Две недели псу под хвост!
– Вы меня не учите, как следствие вести!
Тут Громова сообразила, что вместо официального разговора у нас получается спор двух соседок на коммунальной кухне, кому больше платить за электричество, и сказала:
– Сейчас вы успокойтесь, а завтра придете ко мне в десять ноль-ноль для официального допроса. – После этого она гордо удалилась.
– Уф! – Я посмотрела на Диму, робко жавшегося в углу, очевидно, он ждал, что мы с Громовой раздеремся, и не знал, как себя вести в этом случае. – Слушай, есть в русском языке женский эквивалент слову «козел»?
– Коза? – спросил он нерешительно. – Нет, не то. Корова?
– Уже лучше, но все равно не то. В общем, Громова ваша козел женского рода и еше старая креветка.
– Послушай, она меня самого иногда достает, но вообше-то она тетка неглупая, и хватка у нее – будь здоров.
– А чего же она в этом деле не мычит не телится?
– Заняты мы очень, – вздохнул Дима. – Но ты не думай, что за две недели мы по этому делу ничего не предпринимали. Громова нас озадачивала. Вот, смотри. Во-первых, как он на маскарад попал.
– Да там такое творилось, кто угодно мог проскочить. Он же в костюме был.
– Но сотрудники переодевались уже там, в офисе.
– А он проскочил, переоделся где-нибудь наверху, где ремонт, а потом в костюме пингвина его никто и не узнал.
– Дальше, костюмы эти фирма брала, так сказать, оптом в салоне таком специальном на Вознесенском, там костюмы дают напрокат. И костюма пингвина они не брали, потому что за день до этого одна женщина его взяла. Срок у них на три дня наибольший, паспорт надо предъявлять – как в старые времена.
– И что за женщина взяла пингвина?
– Ольга Головко.
– Ничего себе! И Громова все еще не верит, что Костров в этом замешан, ведь такие совпадения!
– Совпадения, конечно, есть, но ничто прямо не указывает на него. Ну никаких следов он не оставил! И в той квартире в Купчине, помнишь, куда мы тебя возили, ты нам показывала ее? Нашли мы хозяйку, противная такая тетка, сама она у сестры живет, а про эту квартиру молчит, знать ничего не знаю, никому не сдавала, и все тут!
– Ну неужели вы ее пугнуть не можете, вы же милиция все-таки!
– Да чем ее пугнешь, вот если бы доказательства были, что ты в этой квартире бывала.
– Слушай, я вспомнила. Пуговица за диван упала! От моей блузки. Там в этой квартире такой бедлам, сразу видно, что хозяйка неряха, она если и убирала там, то диван наверняка не отодвинула.
– Ну ладно, – сказал все слышавший Владимир Петрович, – завтра с утра ты к Громовой, а потом поедем пуговицу искать, я договорюсь. Ты блузочку-то с собой захвати.
– Ладно, а отсюда-то вы меня выпустите когда-нибудь?
– Поехали, я тебя домой отвезу.
– Домой… Нет, домой не надо.
Что я буду делать дома одна, ведь Алик наверняка вернется поздно. При этой мысли у меня заныло сердце, но я отогнала от себя печальные мысли – сейчас требовалось срочно пораскинуть мозгами. А кто из моих знакомых и родственников лучше всего соображает? Опять в голове всплыло «Алик», но Алику сейчас не до меня, так что остается кто? – правильно, тетя Надя.
– Ребята, а позвонить отсюда можно?
– Только на тот свет! – Это санитар так пошутил, работают же люди в таком месте.
Тетя Надя уже была дома.
– Здравствуй, теть Надя, ты что, на работу не ходишь?
– Ну почему, хожу, с десяти до четырех, у нас в институте дольше не заставляют за такую зарплату, да ее еще все время задерживают. Что у тебя случилось?
– Да все то же, надо поговорить, можно я к тебе сейчас приеду?
– Разумеется, приезжай прямо сейчас. Дима довез меня с ветерком прямо до тетиного дома.
– Как ты быстро, Маринка!
– А это меня теперь милиция на машине возит, такая я стала важная персона.
