Возможно, это была иллюзия. Но если их интерес объяснялся всего лишь его белой кожей, то почему на желтоватых азиатских лицах было так мало улыбок?
На каждом перекрестке козлы под навесами ломились от выставленных товаров: тут были газеты и журналы, аудио– и видеозаписи, косяки и сигареты из особого табака, в котором предположительно нет никаких канцерогенов – Дональд не испытывал потребности на себе проверить это заявление, – складные зонтики и солнечные очки-хамелеоны из дешевой японской пластмассы, бюсты маршала Солукарты и сладости, сандалии, брошки, ножи…
Один такой, стоявший возле стенной ниши с алтарем, специализировался на ритуальных предметах, а его ассортимент свидетельствовал об экуменической веротерпимости торговца: люминесцентные святые Христофоры и миниатюрные Кораны, запаянные в амулет на браслете и гарантированно содержащие полную авторизованную версию, стояли бок о бок с традиционными ятакангскими «вулканчиками» благовоний. Настояв, чтобы у этого столика они остановились, Бранвен принялась рассматривать религиозные побрякушки, Дональд же переминался с ноги на ногу, нервничал и уже закипал от раздражения, ведь зеваки придвинулись и обступили их со всех сторон. Больше всего в толпе вокруг было подростков, но встречались и взрослые: одни опирались на велосипеды, другие держали в руках пакеты – вероятно, прервали свой поход за покупками или задержались с поручением, чтобы поглазеть на иностранцев.
И тем не менее… ему было не по себе не только из-за зевак. Подняв глаза, он увидел над головами подернутую дымкой вершину вулкана.
Порыв показался ему нелепым, но, обуздав скептицизм, он ему поддался. Протолкавшись к прилавку, он купил вулканчик благовоний. Продавец, разумеется, решил, что он покупает сувенир на память о поездке, и попытался всучить ему в придачу бюст маршала Солукарты. Только увидев брошенную на прилавок монету в два тала – ровно стоимость конуса, – он, пожав плечами, сдался.
– Зачем он тебе? – спросила Бранвен, надевая ярко-желтые солнечные очки, которые ей были велики.
– Потом скажу, – отрезал Дональд и оттолкнул нескольких ятакангцев, чтобы добраться до алтаря в стене.
Когда они поняли, что он задумал, то обменялись удивленными взглядами. Болтовня смолкла. Смущенный их пристальными взглядами, но твердо решив завершить начатое, он поставил конус на медный подносик алтаря с коркой пепла от многих таких же и поджег, а затем произвел положенный ритуал: поклон и движение руками сродни индийской намашти – и ладонью подтолкнул завиток дыма в сторону Бранвен.
Реакция туземцев полностью оправдала ожидания Дональда: озадаченные, но не желающие оплошать, не исполнив положенного, несколько человек подошли к алтарю, и каждый, на мгновение подняв правую руку к дыму, произнес короткую традиционную молитву. Храбрец лет пятнадцати с небольшим поблагодарил Дональда за покупку благовоний, и остальные последовали его примеру. После этого зеваки разошлись, правда, то и дело оглядываясь через плечо.
– Это еще было зачем? – поинтересовалась Бранвен.
– Не смогу объяснить, не прочитав тебе лекцию по социологии ятакангцев, – хмыкнул Дональд. – Читал-то я об этом девять лет назад, а их поведение доказывает, что кое-что с приходом нынешнего правительства не изменилось.
– Правительства людей не меняют, – сказала она. – Это под силу только времени. – Фраза была слишком уж гладкой и походила на пословицу. – Я, скажем, знаю, что свинья животное много более чистое, чем овца, но попытайся объяснить это вопящей толпе… Ага, в следующем доме магазин одежды. Может, там я найду то, что нужно.
С максимальным терпением Дональд высидел сорок минут проб и ошибок, пока она красовалась перед ним то в одном, то в другом ятакангском туалете, всякий раз спрашивая, который ей больше к лицу. Он начал закипать. Честно говоря, он даже не знал, на кого именно злится, на нее или на себя. Много лет он занимал удобную позицию современного обеспеченного холостяка, который, не задавая лишних вопросов, пробует одну за другой нью-йоркских терок, но теперь что-то – может, знакомство с Жаннис или просто разрушительное вмешательство в его безоблачное существование реальной жизни, – вызывало у него досаду. В обычных обстоятельствах он отмахнулся бы от явного тщеславия Бранвен. Ее изящное коричневое тело принесло ему поразительное удовольствие, более того, женщину, больную лейкемией, следовало пожалеть, пойти ей навстречу.
