Мальчик пастух, в длинной, красной рубахе, сидел на камне, подперев
подбородок, и тоже лениво глядел на проходивших. Опустились на луг желтые
птицы и распушились, отряхиваясь под радужным фонтаном воды. Вдали бродил
на длинных ногах ярко зеленый журавль-меланхолик.
Подошли к роще. Пышные, плакучие деревья были лазурно-голубые.
Смолистая, небесная листва шелестела мягко, шумели повисшие ветви. Сквозь
пятнистые стволы играла вдали сияющая вода озера. Пряный, сладкий зной в
этой голубой чаще кружил голову.
Рощу пересекало много тропинок, посыпанных оранжевым песком. На
скрещении их, на круглых полянах, стояли старые, иные поломанные, в
лишаях, большие статуи из песчаника. Над зарослями поднимались обломки
колонн, остатки циклопической стены.
Дорожка загибала к озеру. Открылась его темно-синяя, зеркальная
поверхность с опрокинутой вершиной далекой, скалистой горы. Чуть
шевелились в воде отражения плакучих деревьев. Сияло пышное солнце. В
излучине берега, с боков мшистой лестницы, спускающейся в озеро, сидели
две огромные, человеческие статуи, потрескавшиеся, поросшие ползучей
растительностью.
На ступенях лестницы появилась молодая женщина, выходившая из воды.
Голову ее покрывал желтый, острый колпачок. Она казалась юношески тонкой,
- бело-голубоватая, рядом с грузным очертанием, покрытого мхом, вечно
улыбающегося сквозь сон, сидящего Магацитла. Вот, она поскользнулась,
схватилась за каменный выступ, подняла голову.
- Аэлита, - прошептал марсианин, прикрыл глаза рукавом и потащил Лося
и Гусева с дорожки в чащу.
Скоро они вышли на большую поляну. В глубине ее, в густой траве,
стоял угрюмый, с покатыми стенами, серый дом. От звездообразной, песчаной
площадки, перед его фасадом, прямые дорожки бежали через луг, вниз, к
роще, где между деревьями виднелись кирпичные, низкие постройки.
Лысый марсианин свистнул. Из-за угла дома появился низенький,
толстенький марсианин в полосатом халате. Багровое лицо его было точно
натерто свеклой. Морщась от солнца, от подошел, но, услышав - кто такие
приезжие, сейчас же приноровился удрать за угол. Лысый марсианин заговорил
с ним повелительно, и толстяк, садясь на ноги от страха, оборачиваясь,
показывая желтый зуб из беззубого рта, - повел гостей в дом.
ОТДЫХ
Гостей отвели в светлые, маленькие, почти пустые комнаты, выходившие
узкими окнами в парк. Стены столовой и спален были обтянуты соломенного
цвета циновками. В углах стояли кадки с цветущими деревцами. Гусев нашел
помещение подходящим: "Вроде багажной корзины, очень славно".
Толстяк в полосатом халате, управляющий домом, суетился, лопотал,
катался из двери в дверь, вытирал коричневым платком череп, и, время от
времени, каменел, выкатывая на гостей склерозные глаза, - тайно устраивал
пальцами рожки, огораживался.
Он напустил воду в бассейн и привел Лося и Гусева, каждого, в свою
ванную, - со дна ее поднимались густые клубы пара. Прикосновение к
безмерно уставшему телу горячей, пузырящейся, легкой воды, было так
сладко, что Лось едва не заснул в мраморном бассейне. Управляющий вытащил
его за руку.
Лось едва доплелся до столовой, где был накрыт стол множеством
тарелочек с печеной рыбой, паштетами, птицей, крошечными яйцами,
засахаренными фруктами. Хрустящие, величиной с орех, шарики хлеба таяли во
рту.
Кушали крошечными лопаточками. Управляющий каменел, глядя, как люди с
земли пожирают блюда деликатнейшей пищи. Гусев вошел в аппетит и лопаточку
оставил, ел руками, похваливал. Особенно хорошо было вино, - белое,
отдающее синевой, с запахом сырости и смородины. Оно испарялось во рту и
огненным зноем текло по жилам.