– Что это, на тебе прямо липа нет, ты где была, на допросе, что ли?
– Хуже, тетя Надя, в морге!
– Господи! – Надежда села на табуретку.
– Ой, тетя Надя, кошмар какой, он жив!
– Да говори толком!
И я ей все рассказала: и про морг, и про чужое тело, и про то, что милиция мне не верит, только не сказала, как я приревновала Алика и хотела зарезать эту его Лену.
Тетя Надя заварила кофе и налила в рюмки черносливового ликера.
– Тут без этого не разберешься! Значит, ты считаешь, что он выбросил вместо себя другого человека, какого-то бедолагу, которого заранее туда притащил?
– Выходит, так, потому что я хоть и немного сдвинулась от всей этой истории, но все же не окончательно свихнулась, я точно помню. Я говорила с Максимом. А потом он забежал в другую комнату, и, когда мы с Аликом туда вбежали за ним, там у окна стоял уже не он, а тот горемыка, который вообще ничего не соображал, – где дверь, где окно, – он и выпал.
– Значит, Максим думал, что он зарежет тебя, а потом выбросит того из окна. Люди видели, что ты ушла с пингвином, все будет шито-крыто. Убийства никак друг с другом не связаны, милиция копала бы и копала, тут Алик еще кстати подвернулся, могли и на него что-нибудь повесить. А он, Максим, официально вообще в отпуске, в Красном море купается, к нему вообще никаких претензий. Вернулся бы через две недели – знать ничего не знаю! А что ты сестре якобы про него рассказывала, так, может, ты все придумала. Вместе вас никто не видел.
– Все правильно говоришь. А только не вышло у него меня зарезать, но того беднягу он все равно выбросил, чтобы время выиграть. Пока все к трупу кинулись, он спокойно ретировался.
– И как ты думаешь, Маринка, где он сейчас?
– Наверное, уже умотал за границу, – ответила я довольно неуверенно, – у него денег нахапано ужас сколько.
– Вот тебе и депутат! Экология – это сейчас главное! – передразнила Надежда. – Ну что, Маринка, плюнуть и забыть!
– Да нет, тетя Надя, как-то мне не по себе. Я все вспоминаю наш разговор там, на маскараде – ведь он совсем ненормальный был. Такой, казалось бы, осторожный, все рассчитал, и вдруг мне сам признался во всех убийствах. Зачем?
– Думал, что сейчас все равно тебя убьет, а поговорить хотелось, душу раскрыть. И вот теперь ты, живая, для него очень опасна.
– Да все равно мне милиция не верит. Там эта Громова…
– Громова? – Тетя Надя прямо подскочила на стуле. – Громова Анна Николаевна?
– Ну да, следователь. А ты что, ее знаешь?
– Ой, ну надо же, старая знакомая. Я-то ее очень хорошо знаю, только она меня не помнит. Да мы с Сашей, можно сказать, из-за нее и познакомились.
– Ну, расскажи, тетя Надя!
– Да что рассказывать? Дело это долгое. Лет шесть тому назад в институте у нас девушка одна работала, тоже Мариной звали. После праздников Седьмого ноября (сейчас уже про них и забыли) приходим мы на работу, а нам говорят, что Марину нашли у одного дома заброшенного, выбросившейся из окна с седьмого этажа. А Саша у нас тогда работал начальником сектора, и как раз перед праздником Марину эту сильно отругал, задело, правда. Вот Громова и прицепилась к нему – мол, довел девушку до самоубийства. Стал он со мной советоваться, как быть, так мы и подружились.
– А с Мариной-то с этой потом что выяснилось?
– Там такое оказалось сложное дело, что если рассказывать – никакого времени не хватит, потом уж как-нибудь устроим вечер воспоминаний. Сейчас нам надо с тобой разобраться. Значит, говоришь, костюм пингвина Ольга Головко взяла? Очень интересно. Послушай, Маринка, – задумчиво проговорила тетя Надя, – а ведь костюмов-то два было. Ведь у Максима не было времени костюм снимать и на того человека надевать.
– Точно! И где же он второй такой же костюм взял?
