– Отдай мои ключи и проваливай, видеть тебя не могу!
– Ключи? Ключи-то я как раз тебе не отдам. Зачем тебе два комплекта?
– Чтобы ты ко мне не шлялся.
– Не волнуйся. Я к тебе больше не приду. А твои ключи я на обратном пути выброшу в Неву. После того, что я сделаю сегодня, мне они больше не понадобятся.
– Что же ты такое особенное сегодня сделаешь? В постели ты ни на что особенное не способен.
– Опять ты за свое?
– Да я с тобой в постель и не лягу, можешь не сомневаться.
– Господи, как ты вульгарна! Как банально ты мыслишь! Ничего, кроме постели, тебе и в голову не приходит!
– И поручений твоих выполнять больше не буду! Знала бы, никогда с тобой не связалась.
– Но-но, ты это делала не бесплатно, получила от меня достаточно.
– И еще получу! Не надейся, что забуду! Все из тебя вытрясу!
– Слушай, ты мне надоела. Ты – жадная, глупая, мерзкая сука. От таких, как ты, надо избавляться как можно скорее.
– Ты что, сдурел? Ты что так на меня смотришь! А ну, выметайся немедленно, подонок! Ты что задумал? Я сейчас соседей позову! Милицию!
– Не думаю, вряд ли тебе это удастся.
– Да ты что! Это же нож у тебя!
– Ты думаешь, я не знаю?
– Тебе лечиться надо, ты же просто больной!
– Прекратить? Самое интересное только начинается. Ты не представляешь, какой подарок я для тебя приготовил.
– Какой еще подарок? Уйди из моего дома – вот и весь подарок.
– Нет, ты не представляешь, о чем говоришь. Я подарю тебе то, о чем в глубине души мечтает каждый человек. Я подарю тебе смерть!
– Да ты совсем сбрендил!
– Она будет прекрасной. Я буду ловить последние искры жизни в твоих глазах…
– Слушай, пошутили и ладно, хорошего понемножку. Мне твоя клоунада надоела, убирайся к черту!
– Неужели ты до сих пор веришь, что это шутка?
– Ну, перестань. Я прошу тебя. Ну, я зря наговорила тебе всякого. Ты обиделся? Ну, извини. Только не смотри на меня так. Мне страшно. Ну все, мы квиты. Я тебя обидела, ты меня напугал, а теперь разойдемся. У тебя очень нехороший взгляд. Я боюсь.
– Страх – хорошо. Но выше страха – благодарность. Чуть позже, когда лезвие ножа войдет под кожу – вот здесь, где бьется эта голубоватая жилка, – ты ее, конечно, не видишь, но это неважно, – тогда ты успокоишься, перестанешь бояться и почувствуешь благодарность за тот подарок, что я тебе сделал.
– Господи, ты не шутишь! Пусти меня, ой!
– Я не шутил никогда. Ты же знаешь, это не в моем характере.
– За что ты?..
– Не волнуйся, я уже не чувствую к тебе никакого зла. Наоборот, просто я хочу обезопасить себя, просто так нужно.
– Что я тебе сделала?
– Ты еще спрашиваешь? Но я не сержусь. Просто ты слишком много про меня знаешь, я не могу оставить все как есть. Хочу спокойно спать.
– Умоляю тебя! Я никогда ни чем…
– Конечно, никогда и ни о чем. Именно об этом я сейчас позабочусь.
– Не надо! Я сделаю все, что ты хочешь, все… ах!
– Стерва! Кусаться еще вздумала! Ну вот, все испортила, могло быть так прекрасно, а теперь…
– Чтоб ты сдох, подонок! Ненавижу, ненавижу, ненави…
– Прости меня, дорогая Оленька.
– А-а-х-х!
Он отстранился, чтобы кровь не залила одежду, опустил обмякшее тело Ольги на ковер, заглянул в ее тускнеющие глаза и ровно ничего там не увидел, кроме своего отражения. Затем он осторожно вынул нож из раны, прошел на кухню, вымыл его под краном. Потом кухонным полотенцем протер кран, дверные ручки и книжную полку, к которой прикасался, пока ждал Ольгу. С этой же полки он взял книгу, когда-то оставленную здесь. Затем последний раз взглянул на мертвую женщину, попрощался с ней, открыл входную дверь рукой, обернутой носовым платком, вышел и запер ее за собой. На лестнице он, к счастью, никого не встретил, он вообще был везучим человеком.
Хотя везенье это было относительное. Действительно, везучим его можно было бы назвать, если бы в доме напротив не жил человек с несколько необычным хобби. Одни люди собирают марки, другие – пустые винные бутылки, третьи – спортивные автомобили; одни люди увлекаются бальными танцами, другие – ориентированием на местности.