И все же, когда выбор был сделан, ее роскошное вечернее сари упаковано в пластиковый одежный мешок, а сама она – в саронг павлиньей расцветки, и она спросила, не пора ли поесть, потому что она проголодалась, он помедлил с ответом.
– Ты слишком многое принимаешь как данность, – наконец сказал он.
– Что?
– Я здесь по делу, знаешь ли. У меня есть и другие обязательства, помимо того, чтобы помогать тебе освоиться в Гонгилунге.
Она вспыхнула. Светло-коричневая кожа пошла пятнами, потемнела от прилившей к щекам крови.
– И я тоже, – после паузы сказала она. – Хотя мое, разумеется, такого свойства, когда приятнее делать вид, будто просто развлекаешься. Но разве тебе не нужно есть?
Он не ответил. Помолчав, она забрала у него пакет со своим сари, который продавщица автоматически отдала Дональду.
– В постели, – сказала она, – твоя американская неотесанность, возможно, и возбуждает. Вне ее это просто дурные манеры. Спасибо, что уделил мне столько своего драгоценного времени!
Прижав пакет к боку локтем, она повернулась на каблуках.
Дональд посмотрел ей вслед, размышляя, какого же свалял дурака.
Без особых затруднений он отыскал дорогу в пресс-клуб, государственное учреждение, здание которого неизбежно было залеплено плакатами, восхваляющими благодеяния и подлинно азиатское мышление режима Солукарты. Побродив по коридорам, Дональд, однако, решил, что оно может оказаться довольно полезным: помимо ресторана, комнат отдыха и бара (со специальной картой вин для мусульман, предлагавшей только кофе, безалкогольные напитки и кальяны) тут имелись кабинеты с телефонами и телефаксами, большая библиотека и целый ряд телевизоров, настроенных на все сколько-нибудь крупные каналы, вещающие на данный регион, включая спутниковую трансляцию на английском, русском, китайском, японском, арабском и основных европейских языках.
По калифорнийскому времени пора было ужинать. В ресторане, где вокруг него вились официанты такие услужливые, словно эра колониализма еще не кончилась, он с трудом доел огромное блюдо ристафла, ятакангского эквивалента паэльи. Он даже вспомнил соответствующее слово «ристафл», искаженное голландское название, однокоренное индонезийскому «рийстаафель». Других обедающих в ресторане было немного, и все и каждый пялились на него по той же причине, какая собрала вокруг него толпу на улице. Он и мужеподобная женщина со славянским лицом, которую Дональд принял за русскую, были единственными белыми среди азиатов и африканцев.
До назначенной встречи надо было убить еще час, поэтому он пошел в библиотеку переваривать съеденное. И пока он терпеливо читал сегодняшние выпуски трех центральных ятакангских газет – здесь эффект моментальных теленовостей еще не свел на нет древнее влияние печатной прессы, – он осознал, что кто-то буквально навис над ним.
Подняв глаза, он увидел перед собой высокую темнокожую женщину лет пятидесяти. Волосы у нее были стянуты в тугой пучок на макушке, что придавало ей вид суровой учительницы. Дональд сразу догадался, что это, наверное, внештатный корреспондент «АнглоСлуСпуТры» в Гонгилунге, та самая, с которой Делаганти попросил обходиться тактично. Он встал.
– Дональд Хоган, – с типичным для буров современной Южной Африки акцентом сказала женщина. – Меня зовут Дейрдре Ква-Луп. Час назад я звонила к себе в офис и, когда мне передали ваше сообщение, решила, что, раз вас нет в отеле, вы скорее всего здесь.
Она протянула ему руку с длинными пальцами и обрезанными под корень ногтями, и он пожал ее как мог сердечнее.
– Из телефонных разговоров за последние несколько дней следует, что в «АССТ» не слишком довольны моими материалами по программе оптимизации, – продолжала она, бросившись в кресло напротив его. – Вот только жаль, что они так долго тянули, прежде чем послать сюда специалиста по биологии. Вы ведь специалист, верно?
Снова устроившись в своем кресле, Дональд осторожно кивнул.
– Почему жаль?
– Говоря как можно проще, друг, вас послали гоняться за пустышкой. Я на своем веку пару-тройку сенсаций повидала, и это самая липовая из всех.