– А вот это мы и выясним завтра. Может быть, отыщутся какие-нибудь доказательства его причастности, угрем Громовой нос. Ох, не люблю я ее, за Сашу никогда не прощу!
– Да ты, наоборот, ей благодарна должна быть, если бы не она, ты бы замуж за Сан Саныча не вышла.
– Ты думаешь? Может, и верно, а все равно я ее не люблю!
Раздались два коротких звонка в дверь.
– Это Саша, только ему ни слова про наши дела. Завтра созвонимся.
Вошел Сан Саныч, поздоровался, потянул носом воздух.
– Курили?
– Это Маринка, – не моргнув глазом, соврала тетя Надя, – она нервничает.
– А где Бейсик? Травите кота дымом?
– Бейсик, как и ты, поборник здорового образа жизни, поэтому он спокойно спит на диване в комнате.
Сан Саныч побежал нежничать со своим ненаглядным котом, а мы с Надеждой тихонько распрощались в коридоре.
Алик встретил меня ужасно взволнованный.
– Ты где была?
– В морге, дорогой, на опознании.
– Что, целый день там провела? Я звоню – тебя нет, потом пришел, ужин вот приготовил.
В его голосе явно слышалось недовольство мужа, который пришел усталый с работы, а дома – ни жены, ни еды.
– Извини, дорогой, что-то мне после морга есть не хочется.
Я не собиралась говорить ему, что поела и напилась кофе у тети Нади.
Я зашла в ванную, пустила воду и задумалась, что же, собственно, мне теперь делать? Первое, что говорить завтра Громовой? Второе, как вести себя с Аликом? Третье, возвращаться ли на работу? И наконец, последнее и самое важное – увериться, что Максим теперь уже далеко и больше мне не угрожает или вздрагивать от каждого шороха, шарахаться от каждой тени и, в конце концов, кончить свои дни в психушке под присмотром доброго доктора Крылова. А что, тетя Надя составит протекцию.
– Маринка, – это Алик стучал в ванную, – что случилось?
Оказалось, я уже сорок минут нахожусь в ванной и не произношу ни звука.
– Как у тебя дела, Алик, как с работой?
– Все в порядке, завтра надо к десяти.
– А мне завтра к десяти к Громовой, а потом с операми еще дела.
– Слушай, не заговаривай мне зубы, зачем ты ходила в морг?
– Не ходила, а меня возили на машине.
– Ну и что ты там делала?
– Опознавала это, то, что там лежит уже две недели. И можешь себе представить, что это не он.
Надо отдать Алику должное, он сразу ухватил суть, ведь он был тогда со мной и видел, как вел себя несчастный пингвин перед тем, как выпал из окна. Но я попросила его не вести разговоры на эту тему, иначе я не смогу заснуть. Опять мы легли спать как супруги, которые недавно справили золотую свадьбу.
Мне снился сон.
Я нахожусь совсем одна в каком-то большом темном помещении. Мне надо выйти оттуда, но я не знаю, где выход.
– Кто-нибудь есть здесь? – вопрошаю я.
– Я здесь, иди сюда, – отвечает тихий, очень знакомый голос.
Я делаю шаг на голос, опять спрашиваю:
– Кто ты? Я не вижу тебя!
– Открой глаза, – отвечает голос, – я здесь, совсем близко.
Я ощущаю под ногами какие-то ступени и начинаю по ним подниматься, чувствуя, что глаза мои широко раскрыты, но я ничего не вижу.
– Скажи мне, кто ты, – умоляю я, – и я увижу тебя.
– Еще немного, – отвечает голос, – уже совсем рядом.
Ступени кончаются. По-прежнему в какой-то серой мгле я двигаюсь на ощупь, наконец мгла рассеивается, и я вижу себя наверху, а подо мной расстилается темная бездна. Прямо передо мной лежит узкая доска, перекинутая через провал. Там, на той стороне, свет и какой-то человек сидит на корточках у обрыва.
– Иди сюда, – говорит голос, – я тебя жду.
Я ступаю на доску и осторожно двигаюсь по ней.
