- Я запишу об этом в журнале, - счастливо проговорил парнишка.
В конторской книге за пять центов с надписью "Популяции" левая рука
Тима сделала дополнительные записи. Он применял подходящие обозначения:
F1, F2, F3; Ss, Bl.
- Основные признаки заглавными буквами, - объяснил он, - B - черный,
S - короткая шерсть; рецессивные признаки маленькими буквами: s -
сиамская, l - длинная шерсть. Питер, как это прекрасно, снова написать ll
вместо ss. Больше в два раза. А другой котенок несет в себе окраску
сиамской породы в качестве рецессивного признака.
Он торжествующе закрыл книгу.
- А сейчас, - и он размеренным шагом пошел к закрытому предмету на
столе, - мой самый последний секрет.
Тим осторожно поднял ткань и показал красиво построенный кукольный
домик. Нет, модель дома - Уэллес быстро поправил себя. Прекрасная модель,
и - да, выстроена в масштабе.
- Крыша снимается. Смотри, есть большой склад и комната для игр или
для прислуги, или еще для чего-нибудь. Затем я поднимаю мансарду...
- Боже мой! - воскликнул Питер Уэллес. Любая девчушка отдала бы все
свое сердце за это!
- Для обоев я использовал оберточную бумагу с орнаментом. Коврики я
сплел на маленьком ручном ткацком станочке, - радовался Тимоти. - Мебель
прямо как настоящая, так ведь? Кое-что я купил, она из пластика. Некоторую
я сделал из строительного картона и прочего. Самым трудным были занавески:
ведь я не мог попросить бабулю пошить их...
- Почему не мог? - удалось произнести крайне удивленному доктору.
- Впоследствии она могла узнать об этом, - сказал Тим и поднял пол
верхнего этажа.
- Узнать об этом? Ты еще не показывал ей это? Тогда когда бы она
увидела это?
- Она могла бы и не увидеть, - допускал Тим. - Но мне придется
немного рискнуть.
- Это очень удобный для жилья план этажа, который ты использовал, -
сказал Уэллес, наклоняясь ниже, чтобы подробно рассмотреть домик.
- Да, и так думал. Это ужасно, как много планировок дома не оставляло
свободного места на стене для книг или картин. В некоторых из них двери
помещены так, что ты должен каждый раз обходить стол в столовой, когда
идешь из гостиной в кухню, или планировка такова, что целый угол комнаты
ни на что не годен, во всех углах двери. И сейчас я спроектировал этот дом
для...
- Ты спроектировал его, Тим!
- Ну конечно. О, понимаю - ты думал, что я построил его по купленным
светокопиям. Это моя первая модель дома, которую я построил, но курсы по
архитектуре дали мне так много замыслов, что мне захотелось посмотреть,
как это будет выглядеть. А сейчас подвал и комната для игр...

Уэллес пришел в себя час спустя, взглянув на часы, он открыл рот от
изумления.
- Слишком поздно. К тому же мой пациент уже ушел домой к этому
времени. Я могу с таким же успехом остаться - как насчет сортировки газет?
- Я отказался от этого. Бабуля обещала кормить кошек, как только я
отдам ей котенка. И мне нужно было время для этого. Вот фотографии дома.
Цветные отпечатки были очень хороши.
- Я отправляю их и статью в журналы, - сказал Тим. - На этот раз я -
Т.Л.Пол. Иногда бывало я делал вид, что все те разные люди, которыми я
являюсь, разговаривают вместе, но сейчас, вместо этого, я разговариваю с
тобой, Питер.
- Кошек не будет беспокоить, если я закурю? Спасибо. Надеюсь, что я,
вероятно, ничего не подожгу? Собери дом и дай мне здесь посидеть и
посмотреть на него. Мне хочется заглянуть в окна. Зажги маленькие
лампочки. Там.
Юный архитектор засиял и, щелкнув, зажег маленькие лампочки.
- Никто не может здесь ничего подсмотреть. Я поставил подъемные
жалюзи; а когда я работаю здесь, я иногда даже закрываю их.
- Если бы я не знал о тебе все, мне пришлось бы перебрать весь
алфавит от A до Z, - сказал Питер Уэллес. - Вот архитектура. Что еще на A?
- Астрономия. Я показывал тебе те статьи. Мои расчеты оказались
верными.
Астрофизика - получил "отлично" по этому курсу, но до сих пор не
сделал ничего незаурядного. Искусство - нет; я не могу очень хорошо писать
красками или рисовать, за исключением технического черчения. Я выполнил
всю работу в скаутской деятельности на значок "За заслуги" на всем
протяжении алфавита.