Дональд смотрел на нее, словно ничего не понимая. Возникшее молчание нарушил официант, который, проходя мимо, осведомился, не желают ли они чего-нибудь. Дейрдре заказала кофе.
– Да ладно вам! – продолжала она, когда официант отошел. – Вы же должны знать, какая в этой стране обстановка, – здесь самая что ни на есть благодатная почва для пустышек!
– По правде сказать, не знаю, – возразил Дональд. – Я тут никогда раньше не был.
– Но мне вроде сказали, вы по-местному говорите.
– Говорю… немного. Но я тут впервые.
– Как? И эти тупозадые!.. Нет, это нечестно. Наверное, немного найдется людей, которые бы знали и генетику, и ятакангский – а это самый что ни на есть сволочной язык.
Откинувшись со вздохом на спинку кресла, Дейрдре положила на подлокотники локти и свела кончики пальцев.
– Тогда надо бы ввести вас в курс дела, вышибить из вас дурацкие идеи, на которых, похоже, все в штаб-квартире «АнглоТры» помешались. Начнем с меня, поскольку вас, вероятно, поставили в известность о том, каков тут, собственно, у меня статус. Я здесь в первую очередь от Комитета по теле– и радиовещанию Кейптауна. Так как у Кейптауна пока не хватает средств на станции спутниковой трансляции, мое руководство не возражает, если я работаю как внештатник на одно – максимум одно – вещательное агентство, у которого такие спутники есть. Раньше я представляла «СпутСлу Единой Европы», но год или два назад мне удалось поменять коней на скаку. Не думала, что этот новый расклад мне многое даст. Как и в любой другой стране, где правительство закручивает гайки, ты по большей части отсылаешь домой официальные коммюнике, а свой собственный материал приходится прилизывать изо всех сил, чтобы не дай бог не оскорбить цензоров.
Потом тут вдруг словно бомба взорвалась: единственная крупная история за пять лет, а я в самом центре событий. Поначалу я решила: «Вот оно!» Но что у меня есть с того первого дня? Сплошь официальная пропаганда и официальные же отказы комментировать. По причине, до которой я не могу докопаться, рискну лишь выдвинуть несколько обоснованных догадок – крышку прижали, а давление внутри растет.
– И какие это догадки? – выстрелил Дональд. – Вы хотите сказать, что Сугайгунтунг не может сделать того?..
– Сугайгунтунг не первый раз берется за генетику. Переход с каучуковых деревьев на людей – скачок в количестве, не в качестве. Но если верить слухам, здесь скоро все станет с ног на голову, страну основательно встряхнет. – Окинув быстрым взглядом остальных журналистов в библиотеке, она понизила голос почти до шепота: – Я слышала, Джога-Джонг вернулся.
Дональд уставился на нее во все глаза.
– Стоит ли говорить, что это значит? Если это правда, то Ятаканг взлетит на воздух, да так, что по сравнению с этим взрывом сингалезская революция покажется войной Красной и Белой розы!
Возникла пауза. Наконец Дейрдре сказала:
– Ладно. Пока вы сами не спросили, зачем я вам это сказала, объясняю. Не обманывайте себя, будто сможете придерживаться своего задания и не освещать ничего, кроме сенсации Сугайгунтунга. Научный корреспондент или нет, если тут что случится, вы окажетесь человеком «АССТ» в гуще событий, а я останусь тем, кем была всегда, – местным внештатником. Я хочу заключить с вами соглашение…
– И какое же?..
– Давайте делиться находками. С четырехчасовым зазором на любой серьезный репортаж, который каждый из нас находит соло.
Дональд обдумал предложение.
– Почему бы и нет? – наконец сказал он. – Только вот я не понимаю, что мне может подвернуться такого, что заинтересовало бы вас.
– Я не эксперт. Относительно программы оптимизации я могу ошибаться. Мне придется обходиться только политическими аспектами, а не научными.