– Теперь ты видишь меня, – говорит голос, – это же я…
– Максим! – кричу я, и в это время он что-то делает с доской, она выскальзывает у меня из-под ног, и я лечу в пропасть с протяжным криком.
Чьи-то руки обнимали меня и трясли.
– Маринка, Маринка, это же я, Алик! Что с тобой, открой глаза! Это сон был, просто сон.
Я открыла глаза, увидела комнату, встревоженного Алика, прижалась к нему, такому надежному и родному.
– Это у тебя от морга, не надо было туда ходить.
Он гладил меня по голове и укачивал, как маленького ребенка. Потом он вытер мои слезы, мы так и улеглись, обнявшись. Я успокоилась, но долго лежала без сна.
«Он здесь, – думала я, – он никуда не уехал, он здесь. И он не оставит меня в покое».
Если бы я рассказала обо всем Алику, он бы мне поверил. Но я не буду ему ничего рассказывать. Это наше личное дело, мое и Максима. Слышишь, Максим? Мы встретимся, я даю тебе слово, мы обязательно встретимся!
С Анной Николаевной Громовой мы побеседовали довольно мирно. Отвечая на ее вопросы, я еще раз добросовестно повторила все о той ночи и обо всех моих встречах с Максимом. Получалось у меня довольно складно, так что Громова не смотрела на меня как на сумасшедшую, хоть время от времени и поджимала скептически губы. Но меня ее гримасы мало трогали, я ведь уже приняла решение искать Максима самостоятельно, поэтому решила не конфликтовать с Громовой по пустякам. Что Громовой – еще одно нераскрытое дело, а для меня это вопрос всей дальнейшей жизни, и вообще – жизни. Однако для подстраховки мне было важно оставить о себе у Громовой хорошее впечатление. Потому что если я проиграю и Максим найдет меня раньше, то он обязательно меня убьет и обставит дело как самоубийство. Может получиться очень правдоподобно – взбалмошная девица напридумывала черт те что, а потом покончила с собой. А так все-таки возникнут сомнения. Как с Ларисой, начальницей Алика, – никто не поверил в ее самоубийство.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30
– Вы меня не учите, как следствие вести!
Тут Громова сообразила, что вместо официального разговора у нас получается спор двух соседок на коммунальной кухне, кому больше платить за электричество, и сказала:
– Сейчас вы успокойтесь, а завтра придете ко мне в десять ноль-ноль для официального допроса. – После этого она гордо удалилась.
– Уф! – Я посмотрела на Диму, робко жавшегося в углу, очевидно, он ждал, что мы с Громовой раздеремся, и не знал, как себя вести в этом случае. – Слушай, есть в русском языке женский эквивалент слову «козел»?
– Коза? – спросил он нерешительно. – Нет, не то. Корова?
– Уже лучше, но все равно не то. В общем, Громова ваша козел женского рода и еше старая креветка.
– Послушай, она меня самого иногда достает, но вообше-то она тетка неглупая, и хватка у нее – будь здоров.
– А чего же она в этом деле не мычит не телится?
– Заняты мы очень, – вздохнул Дима. – Но ты не думай, что за две недели мы по этому делу ничего не предпринимали. Громова нас озадачивала. Вот, смотри. Во-первых, как он на маскарад попал.
– Да там такое творилось, кто угодно мог проскочить. Он же в костюме был.
– Но сотрудники переодевались уже там, в офисе.
– А он проскочил, переоделся где-нибудь наверху, где ремонт, а потом в костюме пингвина его никто и не узнал.
– Дальше, костюмы эти фирма брала, так сказать, оптом в салоне таком специальном на Вознесенском, там костюмы дают напрокат. И костюма пингвина они не брали, потому что за день до этого одна женщина его взяла. Срок у них на три дня наибольший, паспорт надо предъявлять – как в старые времена.
– И что за женщина взяла пингвина?
– Ольга Головко.
– Ничего себе! И Громова все еще не верит, что Костров в этом замешан, ведь такие совпадения!
