— Эти хмыри уже начали шмонать твой дом, когда я вошла, — сказала Борджиа. — Видать, дверь у тебя на соплях держится. Так что мне пришлось приспособить их для дела.
И они работали как миленькие! Сабу лежал на подстилке из свежего сена, Лаура весело гонялась по бассейну в гостиной за золотыми рыбками. Все везде блестело — ни соринки, ни пылинки. Снимаю шляпу перед столь достойной женщиной!
— Ну-ка, стройсь! — приказала она хулиганам.
Те выстроились перед ней — пристыженно потупив глаза.
— Теперь слушай сюда. У вас двоих ранние признаки эмболии. А у тебя, тебя и тебя — запущенный туберкулез. Не будете лечиться — протянете ноги. Все вы педерасты, и всем необходимо лечить геморрой. Завтра в полдень явитесь для полного медицинского осмотра. Ясно?
— Да, госпожа врачиха.
— Ну и хорошо. А теперь — марш отсюда!
Они без промедления убрались. Что за женщина! Кремень!
— Добрый вечер. Гинь, — сказала она на двадцатке. — Всем добрый вечер. А это что за штучка? Она не является членом нашей Команды. Вон! Гоните ее вон!
Но Фе способна постоять за себя. Она тут же выпалила с вызовом:
— Меня зовут Фе-Пять Театра Граумана. Я здесь живу, а больной — мой парень. Еще вопросы будут?
— Э-э, да она шпарит на двадцатке!
— И знает о существовании Команды. Та еще девица!
— Это в ней говорит кровь маори, — вставил М'банту. — Маори — талантливейший народ.
Тут Борджиа расплылась в улыбке, широкой как устье Миссисипи, кинулась к Фе и стала трясти ее руку, словно это была ручка насоса.
— Мне нравятся такие, как ты, Фе! — воскликнула она. — Приятно встретить человека с характером в век полной бесхребетности!.. А теперь давайте посмотрим, что с нашим пациентом. Гинь, нельзя ли найти комнату поспокойнее для осмотра? Здесь настоящий зоопарк. К тому же этот чертов питон так громко рыгает!
Мы прошли вместе с Вождем в кабинет, где Фе усадила его за мой рабочий стол. Остальные члены Команды занялись своими животными, а Эдисон
— входной дверью, которую он же и сломал.
— Рассказывай, Гинь, что произошло, — сказала Борджиа.
Пока она с озабоченным видом ходила вокруг Вождя, щупала его и осматривала, я вкратце поведал о случившемся.
— Так-так, налицо все признаки постэпилептического беспамятства: задержка речи, вялый негативизм, кататонический ступор. Не сердись, Фе, я постараюсь не злоупотреблять медицинским жаргоном. Понимаю, тебе кажется, что пулеметная очередь терминов разносит в клочья личность больного… Ладно, каким временем мы располагаем, чтобы поставить его на ноги?
— Пока мы отвлекли внимание большого начальства, но уже завтра по его душу явятся и журналисты, и руководство Лаборатории. Потребуют полный отчет. В эксперимент вбухали семьдесят миллионов и…
— Восемьдесят пять, — уточнила Фе. — И я слышу, какой переполох стоит в Лаборатории и в Объединенном Фонде. Все в жуткой панике и разыскивают Вождя. Если он не сумеет оправдаться, они готовы снять с него скальп!
— Они разнюхали, где он находится? Есть какие-то подозрения? — спросила Борджиа у Фе.
— Пока нет. Большинство полагает, что он просто перетрусил и удрал.
— Ясновидящая? — обратилась ко мне Борджиа, с весьма заинтересованным видом.
— Нет, прослушивает информацию с подчерепных жучков. Таким образом, ты видишь, дело серьезное. На карту поставлено слишком многое. Или мы быстренько приведем его в чувство — или его карьере конец.
— Ты-то с какой стати так суетишься? Я отчасти догадываюсь…
— Об этом позже, Лукреция. Не в присутствии его девушки.
— Я не его девушка, — сказала Фе. — Это он — мой парень.
Борджиа проигнорировала эту сложную семантику. Она опять занялась Секвойей, прощупывая бедолагу своими невидимыми токами.
— Любопытно. Крайне любопытно. Как он внешне похож на Линкольна! Замечаешь, Гинь? Мне всегда казалось, что подобный тип лица свидетельствует о внутренних патологиях. Полагаю, ты знаешь, что в молодости у Линкольна случился приступ падучей — сразу после кончины Энн Рутледж. И от последствий припадка он не оправился до самой смерти. Всю оставшуюся жизнь его преследовали маниакально-депрессивные состояния… Давайте попробуем самый быстрый и рациональный метод. Есть у вас письменные принадлежности? То есть бумага и ручка.
