Я тоже подхожу к Альфреду. Старого механика мы всегда навешаем первым, когда случается заехать в ваулт.
Ты всегда был каким-то особенным, Альфред. Не добрым, не злым, не грустным, не весёлым... Не поддающимся классификациям... Ты можешь рассказывать о набухающих почках яблони, копаясь в грязном чреве мотора. Однажды ты объяснял нам различия между типами машинного масла, наигрывая на гитаре пастораль Баха.
Вскоре мы уже сидим в комнате, ждём чай, заваренный в традициях пред-Апокалиптического мира - это лишь один из многих секретов, которые помнит Альфред.
Итак, я разливаю душистый, пахнущий жасмином напиток по коричневым чашкам с золотыми краями. Струя ударяет в девственно-чистое донышко, начинается хоровод чаинок, не останавливающийся и после того, как я перехожу к следующей чашке.
Антей, сложив руки на столе, спокойно рассказывает о последних событиях - о задании клана, об изобретении аппарата, копирующего сознание человека на электронный носитель, о ликвидации его создателей, о смертях кланеров, о том, что теперь его будут судить, а я приехал за компанию.
Альфред устроился на заправленной белым покрывалом кровати, готовит к игре свой старенький синтезатор - переключает какие-то тумблеры, нажимает на кнопки... Он любит настраивать инструмент под каждого слушателя индивидуально.
В этих вопросах он - дока. Мы слушаем его мелодии и верим, что он - самый лучший музыкант в сегодняшнем мире.
Вообще-то я не люблю такой музыки. Но Альфред, играя забытые ныне мелодии, что-то трогает во мне, и какая-то моя железа выделяет чрезвычайно приятное для мозга вещество.
Он не поёт, потому что не умеет. Он говорит, что для других надо либо делать всё хорошо, либо совсем не браться за работу.
Это правда. Тут я с ним полностью согласен.
Альфред ужасно сожалеет, что мы никогда не услышим песен, записи которых не сохранились. Петь их своим пропитым, старчески-хриплым голосом он считает кощунством.
- Да... - внезапно говорит Альфред, рассеянно перебирая клавиши.
На самом деле это только кажется, что рассеянно - льющаяся воздушная мелодия требует дьявольской гибкости пальцев.
- Мир раньше был лучше... - бросает он первую фразу, продолжая импровизацию.
Он минималист, наш старый добрый Альфред. А его музыка такова, что закрой глаза - и покажется, будто он наигрывает на арфе, где вместо струн - голубые лучи лазера.
- Мой отец, - продолжает Альфред, - часто любил говорить мне, что в его времена трава была зеленее, солнце светило ярче... Но я просто скажу: в моё время была трава... Было солнце... Нам не нужны были очистительные фильтры и энергоэкраны, чтобы жить в городах... С прошлым связаны приятные воспоминания, и потому мы его любим. Любые воспоминания со временем становятся приятными: Любые, кроме смерти. Мы не боялись смерти в то время, мы думали, что сможем победить её. Рано или поздно мы все готовились стать бессмертными богами.
Боги имеют дурную привычку ссориться друг с другом. Но их ссоры менее жестоки, потому что они могут не спорить о выживании благодаря своему бессмертию. А люди спорят на выживание, и потому их споры полны жестокости.
- Вы помните то, что вам рассказывали о пред-Апокалиптическом мире, - продолжает странный аккомпанемент-рассказ Альфред. - Знаете, в последние годы перед концом света жить было особенно интересно. События сменяли друг друга с такой скоростью, что некоторые звенья просто выпадали из логической цепи. Мир несся под откос, словно поезд, набирающий скорость. Глобальное потепление... Повышение уровня мирового океана... Затопленные острова и огромные площади материков...
Производство всё больше дорожало, когда к стоимости товара прибавлялась стоимость электроэнергии кондиционеров, которые, по мере потепления, должны были становиться всё мощнее и мощнее... Днём на улице 50 градусов жары - каково?! Более-менее нормальный климат остался только на территории Сибири...
Ведущие страны того мира любой ценой стремились захватить контроль над быстро исчезающими ресурсами. Обострилось противостояние политических блоков. Противники истощали друг друга войнами, чтобы насытиться тем, что останется от проигравшего.
Но в войнах того времени не могло быть победителей.
И вот мы сейчас хотим построить новый мир на обломках старого, - смеётся Альфред, играя пальцем одной и той же клавишей. - Мне не нужен новый мир. Пока я здесь, в этом ангаре - я в своём прошлом, словно на маленьком космическом корабле... Да, если бы мы сегодня умели строить космические корабли, я бы купил себе один и улетел с запасом питания на пятьдесят лет.
