Выдающиеся успехи? Отчаяние? Радость? Что, в конце концов, было? Ошибки?
Отступления? Гениальные планы? Что? Что угодно. Но не в этом суть. Суть в
том, что в это время рождался и родился новый тип социального индивида и
адекватная его природе система социальных отношений. Родился индивид,
который на голову выше человека, но имеет очень маленькую головку (или
совсем не имеет ее) и пустое сердце (или каменное сердце). Твои "Роботы"
суть точный портрет этого индивида. Не "Давид" Микельанджело и не
"Мыслитель" Родена, как изображают дело официально, а именно твои "Роботы".
Если уж говорить о теме "Роботов", то точнее надо сказать так: борьба
античеловеческого против человеческого в человеке, причем борьба, в которой
человеческое терпит сокрушительные поражения и обречено на муки. Звучит
красиво, сказал Болтун. И правильно. Только я бы предпочел что-нибудь
попроще. Например, -- "Картинки с натуры".
ЛИЧНОСТЬ
Как животное человек есть возможность любых качеств, говорит Болтун.
Чтобы стать социальным существом (гражданином), человек должен смотреть в
себя и не противиться себе. Чтобы стать личностью, человек должен иметь
поражающий воображение образец во вне, безотчетное желание стать похожим на
него, преодолеть страх и совершить действие, объявляющее принадлежность к
образцу. Несмотря на отдельные регулярно проводимые порки, жизнь ибанской
интеллигенции текла почти безмятежно и временами даже радостно до тех пор,
пока не выступил Правдец и не спросил у каждого "Кто ты?". И услышавшие этот
вопрос пошли разными путями. Большинство ушло в гражданина, очень немногие в
личность. По крайней мере потенциально. Но разве нельзя быть одновременно
гражданином и личностью, говорит Ученый. Его поддерживает Карьерист,
Неврастеник и Мазила. То, что Болтун занимается чисто словесными
выкрутасами, очевидно. И на эту тему не хочется даже спорить. Но спорить все
равно придется, ибо речь идет не о словах. А кого, собственно говоря, мы
считаем гражданином, спрашивает Мазила. А что такое личность? Гражданин,
говорит Карьерист, живет интересами дела. Заботится об интересах и престиже
государства. Патриот. Превосходно, сказал Болтун, когда спор достиг апогея
неразберихи. Вот и применим ваши суждения на практике. Заведующий, он --
гражданин? Личность? А Правдец? А Мазила? Оставим в покое слова. Я много раз
обращал ваше внимание на то, что наш язык, сложившийся под влиянием ибанской
литературы прошлого века и западной культуры тоже в основном прошлых
столетий, нуждается в основательной обработке для того, чтобы можно было
более или менее строго разговаривать о наших сегодняшних проблемах и хотя бы
чуть-чуть понимать друг друга. Это не пустяки. Состояние языка есть
показатель состояния духовной культуры общества.
Дело в том, продолжал Болтун после того, как снова возник спор и снова
выдохся из-за чисто словесной бесперспективности, что надо различать
государство, право, мораль и т.п. как проявление и защиту антисоциальности и
эти же институты как проявление и защиту социальности. Конечно, в реальности
всегда действует какая-то смесь. Но все же более или менее определенные
формы возникают и в действительности. Лишь в первом случае мы имеем в виду
так называемое гражданское общество, в котором понятия гражданина и личности
совпадают. Во втором же случае имеет место расхождение. По временам оно
может достигать таких размеров, что всякая значительная личность оказывается
антигражданственной. Не случайно поэтому мы так много спорим о том, был ли
тот или иной наш деятель выдающейся личностью или нет. Спорим безрезультатно
в силу многосмысленности понятий и многоплановости проблем. Известность,
популярность, высокое положение, причастность к крупным историческим
событиям (войны, договоры, открытия и т.п.) и прочие факторы исключают
возможность применения общих привычных в отношении прошлого выражений и
оценок.
