе скверную репутацию в Линкоме.
– В мои-то годы?
– Я только что отдала ей мою последнюю пару шелковых чулок. Но, как говорит Белл, черт с ними. Надеюсь, мы не должны представлять ее отцу? Его хватит удар.
– Почему полиция хотела ее видеть?
Лицо Молли омрачилось.
– Они спрашивали, есть ли у нее фотографии Барри Салливана. Она ответила, что есть, но когда полиция обыскивала лондонскую квартиру Салливанов, то не смогла найти ни одной.
– Актер без единой собственной фотографии?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25