Валерий Афанасьевич Бруталов наблюдал в подзорную трубу за своими соседями, а в особенности – за соседками. Ольга Головко была женщина молодая, интересная, поэтому за ней Валерий Афанасьевич наблюдал особенно часто и охотно. И можете себе представить его разочарование, когда, настроив свою трубу на Ольгино окно, вместо какой-нибудь пикантной сцены, он увидел в просвете между занавесками сцену убийства своей очаровательной соседки. Валерий Афанасьевич изрядно огорчился: Ольга была, если можно так выразиться, его излюбленной моделью, и лишиться ее было неприятно. Но потом ему пришла в голову мысль, что эта, в каком-то смысле моральная потеря, может быть скрашена солидной материальной компенсацией. Дело в том, что Бруталов сумел рассмотреть второго участника неприятной сцены в квартире Ольги. Этого мужчину ему уже приходилось видеть в свою подзорную трубу, – конечно, в более приятные моменты. Ну что ж, – подумал коллекционер светлых женских образов, – вам нравиться убивать женщин? Ваше право, но за удовольствие надо платить.
При этой мысли Валерий Афанасьевич заволновался. Волнуясь, он бледнел. Известно, что Александр Македонский брал в свою армию только тех, кто, волнуясь, краснел, считая, что только из таких людей могут получиться хорошие воины. Бруталов не собирался поступать в какую-то ни было армию, и мнение покойного Александра его не интересовало. Волнуясь, он бледнел, и на его запястье отчетливым белым полумесяцем проступал короткий шрам. Шрам он заработал в детстве, порезавшись о гвоздь в заборе, когда удирал от хозяина яблоневого сада, но, когда его спрашивали о происхождении этого шрама знакомые дамы, он делал загадочное лицо и говорил томным голосом, что это след давней трагической любви и не надо больше говорить на эту тему. В дамах это, как правило, вызывало сочувствие и любопытство.
Бруталов торопливо оделся и выскочил из дома как раз вовремя, чтобы заметить, куда направляется интересующий его мужчина. Он догнал того у троллейбусной остановки и вскочил в тот же троллейбус за секунду до того, как закрылись двери. На руку ему играло то, что он преследуемого знал, а тот его ни разу не видел. Тем не менее следовало соблюдать осторожность, и Валерий Афанасьевич стоял достаточно далеко от него, делая вид, что читает газету. Когда тот вышел на своей остановке, Бруталов также выскочил в последний момент и дал своей жертве отойти довольно далеко. Заметив нужный подъезд, Валерий Афанасьевич подошел к сидевшим на лавочке востроглазым старухам и обратился к ним вежливо:
– Гражданочки, вот сейчас только что в этот подъезд мужчина зашел, так вы мне не скажете, из какой он квартиры?
Бабули смотрели на него недоверчиво.
– А тебе зачем это? – наконец спросила одна крайне подозрительным тоном.
Валерию Афанасьевичу тон ее был безразличен, главное, она нарушила заговор молчания.
– А он, мамаша, к жене моей ходит. Честное слово, стыдно признаваться… Ну, я его досюда-то проследил, а дальше – не знаю…
На лице его престарелой собеседницы боролись два сильных чувства: в глазах горело острое любопытство и желание разнюхать подробности скандала, а поджатые губы выражали осуждение неизвестной ей аморальной женщины.
– Какая я тебе мамаша, – пресекла она фамильярный тон, – а стыдно не тебе должно быть, а ей, подлюге, от живого мужа гулять… Из сорок седьмой он, – заключила она совершенно прозаическим тоном.
Бруталов горячо поблагодарил «мамашу» и заторопился к остановке. «Мамаша» смотрела ему вслед разочарованно – она надеялась, что будет мордобой.
Узнать номер телефона, имея адрес, было делом получаса.
День был субботний, и я нарочно спала подольше, пока все не ушли из дому. Сестра с семейством поехали загород и Лолиту взяли с собой. Когда я выползла из комнаты в одиннадцатом часу, матушка блаженствовала на кухне. Она пила кофе с молоком и сахаром и решала кроссворд.
– Привет, мам, – хмуро молвила я.
– Привет, а ты что такая? Поссорилась со своим молодым человеком?
– Ой, я тебя умоляю, только не надо про молодого человека! Слышать о нем не могу!
– Все ясно, – грустно констатировала матушка, – опять ничего не вышло. Ладно, будем считать, что ему повезло.
– Да уж!
– Выпей кофе, еще не остыл. И подскажи мне, вот тут три слова осталось.
Общими усилиями мы разгадали кроссворд, потом матушка пошла поговорить по телефону с Валентиной Михайловной, а я стала мыть посуду. Убирая со стола, я сложила газету, где был кроссворд, и на первой странице увидела сообщение. Что такое?
