Раздались крики на площади, выстрелы.
Марсиане, кинувшиеся к дверям, - попятились, раздались. Вошел сын
неба, Лось. Трудно было узнать его лицо: - огромные глаза ввалились, -
были темны, странный свет шел из его глаз. Марсиане пятились от него,
садились на корточки. Белые волосы его стояли дыбом.
- Город окружен, - сказал Лось громко и твердо, - небо полно огнями
кораблей. Тускуб взрывает рабочие кварталы.
КОНТР-АТАКА
Лось и Гор выходили в эту минуту на лестницу дома, под колоннаду:
раздался второй взрыв. Синеватым веером взлетело пламя в северной стороне
города. Отчетливо стали видны вздымающиеся клубы дыма и пепла. Вслед
грохоту - пронесся вихрь. Багровое зарево ползло на полнеба.
Теперь ни одного крика не раздалось на звездообразной площади, полной
войск. Марсиане молча глядели на зарево. Рассыпались в прах их жилища, их
семьи. Улетали надежды клубами черного дыма.
Гусев, после короткого совещания с Лосем и Гором, распорядился
приготовить воздушный флот к бою. Все корабли были в арсенале. Лишь пять
этих огромных стрекоз лежало на площади. Гусев послал их в разведку.
Корабли взвились, - блеснули огнем их крылья.
Из арсенала ответили, что приказание получено и посадка войск на
корабли началась. Прошло неопределенно много времени. Дымное зарево
разгоралось. Было зловеще и тихо в городе. Гусев поминутно посылал марсиан
к зеркальному телефону торопить посадку. Сам он огромной тенью мотался по
площади, хрипло кричал, строя беспорядочные скопления войск в колонны.
Подходя к лестнице, ощеривался, - усы вставали дыбом:
- Да скажите вы им в арсенале, - следовало непонятное Гору выражение,
- скорее, скорее...
Гор ушел к телефону. Наконец, была получена телефонограмма, что
посадка окончена, корабли снимаются. Действительно, невысоко над городом,
в густом зареве, появились парящие стрекозы. - Гусев, расставив ноги,
задрав голову, с удовольствием глядел на эти журавлиные линии. В это время
раздался третий, наиболее сильный, взрыв.
Мечи синеватого пламени пронизали путь кораблям, - они взлетели,
закружились и исчезли. На месте их поднялись снопы праха, клубы дыма.
Между колонн появился Гор. Голова его ушла в плечи. Лицо дрожало, рот
растянулся. Когда утих грохот взрыва, Гор сказал:
- Взорван арсенал. Флот погиб.
Гусев сухо крякнул, - стал грызть усы. Лось стоял, прижавшись
затылком к колонне, глядел на зарево. Гор поднялся на цыпочках к его
остекляневшим глазам:
- Нехорошо будет тем, кто останется сегодня в живых. Но мы, мы -
виноваты? Сын неба, - мы виноваты?
Лось не ответил. Гусев упрямо мотнул головой и сбежал на площадь.
Раздалась его команда. И вот, колонна за колонной пошли марсиане в глубину
улиц, на баррикады. Крылатая тень Гусева пролетела в седле над площадью,
крича сверху:
- Живей, живей поворачивайся, черти дохлые!
Площадь опустела. Огромный сектор пожарища освещал теперь
приближающиеся с противоположной стороны линии стрекоз: они взлетали волна
за волной из-за горизонта и плыли над городом. Это были корабли Тускуба.
Гор сказал:
- Бегите, сын неба, вы еще можете спастись.
Лось только пожал плечом. Корабли приближались, снижались. Навстречу
им из темноты улиц взвился огненный шар, - второй, третий. Это стреляли
круглыми молниями машины повстанцев. Вереницы крылатых галер описывали
круг над площадью и, разделяясь, плыли над улицами, над крышами.
Непереставаемые вспышки выстрелов озаряли их борта. Одна галера
перевернулась и, падая, застряла изломанными крыльями между крыш. Иные
садились на углах площади, высаживали солдат в серебристых куртках.
