Герцер почувствовал, что на переднем крае произошло какое-то замешательство, но потом понял, что это было сделано специально, по приказу командиров. Время от времени раздавалась команда «атака», и они бросали щиты в сторону врага и наступали, как будто враг отступил под натиском. Неизвестно, было ли бы все именно так на самом деле, но какая разница, это ведь учения.
Лучники все еще стреляли. Герцер помнил, как непросто стрелять из такого лука даже в течение пятнадцати минут. Можно представить, как они тренировались, чтобы выработать такую силу и выдержку. В какой-то момент Герцеру удалось оглянуться, и он заметил, что некоторые лучники уже поменялись местами со своими помощниками, а сами растирали затекшие руки. Им так долго приходилось выполнять однообразные движения, что надо было сделать перерыв.
Ему казалось, что прошел чуть ли не целый день. Но вот командиры остановили их и дали команду преследовать «врага». Кровавые Лорды быстро собрали свои рюкзаки и вышли на марш.
Они быстро оставили позади лучников. Где-то сзади должен идти еще и обоз. У них с собой был обычный запас пищи на три дня, в полных боевых доспехах, после разыгранной серьезной битвы они пустились в свой самый серьезный поход. Ганни на этот раз сел в седло и вел за собой остальных. Вечером первого дня откуда ни возьмись появились верхом на лошадях Кейн и двое других. Они вели за собой еще лошадей и несколько вьючных мулов. Так начался Долгий Поход.
Герцер понятия не имел, куда они направляются и зачем. Раньше никто ничего о походе не говорил. Сначала они шли вниз по долине к горе Массан, потом повернули на восток и прошли по прилегающей восточной долине почти до ее середины, там переправились через хребет по одному перевалу и вернулись назад по другому.
Половину времени они шли по бездорожью, особенно тяжелыми оказались горные переходы. Они шли по старой разбитой дороге, большую часть которой размыло потоками воды, так как дорога шла вдоль берега ручья. По пути они срубали деревья, укрепляли повороты дороги, возводили временные мосты, при этом Ганни постоянно подгонял их вперед: быстрее, быстрее, БЫСТРЕЕ!
Но вот они перешли хребет и направились назад, в сторону Вороньей Мельницы. При этом они снова перевалили через тот же хребет обратно в ту же восточную долину, снова прошли к горе Массан, но потом повернули и пошли через гору – еще один жуткий переход на высоте примерно тысяча метров, и все это по таким тропам, что лошади и мулы чуть не падали с ног. У самой вершины горы они попали в страшную грозовую бурю, лошади взбесились от вспышек молнии. И после всего этого они спустились в западную долину и пошли на юг, все дальше и дальше от Вороньей Мельницы.
Поход продолжался почти три недели. Дважды они пересекались с обозами. Они поменяли всех лошадей и мулов и продолжали идти с раннего утра до позднего вечера. Они прошли всю западную долину, добрались до Железных Холмов, потом вернулись назад, прошли мимо Вороньей Мельницы, спустились вниз по большой долине, обогнули гору Массан и дошли до ее южного края. Там они остановились, вконец уставшие, без еды, вся одежда и ботинки износились и изорвались. Они шли без остановок и в летнюю жару, и в страшные бури, шли по полям и лесам, спали, завернувшись в плащи, вставали и продолжали марш до зари. Ближе к вечеру они вышли на поляну, с которой открывался вид на величественную гору.
Поход выдержали все, за исключением нескольких человек, которые с сильными повреждениями были отправлены в Воронью Мельницу. Из сорока четырех человек, начавших этот поход, сейчас на поляне было сорок. И тут Ганни объявил привал.
Герцер просто свалился без сил на землю. До Вороньей Мельницы было несколько десятков километров, и он был уверен, что утром их поднимут и снова погонят в путь. Впервые за все время похода он даже не потрудился выставить часовых. Он еще успеет сделать это до наступления сумерек, но не сейчас. Сейчас он ничего не может, даже пальцем пошевелить.