Фе протянула ей блокнот и шариковую ручку.
— Он правша?
— Да, — подтвердила Фе.
— Попробуем методику, которую Шарко показывал мне в своей клинике.
Борджиа вложила в правую руку Вождя ручку и подложила под нее блокнот.
— Иногда им отчаянно хочется общаться с другими людьми, и мы должны помочь им в этом.
Она наклонилась над Угадаем и заговорила на испангле. Я остановил ее.
— Борджиа, ему легче общаться на двадцатке.
— О, до такой степени образованный! Это вселяет большую надежду. — И она ласковым голосом обратилась к Вождю: — Здравствуйте, профессор Угадай. Я врач. Я хотела бы поговорить с вами о Лаборатории.
Ни один мускул не дрогнул на лице Секвойи. Он по-прежнему смотрел прямо перед собой — с отсутствующим видом. Но спустя секунду-другую его правая рука начертала несколько дрожащих букв:
привет
Фе тихонько вскрикнула. Борджиа жестом потребовала полной тишины.
— Профессор Угадай, — продолжала она, — здесь присутствуют только ваши друзья. Мы все крайне озабочены вашим состоянием. Хотите что-либо сказать нам?
Рука написала:
профессор угадай здесь присутствуют только ваши друзья мы все крайне озабочены вашим состоянием хотите что-либо сказать нам
— Хм, — произнесла Борджиа, задумчиво поджимая губы. — Вот, значит, как? М-да. Может, вы попробуете, Фе? Скажите что-нибудь личное, задушевное.
— Вождь, это Фе-нтифлюшка. Вы так и не выполнили своего обещания!
вождь это финтифлюшка вы так и не выполнили своего обещания
Борджиа вырвала исписанный лист из блокнота.
— Гинь, может, ты скажешь ему что-нибудь насчет недавнего несчастья?
— Привет, Ункас! Объединенный Фонд попытался продать мне этих бесшерстных крыс. Они утверждают, что это твой дух.
привет ункас объединенный фонд попытался продать мне этих бесшерстных крыс они утверждают что это твой дух
Борджиа огорченно покачала головой.
— Я надеялась, что благодаря этому приему мы сдвинемся с места, но мы, к сожалению, столкнулись с эхопатией.
— Это что за гадость?
— Гинь, такое случается порой — как дополнение к кататоническому синдрому. Больной повторяет слова собеседника — буквально или с небольшими изменениями.
— То есть попугайничает?
— Да, что-то вроде того. Впрочем, не будем отчаиваться. Я попробую другую уловку Шарко. Пути к человеческой душе могут быть невероятно извилистыми и неожиданными.
Лукреция забрала ручку из правой руки Секвойи и вложила се в его левую руку. Снова подложив под ручку блокнот, она сказала:
— Здравствуйте, профессор Угадай. Я врач и хотела бы побеседовать с вами. У вас есть свои соображения касательно того, что произошло с вашими крионавтами?
Секвойя по-прежнему смотрел в пространство стеклянными глазами. Но его левая рука дрогнула, и он написал каракулями справа налево две строки. Перед нами был текст, как бы отраженный в зеркале.
— Зеркало, Фе! — приказал я.
— Не нужно, — сказала Борджиа. — Я могу читать и справа налево. Он написал: «В онтогенезе повторяется филогенез, но…»
— «Но» — что?
— Тут его рука остановилась. «В онтогенезе повторяется филогенез, но…» Но — что, профессор Угадай? Что вы хотели сказать?
Никакой реакции.
— Опять сорвалось?
— Получилось, болван! Мы обнаружили, что в глубинах его мозга продолжается нормальная работа. Именно в самых отдаленных глубинах. Там он прекрасно осознает все, что происходит в окружающем мире. Теперь надо лишь удалить созданный шоком почти непроницаемый кокон, в который сейчас заключена его личность.
— И вы знаете способ?
— Клин клином вышибают. Нужен новый шок. Но чтобы это сработало, нужно торопиться.
— Время нас и без того поджимает. Вот только бы не напортачить в спешке!
— Недавно создан новый транквилизатор, полипептидный дериват норадреналина.
— Ни слова не понял.
— Ты представляешь, как действуют транквилизаторы? Они затрудняют взаимодействие между ядрами центральной нервной системы, глиальными клетками и нейронами. Они замедляют передачу нервных импульсов от клетки к клетке — и тем самым замедляют функционирование всех органов. Улавливаешь?
— Пока улавливаю.
— Так вот, дериват норадреналина эти связи не замедляет, а парализует совершенно. По своему действию он близок к нервно-паралитическому газу. Межклеточное взаимодействие прекращается. Фактически это почти смерть. Не исключена возможность того, что мы попросту убьем его.