Солдаты бежали в улицы. Началась стрельба из окон, из-за углов. Летели
камни. Кораблей налетало все больше, непереставая скользили багровые тени
по площади.
Лось увидел, - невдалеке, на уступчатой террасе дома, поднялась
плечистая фигура Гусева. Пять-шесть кораблей сейчас же повернули в его
сторону. Он поднял над головой огромный камень и швырнул его в ближайшую
из галер. Сейчас же сверкающие крылья закрыли его со всех сторон.
Тогда Лось побежал туда через площадь, - почти летел, как во сне. Над
ним, сердито ревя винтами, треща, озаряясь вспышками, закружились корабли.
Он стиснул зубы, глаза пронзительно, зорко отмечали каждую мелочь.
Несколькими прыжками Лось миновал площадь, и снова увидал на террасе
углового дома - Гусева. Он был облеплен лезущими на него со всех сторон
марсианами, - ворочался, как медведь, под этой живой кучей, расшвыривал
ее, молотил кулаками. Оторвал одного от горла, швырнул в воздух, и пошел
по террасе, волоча их всех за собой. И упал.
Лось закричал громким голосом. Цепляясь за выступы домов, поднялся на
террасу. Снова из кучи визжащих тел появилась выпученная, с разбитым ртом,
голова Гусева. Несколько солдат вцепились в Лося. С омерзением он
отшвырнул их, кинулся к ворочающейся куче и стал раскидывать солдат, - они
летели через балюстраду, как щенки. Терраса опустела. Гусев силился
подняться, - голова его моталась. Лось взял его на руки, - он был не
тяжелее годовалого ребенка, - вскочил в раскрытую дверь, - и положил
Гусева на ковер в низенькой комнате, освещенной заревом.
Гусев хрипел. Лось вернулся к двери. Мимо террасы проплывали корабли,
проплывали высматривающие востроносые лица. Надо было ожидать нападения.
- Мстислав Сергеевич, - позвал Гусев; он теперь сидел, трогая голову,
и плюнул кровью, - всех наших побили... Мстислав Сергеевич, что же это
такое?.. Как налетели, налетели, начали косить... Кто убитый, кто
попрятался. Один я остался... Ах, жалость!..
Он поднялся, дуром ткнулся по комнате, шатаясь остановился перед
бронзовой статуей, видимо, какого-то знаменитого марсианина. - Ну, погоди!
- схватил статую и кинулся к двери.
- Алексей Иванович, зачем?
- Не могу. Пусти.
Он появился на террасе. Из-за крыльев проплывавшего мимо корабля
блеснули выстрелы. Затем, раздался удар, треск. - Ага! - закричал Гусев.
Лось втащил его в комнату, захлопнул дверь.
- Алексей Иванович, поймите - мы разбиты, все кончено. Нужно спасать
Аэлиту.
- Да что вы ко мне с бабой вашей лезете!..
Он быстро присел, схватился за лицо, засопел, топнул ногой, и точно
доску внутри его стали разрывать:
- Ну и пусть кожу с меня дерут. Неправильно все на свете.
Неправильная эта планета, будь она проклята! "Спаси, говорят, спаси
нас"... Цепляются... "Нам говорят, хоть бы как-нибудь да пожить.
Пожить!.." Что же я могу... Вот - кровь свою пролил. Задавили. Мстислав
Сергеевич, ну ведь сукин же я сын, - не могу я этого видеть... Зубами
мучителей разорву...
Он опять засопел и пошел к двери. Лось взял его за плечи, встряхнул,
твердо взглянул в глаза:
- То, что произошло - кошмар и бред. Идем. Может быть, мы пробьемся.
Домой, на землю.
Гусев мазнул кровь и грязь по лицу:
- Идем!
Они вышли из комнаты на кольцеобразную площадку, висящую над широким
колодцем. Винтовая лесенка спиралью уходила вниз по внутреннему его краю.
Тусклый свет зарева проникал сквозь стеклянную крышу в эту
головокружительную глубину.