Ученый сказал, что обсуждаемые проблемы вряд ли можно решить научным
образом, поскольку нет достаточно устойчивых измеримых параметров. Вот,
допустим, мы говорили о размерах личности. Как их измерить? Болтун сказал,
что есть разные способы исследования, и надо найти или изобрести подходящие.
Вы говорите об измерении личности? Что же, индикаторные признаки личности
есть. И они так или иначе используются в фактических оценках. Например,
крупная личность стремится по возможности уклониться от вершения чужих
судеб, если это без надобности. Ничтожество стремится насиловать чужую волю
при всех обстоятельствах, чтобы выглядеть сильным человеком. Крупная
личность стремится к простоте и правде. Ничтожество стремится обманывать и
путать, чтобы выглядеть умным и сложным человеком. Обработайте
профессионально эти истины, и получите теорию измерения личности. А зачем
она, спросил Карьерист. Хотя бы затем, сказал Болтун, чтобы вы убедились в
том, что Хозяин был полнейшим ничтожеством, вполне адекватным вытолкнувшей
его среде.
КРЫСЫ
Введем понятие социального индивида, читал Болтун, без которого
немыслимы никакие теоретические обобщения. Социальным индивидом мы будем
называть отдельную крысиную особь, группу крыс, объединение групп и даже
целую относительно замкнутую крысиную колонию. Упомянутая замкнутость имеет
место и в естественных условиях, для которых достоверно установлено, что
между крысиными колониями имеются строго установленные границы. Переход крыс
из одной колонии в другую строго карается специальными группами крыс как с
той, так и с другой стороны, и разрешается лишь в исключительных строго
установленных случаях. Индивиды разделяются на простые и сложные. Простой
индивид -- отдельная особь, сложный -- группа. Но они имеют общие признаки.
Каждый нормальный индивид имеет орган, с помощью которого...
До чего же все это знакомо, думал Болтун. Где я все это читал? И он
вдруг вспомнил Шизофреника.
ВЫПИСКИ ИЗ КНИГИ КЛЕВЕТНИКА
Чтобы достаточно полно и точно оценить особенности идеологических
формирований нашего времени, писал Клеветник, надо хотя бы в общих чертах
рассмотреть социальную ситуацию в современной науке, ситуацию в методологии
науки, которая образует мост от науки к идеологии, и некоторые чисто
фразеологические особенности методологии науки, без которых совершенно
невозможно понять текстуальный вид идеологических феноменов.
С этой точки зрения надо принять во внимание, прежде всего, сам факт
превращения занятия наукой из исключительного в самое заурядное массовое
явление. Раньше наукой занимались единицы, теперь -- сотни тысяч, а может
быть, и миллионы. Раньше слово "ученый" обозначало некоторую характеристику
личности. Теперь оно звучит несколько юмористически и вытесняется выражением
"научный работник", обозначающим одну из широко распространенных профессий.
Раньше со словом "ученый" ассоциировали образованного и талантливого
человека. Теперь выражения "безграмотный" и "бездарный" в отношении ученых
употребляются не реже, чем в отношении деятелей искусства и литературы.
Раньше ученый -- часто человек, ценимый за какие-то идеи и открытия. Теперь
заслуги ученого чаще определяют количеством опубликованных работ, учеными
степенями и званиями, а в основном -- занимаемыми должностями. В силу
разделения труда все более отчетливо обнаруживается простота и даже
примитивность интеллектуальных функций для подавляющего большинства лиц,
занятых в науке. Происходит престижное обесценивание самой деятельности
ученого сравнительно с уровнем недавнего прошлого. Вместе с тем, чтобы стать
крупным ученым, теперь действительно требуется более высокое
интеллектуальное развитие и выдающийся вклад в науку, или, на худой конец,
-- более выдающиеся способности карьериста. Поэтому выбиться в крупные
ученые исключительно за счет научных открытий теперь труднее, чем раньше.
Талантом и интеллектуальным трудом рядовых работников науки благодаря самой
социальной структуре научных исследований часто пользуются люди, занятые
организационной деятельностью или занимающие ответственные посты. Все это
создает определенную моральную и психологическую атмосферу в науке, ничего
общего не имеющую с теми идиллическими картинками, которые можно вычитать в
самых критических и обличительных произведениях художественной литературы и
мемуарах, посвященных науке прошлого.