Он видел, как Ганни прошел к старому каменному монументу на краю поляны и что-то подобрал с земли, потом покачал головой и вернулся к тому месту, где на земле лежали изнеможенные легионеры.
– Вставай, Герцер, – тихо сказал он.
Герцер на секунду подумал, что не сможет выполнить приказ, но потом вынул руки из лямок рюкзака и все-таки поднялся.
– Янг, Лок, Сталь, первая смена часовых. Динн, ты сержант первой смены.
– Черт побери, – качаясь, поднялась на ноги девушка. – Ребята, подъем.
– И все остальные тоже. – Герцер прошел к монументу. – Окапываемся, Ганни?
– Нет, – ответил сержант. – Отдыхайте. Умойтесь, перекусите, до завтрашнего утра мы остаемся на месте.
Герцер передал приказ отделениям, а сам пошел к монументу. Камень был таким старым и стертым, что почти ничего нельзя было различить, кроме двух вырезанных на камне ружей.
– Знаете, что это такое, Ганни? – спросил он у подошедшего Резерфорда.
– Нет, – ответил тот. – Чья-то могила. – Но вот что я нашел у монумента. – И он протянул Герцеру свежий лимон.
Герцер взял лимон в руки, удивленно его разглядывая.
– Здесь ведь никто не живет, Ганни. Кто же оставил лимон рядом с памятником?
– Не знаю. На этой поляне часто разбивали лагерь те, кто ездил на Ярмарку, а еще просто путешественники… Это началось давным-давно. Вряд ли кому-то известно, кто именно здесь похоронен. Но каждый день перед памятником появляется свежий лимон. Бери, если хочешь, завтра появится новый.
Герцер пожал плечами и разрезал лимон ножом. Лимон был вовсе не такой кислый, как он думал, даже немного сладковатый.
– Хотите? – спросил он.
– Нет, – ответил сержант. – Я смотрю, ты не занимаешься устройством лагеря.
– Нет, Ганни, – ответил Герцер, высасывая лимон. – Декурионы прекрасно знают свое дело. Я сейчас проверю, чем они заняты, но вряд ли там могут возникнуть проблемы. Мы теперь можем разбить лагерь даже во сне.
– Это точно, – усмехнулся Резерфорд.
– Можно обратиться, сержант? – спросил Герцер.
– Обращайся.
– Можно узнать, когда мы вернемся в город? Пожалуйста. Или когда мы снова встречаем обоз? Мы и так уже живем на половине рациона, эта еда – последнее, что у нас есть.
– Завтра, – ответил Резерфорд. – По долине к нам направляется обоз. Завтра мы выйдем им навстречу, так что придется пропустить всего лишь один прием пищи.
– Спасибо.
– За что? Идите, рекрут, – проворчал Ганни, но глаза его светились улыбкой.
И Герцер отправился присматривать за своими подчиненными.
Обоз был всего в пяти километрах к северу, и когда они вышли на него, возницы еще не запрягли волов. Наконец-то они поели нормальной горячей пищи. К их удивлению, Ганни разрешил им сесть на повозки, и часть пути они проехали.
Они двигались вместе с обозом целых два дня по ухабистой дороге. Еды было вдоволь, и вскоре они стали набирать потерянные за время Долгого Похода килограммы. Когда они слезли с повозок, до Вороньей Мельницы оставалось полпути. Все отдохнули и готовы были продолжить путь пешком.
Они вошли в городок с песней, несмотря на моросящий дождь. Солнце как раз садилось за Железные Холмы. У бараков их встречала толпа людей. Ганни торжественно спешился, подошел к мэру Тальботу и отдал ему салют.
– Милорд, первая группа Академии Вороньей Мельницы закончила курс обучения и готова к несению воинской службы.
– Благодарю вас, орудийный сержант Резерфорд, – ответил Эдмунд и тоже отдал ему салют. – Займите свое место.