Позавчера, в четверг, неизвестными лицами убит сотрудник экологического комитета при мэрии Лифарев. Ведется следствие.
Там и фотография была. Этот Лифарев где-то в мэрии на приеме, его морда. Я лихорадочно считала. В четверг утром. А мы с Аликом видели его накануне в среду. Противный мужик, орал на Алика, хамил. И Алик стал такой бледный, как тогда, когда ругался с Ларисой, и потом, с этим грубияном из гаража, как его? Иван Ладуненко. Что же это получается? Мистика какая-то, прямо Стивен Кинг. Нет, одной мне с этой чертовщиной не разобраться. Я рванулась к телефону, буквально оттолкнула матушку и набрала номер тети Нади.
– Привет, тетушка, а Сан Саныч случайно не на работе?
– Случайно на работе, экзамен у него сегодня. А вечером мы на дачу собираемся, так что если у тебя что срочное, приезжай сейчас.
Я собралась за пять минут и вылетела из дома как ошпаренная.
– Маринка, что у тебя за пожар? – удивилась тетя Надя.
– Ты только не думай, что я того, но может так быть: как он с каким-нибудь человеком поссорится, так тот человек сразу умирает?
– Своей смертью? – насторожилась тетя Надя.
– В том-то и дело, что нет!
– Ну-ну, давай подробнее, интересно.
– Ты его видела, это Алик. Сначала я видела, как он ссорился со своей начальницей Ларисой Георгиевной, вернее, она с ним ссорилась и жутко его оскорбляла. А он ничего не отвечает, только стоит такой бледный, щеки малиновые и пот градом. Я тогда вмешалась, увела его оттуда. Это в субботу было, а в понедельник Ларису хлоп – и из окна выбросили.
– Вот это да!
– Но у Алика алиби.
Тут я подробно рассказала тете Наде про бывшую жену, как она сначала не хотела, а потом под давлением обстоятельств подтвердила алиби.
– Очень интересно, что-то знакомое во всем этом есть!
– А потом мы шли из театра и встретили у гаражей одного типа, Ивана Ладуненко. Он давно уже вязался к Алику, чтобы тот ему гараж продал, а Алик не хотел.
– Имеет право!
– Так он сначала по-хорошему просил, потом хамить начал и угрожать. А Алик тоже стоит такой бледный, в ступоре, и пот градом. И через два дня, когда Подрезова хоронили, я смотрю по телевизору, а ведущий и говорит, что этого Ладуненко тоже убили, зарезали ночью ножом в подъезде. Опять совпадение получается.
– А зачем же Алику этого Ладуненко убивать? – хладнокровно заметила тетя Надя. – Ведь это его гараж, он ничего от этого не выигрывает. И чем ему Ладуненко угрожал?
– Да так, кричал всякую чушь, что все про него знает и еще узнает, в общем, ерунда.
– Может, и правда, ерунда?
– И я так думала, а потом позавчера выходим мы во двор… – Дальше я довольно связно пересказала тете Наде всю суету с Лифаревым.
– И сегодня утром беру я газету и вот, читай сама.
Тетя Надя внимательно прочитала газету.
– Да, оригинальный способ бороться с хамством. Значит, они его обижают, он молчит, только потеет, а назавтра – раз! – и нету.
– Должна заметить, они все этого заслуживали.
– Так-то оно так, но все же нельзя такие крутые меры принимать, – с сомнением заметила тетя Надя. – Ладно, Маринка, хватит шутить. Ты говорила, это спокойный мирный человек, робкий даже. Да я сама его видела, он не производит впечатление ненормального.
– Да, конечно. Но тут проблемы.
Я рассказала тете Наде про аварию, про то, что Алик долго лежал в больнице, про сомнительного доктора Крылова.
– В общем, что-то у него было с головой. Но это его бывшая жена говорит, а она такая стерва, что запросто наврет.
Я не стала пересказывать тете Наде все, что случилось вчера вечером, но она сама что-то заподозрила.
– Маринка, он что, тебе очень нравится?
– Да нет, просто эта вчера пришла, устроила скандал, орала там, какое ей дело, они же развелись.
– А он что?
– Да стоит, как дурак. Перестань да перестань. Я бы ее за такое убила, а он только потеет.
При этих словах мы с тетей Надей уставились друг на друга.
– Вот если и ее в ближайшее время не станет, то мы будем точно знать, что это Алик. Но нет, – тетя Надя постучала по дереву, – чтоб не сглазить, хоть она и зараза, но ближнему зла желать нехорошо. Наверное, Маринка, тебе все показалось. Уж больно невероятная история!
– Ну вот, а я думала, что хоть ты мне поверишь!
– Послушай, людей не убивают просто так!
– А как же всякие маньяки?
– Это в романах ужасов. А раз есть какая-то логика в поступках, значит, не маньяк.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30