- Ни за что на свете не могу представить тебя бойскаутом, - возразил
Уэллес.
- Я очень хороший бойскаут. У меня почти столько же значков, сколько
у любого другого мальчишки моего возраста в отряде. А в лагере я работаю
так же, как большинство городских ребят.
- Оказываешь ты добрую услугу каждый день?
- Да, - ответил Тимоти. - Начал тогда, когда впервые прочитал об
организации бойскаутов - Я был бойскаутом в глубине души до того, как
достиг того возраста, чтобы быть членом младшей группы бойскаутов. Знаешь,
Питер, когда ты очень юн, ты все такое воспринимаешь серьезно, о хорошем
поступке каждый день, и о положительных привычках и мыслях, и обо всем
таком. А затем ты становишься старше, и это начинает тебе казаться смешным
и детским, и позерским, и надуманным, и ты улыбаешься с превосходством, и
отпускаешь шуточки. Но есть еще и третий этап, когда ты вновь
воспринимаешь все это серьезно. Люди, которые высмеивают скаутские
правила, причиняют мальчишкам много вреда, однако те, кто верит во все
такое, не знают, как сказать об этом, чтобы не показаться педантичными и
банальными. Вскоре я собираюсь написать статью об этом.
- Скаутские правила - это твоя религия, если можно мне так
выразиться?
- Нет, - ответил Тимоти. - Но "бойскаута уважают". Однажды я
попробовал изучать вероисповедания и узнал, что такое истина. Я написал
письма пасторам всех вероисповеданий - всем тем, кого нашел в телефонном
справочнике и в газете. Когда я проводил свои каникулы на Востоке, я узнал
имена и по возвращению написал им. Я не мог писать тем, кто жил здесь, в
этом же городе. Я написал, что хотел бы узнать, какое вероисповедание было
истинным, и я ждал, что они напишут мне и расскажут мне о своих
вероисповеданиях, и поспорят со мной, ты понимаешь. Я мог читать
библиотечные книги, и все, что им надо было сделать, это посоветовать
некоторые, как я сказал им, а потом немного написать мне о них.
- Они написали?
- Некоторые из них ответили, - сказал Тим, - но почти все они сказали
мне пойти к кому-нибудь рядом со мной. Несколько из них написали, что они
очень заняты. Некоторые дали мне названия нескольких книг, но никто из них
не попросил меня написать снова, а... а я был лишь маленьким мальчиком.
Всего девяти лет, так я и не мог ни с кем поговорить. Когда я думал над
этим, я понял, что не смог бы принять какое-либо вероисповедание, будучи в
таком юном возрасте, если только это не было вероисповедание моих бабули и
дедули. Я продолжаю ходить здесь в церковь - это хорошая церковь, она
много учит истине, я уверен. Я читаю все, что могу найти, поэтому, когда я
буду достаточно взрослым, я буду знать, что должен делать. Как вы
считаете, Питер, сколько лет мне должно быть?
- Университетский возраст, - ответил Уэллес. - Ты собираешься в
университет?
К тому времени любой из пасторов будет разговаривать с тобой, за
исключением тех, кто слишком занят!
- Действительно, это нравственная проблема. Имею ли я право ждать? Но
я должен ждать. Это как говорить неправду - я должен понемногу лгать, но я
ненавижу это. Если у меня есть нравственное обязательство принять истинное
вероисповедание, как только я определю его, ну и что же тогда? Я на могу
этого сделать до тех пор, пока мне не исполнится восемнадцать лет или
двадцать?
- Если ты не можешь, значит не можешь. Должен считать, что вопрос
решен. По закону ты несовершеннолетний, контролируемый своими бабушкой и
дедушкой, и, несмотря на то, что ты мог бы заявить о своем праве пойти
туда, куда ведет тебя твоя совесть, было бы не возможно оправдать и
объяснить твой выбор без того, чтобы полностью тебя не выдать - это совсем
как то, что ты должен ходить в школу, пока тебе не исполнится, по крайней
мере, восемнадцать, даже если ты знаешь больше большинства докторов
философии.
Это все часть игры, и тот, кто сотворил тебя, должен понимать это.
- Никогда я не скажу тебе неправду, - сказал Тим. - Я был так ужасно
одинок - мои друзья по письмам ничего не знали обо мне на самом деле. Я
сообщил им только то, что им надлежало знать. Малышам хорошо быть с
другими людьми, но когда ты подрастаешь, ты должен, по-настоящему иметь
друзей.
