Я такого места не помнил, в чем честно признался. По-моему, она мне не поверила.
– Благодарю вас, фройляйн Оуна, – проговорил я с аристократической чопорностью. – Вы меня сильно выручили.
– Не стоит благодарности, – отозвалась она слегка отстраненно, будто ее внимание привлекло что-то другое.
– А что с Бастэйблом, вы не знаете? – спросил я.
– О, с ним все в порядке. Он способен о себе позаботиться. Даже если его поймали, он найдет способ улизнуть. Наши с ним пути на время разошлись. Он велел искать реку, которая, по его словам, должна вывести нас к городу Мо-Оурия.
Название было мне смутно знакомо. Откуда? Я вдруг вспомнил книгу из своей библиотеки. Сочинение из когорты воспоминаний предприимчивых мошенников, написанных вдогонку «Симплициссимусу» Гриммельсгаузена и «Приключениям Мюнхгаузена» Распе. Автор, скрывшийся за псевдонимом, утверждал, что побывал в подземном королевстве, прибежище обездоленных, и видел там исконных обитателей подземелья, чьи тела были скорее из камня, чем из плоти и крови. В детстве история эта мне очень нравилась, но с годами я стал замечать все несуразицы сюжета, все многочисленные повторы, которыми изобилуют подобного рода вымыслы, и книга мне наскучила.
Искать реку? Я со вздохом признал, что вряд ли выдержу продолжительную пешую прогулку. Насколько я мог судить, путь нам предстоял неблизкий. Размеры пещеры впечатляли. Известно ли Оуне, сколь далеко она тянется?
Судя по голосу, мой вопрос позабавил девушку.
– Некоторые считают, что у нее нет конца, – ответила Оуна. – Достоверной карты подземелья, по крайней мере, не существует.
Какая громадина! Даже недавно открытые пещеры под Карлсбадом и то меньше.
Потом Оуна велела мне ждать и исчезла во мраке. Меня потрясло, с какой легкостью она передвигалась в кромешной тьме. Когда Оуна вернулась, то приподняла меня под мышки, протащила несколько шагов, и я ощутил спиной, что лежу на какой-то материи.
– Скажите спасибо нацистам, – проговорила Оуна, кладя рядом со мной мой меч. – Если бы они не морили вас голодом, я бы с вами не справилась.
Я повернул голову. Похоже, материя была натянута на раму из каких-то длинных побегов или веток. Впрочем, веток ли? Эти «ветки» не слишком походили на древесные.
Пока я предавался размышлениям, произошло удивительное: материя поползла по камням, и я вместе с ней. Оуна-лучница волокла меня на примитивных носилках!
Я с неудовольствием отметил про себя, что мы продолжаем спускаться, вместо того чтобы подниматься к трещине, созданной песнью моего клинка. Вдобавок разыгралась клаустрофобия, хотя прежде я ничего подобного за собой не замечал, даже в окопах во Фландрии. Впрочем, Оуне вряд ли достанет сил вытащить меня на поверхность, так что надо смириться с неизбежным, тем более что она как будто ориентируется в этом подземелье. Ищет какое-то безопасное место, известное ей то ли из собственных скитаний, то ли по рассказам Бастэйбла. Кстати, о Бастэйбле. Надеюсь, ему удалось ускользнуть от нацистов. Ни одному цивилизованному человеку не представить той степени гнусности, до которой способны дойти эти грубые животные. Я вздрогнул при мысли, что Гейнор может нас нагнать, и попытался заговорить с Оуной, но у меня мгновенно закружилась голова. А следом за головокружением подкралось благословенное забытье.
Очнувшись, я сразу ощутил, что что-то изменилось. Окружавшая меня темнота перестала быть зловещей и сделалась умиротворяющей. Слышался шорох, будто ветер гонял по пещере палую листву; я осознал, что вижу вдалеке тусклую полосу света, словно солнце вставало из-за горизонта.