Лось и Гусев стали спускаться по узкой лесенке, - там внизу было
тихо. Но наверху все сильнее трещали выстрелы, скрипели, задевая о крышу,
днища кораблей. Видимо, началась атака на последнее прибежище сынов неба.
Лось и Гусев бежали по бесконечным спиралям. Свет тускнел. И вот они
различили внизу маленькую фигурку. Она едва ползла навстречу.
Остановилась, слабо крикнула:
- Они сейчас ворвутся. Спешите. Внизу - ход в лабиринт.
Это был Гор, раненый в голову. Облизывая губы, он сказал:
- Идите большими тоннелями. Следите за знаками на стенах. Прощайте.
Если вернетесь на землю - расскажите о нас. Быть может, вы на земле будете
счастливы. А нам - ледяные пустыни, смерть, тоска... Ах, мы упустили
час... Нужно было свирепо и властно, властно и милосердно любить жизнь...
Внизу послышался шум. Гусев побежал вниз. Лось хотел было увлечь за
собой Гора, но марсианин стиснул зубы, вцепился в перила:
- Идите. Я хочу умереть.
Лось догнал Гусева. Они миновали последнюю кольцеобразную площадку.
От нее лесенка круто опускалась на дно колодца. Здесь они увидели большую,
каменную плиту с ввернутым кольцом, - с трудом приподняли ее: - из темного
отверстия подул сухой ветер.
Гусев соскользнул вниз первым. Лось, задвигая за собой плиту, увидел,
как на кольцеобразной площадке появились едва различаемые в красном
сумраке фигуры солдат. Они побежали вверх по винтовой лестнице. Гор
протянул им руки, и упал под ударами.
ЛАБИРИНТ ЦАРИЦЫ МАГР
Лось и Гусев, протянув руки, осторожно двигались в затхлой и душной
темноте.
- Заворачиваем.
- Узко?
- Широко, руки не достают.
- Опять какие-то колонны.
Не менее трех часов прошло с тех пор, когда они спустились в
лабиринт. Спички были израсходованы. Фонарик Гусев обронил еще во время
драки. Они двигались в непроглядной немой тьме.
Тоннели бесконечно разветвлялись, скрещивались, уходили в глубину.
Слышался иногда четкий, однообразный шум падающих капель. Расширенные
глаза различали неясные, сероватые очертания, - но эти зыбкие пятна были
лишь галлюцинациями темноты.
- Стой.
- Что?
- Дна нет.
Они стали, прислушиваясь. В лицо им тянул слабый, сухой ветерок.
Издалека, словно из глубины доносились какие-то вздохи, - вдыхание и
выдыхание. Неясной тревогой они чувствовали, что перед ними - пустая
глубина. Гусев пошарил под ногами камень и бросил его в темноту. Спустя
много секунд донесся слабый звук падения.
- Провал.
- А что это дышит?
- Не знаю.
Они повернули и встретили стену. Шарили направо, налево, - ладони
скользили по обсыпающимся трещинам, по выступам сводов. Край невидимой
пропасти был совсем близко от стены, - то справа, то слева, то опять
справа. Они поняли, что закружились и не найти прохода, по которому вышли
на этот узкий карниз.
Они прислонились рядом, плечо к плечу, к шершавой стене. Стояли,
слушая усыпительные вздохи из глубины.
- Конец, Алексей Иванович?
- Да, Мстислав Сергеевич, видимо - конец.
После молчания Лось спросил странным голосом, негромко:
- Сейчас - ничего не видите?
- Нет.
- Налево, далеко.
- Нет, нет.
Лось прошептал что-то про себя, переступил с ноги на ногу.
- Все потому, что уперлись лбом в смерть, - сказал он, - ни уйти от
нее, ни понять ее, ни преодолеть.
- Вы про кого это?
- Про них. Да и про нас.
Гусев тоже переступил, вздохнул.
- Вон она, слышите, дышит.
- Кто, - смерть?
