Профессор Риго сейчас выглядел старше и куда взволнованнее, чем тогда, когда излагал свою теорию о вампирах. Дождя уже практически не было, и его одежда почти не промокла. Мягкая темная шляпа затеняла его лицо. Щеточка усов шевелилась в такт движениям губ. Он тяжело опирался на желтую шпагу-трость, придававшую этой невзрачной комнате зловещий вид.
— Мисс Морелл, — начал он. Его голос звучал хрипло. — Мистер Хэммонд. Я должен вам кое-что сообщить.
Он прошелся по комнате.
— Друзья мои, вы, без сомнения, читали замечательные романы Дюма-отца о мушкетерах. Вы должны помнить, как мушкетеры приехали в Англию. Вы должны помнить, что д'Артаньян знал только два английских слова: «вперед» и «черт побери». — Он взмахнул рукой. — Если бы и мои познания в английском языке ограничивались этими безобидными и простыми словами!
Майлс вскочил с края кровати:
— Бог с ним, с д'Артаньяном, профессор Риго. Как вы очутились здесь?
— Мы с доктором Феллом, — сказал Риго, — вернулись в Лондон из Нью-Фореста на машине. Мы позвонили его другу, суперинтенденту полиции. Доктор Фелл отправился в больницу, а я поехал сюда.
— Вы только что вернулись из Нью-Фореста? Как там Марион?
— Ее самочувствие, — ответил профессор Риго, — отличное. Она садится, и ест, и трещит — как вы это называете — без умолку.
— В таком случае… — Барбара, прежде чем продолжать, сглотнула вставший у нее в горле ком. — Вам известно, что ее испугало?
— Да, мадемуазель. Мы узнали, что ее испугало.
И лицо профессора начало медленно бледнеть: теперь оно стало гораздо бледнее, чем во время его рассуждений о вампирах.
— Друг мой, — обратился он к Майлсу, словно догадавшись о направлении его мыслей. — Я изложил вам свою теорию о сверхъестественных силах. Оказалось, что в данном случае я был сознательно введен в заблуждение. Но я не собираюсь из-за этого посыпать голову пеплом. Нет! Должен сказать, что, если в данном случае все было подстроено, это не опровергает существования сверхъестественных сил, точно так же как фальшивый банкнот не опровергает наличия Английского банка. Вы согласны со мной?
— Да, согласен. Но…
— Нет! — со зловещим выражением на лице повторил профессор Риго, качая головой и стуча металлическим наконечником трости. — Я не собираюсь из-за этого посыпать голову пеплом. Я посыпаю ее пеплом, потому что дело обстоит еще хуже. — Он поднял шпагу-трость. — Могу я, друг мой, сделать вам небольшой подарок? Могу я передать вам эту драгоценную реликвию? Теперь она не доставляет мне того удовольствия, которое другие получают от надгробного камня с могилы Дугала или перочистки, сделанной из человеческой кожи… Я всего лишь человек. Я способен испытывать отвращение. Могу я отдать ее вам?
— Нет, мне не нужна эта проклятая штука! Уберите ее! Мы пытаемся выяснить у вас…
— Justement! — сказал профессор Риго и бросил шпагу-трость на кровать.
— С Марион действительно все в порядке? — выпытывал Майлс. — Прежнее состояние не может вернуться?
— Нет.
— Теперь расскажите о том, что ее испугало, — попросил Майлс, собравшись с духом. — Что она увидела?
— Она, — немногословно ответил Риго, — не видела ничего.
— Ничего?
— Вот именно.
— И она так испугалась, хотя на нее никто не нападал?
— Вот именно, — снова подтвердил профессор Риго и сердито откашлялся. — Ее испугало то, что она услышала, и то, что она почувствовала. Особенно шепот.
Шепот…
Как Майлс ни надеялся вырваться из этого царства монстров и ужасов, он понял, что ему не дадут далеко убежать. Он взглянул на Барбару, но та лишь беспомощно покачала головой. В горле профессора Риго что-то булькало, словно там закипал чайник, но это не казалось смешным. Его глаза налились кровью, в них появилось затравленное выражение.
— Это, — закричал он, — это можем проделать и вы, и я, и любой дурак. Меня ужасает, что это так просто. И однако…
Он замолчал.
На Болсовер-Плейс раздался визг тормозов машины, трясущейся по неровной, мощенной булыжником мостовой. Профессор Риго проковылял к окну. Он всплеснул руками.
— Доктор Фелл, — сказал он, снова поворачиваясь к ним, — приехал сюда из больницы раньше, чем я ожидал. Я должен идти.
— Идти? Почему вам надо уходить? Профессор Риго!