Оуна – черная тень на фоне еще более густой черноты – сидела неподалеку и готовила еду. Пахла еда репой, а на вкус смахивала на молотый имбирный корень и была немного склизкой, что ли, но я уплел свою порцию за обе щеки. Оуна сказала, что приготовила еду из местных растений, что питалась ими и раньше, поэтому опасаться нечего.
Я спросил, нет ли у этой пещеры общего со знаменитыми римскими катакомбами, в которых укрывались и жили подолгу, образуя целые поселения, жертвы религиозных преследований.
– Да, преследуемые порой приходят сюда и находят здесь убежище, – ответила Оуна. – А местные жители никогда не выходят на поверхность и даже не приближаются к ней.
– Вы хотите сказать, что тут, в подземелье, существует своя цивилизация?
– Поверьте мне, граф Ульрик, тут вы найдете не одну, а несколько цивилизаций.
Разумеется, я ей не поверил. Мы же разумные люди, в конце концов.
С другой стороны, некий внутренний голос советовал поверить. Я ощущал в словах Оуны отзвук мистической истины, которая некогда открылась мне через моих предков, передалась по наследству, через родовую память. Мне доводилось слышать предания цыган, утверждавших, что внутри нашего мира существует иной мир, куда можно попасть через вход на Северном полюсе; знал я и то, что некоторые нацисты, в том числе свихнувшийся на вегетарианстве Гесс, верили в подобные бредни, но я даже представить не мог, естественно, что этот иной мир существует на самом деле. Но существует ли он? Пещера не может быть безграничной, у нее должны быть пределы, а пока нам не встретилось ни единого признака того, что здесь обитают живые существа. Может, Оуна из той полуспятившей братии, которая верит во всякую ахинею? Ладно, поглядим. До сих пор она вела себя вполне осмысленно и уже не раз спасала мне жизнь.
Я не сомневался, что Гейнор и Клостерхейм по-прежнему нас преследуют, поскольку мой меч значил для них слишком много. Если понадобится, из-за него они отправятся за мной и к сатанинским огням.
Свет вдалеке постепенно обретал силу, и я начал различать окрестности. Судя по эху, потолок пещеры находился очень и очень высоко; интересно, на сколько еще мы сможем спуститься, прежде чем нас раздавит давление? Повсюду, куда ни посмотри, виднелись сталактиты и сталагмиты, в которых дробился на множество бликов дальний свет. Оуна волокла меня по естественной каменной «дороге» – скорее всего, то была полоса застывшей лавы, и она, извиваясь, уводила вниз, к мерцающему горизонту. Я вдруг понял, что слышу некий звук, и чем дальше мы шли, тем громче он становился, пока не перерос в отдаленный рев. Что было его источником, оставалось лишь догадываться, равно как и об источнике света.
Оуна устала и потому все чаще делала передышки. Рев между тем нарастал и оглушал, так что мы с моей спутницей едва слышали друг друга. Она не собиралась отказываться от задуманного. Отдохнув очередные пятнадцать минут, она поднялась и поволокла носилки по светящемуся склону; наконец пол пещеры выровнялся и мы увидели, что стоим на утесе, а перед нами раскинулась широкая полоса жемчужного оттенка.
Я хотел было спросить Оуну, что это такое, но понял, что она меня не услышит. Вид у нее был такой, что еще немного – и она рухнет от изнеможения. Тем не менее она вновь взвалила на плечи шесты, поправила самодельную упряжь…
Что касается моего состояния, оно нисколько не улучшилось. Если в ближайшее время меня не осмотрит хирург, мои кости почти наверняка срастутся не правильно, а сломанное ребро возьмет да и проткнет какой-нибудь внутренний орган. Я не то чтобы опасался за свою жизнь, просто старался учесть все возможные варианты развития событий. А смерть меня не страшила – ведь я уже успел умереть и воскреснуть. Быть может, гибель была бы наилучшим выходом: тогда бы мы оба – я и меч – оказались недоступны для нацистов.