– Совпадения, конечно, есть, но ничто прямо не указывает на него. Ну никаких следов он не оставил! И в той квартире в Купчине, помнишь, куда мы тебя возили, ты нам показывала ее? Нашли мы хозяйку, противная такая тетка, сама она у сестры живет, а про эту квартиру молчит, знать ничего не знаю, никому не сдавала, и все тут!
– Ну неужели вы ее пугнуть не можете, вы же милиция все-таки!
– Да чем ее пугнешь, вот если бы доказательства были, что ты в этой квартире бывала.
– Слушай, я вспомнила. Пуговица за диван упала! От моей блузки. Там в этой квартире такой бедлам, сразу видно, что хозяйка неряха, она если и убирала там, то диван наверняка не отодвинула.
– Ну ладно, – сказал все слышавший Владимир Петрович, – завтра с утра ты к Громовой, а потом поедем пуговицу искать, я договорюсь. Ты блузочку-то с собой захвати.
– Ладно, а отсюда-то вы меня выпустите когда-нибудь?
– Поехали, я тебя домой отвезу.
– Домой… Нет, домой не надо.
Что я буду делать дома одна, ведь Алик наверняка вернется поздно. При этой мысли у меня заныло сердце, но я отогнала от себя печальные мысли – сейчас требовалось срочно пораскинуть мозгами. А кто из моих знакомых и родственников лучше всего соображает? Опять в голове всплыло «Алик», но Алику сейчас не до меня, так что остается кто? – правильно, тетя Надя.
– Ребята, а позвонить отсюда можно?
– Только на тот свет! – Это санитар так пошутил, работают же люди в таком месте.
Тетя Надя уже была дома.
– Здравствуй, теть Надя, ты что, на работу не ходишь?
– Ну почему, хожу, с десяти до четырех, у нас в институте дольше не заставляют за такую зарплату, да ее еще все время задерживают. Что у тебя случилось?
– Да все то же, надо поговорить, можно я к тебе сейчас приеду?
– Разумеется, приезжай прямо сейчас. Дима довез меня с ветерком прямо до тетиного дома.
– Как ты быстро, Маринка!
– А это меня теперь милиция на машине возит, такая я стала важная персона.
– Что это, на тебе прямо липа нет, ты где была, на допросе, что ли?
– Хуже, тетя Надя, в морге!
– Господи! – Надежда села на табуретку.
– Ой, тетя Надя, кошмар какой, он жив!
– Да говори толком!
И я ей все рассказала: и про морг, и про чужое тело, и про то, что милиция мне не верит, только не сказала, как я приревновала Алика и хотела зарезать эту его Лену.
Тетя Надя заварила кофе и налила в рюмки черносливового ликера.
– Тут без этого не разберешься! Значит, ты считаешь, что он выбросил вместо себя другого человека, какого-то бедолагу, которого заранее туда притащил?
– Выходит, так, потому что я хоть и немного сдвинулась от всей этой истории, но все же не окончательно свихнулась, я точно помню. Я говорила с Максимом. А потом он забежал в другую комнату, и, когда мы с Аликом туда вбежали за ним, там у окна стоял уже не он, а тот горемыка, который вообще ничего не соображал, – где дверь, где окно, – он и выпал.
– Значит, Максим думал, что он зарежет тебя, а потом выбросит того из окна. Люди видели, что ты ушла с пингвином, все будет шито-крыто. Убийства никак друг с другом не связаны, милиция копала бы и копала, тут Алик еще кстати подвернулся, могли и на него что-нибудь повесить. А он, Максим, официально вообще в отпуске, в Красном море купается, к нему вообще никаких претензий. Вернулся бы через две недели – знать ничего не знаю! А что ты сестре якобы про него рассказывала, так, может, ты все придумала. Вместе вас никто не видел.
– Все правильно говоришь. А только не вышло у него меня зарезать, но того беднягу он все равно выбросил, чтобы время выиграть. Пока все к трупу кинулись, он спокойно ретировался.
– И как ты думаешь, Маринка, где он сейчас?
– Наверное, уже умотал за границу, – ответила я довольно неуверенно, – у него денег нахапано ужас сколько.
– Вот тебе и депутат! Экология – это сейчас главное! – передразнила Надежда. – Ну что, Маринка, плюнуть и забыть!
