Но все же я волнуюсь, — однако он вряд ли мог сказать ей, из-за чего именно. — Может послать за ним одного из слуг?
Она улыбнулась.
— Ты же знаешь, что Эндрю на это скажет, — она поднялась с кресла, собрала свою работу. — Я иду наверх. У меня там есть кое-какие дела. А затем я спущусь опять. Можешь спать в своем кресле, если захочешь, но не волнуйся. Эндрю скоро будет дома. Ты должен больше доверять своему сыну.
Она подошла и поцеловала его. Он обнял ее в ответ и проводил обожающим взглядом. Все также грациозна, все также полна энергии, все также красива, сказал он себе. Последняя четверть века обошлась с ней благосклонно, годы только лишь подчеркнули ее исключительную красоту, в то время, как он из симпатичного мужчины превратился просто в старика.
Он еще раз взглянул на часы. Мерита не могла знать, что на этот раз он беспокоился вовсе не о безопасности своего сына. В этой части страны на больших дорогах разбойников не было. Глубоко в лесах еще прятались остатки хау-хау, имевшие статус бандитов. Даже маори старались их избегать.
Нет, он волновался, потому что чем дольше задержится Эндрю в компании Валери, тем дольше Халифакс и его люди должны будут откладывать выполнение их работы и тем меньше останется времени на то, чтобы доехать до Тауранга. А ведь поспеть надо было до утра.
Ему показалось, что он услышал стук чугунного дверного молотка у входа. Странно, подумал он. Эндрю стучать не будет, а для дружеского визита уже поздновато. Холл наполнился каким-то шумом. Он понадеялся, что это все-таки не Халифакс. Вероятно, еще что-то неожиданное.
Он поднялся со своего кресла, и в это время дверь в комнату отворилась. На пороге стоял дворецкий, виноватый и расстроенный, а позади него ждал хорошо одетый джентльмен.
— Я очень извиняюсь, сэр. Я пытался ему сказать, что сейчас не время для визитов посторонних, но…
Человек выступил вперед, но лицо его частично оставалось в тени.
— Я не какой-нибудь посторонний.
Коффин, нахмурившись, разглядывал незваного гостя. Посетителю было около пятидесяти, он был высок ростом и состоятелен, если судить по его осанке и покрою одежды.
— Предмет, приведший вас сюда в столь поздний час, — сухо сказал он, — должно быть очень важен.
— Очень важен, точно.
Что за грубый тон! Коффин безуспешно пытался понять, в чем дело. Видно, какой-нибудь назойливый тип с Южного острова, впрочем это еще не известно. Он вспомнил, что они были не одни, и обратился к дворецкому.
— Все хорошо, Эдвард. Ты можешь идти.
— Слушаюсь, сэр, — дворецкий глянул на посетителя с нескрываемой неприязнью.
— Тот, кто врывается в дом другого человека посреди ночи, должен иметь для этого очень веские причины, — посетитель улыбнулся и вручил дворецкому свою шляпу и шарф. Тот принял их без особого почтения и молча закрыл за собой дверь.
— Ну что ж, проходите, сэр, — сказал Коффин снисходительно. — Что привело вас сюда? У вас вид туриста, приехавшего посмотреть террасы, но судя по вашему поведению, вы не один из них.
— Я не турист, — человек все еще усмехался без видимой причины. — Вы не узнаете меня, не так ли? Ну что ж, я полагаю, это не удивительно. Глупо было бы ожидать обратного.
Посетитель Коффина был все так же резок. Что бы это значило? Коффин был не большой любитель головоломок и особенно посреди ночи в своем собственном доме.
— Боюсь, что вы правы. Я действительно вас не знаю.
— Я догадываюсь, — он оглядел гостиную, изучая ее обстановку. — Вы многое здесь изменили.
— Изменил? Я думаю, вам лучше объясниться, сэр. Вы испытываете мое терпение.
Парень ведет себя так, будто это его дом, подумал Коффин.
Либо он чрезвычайно уверен в том, о чем пришел сказать, либо у него напрочь отсутствует совесть.
