Хотя
история с плагиатом вроде бы кончилась ничем, все заинтересованные в ней
почувствовали некоторое удовлетворение и истолковали в свою пользу.
ОППОЗИЦИЯ
Оппозиция у нас, говорит Болтун, есть факт. И она играет социальную
роль. Но она неоднородна, и это надо принимать во внимание, в первую
очередь. У нее нет общих объединяющих интересов. Вот ее примерное строение.
Во-первых, либералы, стремящиеся к власти и воображающие, что они организуют
жизнь лучше, чем консерваторы. Но их либерализм вырождается в демагогию или
глупости. Во-вторых, деловые люди, недовольные тем, что плохо идут дела с
чисто производственной точки зрения. Они даже не либералы. Они целиком и
полностью в рамках системы. В-третьих, лица, недовольные тем, что в рамках
данной системы они не могут развернуться и добиваться своих целей. Сюда
входят даже некоторые уголовники. Им наплевать на моральные и социальные
соображения. Они хотят, но им не дают. В-четвертых, творческая
интеллигенция, не имеющая возможности реализовать свои возможности из-за
высших установок и усилий выражающих установки коллег; в-пятых, лица,
знакомые с западным образом жизни и недовольные тем, что они не могут жить
аналогично здесь. В-шестых, лица, аккумулирующие в себе всеобщее
недовольство крайностями режима, в первую очередь -- террором и насилием.
Это, прежде всего, Правдец. В-седьмых, лица, так или иначе обиженные
обстоятельствами у нас. Таков, например, Хряк. В-восьмых, лица, глубоко
задумывающиеся над сутью бытия независимо от насилий, Запада, интересов дела
и т.п. и, естественно, испытывающие враждебное отношение к себе со стороны
всех. Таковы были Клеветник и Шизофреник. Все группы оппозиции, за
исключением шестой и последней, рядятся в благородные одежды. Последняя
срывает их с них. И потому ее положение самое тяжелое. Лица шестой группы,
по крайней мере, имеют скрытое сочувствие со стороны почти всей оппозиции. А
если теперь взять конкретных лиц, то часто их нельзя отнести к той или иной
группе с определенностью. Они частично тут, частично там. А если взять
оппозиционное сознание, то несовпадение может оказаться еще большим. Вот и
требуй тут какого-то единства действий. Его нет. И не может быть.
Разумеется, оппозиция не может пройти бесследно. И она оказывает свое
влияние на ход ибанской истории. Как? Случаи индивидуальных и даже групповых
действий тебе известны. Их нельзя сбрасывать со счета. Они свое дело делают.
Но это не есть главная линия действия оппозиции. А главная линия действия
оппозиции проходит через работу всего аппарата управления обществом. Причем
здесь возможны даже такие случаи, когда действие аппарата, направленное
против каких-то элементов оппозиции, имеет конечным результатом реализацию
каких-то ее желаний. История, к сожалению, идет так, что идеи выдвигают
одни, реализуют их другие, а плодами пользуются третьи. А человек живет один
лишь раз.
ВЫЖИВАЕТ СРЕДНЕЙШИЙ
У нас в искусстве посредственность имеет больше шансов на успех,
говорит Мазила. Я это знаю по опыту. Неврастеник утверждает, что так обстоит
дело и в науке. Но неужели и в производстве так? Там же есть какие-то законы
дела. Они же навязывают какой-то уровень и стиль работы. Во всяком деле,
говорит Неврастеник, есть свои правила, свой уровень и стиль работы. И в
твоем тоже. И в науке тоже. Какая разница? Притом я говорю о
посредственности как о среднем. И не об успехе в данном деле, а о социальном
успехе. Это все разные вещи. В искусстве, очевидно, посредственность не
может добиться больших успехов в творчестве, но может добиться больших
успехов в смысле званий, почета, денег, выставок. Посредственность может
стать знаменитостью и почитаться всеми за выдающийся талант. Это --
социальный успех. Тебе все это хорошо известно. Причем, посредственность --
это не обязательно плохо. Я оценочные категории вообще не употребляю как
многосмысленные. Все это касается и различного рода учреждений, раз они тоже
суть социальные индивиды. Судя по моим наблюдениям, прав Неврастеник,
говорит Карьерист. Понимаешь, если учреждение начинает работать заметно
лучше других, на него обращают внимание. Если оно официально признается в
качестве такового, оно скоро превращается в липу или в показной образец,
который тоже со временем вырождается в среднюю липу. Если это не происходит,
другие учреждения, которые задевает его успех, принимают меры. Возможности
тут неограниченные. Например, не только для хорошей работы, но и вообще для
любой нормальной работы приходится нарушать какие-то законы, инструкции,
правила и т.п. Их столько и составлены они так, что не нарушить их нельзя.