Официант принес ее кофе, и, только налив себе чашку, она продолжила:
– Понимаете, я здесь достаточно давно, чтобы распознать стандартную «дымовую завесу» бюрократов. Солукарта из кожи вон лезет, пытаясь выиграть время. Утверждают, будто генетическая программа выросла из работы Сугайгунтунга с обезьянами, так? Во всех странах люди бурно требуют эти методики и себе тоже, потому что им запрещают иметь детей, так? Но при этом ни одному иностранному корреспонденту, даже китайцам и японцам, не удалось поговорить с Сугайгунтунгом без того или иного «переводчика».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90
На каждом перекрестке козлы под навесами ломились от выставленных товаров: тут были газеты и журналы, аудио– и видеозаписи, косяки и сигареты из особого табака, в котором предположительно нет никаких канцерогенов – Дональд не испытывал потребности на себе проверить это заявление, – складные зонтики и солнечные очки-хамелеоны из дешевой японской пластмассы, бюсты маршала Солукарты и сладости, сандалии, брошки, ножи…
Один такой, стоявший возле стенной ниши с алтарем, специализировался на ритуальных предметах, а его ассортимент свидетельствовал об экуменической веротерпимости торговца: люминесцентные святые Христофоры и миниатюрные Кораны, запаянные в амулет на браслете и гарантированно содержащие полную авторизованную версию, стояли бок о бок с традиционными ятакангскими «вулканчиками» благовоний. Настояв, чтобы у этого столика они остановились, Бранвен принялась рассматривать религиозные побрякушки, Дональд же переминался с ноги на ногу, нервничал и уже закипал от раздражения, ведь зеваки придвинулись и обступили их со всех сторон. Больше всего в толпе вокруг было подростков, но встречались и взрослые: одни опирались на велосипеды, другие держали в руках пакеты – вероятно, прервали свой поход за покупками или задержались с поручением, чтобы поглазеть на иностранцев.
И тем не менее… ему было не по себе не только из-за зевак. Подняв глаза, он увидел над головами подернутую дымкой вершину вулкана.
Порыв показался ему нелепым, но, обуздав скептицизм, он ему поддался. Протолкавшись к прилавку, он купил вулканчик благовоний. Продавец, разумеется, решил, что он покупает сувенир на память о поездке, и попытался всучить ему в придачу бюст маршала Солукарты. Только увидев брошенную на прилавок монету в два тала – ровно стоимость конуса, – он, пожав плечами, сдался.
– Зачем он тебе? – спросила Бранвен, надевая ярко-желтые солнечные очки, которые ей были велики.
– Потом скажу, – отрезал Дональд и оттолкнул нескольких ятакангцев, чтобы добраться до алтаря в стене.
Когда они поняли, что он задумал, то обменялись удивленными взглядами. Болтовня смолкла. Смущенный их пристальными взглядами, но твердо решив завершить начатое, он поставил конус на медный подносик алтаря с коркой пепла от многих таких же и поджег, а затем произвел положенный ритуал: поклон и движение руками сродни индийской намашти – и ладонью подтолкнул завиток дыма в сторону Бранвен.
Реакция туземцев полностью оправдала ожидания Дональда: озадаченные, но не желающие оплошать, не исполнив положенного, несколько человек подошли к алтарю, и каждый, на мгновение подняв правую руку к дыму, произнес короткую традиционную молитву. Храбрец лет пятнадцати с небольшим поблагодарил Дональда за покупку благовоний, и остальные последовали его примеру. После этого зеваки разошлись, правда, то и дело оглядываясь через плечо.
– Это еще было зачем? – поинтересовалась Бранвен.
– Не смогу объяснить, не прочитав тебе лекцию по социологии ятакангцев, – хмыкнул Дональд. – Читал-то я об этом девять лет назад, а их поведение доказывает, что кое-что с приходом нынешнего правительства не изменилось.
– Правительства людей не меняют, – сказала она. – Это под силу только времени. – Фраза была слишком уж гладкой и походила на пословицу. – Я, скажем, знаю, что свинья животное много более чистое, чем овца, но попытайся объяснить это вопящей толпе… Ага, в следующем доме магазин одежды. Может, там я найду то, что нужно.
С максимальным терпением Дональд высидел сорок минут проб и ошибок, пока она красовалась перед ним то в одном, то в другом ятакангском туалете, всякий раз спрашивая, который ей больше к лицу. Он начал закипать. Честно говоря, он даже не знал, на кого именно злится, на нее или на себя. Много лет он занимал удобную позицию современного обеспеченного холостяка, который, не задавая лишних вопросов, пробует одну за другой нью-йоркских терок, но теперь что-то – может, знакомство с Жаннис или просто разрушительное вмешательство в его безоблачное существование реальной жизни, – вызывало у него досаду. В обычных обстоятельствах он отмахнулся бы от явного тщеславия Бранвен. Ее изящное коричневое тело принесло ему поразительное удовольствие, более того, женщину, больную лейкемией, следовало пожалеть, пойти ей навстречу.