Приведя гостей в спальни, управляющий долго еще хлопотал, подтыкая
одеяла, подсовывая подушечки. Но уже крепкий и долгий сон овладел "белыми
гигантами". "Они дышали и сопели так громко, что дрожали стекла, трепетали
растения в углах, и кровати трещали под их не по-марсиански могучими
телами".
---------------
Лось открыл глаза. Синеватый, искусственный свет лился с потолка, как
из чаши. Было тепло и приятно лежать. "Что случилось? Где я лежу?". Но он
так и не сделал усилия - вспомнить. "Боже, какая усталость", - подумал он
с наслаждением, и снова закрыл глаза.
Поплыли какие-то лучезарные пятна, - словно вода играла сквозь
лазурную листву. Предчувствие изумительной радости, ожидание, что вот-вот
из этих сияющих пятен что-то должно войти сейчас в его сон, - наполняло
его чудесной тревогой.
Сквозь дрему, улыбаясь, он хмурил брови, - силился проникнуть за эту
тонкую пелену скользящих, солнечных пятен. Но еще более глубокий сон
прикрыл его облаком.
---------------
Лось скинул ноги с постели. Сел. Так, сидел некоторое время, опустив
голову. Поднялся, дернул в бок толстую штору. За узким окном горели
ледяным светом огромные звезды, - незнакомый их чертеж был странен и дик.
- Да, да, да, - проговорил Лось, - я не на земле. Земля осталась там.
Ледяная пустыня, бесконечное пространство. Уйти так далеко! Я - в новом
мире. Ну, да: я же - мертв. Ведь я это знаю. Душа моя - там.
Он сел на кровать. Вонзил ногти в грудь, там - где сердце. Затем, лег
ничком.
- Это ни жизнь, ни смерть. Живой мозг, живое тело. Но весь я -
покинут, я - пуст. Вот он, вот он - ад.
Он закусил подушку, чтобы не закричать. Он сам не мог понять, почему
вторую ночь его так невыносимо мучает тоска по земле, по самому себе,
жившему там за звездами. Словно - оторвалась живая нить, и душа его
задыхается в ледяной, черной пустоте.
_____________________________________
- Кто здесь?
Лось вскочил. В окно бил луч утреннего света. Соломенная, маленькая
комната была ослепительно чиста. Шумели листья, свистали птицы за окном.
Лось провел рукой по глазам, глубоко вздохнул. Сердце было тревожно, но
радостно.
В дверь опять легонько постучали. Лось распахнул дверь, - за нею
стоял полосатый толстяк, придерживая обеими руками на животе охапку
лазоревых, осыпанных росою, цветов:
- Аиу утара аэлита, - пропищал он, протягивая цветы.
ТУМАННЫЙ ШАРИК
За утренней едой Гусев сказал:
- Мстислав Сергеевич, ведь это выходит не дело. Летели чорт ее знает
какую даль, и, пожалуйте, - сиди в захолустье. В город они небось нас не
пустили, - видели, как бородатый-то, черный, насупился. Ох, Мстислав
Сергеевич, опасайтесь его. У меня в спальней его портрет висит. Пока нас
поят, кормят, а потом что? Пить, есть, в ванных прохлаждаться - за этим,
ведь, и лететь не стоило.
- А вы не торопитесь, Алексей Иванович, - сказал Лось, поглядывая на
лазоревые цветы, пахнущие горьковато и сладко, - поживем, обсмотримся,
увидят, что мы не опасны, пустят и в город.
- Не знаю, как вы, Мстислав Сергеевич, а я сюда не прохлаждаться
приехал.
- Что же, по-вашему, мы должны предпринимать?
- Странно от вас это слышать, Мстислав Сергеевич, уж не нанюхались ли
вы чего-нибудь сладкого.
- Ссориться хотите?
- Нет, не ссориться. А сидеть - цветы нюхать: этого и у нас на земле
сколько в душу влезет. А я думаю, - если мы первые сюда заявились, то Марс
теперь наш, русский. Это дело надо закрепить.