Но славному профессору не удалось уйти далеко. Поскольку громада доктора Фелла — он был без шляпы, но в своем ниспадавшем складками плаще и тяжело опирался на палку в форме костыля — заполонила собою сначала лестницу, потом коридор и в конце концов дверной проем. Создалось впечатление, что комнату можно покинуть только через окно, но это, по всей видимости, не устраивало профессора Риго. Итак, доктор Фелл, с безумным взглядом, в криво сидящих на носу очках, стоял в дверном проеме, раскачиваясь, как Гаргантюа или прикованный за ногу к тумбе слон. Переведя дыхание, он напыщенно обратился к Майлсу.
— Сэр, — начал он, — у меня есть новости для вас.
— Фей Ситон?…
— Фей Ситон жива, — ответил доктор Фелл. Потом он отбросил надежду, и она разбилась с чуть ли не явственно слышимым звоном. — Как долго она проживет, зависит от того, насколько осторожно она будет себя вести. Возможно, несколько месяцев, возможно, несколько дней: к сожалению, я должен сказать вам, что она обречена и в каком-то смысле была обречена всегда.
Некоторое время все молчали.
Майлс бессознательно отметил, что Барбара стоит сейчас на том же самом месте, где раньше стояла Фей: у комода, под висевшей там лампочкой. Она прижала пальцы к губам, и на ее лице застыл ужас, к которому примешивалась глубокая жалость.
— Не могли бы мы, — сказал Майлс и откашлялся, — не могли бы мы поехать в больницу и навестить ее?
— Нет, сэр, — ответил доктор Фелл.
Только сейчас Майлс заметил сержанта полиции, стоящего в коридоре, позади доктора Фелла. Доктор Фелл, сделав ему знак оставаться на месте, протиснулся в комнату и закрыл за собой дверь.
— Я приехал сюда сразу же после беседы с мисс Ситон, — продолжал он. — Я услышал от нее всю эту прискорбную историю. — На его лице появилось ожесточенное выражение. — Это дало мне возможность заполнить пробелы в моей собственной теории, основанной лишь на догадках. — Выражение лица доктора Фелла стало еще ожесточеннее, он поправил очки, потом прикрыл глаза рукой. — Но, видите ли, теперь нас ждут новые испытания.
— Что вы имеете в виду? — спросил Майлс со все возрастающим беспокойством.
— Хедли, — доктор Фелл с привычным трубным звуком прочистил горло, — скоро будет здесь по долгу службы. Его визит может иметь не самые приятные последствия для одного человека, находящегося сейчас в этой комнате. Поэтому я решил опередить его и предупредить вас. Я решил объяснить вам некоторые моменты, которых вы еще, возможно, не осознали.
— Некоторые моменты? Касающиеся чего?…
— Этих двух преступлений, — сказал доктор Фелл. Он взглянул на Барбару, словно только сейчас заметил ее. — Ах да! — тихо произнес доктор Фелл, и лицо его просветлело. — Вы, наверное, Барбара Морелл!
— Да. Я должна просить прощения…
— Так-так! Надеюсь, не за знаменитое сорванное заседание «Клуба убийств»?
— Ну… да.
— Ерунда, — отрезал доктор Фелл и пренебрежительно махнул рукой.
Он, тяжело ступая, прошествовал к стоящему теперь у окна креслу с протершейся обивкой. Опираясь на свою палку-костыль, он опустился в кресло и устроился в нем сколько мог удобно. Повернув лохматую голову, он задумчиво оглядел Барбару, Майлса и профессора Риго, после чего засунул руку под плащ и извлек из внутреннего кармана жилета мятую и истрепанную по краям рукопись профессора Риго.
Помимо нее он достал еще один предмет, знакомый Майлсу. Им оказалась цветная фотография Фей Ситон, которую Майлс видел в ресторане Белтринга. Доктор Фелл сидел, глядя на фотографию все с тем же ожесточенным выражением: исчезни оно, его лицо стало бы горестным и печальным.
— Доктор Фелл, — попросил Майлс, — подождите! Секундочку!
— А? Да? В чем дело?
— Полагаю, суперинтендент Хедли рассказал вам о том, что произошло в этой комнате пару часов назад?
— Гм, да. Он рассказал мне.
— Мы с Барбарой вошли сюда и увидели Фей, стоявшую на том же самом месте, где сейчас стоит Барбара, и портфель — тот самый — и пачку забрызганных кровью банкнотов. Я… э-э-э… запихнул в карман банкноты прямо перед появлением Хедли. Я напрасно утруждал себя. Как стало ясно из вопросов, которыми Хедли забросал Фей, словно подозревал ее в чем-то, он с самого начала знал о портфеле.
Доктор Фелл нахмурился:
— И что же?