— Да, много времени прошло. Мне стало труднее бывать здесь с тех пор, как вы стали проводить так много времени в этом времени. Приходится устраивать свидания в других местах.
На этот раз Коффин действительно насторожился, хотя на его позе или голосе это не отразилось. Явно этот человек зашел сюда не случайно. Это подтверждалось не только его словами, но и его поведением. Но в таком случае, кто же это такой? Теперь Коффин заволновался. В ящике журнального столика лежало два заряженных пистолета. Стоит сделать два шага, и он будет на мушке.
— Что за бред вы несете, приятель?
— Бред? — улыбка исчезла. — Я знаю этот дом не хуже тебя, Роберт Коффин.
— Если вы сбежавший из лечебницы маньяк, сэр, то являетесь наиболее шикарным маньяком из тех, что я когда-либо встречал. Кто вы? Что вам от меня надо?
— То, что мне от тебя надо, Коффин, я имею уже многие годы, только ты об этом не подозреваешь.
— Откуда вы знаете мой дом, и что это в нем изменилось?
— Со временем я об этом расскажу. Но сперва имя. Ты узнаешь его легче, чем меня. Имя это Киннегад. Коффин прищурился.
— Что? Что ты сказал?
— Киннегад. Я уверен, что ты его не забыл. В наступившей тишине было слышно лишь потрескивание огня. Коффин в упор смотрел на посетителя, медленно качая головой.
— Это безумие, — пробормотал он.
— Безумие? Если кто-нибудь и двинется рассудком сегодня ночью, то уж конечно не я, отец.
— Я думал, что ты умер, — голос Коффина упал до нервного шепота.
— Вполне мог бы, благодаря твоим заботам. На этот раз содрогнулась не земля, а сам Коффин. Он нащупал кресло позади себя, тяжело опустился в него, неотрывно глядя на своего неумолимого визитера.
— Я… я никогда бы не узнал тебя.
Пистолеты в ящике стола, хитроумные планы на этот вечер — все теперь забылось.
Флинн Киннегад засмеялся, и смех его был похож на трение о дерево наждачной бумаги.
— Куда тебе! Ты ведь ни о чем не беспокоился, кроме самого себя, — он развел руки, ловко повернувшись на месте. — Как видишь, отец, мы оба преуспели, хотя тебе, конечно, все равно.
Коффин ничего не сказал.
— В сущности, — продолжал Киннегад, — у меня сейчас дела идут лучше, чем у тебя. Ведь у «Дома Коффина» недавно появились какие-то проблемы, не так ли? Бизнес здесь трудная вещь, приходится вступать в неожиданную и неразумную конкуренцию.
Поскольку Коффин все так же молчал, Киннегад стал разглядывать портрет Мериты; который стоял на полке.
— Ведь есть проблемы, отец? Должен заметить, что я несу ответственность за большинство из них.
Эти слова в конце концов спровоцировали ответ.
— Ты? Каким образом?
— Потому что я — «Редлайн», отец. Тот самый неизвестный конкурент, которого больше интересует раздел рынка, чем выгода. Это я. И дюжина других компаний тоже. Я долго и тяжело трудился для того, чтобы сделать твое положение настолько трудным, насколько это только возможно. Но это все ничто по сравнению с теми неприятностями, которые я собираюсь причинить тебе чуть погодя.
Двадцать пять лет я ждал этого дня, готовил его, таился, стараясь не сталкиваться с тобой напрямую. Ты знаешь, ведь это не просто двадцать пять лет ждать момента истины. Заметь, как хорошо я сумел скрыться за всеми этими соединенными между собой корпорациями. Сомневаюсь, что хотя бы половина из моих подчиненных знает, кто их настоящий босс. Много времени заняло размещение стоящих доверия людей на нужных местах, и не только внутри моего концерна, но так же и внутри твоего. О да, именно я причина твоих многочисленных маленьких неприятностей, приключившихся за последние годы. К сожалению, я не мог прибавить тебе седых волос, они у тебя и так уже все седые.