- Чудак вы, Алексей Иванович.
- А вот посмотрим, кто из нас чудак. - Гусев одернул ременный пояс,
повел плечами, глаза его хитро прищурились. - Это дело трудное, я сам
понимаю: нас только двое. А вот надо, чтобы они бумагу нам выдали о
желании вступить в состав Российской Федеративной Республики. Спокойно эту
бумагу нам не дадут, конечно, но вы сами видели: на Марсе, у них не все в
порядке. Глаз у меня на это наметанный.
- Революцию, что ли, хотите устроить?
- Как сказать, Мстислав Сергеевич, там посмотрим.
- Нет, уж, пожалуйста, обойдитесь без революции, Алексей Иванович.
- Мне что революция, мне бумага нужна, Мстислав Сергеевич. С чем мы в
Петербург-то вернемся? Паука, что ли, сушеного привезем? Нет, вернуться и
предъявить: пожалуйте документик о присоединении Марса. Это не то, что
губернию, какую-нибудь, оттяпать у Польши, - целиком планету. Вот, в
Европе тогда взовьются. Одного золота здесь, сами видите, кораблями вози.
Так-то, Мстислав Сергеевич.
Лось задумчиво поглядывал на него: нельзя было понять - шутит Гусев,
или говорит серьезно, - хитрые, простоватые глазки его посмеивались, но
где-то пряталась в них сумасшедшинка. Лось покачал головой, и, трогая
прозрачные, восковые, лазоревые лепестки больших цветов, сказал задумчиво:
- Мне не приходило в голову, - для чего я лечу на Марс. Лечу, чтобы
прилететь. Были времена, когда мечтатели-конквистадоры снаряжали корабль и
плыли искать новые земли. Из-за моря показывался неведомый берег, корабль
входил в устье реки, капитан снимал широкополую шляпу и называл землю
своим именем: великолепная минута. Затем, он грабил берега. Да, вы,
пожалуй, правы: приплыть к берегу еще мало, - нужно нагрузить корабль
сокровищами. Нам предстоит заглянуть в новый мир. Какие сокровища.
Мудрость, мудрость, - вот что, Алексей Иванович, нужно вывезти на нашем
корабле. А у вас все время руки чешутся, - это не хорошо.
- Трудно нам будет с вами сговориться, Мстислав Сергеевич. Не легкий
вы человек.
Лось засмеялся:
- Нет, я тяжелый только для самого себя, - сговоримся, милый друг.
В дверь поскреблись. Слегка садясь на ноги от страха и почтения,
появился управляющий и знаками попросил за собою следовать. Лось поспешно
поднялся, провел ладонью по белым волосам. Гусев решительно закрутил усы -
торчком. Гости пошли по коридорам и лесенкам в дальнюю часть дома.
_____________________________________
Управляющий постучал в низенькую дверь. За ней раздался торопливый,
точно детский, голос. Лось и Гусев вошли в длинную, белую комнату. Лучи
света с танцующей в них пылью, падали сквозь потолочные окна на мозаичный
пол, в котором отражались ровные ряды книг, бронзовые статуи, стоящие
между плоскими шкафами, столики на тоненьких, острых ножках, облачные
зеркала экранов.
Недалеко от двери, прислонившись к книжным полкам, стояла
пепельно-волосая, молодая женщина, в черном платье, закрытом от шеи до
пола, до кистей рук. Над высоко поднятыми ее волосами танцовали пылинки в
луче, упавшем, как меч, в золоченые переплеты книг. Это была та, кого
вчера на озере марсианин назвал Аэлита.
Лось низко поклонился ей. Аэлита, не шевелясь, глядела на него
огромными зрачками пепельных глаз. Ее бело-голубоватое, удлиненное лицо
чуть-чуть все дрожало. Слегка приподнятый нос, слегка неправильный рот
были по-детски нежны. Точно от подъема на крутизну дышала ее грудь под
черными и мягкими складками.