- Чорт ее знает кто. Конечно - смерть. - Гусев заговорил словно в
раздумьи. - Я об ней много думал, Мстислав Сергеевич. Лежишь в поле с
винтовкой, дождик, темно, почти что, как здесь. О чем ни думай - все к
смерти вернешься. И видишь себя, - валяешься ты оскаленный, окоченелый,
как обозная лошадь с боку дороги. Не знаю я, что будет после смерти, -
этого не знаю. Это - особенное. Но мне здесь, покуда я живой, нужно знать:
падаль я лошадиная, или я человек? Или это все равно? Или это не все
равно? Когда буду умирать - глаза закачу, зубы стисну, судорогой сломает,
- кончился... в эту минуту - весь свет, все, что я моими глазами видел -
перевернется или не перевернется? Вот что страшно, - валяюсь я мертвый,
оскаленный, - это я-то, ведь я себя с трех лет помню, и меня - нет, а все
на свете продолжает итти своим порядком? Это непонятно. Неправильно.
Должно все перевернуться, если я умер. С 914 людей убиваем и мы привыкли,
- что такое человек? приложился в него из винтовки, вот тебе и человек.
Нет, Мстислав Сергеевич, это не так просто. За семь лет свет разве не
перевернулся? Как шубу - кверху мехом - его вывернули. Это мы когда-нибудь
заметим. Так-то. Я знаю - в смертный час мой, - небо затрещит, разорвется.
Убить меня - свет пополам разодрать. Нет, я не падаль. Я ночью, раз, на
возу лежал, раненый, кверху носом, - поглядываю на звезды. Тоска, тошно.
Вошь, думаю, да я, - не все ли равно. Вше пить-есть хочется, и мне. Вше
умирать трудно, и мне. Один конец. В это время гляжу - звезды высыпали,
как просо, - осень была, август. Как задрожит у меня селезенка. Показалось
мне, Мстислав Сергеевич, будто все звезды - это все - я. Все - внутри
меня. Не тот я - не вошь. Нет. Как зальюсь я слезами. Что это такое? Да,
смерть - дело важное. Надо по-новому жизнь переделать. Человек - не вошь.
Расколоть мой череп - ужасное дело, великое покушение. А то - ядовитые
газы выдумали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24
Марсиане, кинувшиеся к дверям, - попятились, раздались. Вошел сын
неба, Лось. Трудно было узнать его лицо: - огромные глаза ввалились, -
были темны, странный свет шел из его глаз. Марсиане пятились от него,
садились на корточки. Белые волосы его стояли дыбом.
- Город окружен, - сказал Лось громко и твердо, - небо полно огнями
кораблей. Тускуб взрывает рабочие кварталы.
КОНТР-АТАКА
Лось и Гор выходили в эту минуту на лестницу дома, под колоннаду:
раздался второй взрыв. Синеватым веером взлетело пламя в северной стороне
города. Отчетливо стали видны вздымающиеся клубы дыма и пепла. Вслед
грохоту - пронесся вихрь. Багровое зарево ползло на полнеба.
Теперь ни одного крика не раздалось на звездообразной площади, полной
войск. Марсиане молча глядели на зарево. Рассыпались в прах их жилища, их
семьи. Улетали надежды клубами черного дыма.
Гусев, после короткого совещания с Лосем и Гором, распорядился
приготовить воздушный флот к бою. Все корабли были в арсенале. Лишь пять
этих огромных стрекоз лежало на площади. Гусев послал их в разведку.
Корабли взвились, - блеснули огнем их крылья.
Из арсенала ответили, что приказание получено и посадка войск на
корабли началась. Прошло неопределенно много времени. Дымное зарево
разгоралось. Было зловеще и тихо в городе. Гусев поминутно посылал марсиан
к зеркальному телефону торопить посадку. Сам он огромной тенью мотался по
площади, хрипло кричал, строя беспорядочные скопления войск в колонны.
Подходя к лестнице, ощеривался, - усы вставали дыбом:
- Да скажите вы им в арсенале, - следовало непонятное Гору выражение,
- скорее, скорее...
Гор ушел к телефону. Наконец, была получена телефонограмма, что
посадка окончена, корабли снимаются. Действительно, невысоко над городом,
в густом зареве, появились парящие стрекозы. - Гусев, расставив ноги,
задрав голову, с удовольствием глядел на эти журавлиные линии. В это время
раздался третий, наиболее сильный, взрыв.