— Почему же? Никогда не слышал, чтобы транквилизаторы убивали!
— Постарайся вникнуть в суть действия этого препарата, Гинь. Межклеточные связи прекращаются. Каждая клетка остается сама по себе. Изолированные острова — вместо единого целого. Если связи восстановятся, профессор придет в себя — слегка ошалевший, но исцеленный. Новый шок выведет его из состояния абсанса, которым он отгородился от осознания фантастического исхода эксперимента. Если же связи не восстановятся, он умрет.
— Какие шансы выявить?
— Опыты показывают — примерно пятьдесят на пятьдесят.
— Как говорят русские: или пан, или пропал. Придется рискнуть.
— Нет! — вскрикнула Фе. — Не надо, Гинь, прошу тебя!
— Но сейчас он все равно что мертвый. Практически, живой труп.
— Ведь он может со временем выздороветь — правда, доктор?
— О да! — кивнула Борджиа. — Но процесс выздоровления может затянуться лет на пять — если не применять шокового метода лечения. Должна сказать, что такого глубокого кататонического состояния, как у вашего друга, я еще никогда не наблюдала. И если с ним случится новый эпилептический припадок до начала полного выздоровления, его уход в себя еще больше углубится, а шансы на самоизлечение снизятся.
— Но…
— Поскольку это ваш близкий друг, я обязана предупредить вас: если он придет в себя самостоятельно, у него будет, скорее всего, полная потеря памяти. Кататония, как правило, приводит к амнезии.
— Он забудет — все?
— Все.
— В том числе и все, связанное с его работой?
— Да.
— И меня забудет?
— Да.
Фе побледнела. Мы ждали ее решения. Наконец она сказала:
— Ладно, я согласна.
— Тогда давайте обговорим детали, — твердым голосом сказала Борджиа.
— Необходимо, чтобы после контршока он очнулся в знакомой обстановке. Есть у него какой-то свой угол?
— Мы не сможем проникнуть в его жилище. Дом сторожат три волка.
— Так. О возвращении в Лабораторию не может быть и речи. Другие предложения?
— Он преподает в университете Юнион Карбайд, — подсказала Фе.
— У него там свой кабинет?
— Да, но когда он там, то большую часть времени он пользуется тамошним экстрокомпьютером.
— Что это за штука?
Фе оглянулась на меня за поддержкой.
— Видишь ли, Лукреция, у университета имеется сверхкомпьютер с совершенно бездонной памятью, — пояснил я. — Когда-то такие компьютеры называли стретчами. Теперь их называют экстро-К. Словом, в этом компьютерище содержатся все данные обо всем — с начала времен. И еще остается бездна свободного места в памяти для новой информации.
— Прекрасно. Мы перенесем профессора в здание, где находится этот чудо-компьютер. — Она достала книжечку из своей медицинской сумки и быстро написала что-то на листе бумаги. — М'банту! Вот тебе рецепт, беги в отделение фирмы «Апджон», получи ампулу с лекарством и принеси в компьютерный центр Юнион Карбайда. Одна нога здесь, другая там. Смотри, не попадись в лапы к грабителям. Эта ампула стоит целое состояние.
— Я суну ее внутрь моей полой трости.
Борджиа ласково потрепала его по плечу.
— Проходимец ты мой черномазенький! Скажи в «Апджоне», чтобы выписали счет на мое имя.
— Прости за нескромный вопрос, Борджиа, но как тебя нынче зовут?
— Тьфу ты! Как же меня нынче зовут? Ах да, Чиполла. Профессор Рената Чиполла. Давай, мой мальчик, поспешай!
— Рената Л ук ов иц а ! — озадаченно воскликнул я, переведя услышанную фамилию на английский.
— А почему бы и нет? Имеешь что-нибудь против итальянцев?
— Скорее, против лука.
— Эй, Эдисон, ты еще не починил дверь? Ладно, оставь. Организуй мне стерилизатор. И кислородную маску. Пойдешь со мной. И прихвати свои инструменты.
— Стерилизатор? — перепуганно прошептала Фе. — И кислородная маска?
— Возможно, придется вскрывать грудную клетку и делать прямой массаж сердца. Немо! Немо!
Капитан не отзывался. Борджиа направилась в гостиную, где Немо весело плескался в бассейне со своей любимицей Лаурой. Ни одной золотой рыбки не осталось. Уверен, что и Немо проглотил несколько золотых рыбок — за компанию, из вежливости. Ох уж эти мне океанолюбы!
Борджиа замолотила кулаком по плексигласу, пока не привлекла внимание капитана. Он высунул голову из воды.
— Мы уходим, — сказала Лукреция. — Вылезай и охраняй дом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38