Так что всегда можно прицепиться. Раскол и склоки в руководстве. Зависть и
желание кого-то спихнуть директора. Доносы и т.п. Одним словом, время идет,
и так или иначе успех либо оказывается незаконным, либо дутым, либо
временным и ненормальным и т.п. Наиболее выгодный вариант -- золотая
середина и для видимости некоторое превышение ее, не раздражающее других. В
общем, как все. А это в целом дает тенденцию к снижению уровню деятельности
ниже реальных технических возможностей. Законы дела, конечно, навязывают
какой-то уровень и стиль работы. Но тут возможны варианты. Есть учреждения,
в которых действует технический принцип: если дело делается, то оно делается
хорошо; если дело делается плохо, то оно не делается вообще. Например, на
плохо сделанном космическом корабле не полетишь на Венеру. Но есть
учреждения, где действует другой технический принцип: даже плохо сделанное
дело является сделанным. За примерами тут ходить не приходится. Подсчитать,
какой вид имеет с этой точки зрения наше производство, невозможно
практически. Так что трудно сказать, как фактически сказываются общие
социальные тенденции на функционировании производства страны в целом. Это
очень интересная и сложная проблема. Но, насколько мне известно, этим никто
не занимается. Официально ведь считается, что у нас действует соревнование
за лучшие показатели и взаимопомощь.
ИЗ РУКОПИСЕЙ БОЛТУНА
Сначала я никак не мог понять, почему люди, создающие видимость
(имитацию) дела, добиваются больших успехов, чем люди, делающие настоящее
дело. Почему Имитация дела жизнеспособнее самого дела. Не могу сказать, что
я разобрался в этой проблеме до конца. Но кое-что теперь я понимать начал.
Проблема на первый взгляд представляется ошеломляюще парадоксальной.
Для дела часто нужно совсем мало людей (иногда -- буквально два или три или
от силы пять человек). В имитацию дела оказываются втянутыми большие массы
людей. В десятки и даже сотни раз больше. Сначала я думал, что есть какой-то
закон, согласно которому для осуществления дела нужна какая-то людская
оболочка, подобно тому, как кости и мускулы обрастают жиром. Потом я
убедился в том, что в большинстве случаев имитация дела возникает без самого
дела, независимо от дела или уничтожает само дело, но при этом процветает
еще успешнее. Дело часто можно сделать за несколько дней, месяцев. Имитация
дела может тянуться годами и десятилетиями. Я искал некий общий механизм,
объясняющий эти явления. И не нашел. Не то, что не сумел найти. А убедился в
том, что в каждом случае работают разные обстоятелства. Из анализа их можно
получить лишь некоторые общие суждения, не имеющие доказательной силы, но и
не оставляющие места для сомнений. Вот некоторые из них. Для дела требуется
ограниченное количество людей. Число людей, вовлекаемых в имитацию дела, в
принципе не ограничено. Один мой знакомый, превосходный имитатор науки (как
текстов науки, так и организации исследований) ухитрился создать
исследовательскую организацию из нескольких сот человек и истратить не один
миллион на проблему, которая не стоит выеденного яйца и решается в течение
нескольких минут, причем -- отрицательно. Попытка разоблачить его не
удалась, ибо в деле оказались заинтересованными высокие организации, а
разоблачители сами были проходимцы. В деле нужен конечный результат,
отчуждение его, беспощадная проверка по независимым от создателей принципам,
внешняя оценка. В имитации дела достаточна лишь видимость результата, точнее
-- лишь возможность отчитаться за прожитое время, проверка и оценка
результатов производится лицами, участвующими в имитации, связанными с нею,
заинтересованными в сохранении имитации. Ход дела -- незаметная, обыденная,
скучная работа. Труд. Имитация -- житейская суета. Ход имитации может быть
представлен как грандиозное театральное предствление. Совещания, симпозиумы,
отчеты, поездки, борьба групп, смена руководства, комиссии и т.д. Для дела
нужен профессиональный отбор наиболее способных. Дело отсекает неотобранных,
не заботясь о их судьбе. Участие в имитации доступно для многих. Здесь
происходит какой-то отбор, устанавливающий некоторую профессиональную
градацию. Но он не отсекает неотобранных. Последние остаются в имитации.