И все же, когда выбор был сделан, ее роскошное вечернее сари упаковано в пластиковый одежный мешок, а сама она – в саронг павлиньей расцветки, и она спросила, не пора ли поесть, потому что она проголодалась, он помедлил с ответом.
– Ты слишком многое принимаешь как данность, – наконец сказал он.
– Что?
– Я здесь по делу, знаешь ли. У меня есть и другие обязательства, помимо того, чтобы помогать тебе освоиться в Гонгилунге.
Она вспыхнула. Светло-коричневая кожа пошла пятнами, потемнела от прилившей к щекам крови.
– И я тоже, – после паузы сказала она. – Хотя мое, разумеется, такого свойства, когда приятнее делать вид, будто просто развлекаешься. Но разве тебе не нужно есть?
Он не ответил. Помолчав, она забрала у него пакет со своим сари, который продавщица автоматически отдала Дональду.
– В постели, – сказала она, – твоя американская неотесанность, возможно, и возбуждает. Вне ее это просто дурные манеры. Спасибо, что уделил мне столько своего драгоценного времени!
Прижав пакет к боку локтем, она повернулась на каблуках.
Дональд посмотрел ей вслед, размышляя, какого же свалял дурака.
Без особых затруднений он отыскал дорогу в пресс-клуб, государственное учреждение, здание которого неизбежно было залеплено плакатами, восхваляющими благодеяния и подлинно азиатское мышление режима Солукарты. Побродив по коридорам, Дональд, однако, решил, что оно может оказаться довольно полезным: помимо ресторана, комнат отдыха и бара (со специальной картой вин для мусульман, предлагавшей только кофе, безалкогольные напитки и кальяны) тут имелись кабинеты с телефонами и телефаксами, большая библиотека и целый ряд телевизоров, настроенных на все сколько-нибудь крупные каналы, вещающие на данный регион, включая спутниковую трансляцию на английском, русском, китайском, японском, арабском и основных европейских языках.
По калифорнийскому времени пора было ужинать. В ресторане, где вокруг него вились официанты такие услужливые, словно эра колониализма еще не кончилась, он с трудом доел огромное блюдо ристафла, ятакангского эквивалента паэльи. Он даже вспомнил соответствующее слово «ристафл», искаженное голландское название, однокоренное индонезийскому «рийстаафель». Других обедающих в ресторане было немного, и все и каждый пялились на него по той же причине, какая собрала вокруг него толпу на улице. Он и мужеподобная женщина со славянским лицом, которую Дональд принял за русскую, были единственными белыми среди азиатов и африканцев.
До назначенной встречи надо было убить еще час, поэтому он пошел в библиотеку переваривать съеденное. И пока он терпеливо читал сегодняшние выпуски трех центральных ятакангских газет – здесь эффект моментальных теленовостей еще не свел на нет древнее влияние печатной прессы, – он осознал, что кто-то буквально навис над ним.
Подняв глаза, он увидел перед собой высокую темнокожую женщину лет пятидесяти. Волосы у нее были стянуты в тугой пучок на макушке, что придавало ей вид суровой учительницы. Дональд сразу догадался, что это, наверное, внештатный корреспондент «АнглоСлуСпуТры» в Гонгилунге, та самая, с которой Делаганти попросил обходиться тактично. Он встал.
– Дональд Хоган, – с типичным для буров современной Южной Африки акцентом сказала женщина. – Меня зовут Дейрдре Ква-Луп. Час назад я звонила к себе в офис и, когда мне передали ваше сообщение, решила, что, раз вас нет в отеле, вы скорее всего здесь.
Она протянула ему руку с длинными пальцами и обрезанными под корень ногтями, и он пожал ее как мог сердечнее.
– Из телефонных разговоров за последние несколько дней следует, что в «АССТ» не слишком довольны моими материалами по программе оптимизации, – продолжала она, бросившись в кресло напротив его. – Вот только жаль, что они так долго тянули, прежде чем послать сюда специалиста по биологии. Вы ведь специалист, верно?
Снова устроившись в своем кресле, Дональд осторожно кивнул.
– Почему жаль?
– Говоря как можно проще, друг, вас послали гоняться за пустышкой. Я на своем веку пару-тройку сенсаций повидала, и это самая липовая из всех.