Но Резерфорд не встал позади строя, как обычно, а отступил в сторону, в то время как оружейник вынес переносной горн и наковальню. Горн был уже раскален, и Герцер с опаской взглянул на красные угли.
– Герцер Геррик, – подозвал его Эдмунд. – Подойди ко мне.
Герцер вышел вперед и печатным шагом подошел к мэру Тальботу.
– Подними правую руку и повторяй за мной. Я, дальше свое имя…
– Я, Герцер Геррик…
– Торжественно клянусь поддерживать и защищать Конституцию Соединенных Свободных Штатов…
– Торжественно клянусь…
Тальбот выслушал его до конца, потом протянул руки вперед и сказал:
– Покажи оружие.
Герцер достал ненавистный тренировочный меч и протянул его вперед рукоятью Тальботу. Тот взял его и передал Ганни Резерфорду, который передал назад настоящий стальной меч. Тальбот взял меч и поднял его высоко над головой.
– Пусть каждый раз, когда этот меч покидает ножны, будет не напрасным. Протяни левую руку ладонью вверх.
Герцер послушно вытянул руку вперед, а Тальбот провел клинком по внутренней стороне руки. На коже появилась полоска крови.
– Кровь за кровь… – начал он и замолк.
– Сталь за сталь, – подхватил Герцер.
Тальбот протянул ему меч, взял кузнечные щипцы, которые держал оружейник. В щипцах был зажат металлический значок.
– Протяни руку.
Герцер сделал, как его просили, и Тальбот крепко прижал металл к кровавой ране.
Герцер крепко сжал зубы. На какое-то мгновение ему показалось, что от боли он потеряет сознание, но потом он глубоко вздохнул и даже не дрогнул.
– Мы рождаемся в крови… – сказал Тальбот.
– Живем в крови… – продолжил Ганни.
– В крови и умрем, – выдохнул Герцер, когда Тальбот отнял металлическое клеймо.
Эдмунд взял горсть золы и прижал ее к ране, потом кивнул оружейнику.
Тот вышел вперед, взял еще горячий значок и прижал его к доспехам Герцера слева на груди.
– Встань в строй, Кровавый Лорд Герцер Геррик. Добро пожаловать в наше Братство.
Один за другим Кровавые Лорды принимали присягу, а Герцер тем временем разглядывал знак на руке. Орел что-то сжимал в когтях. В центре цифра «один», а над ней слова «Semper Fidelis«note 12.
Он не знал, что значат эти слова, но понимал, что отныне и на всю оставшуюся жизнь они выжжены не только у него на коже, но и в мозгу.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЯТАЯ
– Как дела, Мирон? – спросил Эдмунд, присаживаясь рядом с другом.
Он уже месяц или более того не заходил в таверну Тармака и с радостью отметил, что прежнее буйство пошло на спад. В городе появились две другие таверны, к Тармаку теперь заходили в основном люди уважаемые. Эдмунд узнал большинство из завсегдатаев, все они много лет подряд приезжали на Ярмарку. Как ни странно, новых лиц в таверне почти не было.
– Ничего, – ответил Мирон. – Снял первый урожай кукурузы, так что пока можно о еде не волноваться.
– Отлично. – Эдмунд жестом попросил Эстрель принести пинту пива. – Но меня все равно беспокоят запасы на зиму. Надо как-то сделать так, чтобы люди не страдали от голода. А то как «владеть» людьми, так пожалуйста… – мрачно прибавил он.
– Я видел эту статью в Конституции, – нахмурился Мирон. – Не могу поверить, что ты пропустил ее.