Мечи синеватого пламени пронизали путь кораблям, - они взлетели,
закружились и исчезли. На месте их поднялись снопы праха, клубы дыма.
Между колонн появился Гор. Голова его ушла в плечи. Лицо дрожало, рот
растянулся. Когда утих грохот взрыва, Гор сказал:
- Взорван арсенал. Флот погиб.
Гусев сухо крякнул, - стал грызть усы. Лось стоял, прижавшись
затылком к колонне, глядел на зарево. Гор поднялся на цыпочках к его
остекляневшим глазам:
- Нехорошо будет тем, кто останется сегодня в живых. Но мы, мы -
виноваты? Сын неба, - мы виноваты?
Лось не ответил. Гусев упрямо мотнул головой и сбежал на площадь.
Раздалась его команда. И вот, колонна за колонной пошли марсиане в глубину
улиц, на баррикады. Крылатая тень Гусева пролетела в седле над площадью,
крича сверху:
- Живей, живей поворачивайся, черти дохлые!
Площадь опустела. Огромный сектор пожарища освещал теперь
приближающиеся с противоположной стороны линии стрекоз: они взлетали волна
за волной из-за горизонта и плыли над городом. Это были корабли Тускуба.
Гор сказал:
- Бегите, сын неба, вы еще можете спастись.
Лось только пожал плечом. Корабли приближались, снижались. Навстречу
им из темноты улиц взвился огненный шар, - второй, третий. Это стреляли
круглыми молниями машины повстанцев. Вереницы крылатых галер описывали
круг над площадью и, разделяясь, плыли над улицами, над крышами.
Непереставаемые вспышки выстрелов озаряли их борта. Одна галера
перевернулась и, падая, застряла изломанными крыльями между крыш. Иные
садились на углах площади, высаживали солдат в серебристых куртках.
Солдаты бежали в улицы. Началась стрельба из окон, из-за углов. Летели
камни. Кораблей налетало все больше, непереставая скользили багровые тени
по площади.
Лось увидел, - невдалеке, на уступчатой террасе дома, поднялась
плечистая фигура Гусева. Пять-шесть кораблей сейчас же повернули в его
сторону. Он поднял над головой огромный камень и швырнул его в ближайшую
из галер. Сейчас же сверкающие крылья закрыли его со всех сторон.
Тогда Лось побежал туда через площадь, - почти летел, как во сне. Над
ним, сердито ревя винтами, треща, озаряясь вспышками, закружились корабли.
Он стиснул зубы, глаза пронзительно, зорко отмечали каждую мелочь.
Несколькими прыжками Лось миновал площадь, и снова увидал на террасе
углового дома - Гусева. Он был облеплен лезущими на него со всех сторон
марсианами, - ворочался, как медведь, под этой живой кучей, расшвыривал
ее, молотил кулаками. Оторвал одного от горла, швырнул в воздух, и пошел
по террасе, волоча их всех за собой. И упал.
Лось закричал громким голосом. Цепляясь за выступы домов, поднялся на
террасу. Снова из кучи визжащих тел появилась выпученная, с разбитым ртом,
голова Гусева. Несколько солдат вцепились в Лося. С омерзением он
отшвырнул их, кинулся к ворочающейся куче и стал раскидывать солдат, - они
летели через балюстраду, как щенки. Терраса опустела. Гусев силился
подняться, - голова его моталась. Лось взял его на руки, - он был не
тяжелее годовалого ребенка, - вскочил в раскрытую дверь, - и положил
Гусева на ковер в низенькой комнате, освещенной заревом.
Гусев хрипел. Лось вернулся к двери. Мимо террасы проплывали корабли,
проплывали высматривающие востроносые лица. Надо было ожидать нападения.
- Мстислав Сергеевич, - позвал Гусев; он теперь сидел, трогая голову,
и плюнул кровью, - всех наших побили... Мстислав Сергеевич, что же это
такое?.. Как налетели, налетели, начали косить... Кто убитый, кто
попрятался. Один я остался... Ах, жалость!..