Коффин яростно вспоминал. Неожиданный провал торгового предприятия в Мельбурне, потеря его незаменимого человека «номер три» в Шотландии, банкротство лесопильной компании в Крайстчерч: все эти катастрофы, которым трудно было найти разумное объяснение. Он упомянул о них своему нежданному посетителю, и каждый раз тот удовлетворенно кивал.
— Да, это все был я. В каждой из них. За исключением потонувшего без моей помощи почтово-пассажирского судна «Виктория». Тут я не при чем, хотя думаю, что сама природа взялась тогда мне помочь.
— Помочь в чем? — осторожно спросил Коффин.
— Как в чем? В моей работе, которая сводилась к тому, чтобы сделать тебя ничем. Разорить тебя. Свести тебя до уровня нищеты, в которой жил я, когда ты бросил мою мать, мою сестру и меня самого.
— Я никого не бросал! — впервые с тех пор, как Коффин узнал, кто такой его посетитель, он заговорил резко. Он почувствовал, что возвращается памятью назад, назад через прожитые годы, чтобы убедиться, что он сделал тоща все правильно.
— Мы… спорили. Твоя мать была очень упрямой и несговорчивой женщиной.
— О да, она была такой.
— Это она порвала со мной. А не я. Я никогда этого не хотел.
— Конечно, не хотел, — усмехнулся Флинн. — Ты хотел иметь ее на стороне, живя в то же время как состоятельный женатый джентльмен со своей обожаемой английской леди. В провинции любовница, в столице жена. Этого ты всегда хотел, не так ли? — он сплюнул на дорогой ковер. — Знаешь, я рад, что ты не дал мне своего имени.
Внезапно почувствовав тяжесть своих лет, Коффин откинулся на спинку кресла. Он оказался не в состоянии встретить взгляд человека, который называл себя его сыном.
— Как умерла Мэри? Твоя мать.
— Ах, да, верно. Иногда я забываю, что ты ничего об этом не слышал. Сифилис.
— Боже, — Коффин зажмурился. — Когда она сбежала из пылающей Корорареки, я потерял ее след.
— Да, я уверен, что ты измучил себя попытками найти ее и извиниться.
Глаза Коффина внезапно раскрылись. Он схватил подлокотники кресла обоими руками.
— Слушай меня, Флинн. Это твоя мать была инициатором нашего разрыва. Это она уплыла, не сказав ни слова. Она ясно дала мне понять, что не хочет больше иметь со мной никаких отношений, и я… я был в те дни достаточно туполобым, чтобы принять ее слова за чистую монету. После Корорареки я пытался найти ее, но тогда найти кого-то в этой стране было очень не простым делом. Беженцы из Корорареки рассыпались во всех направлениях.
— Но в этой стране в то время не было и такого количества жителей. Если бы ты действительно хотел, ты бы нашел нас.
— Ты не понимаешь! — Коффин раздраженно поднялся. — Она не хотела, чтобы я находил ее! Ради чего мне было разбиваться в лепешку? Для того чтобы найти человека, который мне ясно дал понять, что не хочет меня больше видеть?
— Я не верю в это. Я не могу в это поверить. Это просто история, которую ты выдумал, для того, чтобы снять с себя вину. Даже если это правда, то как же тогда насчет нас? Сэлли и меня? Мы же не порывали с тобой отношений. Скажи, ты хоть когда-нибудь думал о нас, отец? О том, что может с нами происходить? Мама нас очень любила, но она никогда не могла нас обеспечить, упокой Господь ее бедную, скорбную душу. Думал ли ты о положении своих детей?
— Что же я мог сделать? — серьезно сказал Коффин. — Даже если бы я нашел вас, что я мог сделать? Украсть вас у вашей матери? Это было бы во много раз хуже.
— Для кого хуже? — горько спросил Флинн. — Для нас или для тебя?
Коффин поглядел в огонь.
— Я не собираюсь брать на себя всю вину за то, что произошло столько лет назад. Это было решение Мэри, черт возьми! И я не хочу из-за него страдать.