Дональд смотрел на нее, словно ничего не понимая. Возникшее молчание нарушил официант, который, проходя мимо, осведомился, не желают ли они чего-нибудь. Дейрдре заказала кофе.
– Да ладно вам! – продолжала она, когда официант отошел. – Вы же должны знать, какая в этой стране обстановка, – здесь самая что ни на есть благодатная почва для пустышек!
– По правде сказать, не знаю, – возразил Дональд. – Я тут никогда раньше не был.
– Но мне вроде сказали, вы по-местному говорите.
– Говорю… немного. Но я тут впервые.
– Как? И эти тупозадые!.. Нет, это нечестно. Наверное, немного найдется людей, которые бы знали и генетику, и ятакангский – а это самый что ни на есть сволочной язык.
Откинувшись со вздохом на спинку кресла, Дейрдре положила на подлокотники локти и свела кончики пальцев.
– Тогда надо бы ввести вас в курс дела, вышибить из вас дурацкие идеи, на которых, похоже, все в штаб-квартире «АнглоТры» помешались. Начнем с меня, поскольку вас, вероятно, поставили в известность о том, каков тут, собственно, у меня статус. Я здесь в первую очередь от Комитета по теле– и радиовещанию Кейптауна. Так как у Кейптауна пока не хватает средств на станции спутниковой трансляции, мое руководство не возражает, если я работаю как внештатник на одно – максимум одно – вещательное агентство, у которого такие спутники есть. Раньше я представляла «СпутСлу Единой Европы», но год или два назад мне удалось поменять коней на скаку. Не думала, что этот новый расклад мне многое даст. Как и в любой другой стране, где правительство закручивает гайки, ты по большей части отсылаешь домой официальные коммюнике, а свой собственный материал приходится прилизывать изо всех сил, чтобы не дай бог не оскорбить цензоров.
Потом тут вдруг словно бомба взорвалась: единственная крупная история за пять лет, а я в самом центре событий. Поначалу я решила: «Вот оно!» Но что у меня есть с того первого дня? Сплошь официальная пропаганда и официальные же отказы комментировать. По причине, до которой я не могу докопаться, рискну лишь выдвинуть несколько обоснованных догадок – крышку прижали, а давление внутри растет.
– И какие это догадки? – выстрелил Дональд. – Вы хотите сказать, что Сугайгунтунг не может сделать того?..
– Сугайгунтунг не первый раз берется за генетику. Переход с каучуковых деревьев на людей – скачок в количестве, не в качестве. Но если верить слухам, здесь скоро все станет с ног на голову, страну основательно встряхнет. – Окинув быстрым взглядом остальных журналистов в библиотеке, она понизила голос почти до шепота: – Я слышала, Джога-Джонг вернулся.
Дональд уставился на нее во все глаза.
– Стоит ли говорить, что это значит? Если это правда, то Ятаканг взлетит на воздух, да так, что по сравнению с этим взрывом сингалезская революция покажется войной Красной и Белой розы!
Возникла пауза. Наконец Дейрдре сказала:
– Ладно. Пока вы сами не спросили, зачем я вам это сказала, объясняю. Не обманывайте себя, будто сможете придерживаться своего задания и не освещать ничего, кроме сенсации Сугайгунтунга. Научный корреспондент или нет, если тут что случится, вы окажетесь человеком «АССТ» в гуще событий, а я останусь тем, кем была всегда, – местным внештатником. Я хочу заключить с вами соглашение…
– И какое же?..
– Давайте делиться находками. С четырехчасовым зазором на любой серьезный репортаж, который каждый из нас находит соло.
Дональд обдумал предложение.
– Почему бы и нет? – наконец сказал он. – Только вот я не понимаю, что мне может подвернуться такого, что заинтересовало бы вас.
– Я не эксперт. Относительно программы оптимизации я могу ошибаться. Мне придется обходиться только политическими аспектами, а не научными.
Официант принес ее кофе, и, только налив себе чашку, она продолжила:
– Понимаете, я здесь достаточно давно, чтобы распознать стандартную «дымовую завесу» бюрократов. Солукарта из кожи вон лезет, пытаясь выиграть время. Утверждают, будто генетическая программа выросла из работы Сугайгунтунга с обезьянами, так? Во всех странах люди бурно требуют эти методики и себе тоже, потому что им запрещают иметь детей, так? Но при этом ни одному иностранному корреспонденту, даже китайцам и японцам, не удалось поговорить с Сугайгунтунгом без того или иного «переводчика».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90