– Да нет, тетя Надя, как-то мне не по себе. Я все вспоминаю наш разговор там, на маскараде – ведь он совсем ненормальный был. Такой, казалось бы, осторожный, все рассчитал, и вдруг мне сам признался во всех убийствах. Зачем?
– Думал, что сейчас все равно тебя убьет, а поговорить хотелось, душу раскрыть. И вот теперь ты, живая, для него очень опасна.
– Да все равно мне милиция не верит. Там эта Громова…
– Громова? – Тетя Надя прямо подскочила на стуле. – Громова Анна Николаевна?
– Ну да, следователь. А ты что, ее знаешь?
– Ой, ну надо же, старая знакомая. Я-то ее очень хорошо знаю, только она меня не помнит. Да мы с Сашей, можно сказать, из-за нее и познакомились.
– Ну, расскажи, тетя Надя!
– Да что рассказывать? Дело это долгое. Лет шесть тому назад в институте у нас девушка одна работала, тоже Мариной звали. После праздников Седьмого ноября (сейчас уже про них и забыли) приходим мы на работу, а нам говорят, что Марину нашли у одного дома заброшенного, выбросившейся из окна с седьмого этажа. А Саша у нас тогда работал начальником сектора, и как раз перед праздником Марину эту сильно отругал, задело, правда. Вот Громова и прицепилась к нему – мол, довел девушку до самоубийства. Стал он со мной советоваться, как быть, так мы и подружились.
– А с Мариной-то с этой потом что выяснилось?
– Там такое оказалось сложное дело, что если рассказывать – никакого времени не хватит, потом уж как-нибудь устроим вечер воспоминаний. Сейчас нам надо с тобой разобраться. Значит, говоришь, костюм пингвина Ольга Головко взяла? Очень интересно. Послушай, Маринка, – задумчиво проговорила тетя Надя, – а ведь костюмов-то два было. Ведь у Максима не было времени костюм снимать и на того человека надевать.
– Точно! И где же он второй такой же костюм взял?
– А вот это мы и выясним завтра. Может быть, отыщутся какие-нибудь доказательства его причастности, угрем Громовой нос. Ох, не люблю я ее, за Сашу никогда не прощу!
– Да ты, наоборот, ей благодарна должна быть, если бы не она, ты бы замуж за Сан Саныча не вышла.
– Ты думаешь? Может, и верно, а все равно я ее не люблю!
Раздались два коротких звонка в дверь.
– Это Саша, только ему ни слова про наши дела. Завтра созвонимся.
Вошел Сан Саныч, поздоровался, потянул носом воздух.
– Курили?
– Это Маринка, – не моргнув глазом, соврала тетя Надя, – она нервничает.
– А где Бейсик? Травите кота дымом?
– Бейсик, как и ты, поборник здорового образа жизни, поэтому он спокойно спит на диване в комнате.
Сан Саныч побежал нежничать со своим ненаглядным котом, а мы с Надеждой тихонько распрощались в коридоре.
Алик встретил меня ужасно взволнованный.
– Ты где была?
– В морге, дорогой, на опознании.
– Что, целый день там провела? Я звоню – тебя нет, потом пришел, ужин вот приготовил.
В его голосе явно слышалось недовольство мужа, который пришел усталый с работы, а дома – ни жены, ни еды.
– Извини, дорогой, что-то мне после морга есть не хочется.
Я не собиралась говорить ему, что поела и напилась кофе у тети Нади.
Я зашла в ванную, пустила воду и задумалась, что же, собственно, мне теперь делать? Первое, что говорить завтра Громовой? Второе, как вести себя с Аликом? Третье, возвращаться ли на работу? И наконец, последнее и самое важное – увериться, что Максим теперь уже далеко и больше мне не угрожает или вздрагивать от каждого шороха, шарахаться от каждой тени и, в конце концов, кончить свои дни в психушке под присмотром доброго доктора Крылова. А что, тетя Надя составит протекцию.
– Маринка, – это Алик стучал в ванную, – что случилось?
Оказалось, я уже сорок минут нахожусь в ванной и не произношу ни звука.