— О! Но тебе придется. Завтра я отдаю приказ моим банкирам начать сложную серию продаж и приобретений. Я планировал их все последние десять лет. Когда все будет сделано, «Дом Коффина» станет не более, чем воспоминанием, сноской в экономической истории этой страны. И ты, отец, станешь тогда таким же раздавленным и обездоленным, какими были мы, когда мать умерла в нашей грязной маленькой лачуге. Другие, разумеется, тоже пострадают. Это печально, но неизбежно. В финансовой панике невозможно выделить и уничтожить какую-то одну конкретную компанию.
Долгие время Коффин хранил молчание. Затем наконец он повернулся от огня, и голос его прозвучал как обычно.
— Ты действительно собираешься это сделать? Разрушить всю страну только для того, чтобы добраться до меня? Киннегад был непреклонен.
— Я разрушу весь мир, если потребуется. У маори есть для этого слово, отец. Уту. Месть. Ты должен это понять. Коффин печально покачал головой.
— Сколько напрасно потраченных лет! Сколько ненависти скопилось в тебе! Какая жалость!
— Вовсе нет, если есть для чего жить, отец. Для чего-то очень значительного.
— Твоя мать не одобрила бы этого. Она была совсем не такой.
— Почему ты так думаешь? Она ненавидела тебя до самого последнего дня. О нет, она не говорила об этом, но это лишь свидетельствовало о глубине ее ненависти.
— Это не важно. Все это не важно. Ты переоцениваешь свои силы. «Дом Коффина» слишком значителен в финансовом отношении, слишком стабилен, чтобы потерпеть урон от того, что ты в состоянии сделать.
— Ты так думаешь? Ну что ж, посмотрим.
—»Дом Коффина» можно пошатнуть, но упасть он не упадет. Я слишком надежно построил эту компанию.
— Может быть, но для чего были все эти старания? Чтобы другой твой ублюдок мог что-нибудь унаследовать? Голос Коффина опасно понизился.
— Не впутывай сюда Эндрю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88
Она улыбнулась.
— Ты же знаешь, что Эндрю на это скажет, — она поднялась с кресла, собрала свою работу. — Я иду наверх. У меня там есть кое-какие дела. А затем я спущусь опять. Можешь спать в своем кресле, если захочешь, но не волнуйся. Эндрю скоро будет дома. Ты должен больше доверять своему сыну.
Она подошла и поцеловала его. Он обнял ее в ответ и проводил обожающим взглядом. Все также грациозна, все также полна энергии, все также красива, сказал он себе. Последняя четверть века обошлась с ней благосклонно, годы только лишь подчеркнули ее исключительную красоту, в то время, как он из симпатичного мужчины превратился просто в старика.
Он еще раз взглянул на часы. Мерита не могла знать, что на этот раз он беспокоился вовсе не о безопасности своего сына. В этой части страны на больших дорогах разбойников не было. Глубоко в лесах еще прятались остатки хау-хау, имевшие статус бандитов. Даже маори старались их избегать.
Нет, он волновался, потому что чем дольше задержится Эндрю в компании Валери, тем дольше Халифакс и его люди должны будут откладывать выполнение их работы и тем меньше останется времени на то, чтобы доехать до Тауранга. А ведь поспеть надо было до утра.
Ему показалось, что он услышал стук чугунного дверного молотка у входа. Странно, подумал он. Эндрю стучать не будет, а для дружеского визита уже поздновато. Холл наполнился каким-то шумом. Он понадеялся, что это все-таки не Халифакс. Вероятно, еще что-то неожиданное.
Он поднялся со своего кресла, и в это время дверь в комнату отворилась. На пороге стоял дворецкий, виноватый и расстроенный, а позади него ждал хорошо одетый джентльмен.
— Я очень извиняюсь, сэр. Я пытался ему сказать, что сейчас не время для визитов посторонних, но…
Человек выступил вперед, но лицо его частично оставалось в тени.