– Я голосовал «против», но «за» было гораздо больше голосов, – ответил Эдмунд. – Вариантов не было, либо надо было вообще все бросить, либо промолчать. Думаю, что как только все немного наладится, станет проще. Долговое батрачество выгодно с экономической точки зрения только тогда, когда труд ценится невысоко, то есть когда он минимально продуктивен. Но мы все-таки не совсем на средневековом уровне. Например, человек, работающий на электрических ткацких станках, вырабатывает гораздо больше, чем женщина-ткачиха у себя дома. Многие ремесла требуют высокого уровня подготовки. Не говоря уже об экономическом эффекте конкурентного рынка труда и идей. Мне кажется, что со временем те области, которые ввели у себя долговое батрачество, увидят, что с экономической точки зрения они отстают от других, а возможно, и в вопросе увеличения численности населения. Тогда получится эффект бумеранга.
– А пока? – спросил Мирон.
– Пока пеонам зимой гарантирована сытая жизнь, – сказал Эдмунд. – А вот простые труженики нашего города не могут этим похвастаться. И это меня очень беспокоит.
– Ну, некоторые начинают строить новые фермы, – заметил Мирон. – Мне кажется, что кто-то из них просто не в своем уме, потому что фермеров из них не получится. Но с другой стороны, кое-кто оказался на своем месте. Поживем – увидим.
Они прошли мимо дерева с привязанной к нему тряпочкой, и Майк улыбнулся:
– Вот, Кортни. Это наш участок.
– Наш и города. – Она оглядела растущие повсюду деревья. – Нам… нам здесь работать и работать.
– Но мы справимся, – с чувством удовлетворения ответил Майк.
Им очень повезло в лотерее, в основном благодаря Герцеру. Его билет выиграл трех ослов, которых поймали во время достопамятной охоты. Осел в хозяйстве просто незаменим, особенно если есть еще и кобылы: при скрещивании получаются мулы, которые ценятся высоко. Но Майку и Кортни они были не нужны. Город забрал одну пятую часть пойманных животных и все мясо с бойни, при этом много животных перешли к Мирону Рейберну. На протяжении самого тяжелого для города периода он поставлял силос и продукты, но делал это не задаром, а в кредит.
Кортни знала об этом, потому что во время обучения у Мирона сдружилась с Бетан Рейберн. Поэтому когда Майк задумался, что же им делать с ослами, Кортни сразу вспомнила о Бетан.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83
Лучники все еще стреляли. Герцер помнил, как непросто стрелять из такого лука даже в течение пятнадцати минут. Можно представить, как они тренировались, чтобы выработать такую силу и выдержку. В какой-то момент Герцеру удалось оглянуться, и он заметил, что некоторые лучники уже поменялись местами со своими помощниками, а сами растирали затекшие руки. Им так долго приходилось выполнять однообразные движения, что надо было сделать перерыв.
Ему казалось, что прошел чуть ли не целый день. Но вот командиры остановили их и дали команду преследовать «врага». Кровавые Лорды быстро собрали свои рюкзаки и вышли на марш.
Они быстро оставили позади лучников. Где-то сзади должен идти еще и обоз. У них с собой был обычный запас пищи на три дня, в полных боевых доспехах, после разыгранной серьезной битвы они пустились в свой самый серьезный поход. Ганни на этот раз сел в седло и вел за собой остальных. Вечером первого дня откуда ни возьмись появились верхом на лошадях Кейн и двое других. Они вели за собой еще лошадей и несколько вьючных мулов. Так начался Долгий Поход.
Герцер понятия не имел, куда они направляются и зачем. Раньше никто ничего о походе не говорил. Сначала они шли вниз по долине к горе Массан, потом повернули на восток и прошли по прилегающей восточной долине почти до ее середины, там переправились через хребет по одному перевалу и вернулись назад по другому.
Половину времени они шли по бездорожью, особенно тяжелыми оказались горные переходы. Они шли по старой разбитой дороге, большую часть которой размыло потоками воды, так как дорога шла вдоль берега ручья. По пути они срубали деревья, укрепляли повороты дороги, возводили временные мосты, при этом Ганни постоянно подгонял их вперед: быстрее, быстрее, БЫСТРЕЕ!