— В разгаре допроса лампочка погасла. Должно быть, кто-то дернул рубильник на распределительном щите в коридоре. Кто-то — или что-то — ворвался в комнату…
— Кто-то, — повторил доктор Фелл, — или что-то. Черт побери, мне нравится ваша терминология!
— Что бы это ни было, оно отбросило Фей в сторону и выбежало из комнаты с портфелем. Мы ничего не видели. Минуту спустя я подобрал портфель в коридоре. В нем были только три пачки банкнотов и какая-то пыль. Хедли забрал с собой все — в том числе и спрятанные мной банкноты, — когда уехал вместе с Фей в… карете «Скорой помощи». — Майлс заскрежетал зубами. — Я упомянул обо всем этом, — продолжал он, — потому, что мне хотелось бы увидеть — после многочисленных намеков на ее злодеяния, — как с нее будет снято хотя бы одно обвинение. Не знаю, чем вы руководствовались, доктор Фелл, но вы попросили меня связаться с Барбарой Морелл. Что я и сделал, и результат оказался потрясающим.
— А-а-а! — пробормотал доктор Фелл со страдальческим выражением на лице. Он избегал встречаться глазами с Майлсом.
— Знаете ли вы, например, что анонимные письма, обвиняющие Фей в связях со всеми местными мужчинами, были написаны Гарри Бруком? А потом, когда это не произвело никакого впечатления, он, решив сыграть на суевериях местных жителей, заплатил юному Фреснаку, чтобы тот расковырял себе шею и начал рассказывать всякую чушь о вампирах? Знаете ли вы об этом?
— Да, — признался доктор Фелл. — Я знаю. Это правда.
— У нас есть, — Майлс указал на Барбару, которая открыла сумочку, — письмо, написанное Гарри Бруком вдень убийства. Оно было адресовано брату Барбары, который, — поспешил добавить Майлс, — не имеет ко всему этому никакого отношения. Если у вас остаются какие-нибудь сомнения…
С внезапным острым интересом доктор Фелл подался к нему.
— У вас есть это письмо? — спросил он. — Могу я взглянуть на него?
— С удовольствием покажу его вам. Барбара?
Довольно неохотно, как показалось Майлсу, Барбара протянула письмо доктору Феллу. Тот взял его, поправил очки и не спеша прочел от начала до конца. Помрачнев еще больше, он положил письмо на колено поверх рукописи и фотографии.
— Хорошенькая история, не правда ли? — с горечью спросил Майлс. — Травить женщину подобным образом! Но оставим в стороне этические принципы Гарри, поскольку никого не трогают страдания Фей. Главное в том, что вся ситуация оказалась подстроенной Гарри Бруком…
— Нет! — возразил доктор Фелл, и это слово прозвучало как револьверный выстрел.
Майлс вытаращил на него глаза.
— Что вы хотите этим сказать? — требовательно спросил Майлс. — Не считаете же вы, что Пьер Фреснак и нелепое обвинение в вампиризме…
— О нет! — покачал головой доктор Фелл. — Мы можем забыть о юном Фреснаке и поддельных укусах на его шее. Они только уводят нас от главного. Не играют никакой роли. Но…
— Но — что?
Доктор Фелл некоторое время пристально вглядывался в пол, после чего медленно покачал головой и посмотрел Майлсу прямо в глаза.
— Гарри Брук, — сказал он, — написал множество анонимных писем, содержащих обвинения в адрес Фей, в которые он сам не верил. Какая ирония! Какая трагедия! Потому что, хотя Гарри Брук этого не знал, — представить себе не мог, не поверил бы, если бы ему кто-нибудь рассказал, — все обвинения были тем не менее совершенно справедливыми.
Воцарилось молчание.
Молчание длилось, становясь невыносимым… Барбара Морелл нежно положила руку на руку Майлса. Майлсу показалось, что доктор Фелл и Барбара понимающе переглянулись. Но ему требовалось время, чтобы усвоить смысл сказанного.
— Вот вам, — продолжал доктор Фелл, четко, громко и выразительно выговаривая каждое слово, — объяснение многих загадок в этой истории. Фей Ситон не могла не иметь любовных связей с мужчинами. Я хочу проявить деликатность в этом вопросе и просто отсылаю вас к психологам. Но речь идет о психическом заболевании, которым она страдала с юности. Она не виновата: с таким же основанием ее можно винить в болезни сердца, развившейся вследствие этого. Подобные заболевания — таких женщин не так уж много, но они время от времени появляются во врачебных кабинетах — не всегда приводят к трагическому финалу. Но психика Фей Ситон — вы понимаете? — вступала в противоречие с этим изъяном. Ее внешнее пуританство, ее утонченность, хрупкость, изысканные манеры не были притворством.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32