- Эллио утара гео, - легким, как музыка, нежным голосом, почти
шопотом, проговорила она, и наклонила голову так низко, что стал виден ее
затылок.
В ответ Лось только хрустнул пальцами. Сделав усилие, сказал,
непонятно почему, напыщенно:
- Пришельцы с земли приветствуют тебя, Аэлита.
Сказал и покраснел. Гусев проговорил с достоинством:
- Позвольте познакомиться, - полковник Гусев, инженер - Мстислав
Сергеевич Лось. Пришли поблагодарить вас за хлеб, за соль.
Выслушав человеческую речь, Аэлита подняла голову, - ее лицо стало
спокойнее, зрачки - меньше. Она молча вытянула руку, обернула узенькую
кисть руки ладонью кверху, и так держала ее некоторое время. Лосю и Гусеву
стало казаться, что на ладони ее появился бледно-зеленый, беловатый шар.
Аэлита быстро перевернула ладонь и пошла вдоль книжных полок в глубину
библиотеки. Гости последовали за ней.
Теперь Лось рассмотрел, что Аэлита была ему по плечо, тонкая и
легкая, как девочка. Подол ее широкого платья летел по зеркальной мозаике.
Оборачиваясь, она улыбалась, - но глаза оставались взволнованными,
холодноватыми.
Она указала на кожаную скамью, стоявшую в полукруглом расширении
комнаты. Лось и Гусев сели. Сейчас же Аэлита присела напротив них у
читального столика, положила на него локти и стала мягко и пристально
глядеть на гостей.
Так они молчали небольшое время. Понемногу Лось начал чувствовать
покой и сладость, - сидеть вот так и созерцать эту чудесную, странную
девушку. Гусев вздохнул, сказал в полголоса:
- Хорошая барышня, очень приятная барышня.
Тогда Аэлита заговорила, точно дотронулась до музыкального
инструмента, - так чудесен был ее голос. Строка за строкою повторяла она
какие-то слова. Вздрагивала, поднималась у нее верхняя губа, смыкались
пепельные ресницы. Лицо озарялось прелестью и радостью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24
подбородок, и тоже лениво глядел на проходивших. Опустились на луг желтые
птицы и распушились, отряхиваясь под радужным фонтаном воды. Вдали бродил
на длинных ногах ярко зеленый журавль-меланхолик.
Подошли к роще. Пышные, плакучие деревья были лазурно-голубые.
Смолистая, небесная листва шелестела мягко, шумели повисшие ветви. Сквозь
пятнистые стволы играла вдали сияющая вода озера. Пряный, сладкий зной в
этой голубой чаще кружил голову.
Рощу пересекало много тропинок, посыпанных оранжевым песком. На
скрещении их, на круглых полянах, стояли старые, иные поломанные, в
лишаях, большие статуи из песчаника. Над зарослями поднимались обломки
колонн, остатки циклопической стены.
Дорожка загибала к озеру. Открылась его темно-синяя, зеркальная
поверхность с опрокинутой вершиной далекой, скалистой горы. Чуть
шевелились в воде отражения плакучих деревьев. Сияло пышное солнце. В
излучине берега, с боков мшистой лестницы, спускающейся в озеро, сидели
две огромные, человеческие статуи, потрескавшиеся, поросшие ползучей
растительностью.
На ступенях лестницы появилась молодая женщина, выходившая из воды.
Голову ее покрывал желтый, острый колпачок. Она казалась юношески тонкой,
- бело-голубоватая, рядом с грузным очертанием, покрытого мхом, вечно
улыбающегося сквозь сон, сидящего Магацитла. Вот, она поскользнулась,
схватилась за каменный выступ, подняла голову.
- Аэлита, - прошептал марсианин, прикрыл глаза рукавом и потащил Лося
и Гусева с дорожки в чащу.
Скоро они вышли на большую поляну. В глубине ее, в густой траве,
стоял угрюмый, с покатыми стенами, серый дом. От звездообразной, песчаной
площадки, перед его фасадом, прямые дорожки бежали через луг, вниз, к
роще, где между деревьями виднелись кирпичные, низкие постройки.