Я бы носился вокруг планеты до самой смерти, никогда не приземляясь. А вы бы могли сказать: «Остановите мир, я сойду прямо здесь». У меня вам было бы уютно. Я бы вам сыграл пару мелодий.
- Как сейчас? - спрашивает Антей.
- Как сейчас, - отвечает Альфред.
- Нам пора идти, - говорит Антей, вставая. - Мне ещё многих надо навестить.
Мы проходим по коридорам. Спускаемся в лифте.
Нам кружит головы ностальгия: здесь классы, в которых мы когда-то учились. Вокруг дети и юноши, которые станут Виртуалами - так стал называться объединённый Клан Нейромантов и Пауков. Они пока не знают о своём предназначении, не чувствуют на своих плечах вес жизни.
Мы тоже здесь познавали загадочный мир, который ожидал нас снаружи...
В зале, куда мы заходим, полутьма. Светится мягким светом экран. На нём - бесконечная глубина космоса, мерцающие звёзды. Таким его можно было видеть пятьдесят лет назад. Сейчас - бесполезно: над нами только тьма.
Перед экраном сидит человек. Со стороны кажется, что он смотрит на звёзды, но это не так.
Он вспоминает.
- А, это вы, Антей, Анри, - говорит он, всё ещё узнавая нас по звуку шагов. - Проходите, проходите.
Я - дизайнер. Моя память привыкла цепко удерживать образы, которые я потом превращаю в элементы дизайна или картины. Вот, например, в данное мгновение, она запоминает, как хорошо смотрится человек на фоне пустоты космоса, когда мягкие синие тени очерчивают его лицо.
- Прочти нам какую-нибудь хайку, - просит Антей. Кресло поворачивается, и мы наконец видим лицо Накиро Табуто, нашего старого учителя.
Ясная луна -
Всю ночь напролёт гуляю
Около пруда...
- Годится? - говорит Накиро, лукаво щурясь.
- Кобаяси Иса? - спрашиваю его.
- Мацуо Басе, - отвечает он. - Ты никогда не был силен в поэзии, Анри.
Пожимаю плечами. Каков есть, таков есть.
Взгляда Накиро мы предпочитаем избегать. Глаза у него искусственные, только внешне похожие на живые. Невольно начинаешь искать еле заметные признаки имплантантов, уже не вникая в разговор. Ты лишь сейчас кажешься больным и слабым, наш старый учитель, возлежащий в своём любимом кресле. Во время уроков ты мог привести в чувство кого угодно, произнеся спокойное «Что ж...» нерадивому ученику.
Однажды мы видели, как ты танцевал... Боевой шест летал вокруг тебя, словно ангел-хранитель. Он не оказывался сразу везде. Он был там, где должен был быть - в одном единственном месте.
Этому ты учил и нас, Накиро Табуто. Человек должен быть на своём месте. Человек должен знать свой путь... Смысл? Это слишком туманно... Цель - смешно и не ново... Нейромант не знает своей цели, ему известен лишь путь...
Мы пришли в твой класс детьми, только-только познавшими страшные головные спазмы после имплантации плат. Мы ещё не знали, что эта боль будет неотступно следовать за нами по пятам. Мы и не догадывались, что всегда есть риск «перегореть»: тогда не поможет и смена физического носителя - боль переселится в новое тело.
Ах, как же мы были молоды! И с замиранием сердца слушали учителя в строгом чёрном костюме, постепенно открывавшего нам беспредельность возможностей наших имплантантов... Ты учил нас, Накиро, владеть той силой, которая в нас самих!..
Учитель, никогда не говоривший «Привет!» и никогда не прощавшийся с нами, будто всегда незримо присутствовавший рядом, готовый в любой момент прийти на ПОМОЩЬ...
Учитель, часами медитирующий перед экраном, на котором горят звёзды, светившие тебе в детстве. Звёзды Японии...
Летняя ночь.
В лунных бликах вдаль улетает
Эхо моих шагов...
Твои хайку въелись в нашу память. Я в своё время долго отучал себя от привычки каждый эпизод жизни связывать с каким-нибудь трёхстишием. Отучил не до конца.
- Как дела? Как ваша жизнь в большом беспокойном мире? - спрашивает Накиро.
- Всё по-прежнему. Люди, как всегда, неторопливы, а ночь, как всегда, восхитительна, - отвечает Антей, проходя между пустыми партами и проводя рукой по клавиатурам учебных компьютеров...