— Я не какой-нибудь посторонний.
Коффин, нахмурившись, разглядывал незваного гостя. Посетителю было около пятидесяти, он был высок ростом и состоятелен, если судить по его осанке и покрою одежды.
— Предмет, приведший вас сюда в столь поздний час, — сухо сказал он, — должно быть очень важен.
— Очень важен, точно.
Что за грубый тон! Коффин безуспешно пытался понять, в чем дело. Видно, какой-нибудь назойливый тип с Южного острова, впрочем это еще не известно. Он вспомнил, что они были не одни, и обратился к дворецкому.
— Все хорошо, Эдвард. Ты можешь идти.
— Слушаюсь, сэр, — дворецкий глянул на посетителя с нескрываемой неприязнью.
— Тот, кто врывается в дом другого человека посреди ночи, должен иметь для этого очень веские причины, — посетитель улыбнулся и вручил дворецкому свою шляпу и шарф. Тот принял их без особого почтения и молча закрыл за собой дверь.
— Ну что ж, проходите, сэр, — сказал Коффин снисходительно. — Что привело вас сюда? У вас вид туриста, приехавшего посмотреть террасы, но судя по вашему поведению, вы не один из них.
— Я не турист, — человек все еще усмехался без видимой причины. — Вы не узнаете меня, не так ли? Ну что ж, я полагаю, это не удивительно. Глупо было бы ожидать обратного.
Посетитель Коффина был все так же резок. Что бы это значило? Коффин был не большой любитель головоломок и особенно посреди ночи в своем собственном доме.
— Боюсь, что вы правы. Я действительно вас не знаю.
— Я догадываюсь, — он оглядел гостиную, изучая ее обстановку. — Вы многое здесь изменили.
— Изменил? Я думаю, вам лучше объясниться, сэр. Вы испытываете мое терпение.
Парень ведет себя так, будто это его дом, подумал Коффин.
Либо он чрезвычайно уверен в том, о чем пришел сказать, либо у него напрочь отсутствует совесть.
— Да, много времени прошло. Мне стало труднее бывать здесь с тех пор, как вы стали проводить так много времени в этом времени. Приходится устраивать свидания в других местах.
На этот раз Коффин действительно насторожился, хотя на его позе или голосе это не отразилось. Явно этот человек зашел сюда не случайно. Это подтверждалось не только его словами, но и его поведением. Но в таком случае, кто же это такой? Теперь Коффин заволновался. В ящике журнального столика лежало два заряженных пистолета. Стоит сделать два шага, и он будет на мушке.
— Что за бред вы несете, приятель?
— Бред? — улыбка исчезла. — Я знаю этот дом не хуже тебя, Роберт Коффин.
— Если вы сбежавший из лечебницы маньяк, сэр, то являетесь наиболее шикарным маньяком из тех, что я когда-либо встречал. Кто вы? Что вам от меня надо?
— То, что мне от тебя надо, Коффин, я имею уже многие годы, только ты об этом не подозреваешь.
— Откуда вы знаете мой дом, и что это в нем изменилось?
— Со временем я об этом расскажу. Но сперва имя. Ты узнаешь его легче, чем меня. Имя это Киннегад. Коффин прищурился.
— Что? Что ты сказал?
— Киннегад. Я уверен, что ты его не забыл. В наступившей тишине было слышно лишь потрескивание огня. Коффин в упор смотрел на посетителя, медленно качая головой.
— Это безумие, — пробормотал он.
— Безумие? Если кто-нибудь и двинется рассудком сегодня ночью, то уж конечно не я, отец.
— Я думал, что ты умер, — голос Коффина упал до нервного шепота.
— Вполне мог бы, благодаря твоим заботам. На этот раз содрогнулась не земля, а сам Коффин. Он нащупал кресло позади себя, тяжело опустился в него, неотрывно глядя на своего неумолимого визитера.
— Я… я никогда бы не узнал тебя.
Пистолеты в ящике стола, хитроумные планы на этот вечер — все теперь забылось.