Лысый марсианин свистнул. Из-за угла дома появился низенький,
толстенький марсианин в полосатом халате. Багровое лицо его было точно
натерто свеклой. Морщась от солнца, от подошел, но, услышав - кто такие
приезжие, сейчас же приноровился удрать за угол. Лысый марсианин заговорил
с ним повелительно, и толстяк, садясь на ноги от страха, оборачиваясь,
показывая желтый зуб из беззубого рта, - повел гостей в дом.
ОТДЫХ
Гостей отвели в светлые, маленькие, почти пустые комнаты, выходившие
узкими окнами в парк. Стены столовой и спален были обтянуты соломенного
цвета циновками. В углах стояли кадки с цветущими деревцами. Гусев нашел
помещение подходящим: "Вроде багажной корзины, очень славно".
Толстяк в полосатом халате, управляющий домом, суетился, лопотал,
катался из двери в дверь, вытирал коричневым платком череп, и, время от
времени, каменел, выкатывая на гостей склерозные глаза, - тайно устраивал
пальцами рожки, огораживался.
Он напустил воду в бассейн и привел Лося и Гусева, каждого, в свою
ванную, - со дна ее поднимались густые клубы пара. Прикосновение к
безмерно уставшему телу горячей, пузырящейся, легкой воды, было так
сладко, что Лось едва не заснул в мраморном бассейне. Управляющий вытащил
его за руку.
Лось едва доплелся до столовой, где был накрыт стол множеством
тарелочек с печеной рыбой, паштетами, птицей, крошечными яйцами,
засахаренными фруктами. Хрустящие, величиной с орех, шарики хлеба таяли во
рту.
Кушали крошечными лопаточками. Управляющий каменел, глядя, как люди с
земли пожирают блюда деликатнейшей пищи. Гусев вошел в аппетит и лопаточку
оставил, ел руками, похваливал. Особенно хорошо было вино, - белое,
отдающее синевой, с запахом сырости и смородины. Оно испарялось во рту и
огненным зноем текло по жилам.
Приведя гостей в спальни, управляющий долго еще хлопотал, подтыкая
одеяла, подсовывая подушечки. Но уже крепкий и долгий сон овладел "белыми
гигантами". "Они дышали и сопели так громко, что дрожали стекла, трепетали
растения в углах, и кровати трещали под их не по-марсиански могучими
телами".
---------------
Лось открыл глаза. Синеватый, искусственный свет лился с потолка, как
из чаши. Было тепло и приятно лежать. "Что случилось? Где я лежу?". Но он
так и не сделал усилия - вспомнить. "Боже, какая усталость", - подумал он
с наслаждением, и снова закрыл глаза.
Поплыли какие-то лучезарные пятна, - словно вода играла сквозь
лазурную листву. Предчувствие изумительной радости, ожидание, что вот-вот
из этих сияющих пятен что-то должно войти сейчас в его сон, - наполняло
его чудесной тревогой.
Сквозь дрему, улыбаясь, он хмурил брови, - силился проникнуть за эту
тонкую пелену скользящих, солнечных пятен. Но еще более глубокий сон
прикрыл его облаком.
---------------
Лось скинул ноги с постели. Сел. Так, сидел некоторое время, опустив
голову. Поднялся, дернул в бок толстую штору. За узким окном горели
ледяным светом огромные звезды, - незнакомый их чертеж был странен и дик.
- Да, да, да, - проговорил Лось, - я не на земле. Земля осталась там.
Ледяная пустыня, бесконечное пространство. Уйти так далеко! Я - в новом
мире. Ну, да: я же - мертв. Ведь я это знаю. Душа моя - там.
Он сел на кровать. Вонзил ногти в грудь, там - где сердце. Затем, лег
ничком.
- Это ни жизнь, ни смерть. Живой мозг, живое тело. Но весь я -
покинут, я - пуст. Вот он, вот он - ад.