Мы побрели вперед, метр за метром, к источнику света и звука. Минул час или около того; Оуна остановилась и пригубила из фляжки, висевшей у нее на поясе, потом заставила и меня проглотить несколько капель отвратительно пахнувшей жидкости. «Ведьминский отвар», – сказал я. «Как угодно, – ответила она, – если вам так больше нравится, пусть будет ведьминский отвар».
Понятия не имею, сколько мы прошли и сколько времени занял наш путь. Рев продолжал нарастать, наступил момент, когда он начал отдаваться в ушах биением моего собственного сердца. Череп словно превратился в огромную пустую аудиторию. Я не замечал ничего, кроме этого всепоглощающего звука. А между тем свет, по меркам нашего мира все еще достаточно тусклый, стал ярок настолько, что у меня заслезились глаза. Я с трудом сумел отвернуться – и увидел, что сияние выхватило из темноты ближайшие окрестности с их причудливыми достопримечательностями. Я разглядел скалы, казавшиеся живыми, органическими; формой они напоминали то фантастических животных, то растения, дома и даже людей. Над скалами возвышались выветрившиеся утесы. Вдалеке, где тьма не собиралась сдавать позиции, серебристое свечение казалось призрачным, а за ним клубилась зловещая тень. Потрясающее зрелище! Я не мог поверить, что никто из людей до сих пор не побывал в этом мире и не описал его. А ведь это и вправду мир, настоящий мир, у которого наверняка имеется собственная география и собственная история. Жутко думать, что нацисты проникнут сюда, завоюют эту землю и осквернят ее своим присутствием. А с них станется: ведь у них тяга к темноте, они повсюду уничтожают свет и распространяют тьму.
Сам я, хоть и восхищался этим новооткрытым миром, с превеликим удовольствием вырвался бы из-под земли. Меня угнетала толща над головой. Пускай я был полумертв от усталости и побоев, очутиться прежде срока в могиле было не слишком приятно.
Впрочем, мое состояние немного улучшилось. Уж не знаю, чем меня поила Оуна, только ее напиток вернул мне силы, причем иным способом, нежели меч. Едва переносимая боль в теле отступила, притупилась и стала вполне терпимой. Я чувствовал себя свежее и чище, будто выкупался, как то было у меня в обыкновении, весной во вскрывшейся реке.
Дом… А есть ли у меня дом? Может, драгоценный кузен Гейнор выполнил свое обещание и разобрал мое поместье по камешку?
Скорее всего, он был уверен, что я владею и чашей, и мечом, что они при мне, а потому не стал уничтожать Бек и дальше измываться над моими слугами. Но отсюда следовало, что он не бросит погоню, что он будет идти за мной по пятам и постарается отнять меч и вырвать у меня признание о местонахождении мифической, вероятно, никогда не существовавшей в реальности чаши Грааля. Безумец!
Рев окутал нас пеленой. Мы стали его частью, нас влекло к нему, словно загипнотизированных или лунатиков. Мы не сопротивлялись, ибо наш путь, похоже, лежал в том же направлении.
Опираясь на шест от носилок, с мечом за спиной, висевшем на побеге местной лианы, который отыскала Оуна, я теперь ковылял рядом со своей спутницей. Свет приобрел яркость вспышки, какими пользуются фотографы. Он резал глаза, поэтому Оуна вновь нацепила свои дымчатые очки, а я надвинул поглубже на лоб шляпу с пером. По большому счету мы ослепли и оглохли, а потому двигались медленнее и осторожнее прежнего.
Широкая лента света падала, подобно радуге, к блистающей темноте. Вдалеке, если присмотреться, можно было различить другую светящуюся полосу, намного шире первой. Но даже этого света не хватало, чтобы разглядеть потолок пещеры. Только слабое эхо давало некоторое представление о глубине. Что-то около двух миль.
Рев шел из того же источника, что и свет. И оттуда же, как я вдруг осознал, исходил зной.
Если под землей и вправду существуют сложные формы жизни, по крайней мере, я могу понять, каким образом они тут развились, без животворного солнца.