Но вот они перешли хребет и направились назад, в сторону Вороньей Мельницы. При этом они снова перевалили через тот же хребет обратно в ту же восточную долину, снова прошли к горе Массан, но потом повернули и пошли через гору – еще один жуткий переход на высоте примерно тысяча метров, и все это по таким тропам, что лошади и мулы чуть не падали с ног. У самой вершины горы они попали в страшную грозовую бурю, лошади взбесились от вспышек молнии. И после всего этого они спустились в западную долину и пошли на юг, все дальше и дальше от Вороньей Мельницы.
Поход продолжался почти три недели. Дважды они пересекались с обозами. Они поменяли всех лошадей и мулов и продолжали идти с раннего утра до позднего вечера. Они прошли всю западную долину, добрались до Железных Холмов, потом вернулись назад, прошли мимо Вороньей Мельницы, спустились вниз по большой долине, обогнули гору Массан и дошли до ее южного края. Там они остановились, вконец уставшие, без еды, вся одежда и ботинки износились и изорвались. Они шли без остановок и в летнюю жару, и в страшные бури, шли по полям и лесам, спали, завернувшись в плащи, вставали и продолжали марш до зари. Ближе к вечеру они вышли на поляну, с которой открывался вид на величественную гору.
Поход выдержали все, за исключением нескольких человек, которые с сильными повреждениями были отправлены в Воронью Мельницу. Из сорока четырех человек, начавших этот поход, сейчас на поляне было сорок. И тут Ганни объявил привал.
Герцер просто свалился без сил на землю. До Вороньей Мельницы было несколько десятков километров, и он был уверен, что утром их поднимут и снова погонят в путь. Впервые за все время похода он даже не потрудился выставить часовых. Он еще успеет сделать это до наступления сумерек, но не сейчас. Сейчас он ничего не может, даже пальцем пошевелить.
Он видел, как Ганни прошел к старому каменному монументу на краю поляны и что-то подобрал с земли, потом покачал головой и вернулся к тому месту, где на земле лежали изнеможенные легионеры.
– Вставай, Герцер, – тихо сказал он.
Герцер на секунду подумал, что не сможет выполнить приказ, но потом вынул руки из лямок рюкзака и все-таки поднялся.
– Янг, Лок, Сталь, первая смена часовых. Динн, ты сержант первой смены.
– Черт побери, – качаясь, поднялась на ноги девушка. – Ребята, подъем.
– И все остальные тоже. – Герцер прошел к монументу. – Окапываемся, Ганни?
– Нет, – ответил сержант. – Отдыхайте. Умойтесь, перекусите, до завтрашнего утра мы остаемся на месте.
Герцер передал приказ отделениям, а сам пошел к монументу. Камень был таким старым и стертым, что почти ничего нельзя было различить, кроме двух вырезанных на камне ружей.
– Знаете, что это такое, Ганни? – спросил он у подошедшего Резерфорда.
– Нет, – ответил тот. – Чья-то могила. – Но вот что я нашел у монумента. – И он протянул Герцеру свежий лимон.
Герцер взял лимон в руки, удивленно его разглядывая.
– Здесь ведь никто не живет, Ганни. Кто же оставил лимон рядом с памятником?
– Не знаю. На этой поляне часто разбивали лагерь те, кто ездил на Ярмарку, а еще просто путешественники… Это началось давным-давно. Вряд ли кому-то известно, кто именно здесь похоронен. Но каждый день перед памятником появляется свежий лимон. Бери, если хочешь, завтра появится новый.
Герцер пожал плечами и разрезал лимон ножом. Лимон был вовсе не такой кислый, как он думал, даже немного сладковатый.
– Хотите? – спросил он.
– Нет, – ответил сержант. – Я смотрю, ты не занимаешься устройством лагеря.