Он закусил подушку, чтобы не закричать. Он сам не мог понять, почему
вторую ночь его так невыносимо мучает тоска по земле, по самому себе,
жившему там за звездами. Словно - оторвалась живая нить, и душа его
задыхается в ледяной, черной пустоте.
_____________________________________
- Кто здесь?
Лось вскочил. В окно бил луч утреннего света. Соломенная, маленькая
комната была ослепительно чиста. Шумели листья, свистали птицы за окном.
Лось провел рукой по глазам, глубоко вздохнул. Сердце было тревожно, но
радостно.
В дверь опять легонько постучали. Лось распахнул дверь, - за нею
стоял полосатый толстяк, придерживая обеими руками на животе охапку
лазоревых, осыпанных росою, цветов:
- Аиу утара аэлита, - пропищал он, протягивая цветы.
ТУМАННЫЙ ШАРИК
За утренней едой Гусев сказал:
- Мстислав Сергеевич, ведь это выходит не дело. Летели чорт ее знает
какую даль, и, пожалуйте, - сиди в захолустье. В город они небось нас не
пустили, - видели, как бородатый-то, черный, насупился. Ох, Мстислав
Сергеевич, опасайтесь его. У меня в спальней его портрет висит. Пока нас
поят, кормят, а потом что? Пить, есть, в ванных прохлаждаться - за этим,
ведь, и лететь не стоило.
- А вы не торопитесь, Алексей Иванович, - сказал Лось, поглядывая на
лазоревые цветы, пахнущие горьковато и сладко, - поживем, обсмотримся,
увидят, что мы не опасны, пустят и в город.
- Не знаю, как вы, Мстислав Сергеевич, а я сюда не прохлаждаться
приехал.
- Что же, по-вашему, мы должны предпринимать?
- Странно от вас это слышать, Мстислав Сергеевич, уж не нанюхались ли
вы чего-нибудь сладкого.
- Ссориться хотите?
- Нет, не ссориться. А сидеть - цветы нюхать: этого и у нас на земле
сколько в душу влезет. А я думаю, - если мы первые сюда заявились, то Марс
теперь наш, русский. Это дело надо закрепить.
- Чудак вы, Алексей Иванович.
- А вот посмотрим, кто из нас чудак. - Гусев одернул ременный пояс,
повел плечами, глаза его хитро прищурились. - Это дело трудное, я сам
понимаю: нас только двое. А вот надо, чтобы они бумагу нам выдали о
желании вступить в состав Российской Федеративной Республики. Спокойно эту
бумагу нам не дадут, конечно, но вы сами видели: на Марсе, у них не все в
порядке. Глаз у меня на это наметанный.
- Революцию, что ли, хотите устроить?
- Как сказать, Мстислав Сергеевич, там посмотрим.
- Нет, уж, пожалуйста, обойдитесь без революции, Алексей Иванович.
- Мне что революция, мне бумага нужна, Мстислав Сергеевич. С чем мы в
Петербург-то вернемся? Паука, что ли, сушеного привезем? Нет, вернуться и
предъявить: пожалуйте документик о присоединении Марса. Это не то, что
губернию, какую-нибудь, оттяпать у Польши, - целиком планету. Вот, в
Европе тогда взовьются. Одного золота здесь, сами видите, кораблями вози.
Так-то, Мстислав Сергеевич.
Лось задумчиво поглядывал на него: нельзя было понять - шутит Гусев,
или говорит серьезно, - хитрые, простоватые глазки его посмеивались, но
где-то пряталась в них сумасшедшинка. Лось покачал головой, и, трогая
прозрачные, восковые, лазоревые лепестки больших цветов, сказал задумчиво:
- Мне не приходило в голову, - для чего я лечу на Марс. Лечу, чтобы
прилететь. Были времена, когда мечтатели-конквистадоры снаряжали корабль и
плыли искать новые земли. Из-за моря показывался неведомый берег, корабль
входил в устье реки, капитан снимал широкополую шляпу и называл землю
своим именем: великолепная минута. Затем, он грабил берега. Да, вы,
пожалуй, правы: приплыть к берегу еще мало, - нужно нагрузить корабль
сокровищами. Нам предстоит заглянуть в новый мир. Какие сокровища.