Короче говоря, как сказал бы Шизофреник, имитация дела есть чисто социальное
явление, защищенное всеми средствами социальной защиты. Для нее дело -- лишь
повод, средство, форма. Дело же есть антисоциальное явление. Оно беззащитно
само по себе. Оно нуждается в покровительстве. Его терпят лишь в той мере, в
какой отсутствие или плохое состояние его угрожает существованию имитации.
Для осуществления дела нужны ум, способности, трудолюбие, добросовестность,
самокритичность и другие редкие человеческие качества. Требуется, таким
образом, социально наименее приспособленный индивид. Для имитации дела
достаточен средний социальный индивид с социально средней профессиональной
подготовкой.
Обычно имитацию дела и дело не разделяют и первую воспринимают как
второе. Она часто содержит дело и позволяет ему как-то делаться. Она кормит
большое число людей. Некоторые из них благодаря ей могут делать какое-то
полезное дело. Однако иногда имитация дела становится причиной или
сопричиной тяжких последствий. В особенности -- когда объектом дела являются
массы людей. Например, во время войны на дело руководства ведением войны
наложилась мощная имитация системы руководства. Последствия этого
общеизвестны. И вряд ли можно отрицать то, что имитация дела обеспечения
государственной безопасности от врагов внесла свой существенный вклад в дело
по уничтожению огромных масс людей, не представлявших никакой опасности для
существования государства.
ОБМАН
Опять взяли машину и грузчиков и опять поехали на склад. Час просидели
в приемной, хотя в кабинете у заведующего никого не было. И время было
официально приемное. Наконец прозвенел звонок, секретарша скрылась за обитой
и ободранной дерматином дверью с многочисленными табличками. Минут через
двадцать она вышла и пригласила Мазилу войти. С заведующим Мазила встречался
не первый раз, и тот наверняка знал его. Но он не ответил на приветствие
Мазилы и не предложил ему сесть. Что тебе, спросил он с нескрываемым
презрением и сознанием превосходства. И на физиономии его Мазила прочел
"нет", независимо от того, какой будет его просьба или требование. Сейчас
нет, сказал заведующий. Приходите на той неделе в четверг. Будет. Точно
будет, спросил Мазила. Назначьте точное число, чтобы не приезжать напрасно.
У нас люди, машина. Я сказал, будет, значит будет, сказал заведующий. И не
попрощавшись, пригласил следующего.
Ехали обратно -- смеялись. Можете себе представить, говорил Мазила,
Микельанджело ждет час в приемной (если этот сарай приемная!) у этого
болотного хмыря. Входит. А тот ему: ты кто такой? Да мне бы, говорит, кусок
мрамора. Хочу, вот, Пиету высечь. Нет, говорит хмырь. Приходи на той неделе.
Шляются тут всякие! Работать мешают! Приехали "на той неделе в четверг".
Заведующий не принял, был занят, у него сидели какие-то лица свыше. Можно
сойти с ума, говорит Мазила. В чем дело? Неужели опять закрутилось? Вряд ли,
говорит Карьерист. Мне кажется, что в данном случае работают общие принципы
нашей организации. В данном случае безразлично, кто ты -- Микельанджело,
Неизвестный или Мазила. Но это же бессмысленно, кипел Мазила. Бессмысленная
растрата времени и средств. Ведь мы же договорились! Что ему стоило сказать
не этот, а следующий четверг! Это бессмысленно с твоей точки зрения, говорит
Болтун. А на самом деле тут есть великий смысл. Вот, например, ты сдаешь
чинить ботинки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67
история с плагиатом вроде бы кончилась ничем, все заинтересованные в ней
почувствовали некоторое удовлетворение и истолковали в свою пользу.