– Нет, Ганни, – ответил Герцер, высасывая лимон. – Декурионы прекрасно знают свое дело. Я сейчас проверю, чем они заняты, но вряд ли там могут возникнуть проблемы. Мы теперь можем разбить лагерь даже во сне.
– Это точно, – усмехнулся Резерфорд.
– Можно обратиться, сержант? – спросил Герцер.
– Обращайся.
– Можно узнать, когда мы вернемся в город? Пожалуйста. Или когда мы снова встречаем обоз? Мы и так уже живем на половине рациона, эта еда – последнее, что у нас есть.
– Завтра, – ответил Резерфорд. – По долине к нам направляется обоз. Завтра мы выйдем им навстречу, так что придется пропустить всего лишь один прием пищи.
– Спасибо.
– За что? Идите, рекрут, – проворчал Ганни, но глаза его светились улыбкой.
И Герцер отправился присматривать за своими подчиненными.
Обоз был всего в пяти километрах к северу, и когда они вышли на него, возницы еще не запрягли волов. Наконец-то они поели нормальной горячей пищи. К их удивлению, Ганни разрешил им сесть на повозки, и часть пути они проехали.
Они двигались вместе с обозом целых два дня по ухабистой дороге. Еды было вдоволь, и вскоре они стали набирать потерянные за время Долгого Похода килограммы. Когда они слезли с повозок, до Вороньей Мельницы оставалось полпути. Все отдохнули и готовы были продолжить путь пешком.
Они вошли в городок с песней, несмотря на моросящий дождь. Солнце как раз садилось за Железные Холмы. У бараков их встречала толпа людей. Ганни торжественно спешился, подошел к мэру Тальботу и отдал ему салют.
– Милорд, первая группа Академии Вороньей Мельницы закончила курс обучения и готова к несению воинской службы.
– Благодарю вас, орудийный сержант Резерфорд, – ответил Эдмунд и тоже отдал ему салют. – Займите свое место.
Но Резерфорд не встал позади строя, как обычно, а отступил в сторону, в то время как оружейник вынес переносной горн и наковальню. Горн был уже раскален, и Герцер с опаской взглянул на красные угли.
– Герцер Геррик, – подозвал его Эдмунд. – Подойди ко мне.
Герцер вышел вперед и печатным шагом подошел к мэру Тальботу.
– Подними правую руку и повторяй за мной. Я, дальше свое имя…
– Я, Герцер Геррик…
– Торжественно клянусь поддерживать и защищать Конституцию Соединенных Свободных Штатов…
– Торжественно клянусь…
Тальбот выслушал его до конца, потом протянул руки вперед и сказал:
– Покажи оружие.
Герцер достал ненавистный тренировочный меч и протянул его вперед рукоятью Тальботу. Тот взял его и передал Ганни Резерфорду, который передал назад настоящий стальной меч. Тальбот взял меч и поднял его высоко над головой.
– Пусть каждый раз, когда этот меч покидает ножны, будет не напрасным. Протяни левую руку ладонью вверх.
Герцер послушно вытянул руку вперед, а Тальбот провел клинком по внутренней стороне руки. На коже появилась полоска крови.
– Кровь за кровь… – начал он и замолк.
– Сталь за сталь, – подхватил Герцер.
Тальбот протянул ему меч, взял кузнечные щипцы, которые держал оружейник. В щипцах был зажат металлический значок.
– Протяни руку.
Герцер сделал, как его просили, и Тальбот крепко прижал металл к кровавой ране.
Герцер крепко сжал зубы. На какое-то мгновение ему показалось, что от боли он потеряет сознание, но потом он глубоко вздохнул и даже не дрогнул.
– Мы рождаемся в крови… – сказал Тальбот.
– Живем в крови… – продолжил Ганни.
– В крови и умрем, – выдохнул Герцер, когда Тальбот отнял металлическое клеймо.
Эдмунд взял горсть золы и прижал ее к ране, потом кивнул оружейнику.
Тот вышел вперед, взял еще горячий значок и прижал его к доспехам Герцера слева на груди.