Флинн Киннегад засмеялся, и смех его был похож на трение о дерево наждачной бумаги.
— Куда тебе! Ты ведь ни о чем не беспокоился, кроме самого себя, — он развел руки, ловко повернувшись на месте. — Как видишь, отец, мы оба преуспели, хотя тебе, конечно, все равно.
Коффин ничего не сказал.
— В сущности, — продолжал Киннегад, — у меня сейчас дела идут лучше, чем у тебя. Ведь у «Дома Коффина» недавно появились какие-то проблемы, не так ли? Бизнес здесь трудная вещь, приходится вступать в неожиданную и неразумную конкуренцию.
Поскольку Коффин все так же молчал, Киннегад стал разглядывать портрет Мериты; который стоял на полке.
— Ведь есть проблемы, отец? Должен заметить, что я несу ответственность за большинство из них.
Эти слова в конце концов спровоцировали ответ.
— Ты? Каким образом?
— Потому что я — «Редлайн», отец. Тот самый неизвестный конкурент, которого больше интересует раздел рынка, чем выгода. Это я. И дюжина других компаний тоже. Я долго и тяжело трудился для того, чтобы сделать твое положение настолько трудным, насколько это только возможно. Но это все ничто по сравнению с теми неприятностями, которые я собираюсь причинить тебе чуть погодя.
Двадцать пять лет я ждал этого дня, готовил его, таился, стараясь не сталкиваться с тобой напрямую. Ты знаешь, ведь это не просто двадцать пять лет ждать момента истины. Заметь, как хорошо я сумел скрыться за всеми этими соединенными между собой корпорациями. Сомневаюсь, что хотя бы половина из моих подчиненных знает, кто их настоящий босс. Много времени заняло размещение стоящих доверия людей на нужных местах, и не только внутри моего концерна, но так же и внутри твоего. О да, именно я причина твоих многочисленных маленьких неприятностей, приключившихся за последние годы. К сожалению, я не мог прибавить тебе седых волос, они у тебя и так уже все седые.
Коффин яростно вспоминал. Неожиданный провал торгового предприятия в Мельбурне, потеря его незаменимого человека «номер три» в Шотландии, банкротство лесопильной компании в Крайстчерч: все эти катастрофы, которым трудно было найти разумное объяснение. Он упомянул о них своему нежданному посетителю, и каждый раз тот удовлетворенно кивал.
— Да, это все был я. В каждой из них. За исключением потонувшего без моей помощи почтово-пассажирского судна «Виктория». Тут я не при чем, хотя думаю, что сама природа взялась тогда мне помочь.
— Помочь в чем? — осторожно спросил Коффин.
— Как в чем? В моей работе, которая сводилась к тому, чтобы сделать тебя ничем. Разорить тебя. Свести тебя до уровня нищеты, в которой жил я, когда ты бросил мою мать, мою сестру и меня самого.
— Я никого не бросал! — впервые с тех пор, как Коффин узнал, кто такой его посетитель, он заговорил резко. Он почувствовал, что возвращается памятью назад, назад через прожитые годы, чтобы убедиться, что он сделал тоща все правильно.
— Мы… спорили. Твоя мать была очень упрямой и несговорчивой женщиной.
— О да, она была такой.
— Это она порвала со мной. А не я. Я никогда этого не хотел.
— Конечно, не хотел, — усмехнулся Флинн. — Ты хотел иметь ее на стороне, живя в то же время как состоятельный женатый джентльмен со своей обожаемой английской леди. В провинции любовница, в столице жена. Этого ты всегда хотел, не так ли? — он сплюнул на дорогой ковер. — Знаешь, я рад, что ты не дал мне своего имени.
Внезапно почувствовав тяжесть своих лет, Коффин откинулся на спинку кресла. Он оказался не в состоянии встретить взгляд человека, который называл себя его сыном.
— Как умерла Мэри? Твоя мать.
— Ах, да, верно. Иногда я забываю, что ты ничего об этом не слышал. Сифилис.