Мудрость, мудрость, - вот что, Алексей Иванович, нужно вывезти на нашем
корабле. А у вас все время руки чешутся, - это не хорошо.
- Трудно нам будет с вами сговориться, Мстислав Сергеевич. Не легкий
вы человек.
Лось засмеялся:
- Нет, я тяжелый только для самого себя, - сговоримся, милый друг.
В дверь поскреблись. Слегка садясь на ноги от страха и почтения,
появился управляющий и знаками попросил за собою следовать. Лось поспешно
поднялся, провел ладонью по белым волосам. Гусев решительно закрутил усы -
торчком. Гости пошли по коридорам и лесенкам в дальнюю часть дома.
_____________________________________
Управляющий постучал в низенькую дверь. За ней раздался торопливый,
точно детский, голос. Лось и Гусев вошли в длинную, белую комнату. Лучи
света с танцующей в них пылью, падали сквозь потолочные окна на мозаичный
пол, в котором отражались ровные ряды книг, бронзовые статуи, стоящие
между плоскими шкафами, столики на тоненьких, острых ножках, облачные
зеркала экранов.
Недалеко от двери, прислонившись к книжным полкам, стояла
пепельно-волосая, молодая женщина, в черном платье, закрытом от шеи до
пола, до кистей рук. Над высоко поднятыми ее волосами танцовали пылинки в
луче, упавшем, как меч, в золоченые переплеты книг. Это была та, кого
вчера на озере марсианин назвал Аэлита.
Лось низко поклонился ей. Аэлита, не шевелясь, глядела на него
огромными зрачками пепельных глаз. Ее бело-голубоватое, удлиненное лицо
чуть-чуть все дрожало. Слегка приподнятый нос, слегка неправильный рот
были по-детски нежны. Точно от подъема на крутизну дышала ее грудь под
черными и мягкими складками.
- Эллио утара гео, - легким, как музыка, нежным голосом, почти
шопотом, проговорила она, и наклонила голову так низко, что стал виден ее
затылок.
В ответ Лось только хрустнул пальцами. Сделав усилие, сказал,
непонятно почему, напыщенно:
- Пришельцы с земли приветствуют тебя, Аэлита.
Сказал и покраснел. Гусев проговорил с достоинством:
- Позвольте познакомиться, - полковник Гусев, инженер - Мстислав
Сергеевич Лось. Пришли поблагодарить вас за хлеб, за соль.
Выслушав человеческую речь, Аэлита подняла голову, - ее лицо стало
спокойнее, зрачки - меньше. Она молча вытянула руку, обернула узенькую
кисть руки ладонью кверху, и так держала ее некоторое время. Лосю и Гусеву
стало казаться, что на ладони ее появился бледно-зеленый, беловатый шар.
Аэлита быстро перевернула ладонь и пошла вдоль книжных полок в глубину
библиотеки. Гости последовали за ней.
Теперь Лось рассмотрел, что Аэлита была ему по плечо, тонкая и
легкая, как девочка. Подол ее широкого платья летел по зеркальной мозаике.
Оборачиваясь, она улыбалась, - но глаза оставались взволнованными,
холодноватыми.
Она указала на кожаную скамью, стоявшую в полукруглом расширении
комнаты. Лось и Гусев сели. Сейчас же Аэлита присела напротив них у
читального столика, положила на него локти и стала мягко и пристально
глядеть на гостей.
Так они молчали небольшое время. Понемногу Лось начал чувствовать
покой и сладость, - сидеть вот так и созерцать эту чудесную, странную
девушку. Гусев вздохнул, сказал в полголоса:
- Хорошая барышня, очень приятная барышня.
Тогда Аэлита заговорила, точно дотронулась до музыкального
инструмента, - так чудесен был ее голос. Строка за строкою повторяла она
какие-то слова. Вздрагивала, поднималась у нее верхняя губа, смыкались
пепельные ресницы. Лицо озарялось прелестью и радостью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24