ОППОЗИЦИЯ
Оппозиция у нас, говорит Болтун, есть факт. И она играет социальную
роль. Но она неоднородна, и это надо принимать во внимание, в первую
очередь. У нее нет общих объединяющих интересов. Вот ее примерное строение.
Во-первых, либералы, стремящиеся к власти и воображающие, что они организуют
жизнь лучше, чем консерваторы. Но их либерализм вырождается в демагогию или
глупости. Во-вторых, деловые люди, недовольные тем, что плохо идут дела с
чисто производственной точки зрения. Они даже не либералы. Они целиком и
полностью в рамках системы. В-третьих, лица, недовольные тем, что в рамках
данной системы они не могут развернуться и добиваться своих целей. Сюда
входят даже некоторые уголовники. Им наплевать на моральные и социальные
соображения. Они хотят, но им не дают. В-четвертых, творческая
интеллигенция, не имеющая возможности реализовать свои возможности из-за
высших установок и усилий выражающих установки коллег; в-пятых, лица,
знакомые с западным образом жизни и недовольные тем, что они не могут жить
аналогично здесь. В-шестых, лица, аккумулирующие в себе всеобщее
недовольство крайностями режима, в первую очередь -- террором и насилием.
Это, прежде всего, Правдец. В-седьмых, лица, так или иначе обиженные
обстоятельствами у нас. Таков, например, Хряк. В-восьмых, лица, глубоко
задумывающиеся над сутью бытия независимо от насилий, Запада, интересов дела
и т.п. и, естественно, испытывающие враждебное отношение к себе со стороны
всех. Таковы были Клеветник и Шизофреник. Все группы оппозиции, за
исключением шестой и последней, рядятся в благородные одежды. Последняя
срывает их с них. И потому ее положение самое тяжелое. Лица шестой группы,
по крайней мере, имеют скрытое сочувствие со стороны почти всей оппозиции. А
если теперь взять конкретных лиц, то часто их нельзя отнести к той или иной
группе с определенностью. Они частично тут, частично там. А если взять
оппозиционное сознание, то несовпадение может оказаться еще большим. Вот и
требуй тут какого-то единства действий. Его нет. И не может быть.
Разумеется, оппозиция не может пройти бесследно. И она оказывает свое
влияние на ход ибанской истории. Как? Случаи индивидуальных и даже групповых
действий тебе известны. Их нельзя сбрасывать со счета. Они свое дело делают.
Но это не есть главная линия действия оппозиции. А главная линия действия
оппозиции проходит через работу всего аппарата управления обществом. Причем
здесь возможны даже такие случаи, когда действие аппарата, направленное
против каких-то элементов оппозиции, имеет конечным результатом реализацию
каких-то ее желаний. История, к сожалению, идет так, что идеи выдвигают
одни, реализуют их другие, а плодами пользуются третьи. А человек живет один
лишь раз.
ВЫЖИВАЕТ СРЕДНЕЙШИЙ
У нас в искусстве посредственность имеет больше шансов на успех,
говорит Мазила. Я это знаю по опыту. Неврастеник утверждает, что так обстоит
дело и в науке. Но неужели и в производстве так? Там же есть какие-то законы
дела. Они же навязывают какой-то уровень и стиль работы. Во всяком деле,
говорит Неврастеник, есть свои правила, свой уровень и стиль работы. И в
твоем тоже. И в науке тоже. Какая разница? Притом я говорю о
посредственности как о среднем. И не об успехе в данном деле, а о социальном
успехе. Это все разные вещи. В искусстве, очевидно, посредственность не
может добиться больших успехов в творчестве, но может добиться больших
успехов в смысле званий, почета, денег, выставок. Посредственность может
стать знаменитостью и почитаться всеми за выдающийся талант. Это --
социальный успех. Тебе все это хорошо известно. Причем, посредственность --
это не обязательно плохо. Я оценочные категории вообще не употребляю как
многосмысленные. Все это касается и различного рода учреждений, раз они тоже
суть социальные индивиды. Судя по моим наблюдениям, прав Неврастеник,
говорит Карьерист. Понимаешь, если учреждение начинает работать заметно
лучше других, на него обращают внимание. Если оно официально признается в
качестве такового, оно скоро превращается в липу или в показной образец,
который тоже со временем вырождается в среднюю липу. Если это не происходит,
другие учреждения, которые задевает его успех, принимают меры. Возможности
тут неограниченные. Например, не только для хорошей работы, но и вообще для
любой нормальной работы приходится нарушать какие-то законы, инструкции,
правила и т.п. Их столько и составлены они так, что не нарушить их нельзя.