Современная наука не есть сфера человеческой деятельности, участники
которой только и заняты поисками истины. Наука содержит в себе не только и
даже не столько научность как таковую, которая совсем не похожа на науку в
общепринятом стиле, но и антинаучность, которая глубоко враждебна научности,
но выглядит гораздо более научно, чем сама научность. Увы, этот мир так уж
устроен. Здесь все раздвоено и вывернуто наизнанку. Принципы научности и
антинаучности диаметрально противоположны. Научность производит абстракции,
антинаучность их разрушает под тем предлогом, что не учитывается то-то и
то-то. Научность устанавливает строгие понятия, антинаучность делает их
многосмысленными под предлогом охвата реального многообразия. Научность
избегает использовать те средства, без которых можно обойтись. Антинаучность
стремится привлечь все, что можно привлечь под тем или иным предлогом.
Научность стремится найти простое и ясное в сложном и запутанном.
Антинаучность стремится запутать простое и сделать труднопонимаемым
очевидное. Научность стремится к установлению обычности всего, что кажется
необычным. Антинаучность стремится к сенсационности, к приданию обычным
явлениям формы загадочности и таинственности. Причем, сначала научность и
антинаучность (под другими названиями, конечно) рассматривают как
равноправные стороны единой науки, но затем антинаучность берет верх,
подобно тому, как сорняки глушат оставленные без прополки культурные
растения. Научности в рамках науки отводится жалкая роль чего-то
низкосортного. Ее терпят лишь в той мере, в какой за ее счет может жить
антинаучность. В тенденции ее стремятся изгнать из науки насовсем, ибо она
есть укор для нечистой совести. Это -- типичный случай борьбы социальности и
антисоциальности. Причем, научность, представляет элемент и средство
антисоциальности, тогда как антинаучность есть ярчайшее выражение
социальности. Так что когда возлагают надежды на то, что наука будет играть
роль средства прогресса цивилизации, то совершают грубейшую ошибку. Наука
есть массовое явление, само целиком и полностью управляемое социальными
законами и лишь в ничтожной мере содержащее в себе научность (т.е. лишь в
ничтожной мере продуцирующее антисоциальность). А в условиях чистой
социальности элемент научности в науке стремится к нулю.
КРЫСЫ
Качества социальных индивидов можно разделить на негативные и
позитивные. Пример первых -- ум. Пример вторых -- глупость. Мы хотим
обратить внимание на то, что...
ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ ПРЕТЕНДЕНТА
Празднование дня рождения Претендента было задумано как единение всех
сил ибанской либеральной мыслящей интеллигенции. Ужин проходил как обычно.
Жрали. Пили. Произносили тосты. Претендент непрерывно разглагольствовал.
Социолог пытался перекричать Претендента, а Супруга -- Социолога. Потом
Претендент упился и уединился с Мыслителем и Мазилой. Общество распалось на
группы. В одной из групп вертлявый молодящийся человечек, ближайший друг
всех ибанских знаменитостей, стал рассказывать интересные истории про
китайцев. В том числе он рассказал и общеизвестную историю о том, как из-за
грамматической ошибки нескольким десяткам тысяч человек вместо кос отрезали
головы. Но рассказал он ее так великолепно, что все весело смеялись.
Карьерист сказал по этому поводу, что ему однажды пришлось в Англии
присутствовать на приеме у одного крупного математика (он назвал известное
всему миру имя). Присутствовали всякого рода знаменитости, в том числе
хорошо известный вам всем специалист по Ибанску. Он рассказывал о наших
давно изжитых и позабытых событиях. Одна дама воскликнула: "Боже! Так они
скоро друг друга насовсем перестреляют". Математик попросил у ибановеда
какие-то данные эмпирического порядка и углубился в вычисления. Через
полчаса, когда все уже забыли об этой теме, математик объявил, что по его
подсчетам ибанцы смогут перестрелять друг друга лишь через сто лет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67