- Да, это часть становления взрослым. Ты должен понять других и
поделиться с ними мыслями. Ты, действительно, слишком долго был
предоставлен самому себе.
- Это было не то, чего мне хотелось. Ведь без настоящего друга это
был только обман и я никогда не мог позволить своим друзьям детства узнать
что-либо обо мне. Я изучал их и писал о них рассказы, и этого было
достаточно, но ведь это всего лишь крошечная частичка меня.
- Быть твоим другом, это такая честь для меня, Тим. Каждый нуждается
в друге. Я горжусь, что ты доверяешь мне.
Молча Тим минуту гладил кошку, затем взглянул с улыбкой.
- Как насчет того, чтобы послушать мою любимую шутку? - спросил он.
- Очень охотно, - ответил психиатр, напрягаясь почти при каждом
большом потрясении.
- Это записи. Я записал это с радиопрограммы.
Уэллес слушал. Он мало разбирался в музыке, но симфония, которую он
слушал, нравилась ему. Диктор очень хвалил ее в небольших вступлениях до и
после каждой части. Тимоти хихикал.
- Нравится?
- Очень. Я не вижу шутки.
- Я написал ее.
- Тим, это выше моего понимания! Но я все еще не понимаю шутки.
- Шутка в том, что я написал ее с помощью математики. Я вычислил, как
должны звучать радость, горе, надежда, торжество и все остальное, и - это
было как раз после того, как я изучил гармонию; ты ведь знаешь какая она
точная.
Потерявший дар речи Уэллес кивнул.
- Я разработал гармонию на основании разных метаболизмов - каким
образом вы действуете под влиянием этих эмоций; каким образом изменяется
скорость вашего обмена веществ, пульсация вашего сердца, дыхание и все
такое. Я отправил ее дирижеру одного оркестра, который не имел
представления о том, что это была шутка - конечно, я ничего не объяснил -
и сыграл музыкальное произведение. А я получил также приятный авторский
гонорар.
- Ты все же сведешь меня в могилу, - с глубокой искренностью произнес
Уэллес.
- Не говори мне больше ничего сегодня; я больше не в состоянии
воспринимать. Я иду домой. Может быть, к завтрашнему дню я и пойму шутку и
вернусь посмеяться. Тим, были ли у тебя когда-нибудь в чем-нибудь неудачи?
- Два шкафчика заполнены статьями и рассказами, которые не удалось
продать. Я страдаю из-за некоторых из них. Была сказка о шахматах. Видишь
ли, в игре "Сквозь зеркало", а это была не очень хорошая игра, трудно было
ясно понять связь сказки с ходами игры.
- Я вообще никогда не мог понять это.
- Я думал, что было бы забавно провести игру на первенство и написать
об этом фантазию, как если бы была война между двумя небольшими старыми
странами, в которой участвовали бы шахматные фигуры, кони, и пехотинцы.
Были бы укрепленные стены, ладьи, под охраной командиров, и епископы,
слоны, не могли сражаться так, как воины, и, конечно, королевы - это
женщины, их не убивают, не в сражении врукопашную, и... ну, понимаешь? Я
хотел разработать нападения и взятие в плен и сохранить людям жизнь.
Необычная война, как ты понимаешь, и сделать так, чтобы стратегия
игры и стратегия войны совпали, и чтобы все кончилось хорошо. И у меня
ушло так много времени на то, чтобы разработать это и записать. Чтобы
представить эту игру, как игру в шахматы, а затем преобразовать ее в
действия людей и их побуждения, и наделить их речью, которая бы
соответствовала разным типам людей. Я покажу это тебе. Мне понравилось
это. Но никто ведь не напечатает это. Шахматисты не любят выдумок, никто
не любит, кто занимается шахматами. У человека должен быть особый склад
ума, чтобы ему нравилось и то, и другое. И это было разочарованием. Я
надеялся, что эта сказка будет напечатана, потому что тому малому
количеству людей, которым нравятся вещи такого сорта, очень бы понравилась
эта сказка.
- Уверен, что мне понравится.
- Вот, если тебе нравятся такие вещи, так это то, чего ты всю свою
жизнь прождал напрасно. Никто другой этого не сделал, - Тим запнулся и
покраснел, как свекла. - Понятно, что имела в виду моя бабушка. Как только
начинаешь хвастаться, остановиться не можешь. Прости, Питер.
- Дай мне рассказ.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36