Так что всегда можно прицепиться. Раскол и склоки в руководстве. Зависть и
желание кого-то спихнуть директора. Доносы и т.п. Одним словом, время идет,
и так или иначе успех либо оказывается незаконным, либо дутым, либо
временным и ненормальным и т.п. Наиболее выгодный вариант -- золотая
середина и для видимости некоторое превышение ее, не раздражающее других. В
общем, как все. А это в целом дает тенденцию к снижению уровню деятельности
ниже реальных технических возможностей. Законы дела, конечно, навязывают
какой-то уровень и стиль работы. Но тут возможны варианты. Есть учреждения,
в которых действует технический принцип: если дело делается, то оно делается
хорошо; если дело делается плохо, то оно не делается вообще. Например, на
плохо сделанном космическом корабле не полетишь на Венеру. Но есть
учреждения, где действует другой технический принцип: даже плохо сделанное
дело является сделанным. За примерами тут ходить не приходится. Подсчитать,
какой вид имеет с этой точки зрения наше производство, невозможно
практически. Так что трудно сказать, как фактически сказываются общие
социальные тенденции на функционировании производства страны в целом. Это
очень интересная и сложная проблема. Но, насколько мне известно, этим никто
не занимается. Официально ведь считается, что у нас действует соревнование
за лучшие показатели и взаимопомощь.
ИЗ РУКОПИСЕЙ БОЛТУНА
Сначала я никак не мог понять, почему люди, создающие видимость
(имитацию) дела, добиваются больших успехов, чем люди, делающие настоящее
дело. Почему Имитация дела жизнеспособнее самого дела. Не могу сказать, что
я разобрался в этой проблеме до конца. Но кое-что теперь я понимать начал.
Проблема на первый взгляд представляется ошеломляюще парадоксальной.
Для дела часто нужно совсем мало людей (иногда -- буквально два или три или
от силы пять человек). В имитацию дела оказываются втянутыми большие массы
людей. В десятки и даже сотни раз больше. Сначала я думал, что есть какой-то
закон, согласно которому для осуществления дела нужна какая-то людская
оболочка, подобно тому, как кости и мускулы обрастают жиром. Потом я
убедился в том, что в большинстве случаев имитация дела возникает без самого
дела, независимо от дела или уничтожает само дело, но при этом процветает
еще успешнее. Дело часто можно сделать за несколько дней, месяцев. Имитация
дела может тянуться годами и десятилетиями. Я искал некий общий механизм,
объясняющий эти явления. И не нашел. Не то, что не сумел найти. А убедился в
том, что в каждом случае работают разные обстоятелства. Из анализа их можно
получить лишь некоторые общие суждения, не имеющие доказательной силы, но и
не оставляющие места для сомнений. Вот некоторые из них. Для дела требуется
ограниченное количество людей. Число людей, вовлекаемых в имитацию дела, в
принципе не ограничено. Один мой знакомый, превосходный имитатор науки (как
текстов науки, так и организации исследований) ухитрился создать
исследовательскую организацию из нескольких сот человек и истратить не один
миллион на проблему, которая не стоит выеденного яйца и решается в течение
нескольких минут, причем -- отрицательно. Попытка разоблачить его не
удалась, ибо в деле оказались заинтересованными высокие организации, а
разоблачители сами были проходимцы. В деле нужен конечный результат,
отчуждение его, беспощадная проверка по независимым от создателей принципам,
внешняя оценка. В имитации дела достаточна лишь видимость результата, точнее
-- лишь возможность отчитаться за прожитое время, проверка и оценка
результатов производится лицами, участвующими в имитации, связанными с нею,
заинтересованными в сохранении имитации. Ход дела -- незаметная, обыденная,
скучная работа. Труд. Имитация -- житейская суета. Ход имитации может быть
представлен как грандиозное театральное предствление. Совещания, симпозиумы,
отчеты, поездки, борьба групп, смена руководства, комиссии и т.д. Для дела
нужен профессиональный отбор наиболее способных. Дело отсекает неотобранных,
не заботясь о их судьбе. Участие в имитации доступно для многих. Здесь
происходит какой-то отбор, устанавливающий некоторую профессиональную
градацию. Но он не отсекает неотобранных. Последние остаются в имитации.