– Встань в строй, Кровавый Лорд Герцер Геррик. Добро пожаловать в наше Братство.
Один за другим Кровавые Лорды принимали присягу, а Герцер тем временем разглядывал знак на руке. Орел что-то сжимал в когтях. В центре цифра «один», а над ней слова «Semper Fidelis«note 12.
Он не знал, что значат эти слова, но понимал, что отныне и на всю оставшуюся жизнь они выжжены не только у него на коже, но и в мозгу.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЯТАЯ
– Как дела, Мирон? – спросил Эдмунд, присаживаясь рядом с другом.
Он уже месяц или более того не заходил в таверну Тармака и с радостью отметил, что прежнее буйство пошло на спад. В городе появились две другие таверны, к Тармаку теперь заходили в основном люди уважаемые. Эдмунд узнал большинство из завсегдатаев, все они много лет подряд приезжали на Ярмарку. Как ни странно, новых лиц в таверне почти не было.
– Ничего, – ответил Мирон. – Снял первый урожай кукурузы, так что пока можно о еде не волноваться.
– Отлично. – Эдмунд жестом попросил Эстрель принести пинту пива. – Но меня все равно беспокоят запасы на зиму. Надо как-то сделать так, чтобы люди не страдали от голода. А то как «владеть» людьми, так пожалуйста… – мрачно прибавил он.
– Я видел эту статью в Конституции, – нахмурился Мирон. – Не могу поверить, что ты пропустил ее.
– Я голосовал «против», но «за» было гораздо больше голосов, – ответил Эдмунд. – Вариантов не было, либо надо было вообще все бросить, либо промолчать. Думаю, что как только все немного наладится, станет проще. Долговое батрачество выгодно с экономической точки зрения только тогда, когда труд ценится невысоко, то есть когда он минимально продуктивен. Но мы все-таки не совсем на средневековом уровне. Например, человек, работающий на электрических ткацких станках, вырабатывает гораздо больше, чем женщина-ткачиха у себя дома. Многие ремесла требуют высокого уровня подготовки. Не говоря уже об экономическом эффекте конкурентного рынка труда и идей. Мне кажется, что со временем те области, которые ввели у себя долговое батрачество, увидят, что с экономической точки зрения они отстают от других, а возможно, и в вопросе увеличения численности населения. Тогда получится эффект бумеранга.
– А пока? – спросил Мирон.
– Пока пеонам зимой гарантирована сытая жизнь, – сказал Эдмунд. – А вот простые труженики нашего города не могут этим похвастаться. И это меня очень беспокоит.
– Ну, некоторые начинают строить новые фермы, – заметил Мирон. – Мне кажется, что кто-то из них просто не в своем уме, потому что фермеров из них не получится. Но с другой стороны, кое-кто оказался на своем месте. Поживем – увидим.
Они прошли мимо дерева с привязанной к нему тряпочкой, и Майк улыбнулся:
– Вот, Кортни. Это наш участок.
– Наш и города. – Она оглядела растущие повсюду деревья. – Нам… нам здесь работать и работать.
– Но мы справимся, – с чувством удовлетворения ответил Майк.
Им очень повезло в лотерее, в основном благодаря Герцеру. Его билет выиграл трех ослов, которых поймали во время достопамятной охоты. Осел в хозяйстве просто незаменим, особенно если есть еще и кобылы: при скрещивании получаются мулы, которые ценятся высоко. Но Майку и Кортни они были не нужны. Город забрал одну пятую часть пойманных животных и все мясо с бойни, при этом много животных перешли к Мирону Рейберну. На протяжении самого тяжелого для города периода он поставлял силос и продукты, но делал это не задаром, а в кредит.
Кортни знала об этом, потому что во время обучения у Мирона сдружилась с Бетан Рейберн. Поэтому когда Майк задумался, что же им делать с ослами, Кортни сразу вспомнила о Бетан.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83