Воздух наполнился сыростью. Очевидно, мы приближались к реке, о которой упоминал Бастэйбл. Я ожидал увидеть обыкновенную реку и потому оказался совершенно не готов к зрелищу, открывшемуся нашим взорам. Камни, поначалу искрившиеся будто светлячки, внезапно окутались серебристым сиянием. В воздухе заплясали крохотные звездочки, они вспыхивали и угасали, оседая на нашей одежде.
Жидкость… Сперва я решил, что это ртуть, но быстро сообразил, что вижу воду, насыщенную фосфоресценцией, которая попадала в нее из некоего близлежащего источника – возможно, из подземного моря.
Оуна, судя по ее поведению, была привычна к этой картине. Подойдя к заводи, она зачерпнула воды и поднесла мне в сложенных чашечкой ладонях. Свежая, вкусная вода. Ладони Оуны тоже светились, и она теперь напоминала мне какую-нибудь святую из иллюстрированной Библии. Оуна откинула волосы со лба, и над ее головой мгновенно образовалось гало. Там, где оседали водяные брызги, наша одежда сверкала и переливалась. Оуна жестом показала, что я могу пить еще, если хочу. Затем зачерпнула сама и отпила из пригоршни. Губы ее засеребрились, в алых глазах заплясали чертики. Ей явно доставляла удовольствие моя растерянность. На несколько секунд она стала почти прозрачной – вода высветила кровеносные сосуды и внутренние органы.
Я не верил собственным глазам. Мне хотелось узнать побольше об этой воде, о том, как такое вообще возможно, однако рев по-прежнему оглушал, так что спрашивать о чем-либо было бессмысленно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52
– Благодарю вас, фройляйн Оуна, – проговорил я с аристократической чопорностью. – Вы меня сильно выручили.
– Не стоит благодарности, – отозвалась она слегка отстраненно, будто ее внимание привлекло что-то другое.
– А что с Бастэйблом, вы не знаете? – спросил я.
– О, с ним все в порядке. Он способен о себе позаботиться. Даже если его поймали, он найдет способ улизнуть. Наши с ним пути на время разошлись. Он велел искать реку, которая, по его словам, должна вывести нас к городу Мо-Оурия.
Название было мне смутно знакомо. Откуда? Я вдруг вспомнил книгу из своей библиотеки. Сочинение из когорты воспоминаний предприимчивых мошенников, написанных вдогонку «Симплициссимусу» Гриммельсгаузена и «Приключениям Мюнхгаузена» Распе. Автор, скрывшийся за псевдонимом, утверждал, что побывал в подземном королевстве, прибежище обездоленных, и видел там исконных обитателей подземелья, чьи тела были скорее из камня, чем из плоти и крови. В детстве история эта мне очень нравилась, но с годами я стал замечать все несуразицы сюжета, все многочисленные повторы, которыми изобилуют подобного рода вымыслы, и книга мне наскучила.
Искать реку? Я со вздохом признал, что вряд ли выдержу продолжительную пешую прогулку. Насколько я мог судить, путь нам предстоял неблизкий. Размеры пещеры впечатляли. Известно ли Оуне, сколь далеко она тянется?
Судя по голосу, мой вопрос позабавил девушку.
– Некоторые считают, что у нее нет конца, – ответила Оуна. – Достоверной карты подземелья, по крайней мере, не существует.
Какая громадина! Даже недавно открытые пещеры под Карлсбадом и то меньше.
Потом Оуна велела мне ждать и исчезла во мраке. Меня потрясло, с какой легкостью она передвигалась в кромешной тьме. Когда Оуна вернулась, то приподняла меня под мышки, протащила несколько шагов, и я ощутил спиной, что лежу на какой-то материи.
– Скажите спасибо нацистам, – проговорила Оуна, кладя рядом со мной мой меч. – Если бы они не морили вас голодом, я бы с вами не справилась.
Я повернул голову. Похоже, материя была натянута на раму из каких-то длинных побегов или веток. Впрочем, веток ли? Эти «ветки» не слишком походили на древесные.