Много пришлось потрудиться Накиро, прежде чем мы отбросили клавиатуры, как выздоровевший отбрасывает костыли. Чего это стоило ему - не знают ученики. Как не знают и того, что сам он решился на операцию аж в двадцать пять лет и работал, как проклятый, осваивая возможности платы, а в таком возрасте это нечеловечески сложно. И у него не было учителей.
Мудрый учится на своих ошибках.
Ученый - на чужих...
- Вы надолго? - спрашивает Накиро.
- Не знаю, - чистосердечно отвечает Антей. - Как получится. Я приехал в качестве обвиняемого на Трибунал.
- Рассказывай!..
Антей садится против Накиро и повествует обо всём, а я смотрю в звёздное небо на экране.
Как можно не отрываться от него часами?
Очень просто.
Главное - расслабиться. Думать об одной из звёзд. Тогда почувствуешь всю бездонность космоса. Вселенная вдруг перестаёт вертеться вокруг тебя одного. И ты становишься частичкой обшей гармонии. Даже если умрёшь - ничего не изменится. Просто наступит уютное Ничто.
Медленное дыхание... успокоение... Думать о звезде...
Нервные окончания мягко покидают тело, и под ногами ты ощущаешь поверхность далёкой планеты, твои волосы треплет ветер, которому сто тысяч миллионов лет...
- ...Но я не боюсь трибунала, ты знаешь, - заканчивает говорить Антей.
- Да, я знаю, - отвечает Накиро. Бесстрастный взор и еле уловимая гордость в голосе. Он хорошо нас воспитал.
- Вам пора на ужин. Там вы сможете встретиться сразу со всеми, с кем захотите. Я обязательно буду присутствовать на Трибунале. Попрошу все материалы дела и изучу их.
- Пойдём ужинать вместе, учитель?
- Нет. Сегодня я не чувствую потребности в еде...
В обшей столовой собираются не все. Некоторые берут еду в свою комнату, кто-то ужинает в компании друзей. Но в зале всё равно достаточно людно. Примерно две сотни человек.
Мы устроились за столом с Олегом и Арсением. Олег - наш одногодок, мы вместе учились. Он решил вернуться в Клан после трёх лет пребывания на поверхности. Теперь занимается тестированием нового оборудования. Наше объединение с Пауками добавило ему работы. Мы, Нейроманты, всегда славились аппаратным обеспечением. Всякие платы, харды, мониторы, имплантанты... В общем, техника и электроника... А Пауки - непревзойдённые мастера обеспечения программного. Они всегда старались выжать максимум из самой обычной техники, которой обладали. Интенсивный путь развития - в отличие от нашего, экстенсивного... Теперь Пауки пишут свои гениальные программы для наших не менее гениальных компьютеров. Возможности растут в геометрической прогрессии.
Олег идеально подходит для своей нынешней работы. В ней необходимы аккуратность, возведённая в ранг священного ритуала, точность и неземное спокойствие. Там, где Митер, к примеру, запустил бы неработающую железяку в стену, Олег сядет и будет долго думать, проверяя один за другим множество вариантов, пока не выяснит всё досконально и не получит результат.
За ужином Олег рассказывает нам смешные случаи, связанные с его нынешней профессией. Это похоже на тест интеллекта: никто, кроме кланеров, его термины и шутки не поймёт - слишком специфичны.
Что же касается Арсения... Держите его четверо, когда он начинает говорить! Мозг у него развит до умопомрачения: Арсений может писать на компе программу, одновременно подкалывая, веселя и выводя из себя половину рабочей группы. Причём программы ему поручают такие, которые даже от Нейроманта требуют полной концентрации и десятикратной проверки каждого действия! А Арсению хоть бы хны. На экране строчки кода так и мелькают, хотя его рот не закрывается ни на миг. Вот и во время еды он умудряется говорить без умолку, хотя ест за троих.
Антей веселится вполне искренне, слушая обоих, и демонстрирует отменный аппетит. Я просто поражаюсь: через день Трибунал, а он - будто отъедается напоследок!
Впрочем, кто бы говорил... Сам-то я насчёт покушать вкусно и много тоже не промах!..
Концовку ужина подпортил Калисто, который подошёл и подсел без приглашения.
Он экзекутор. Длинная грива белых волос. Большие глаза и громкий смех... Неудивительно, что Антей его на дух не переносит.
Правда, Калисто уверен в обратном: Антей ещё никогда и никому не показал свою неприязнь - разве что в шутку. Лично я плохо скрываю своё отношение к другим людям. Глядя, как Антей находит общий язык с любым человеком, могу только аплодировать и завидовать по-доброму.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62