— Боже, — Коффин зажмурился. — Когда она сбежала из пылающей Корорареки, я потерял ее след.
— Да, я уверен, что ты измучил себя попытками найти ее и извиниться.
Глаза Коффина внезапно раскрылись. Он схватил подлокотники кресла обоими руками.
— Слушай меня, Флинн. Это твоя мать была инициатором нашего разрыва. Это она уплыла, не сказав ни слова. Она ясно дала мне понять, что не хочет больше иметь со мной никаких отношений, и я… я был в те дни достаточно туполобым, чтобы принять ее слова за чистую монету. После Корорареки я пытался найти ее, но тогда найти кого-то в этой стране было очень не простым делом. Беженцы из Корорареки рассыпались во всех направлениях.
— Но в этой стране в то время не было и такого количества жителей. Если бы ты действительно хотел, ты бы нашел нас.
— Ты не понимаешь! — Коффин раздраженно поднялся. — Она не хотела, чтобы я находил ее! Ради чего мне было разбиваться в лепешку? Для того чтобы найти человека, который мне ясно дал понять, что не хочет меня больше видеть?
— Я не верю в это. Я не могу в это поверить. Это просто история, которую ты выдумал, для того, чтобы снять с себя вину. Даже если это правда, то как же тогда насчет нас? Сэлли и меня? Мы же не порывали с тобой отношений. Скажи, ты хоть когда-нибудь думал о нас, отец? О том, что может с нами происходить? Мама нас очень любила, но она никогда не могла нас обеспечить, упокой Господь ее бедную, скорбную душу. Думал ли ты о положении своих детей?
— Что же я мог сделать? — серьезно сказал Коффин. — Даже если бы я нашел вас, что я мог сделать? Украсть вас у вашей матери? Это было бы во много раз хуже.
— Для кого хуже? — горько спросил Флинн. — Для нас или для тебя?
Коффин поглядел в огонь.
— Я не собираюсь брать на себя всю вину за то, что произошло столько лет назад. Это было решение Мэри, черт возьми! И я не хочу из-за него страдать.
— О! Но тебе придется. Завтра я отдаю приказ моим банкирам начать сложную серию продаж и приобретений. Я планировал их все последние десять лет. Когда все будет сделано, «Дом Коффина» станет не более, чем воспоминанием, сноской в экономической истории этой страны. И ты, отец, станешь тогда таким же раздавленным и обездоленным, какими были мы, когда мать умерла в нашей грязной маленькой лачуге. Другие, разумеется, тоже пострадают. Это печально, но неизбежно. В финансовой панике невозможно выделить и уничтожить какую-то одну конкретную компанию.
Долгие время Коффин хранил молчание. Затем наконец он повернулся от огня, и голос его прозвучал как обычно.
— Ты действительно собираешься это сделать? Разрушить всю страну только для того, чтобы добраться до меня? Киннегад был непреклонен.
— Я разрушу весь мир, если потребуется. У маори есть для этого слово, отец. Уту. Месть. Ты должен это понять. Коффин печально покачал головой.
— Сколько напрасно потраченных лет! Сколько ненависти скопилось в тебе! Какая жалость!
— Вовсе нет, если есть для чего жить, отец. Для чего-то очень значительного.
— Твоя мать не одобрила бы этого. Она была совсем не такой.
— Почему ты так думаешь? Она ненавидела тебя до самого последнего дня. О нет, она не говорила об этом, но это лишь свидетельствовало о глубине ее ненависти.
— Это не важно. Все это не важно. Ты переоцениваешь свои силы. «Дом Коффина» слишком значителен в финансовом отношении, слишком стабилен, чтобы потерпеть урон от того, что ты в состоянии сделать.
— Ты так думаешь? Ну что ж, посмотрим.
—»Дом Коффина» можно пошатнуть, но упасть он не упадет. Я слишком надежно построил эту компанию.
— Может быть, но для чего были все эти старания? Чтобы другой твой ублюдок мог что-нибудь унаследовать? Голос Коффина опасно понизился.
— Не впутывай сюда Эндрю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88