Короче говоря, как сказал бы Шизофреник, имитация дела есть чисто социальное
явление, защищенное всеми средствами социальной защиты. Для нее дело -- лишь
повод, средство, форма. Дело же есть антисоциальное явление. Оно беззащитно
само по себе. Оно нуждается в покровительстве. Его терпят лишь в той мере, в
какой отсутствие или плохое состояние его угрожает существованию имитации.
Для осуществления дела нужны ум, способности, трудолюбие, добросовестность,
самокритичность и другие редкие человеческие качества. Требуется, таким
образом, социально наименее приспособленный индивид. Для имитации дела
достаточен средний социальный индивид с социально средней профессиональной
подготовкой.
Обычно имитацию дела и дело не разделяют и первую воспринимают как
второе. Она часто содержит дело и позволяет ему как-то делаться. Она кормит
большое число людей. Некоторые из них благодаря ей могут делать какое-то
полезное дело. Однако иногда имитация дела становится причиной или
сопричиной тяжких последствий. В особенности -- когда объектом дела являются
массы людей. Например, во время войны на дело руководства ведением войны
наложилась мощная имитация системы руководства. Последствия этого
общеизвестны. И вряд ли можно отрицать то, что имитация дела обеспечения
государственной безопасности от врагов внесла свой существенный вклад в дело
по уничтожению огромных масс людей, не представлявших никакой опасности для
существования государства.
ОБМАН
Опять взяли машину и грузчиков и опять поехали на склад. Час просидели
в приемной, хотя в кабинете у заведующего никого не было. И время было
официально приемное. Наконец прозвенел звонок, секретарша скрылась за обитой
и ободранной дерматином дверью с многочисленными табличками. Минут через
двадцать она вышла и пригласила Мазилу войти. С заведующим Мазила встречался
не первый раз, и тот наверняка знал его. Но он не ответил на приветствие
Мазилы и не предложил ему сесть. Что тебе, спросил он с нескрываемым
презрением и сознанием превосходства. И на физиономии его Мазила прочел
"нет", независимо от того, какой будет его просьба или требование. Сейчас
нет, сказал заведующий. Приходите на той неделе в четверг. Будет. Точно
будет, спросил Мазила. Назначьте точное число, чтобы не приезжать напрасно.
У нас люди, машина. Я сказал, будет, значит будет, сказал заведующий. И не
попрощавшись, пригласил следующего.
Ехали обратно -- смеялись. Можете себе представить, говорил Мазила,
Микельанджело ждет час в приемной (если этот сарай приемная!) у этого
болотного хмыря. Входит. А тот ему: ты кто такой? Да мне бы, говорит, кусок
мрамора. Хочу, вот, Пиету высечь. Нет, говорит хмырь. Приходи на той неделе.
Шляются тут всякие! Работать мешают! Приехали "на той неделе в четверг".
Заведующий не принял, был занят, у него сидели какие-то лица свыше. Можно
сойти с ума, говорит Мазила. В чем дело? Неужели опять закрутилось? Вряд ли,
говорит Карьерист. Мне кажется, что в данном случае работают общие принципы
нашей организации. В данном случае безразлично, кто ты -- Микельанджело,
Неизвестный или Мазила. Но это же бессмысленно, кипел Мазила. Бессмысленная
растрата времени и средств. Ведь мы же договорились! Что ему стоило сказать
не этот, а следующий четверг! Это бессмысленно с твоей точки зрения, говорит
Болтун. А на самом деле тут есть великий смысл. Вот, например, ты сдаешь
чинить ботинки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67