Он поднялся, дуром ткнулся по комнате, шатаясь остановился перед
бронзовой статуей, видимо, какого-то знаменитого марсианина. - Ну, погоди!
- схватил статую и кинулся к двери.
- Алексей Иванович, зачем?
- Не могу. Пусти.
Он появился на террасе. Из-за крыльев проплывавшего мимо корабля
блеснули выстрелы. Затем, раздался удар, треск. - Ага! - закричал Гусев.
Лось втащил его в комнату, захлопнул дверь.
- Алексей Иванович, поймите - мы разбиты, все кончено. Нужно спасать
Аэлиту.
- Да что вы ко мне с бабой вашей лезете!..
Он быстро присел, схватился за лицо, засопел, топнул ногой, и точно
доску внутри его стали разрывать:
- Ну и пусть кожу с меня дерут. Неправильно все на свете.
Неправильная эта планета, будь она проклята! "Спаси, говорят, спаси
нас"... Цепляются... "Нам говорят, хоть бы как-нибудь да пожить.
Пожить!.." Что же я могу... Вот - кровь свою пролил. Задавили. Мстислав
Сергеевич, ну ведь сукин же я сын, - не могу я этого видеть... Зубами
мучителей разорву...
Он опять засопел и пошел к двери. Лось взял его за плечи, встряхнул,
твердо взглянул в глаза:
- То, что произошло - кошмар и бред. Идем. Может быть, мы пробьемся.
Домой, на землю.
Гусев мазнул кровь и грязь по лицу:
- Идем!
Они вышли из комнаты на кольцеобразную площадку, висящую над широким
колодцем. Винтовая лесенка спиралью уходила вниз по внутреннему его краю.
Тусклый свет зарева проникал сквозь стеклянную крышу в эту
головокружительную глубину.
Лось и Гусев стали спускаться по узкой лесенке, - там внизу было
тихо. Но наверху все сильнее трещали выстрелы, скрипели, задевая о крышу,
днища кораблей. Видимо, началась атака на последнее прибежище сынов неба.
Лось и Гусев бежали по бесконечным спиралям. Свет тускнел. И вот они
различили внизу маленькую фигурку. Она едва ползла навстречу.
Остановилась, слабо крикнула:
- Они сейчас ворвутся. Спешите. Внизу - ход в лабиринт.
Это был Гор, раненый в голову. Облизывая губы, он сказал:
- Идите большими тоннелями. Следите за знаками на стенах. Прощайте.
Если вернетесь на землю - расскажите о нас. Быть может, вы на земле будете
счастливы. А нам - ледяные пустыни, смерть, тоска... Ах, мы упустили
час... Нужно было свирепо и властно, властно и милосердно любить жизнь...
Внизу послышался шум. Гусев побежал вниз. Лось хотел было увлечь за
собой Гора, но марсианин стиснул зубы, вцепился в перила:
- Идите. Я хочу умереть.
Лось догнал Гусева. Они миновали последнюю кольцеобразную площадку.
От нее лесенка круто опускалась на дно колодца. Здесь они увидели большую,
каменную плиту с ввернутым кольцом, - с трудом приподняли ее: - из темного
отверстия подул сухой ветер.
Гусев соскользнул вниз первым. Лось, задвигая за собой плиту, увидел,
как на кольцеобразной площадке появились едва различаемые в красном
сумраке фигуры солдат. Они побежали вверх по винтовой лестнице. Гор
протянул им руки, и упал под ударами.
ЛАБИРИНТ ЦАРИЦЫ МАГР
Лось и Гусев, протянув руки, осторожно двигались в затхлой и душной
темноте.
- Заворачиваем.
- Узко?
- Широко, руки не достают.
- Опять какие-то колонны.
Не менее трех часов прошло с тех пор, когда они спустились в
лабиринт. Спички были израсходованы. Фонарик Гусев обронил еще во время
драки. Они двигались в непроглядной немой тьме.