– Как у тебя дела, Алик, как с работой?
– Все в порядке, завтра надо к десяти.
– А мне завтра к десяти к Громовой, а потом с операми еще дела.
– Слушай, не заговаривай мне зубы, зачем ты ходила в морг?
– Не ходила, а меня возили на машине.
– Ну и что ты там делала?
– Опознавала это, то, что там лежит уже две недели. И можешь себе представить, что это не он.
Надо отдать Алику должное, он сразу ухватил суть, ведь он был тогда со мной и видел, как вел себя несчастный пингвин перед тем, как выпал из окна. Но я попросила его не вести разговоры на эту тему, иначе я не смогу заснуть. Опять мы легли спать как супруги, которые недавно справили золотую свадьбу.
Мне снился сон.
Я нахожусь совсем одна в каком-то большом темном помещении. Мне надо выйти оттуда, но я не знаю, где выход.
– Кто-нибудь есть здесь? – вопрошаю я.
– Я здесь, иди сюда, – отвечает тихий, очень знакомый голос.
Я делаю шаг на голос, опять спрашиваю:
– Кто ты? Я не вижу тебя!
– Открой глаза, – отвечает голос, – я здесь, совсем близко.
Я ощущаю под ногами какие-то ступени и начинаю по ним подниматься, чувствуя, что глаза мои широко раскрыты, но я ничего не вижу.
– Скажи мне, кто ты, – умоляю я, – и я увижу тебя.
– Еще немного, – отвечает голос, – уже совсем рядом.
Ступени кончаются. По-прежнему в какой-то серой мгле я двигаюсь на ощупь, наконец мгла рассеивается, и я вижу себя наверху, а подо мной расстилается темная бездна. Прямо передо мной лежит узкая доска, перекинутая через провал. Там, на той стороне, свет и какой-то человек сидит на корточках у обрыва.
– Иди сюда, – говорит голос, – я тебя жду.
Я ступаю на доску и осторожно двигаюсь по ней.
– Теперь ты видишь меня, – говорит голос, – это же я…
– Максим! – кричу я, и в это время он что-то делает с доской, она выскальзывает у меня из-под ног, и я лечу в пропасть с протяжным криком.
Чьи-то руки обнимали меня и трясли.
– Маринка, Маринка, это же я, Алик! Что с тобой, открой глаза! Это сон был, просто сон.
Я открыла глаза, увидела комнату, встревоженного Алика, прижалась к нему, такому надежному и родному.
– Это у тебя от морга, не надо было туда ходить.
Он гладил меня по голове и укачивал, как маленького ребенка. Потом он вытер мои слезы, мы так и улеглись, обнявшись. Я успокоилась, но долго лежала без сна.
«Он здесь, – думала я, – он никуда не уехал, он здесь. И он не оставит меня в покое».
Если бы я рассказала обо всем Алику, он бы мне поверил. Но я не буду ему ничего рассказывать. Это наше личное дело, мое и Максима. Слышишь, Максим? Мы встретимся, я даю тебе слово, мы обязательно встретимся!
С Анной Николаевной Громовой мы побеседовали довольно мирно. Отвечая на ее вопросы, я еще раз добросовестно повторила все о той ночи и обо всех моих встречах с Максимом. Получалось у меня довольно складно, так что Громова не смотрела на меня как на сумасшедшую, хоть время от времени и поджимала скептически губы. Но меня ее гримасы мало трогали, я ведь уже приняла решение искать Максима самостоятельно, поэтому решила не конфликтовать с Громовой по пустякам. Что Громовой – еще одно нераскрытое дело, а для меня это вопрос всей дальнейшей жизни, и вообще – жизни. Однако для подстраховки мне было важно оставить о себе у Громовой хорошее впечатление. Потому что если я проиграю и Максим найдет меня раньше, то он обязательно меня убьет и обставит дело как самоубийство. Может получиться очень правдоподобно – взбалмошная девица напридумывала черт те что, а потом покончила с собой. А так все-таки возникнут сомнения. Как с Ларисой, начальницей Алика, – никто не поверил в ее самоубийство.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30