Тоннели бесконечно разветвлялись, скрещивались, уходили в глубину.
Слышался иногда четкий, однообразный шум падающих капель. Расширенные
глаза различали неясные, сероватые очертания, - но эти зыбкие пятна были
лишь галлюцинациями темноты.
- Стой.
- Что?
- Дна нет.
Они стали, прислушиваясь. В лицо им тянул слабый, сухой ветерок.
Издалека, словно из глубины доносились какие-то вздохи, - вдыхание и
выдыхание. Неясной тревогой они чувствовали, что перед ними - пустая
глубина. Гусев пошарил под ногами камень и бросил его в темноту. Спустя
много секунд донесся слабый звук падения.
- Провал.
- А что это дышит?
- Не знаю.
Они повернули и встретили стену. Шарили направо, налево, - ладони
скользили по обсыпающимся трещинам, по выступам сводов. Край невидимой
пропасти был совсем близко от стены, - то справа, то слева, то опять
справа. Они поняли, что закружились и не найти прохода, по которому вышли
на этот узкий карниз.
Они прислонились рядом, плечо к плечу, к шершавой стене. Стояли,
слушая усыпительные вздохи из глубины.
- Конец, Алексей Иванович?
- Да, Мстислав Сергеевич, видимо - конец.
После молчания Лось спросил странным голосом, негромко:
- Сейчас - ничего не видите?
- Нет.
- Налево, далеко.
- Нет, нет.
Лось прошептал что-то про себя, переступил с ноги на ногу.
- Все потому, что уперлись лбом в смерть, - сказал он, - ни уйти от
нее, ни понять ее, ни преодолеть.
- Вы про кого это?
- Про них. Да и про нас.
Гусев тоже переступил, вздохнул.
- Вон она, слышите, дышит.
- Кто, - смерть?
- Чорт ее знает кто. Конечно - смерть. - Гусев заговорил словно в
раздумьи. - Я об ней много думал, Мстислав Сергеевич. Лежишь в поле с
винтовкой, дождик, темно, почти что, как здесь. О чем ни думай - все к
смерти вернешься. И видишь себя, - валяешься ты оскаленный, окоченелый,
как обозная лошадь с боку дороги. Не знаю я, что будет после смерти, -
этого не знаю. Это - особенное. Но мне здесь, покуда я живой, нужно знать:
падаль я лошадиная, или я человек? Или это все равно? Или это не все
равно? Когда буду умирать - глаза закачу, зубы стисну, судорогой сломает,
- кончился... в эту минуту - весь свет, все, что я моими глазами видел -
перевернется или не перевернется? Вот что страшно, - валяюсь я мертвый,
оскаленный, - это я-то, ведь я себя с трех лет помню, и меня - нет, а все
на свете продолжает итти своим порядком? Это непонятно. Неправильно.
Должно все перевернуться, если я умер. С 914 людей убиваем и мы привыкли,
- что такое человек? приложился в него из винтовки, вот тебе и человек.
Нет, Мстислав Сергеевич, это не так просто. За семь лет свет разве не
перевернулся? Как шубу - кверху мехом - его вывернули. Это мы когда-нибудь
заметим. Так-то. Я знаю - в смертный час мой, - небо затрещит, разорвется.
Убить меня - свет пополам разодрать. Нет, я не падаль. Я ночью, раз, на
возу лежал, раненый, кверху носом, - поглядываю на звезды. Тоска, тошно.
Вошь, думаю, да я, - не все ли равно. Вше пить-есть хочется, и мне. Вше
умирать трудно, и мне. Один конец. В это время гляжу - звезды высыпали,
как просо, - осень была, август. Как задрожит у меня селезенка. Показалось
мне, Мстислав Сергеевич, будто все звезды - это все - я. Все - внутри
меня. Не тот я - не вошь. Нет. Как зальюсь я слезами. Что это такое? Да,
смерть - дело важное. Надо по-новому жизнь переделать. Человек - не вошь.
Расколоть мой череп - ужасное дело, великое покушение. А то - ядовитые
газы выдумали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24