Пока я предавался размышлениям, произошло удивительное: материя поползла по камням, и я вместе с ней. Оуна-лучница волокла меня на примитивных носилках!
Я с неудовольствием отметил про себя, что мы продолжаем спускаться, вместо того чтобы подниматься к трещине, созданной песнью моего клинка. Вдобавок разыгралась клаустрофобия, хотя прежде я ничего подобного за собой не замечал, даже в окопах во Фландрии. Впрочем, Оуне вряд ли достанет сил вытащить меня на поверхность, так что надо смириться с неизбежным, тем более что она как будто ориентируется в этом подземелье. Ищет какое-то безопасное место, известное ей то ли из собственных скитаний, то ли по рассказам Бастэйбла. Кстати, о Бастэйбле. Надеюсь, ему удалось ускользнуть от нацистов. Ни одному цивилизованному человеку не представить той степени гнусности, до которой способны дойти эти грубые животные. Я вздрогнул при мысли, что Гейнор может нас нагнать, и попытался заговорить с Оуной, но у меня мгновенно закружилась голова. А следом за головокружением подкралось благословенное забытье.
Очнувшись, я сразу ощутил, что что-то изменилось. Окружавшая меня темнота перестала быть зловещей и сделалась умиротворяющей. Слышался шорох, будто ветер гонял по пещере палую листву; я осознал, что вижу вдалеке тусклую полосу света, словно солнце вставало из-за горизонта.
Оуна – черная тень на фоне еще более густой черноты – сидела неподалеку и готовила еду. Пахла еда репой, а на вкус смахивала на молотый имбирный корень и была немного склизкой, что ли, но я уплел свою порцию за обе щеки. Оуна сказала, что приготовила еду из местных растений, что питалась ими и раньше, поэтому опасаться нечего.
Я спросил, нет ли у этой пещеры общего со знаменитыми римскими катакомбами, в которых укрывались и жили подолгу, образуя целые поселения, жертвы религиозных преследований.
– Да, преследуемые порой приходят сюда и находят здесь убежище, – ответила Оуна. – А местные жители никогда не выходят на поверхность и даже не приближаются к ней.
– Вы хотите сказать, что тут, в подземелье, существует своя цивилизация?
– Поверьте мне, граф Ульрик, тут вы найдете не одну, а несколько цивилизаций.
Разумеется, я ей не поверил. Мы же разумные люди, в конце концов.
С другой стороны, некий внутренний голос советовал поверить. Я ощущал в словах Оуны отзвук мистической истины, которая некогда открылась мне через моих предков, передалась по наследству, через родовую память. Мне доводилось слышать предания цыган, утверждавших, что внутри нашего мира существует иной мир, куда можно попасть через вход на Северном полюсе; знал я и то, что некоторые нацисты, в том числе свихнувшийся на вегетарианстве Гесс, верили в подобные бредни, но я даже представить не мог, естественно, что этот иной мир существует на самом деле. Но существует ли он? Пещера не может быть безграничной, у нее должны быть пределы, а пока нам не встретилось ни единого признака того, что здесь обитают живые существа. Может, Оуна из той полуспятившей братии, которая верит во всякую ахинею? Ладно, поглядим. До сих пор она вела себя вполне осмысленно и уже не раз спасала мне жизнь.
Я не сомневался, что Гейнор и Клостерхейм по-прежнему нас преследуют, поскольку мой меч значил для них слишком много. Если понадобится, из-за него они отправятся за мной и к сатанинским огням.
Свет вдалеке постепенно обретал силу, и я начал различать окрестности. Судя по эху, потолок пещеры находился очень и очень высоко; интересно, на сколько еще мы сможем спуститься, прежде чем нас раздавит давление? Повсюду, куда ни посмотри, виднелись сталактиты и сталагмиты, в которых дробился на множество бликов дальний свет. Оуна волокла меня по естественной каменной «дороге» – скорее всего, то была полоса застывшей лавы, и она, извиваясь, уводила вниз, к мерцающему горизонту. Я вдруг понял, что слышу некий звук, и чем дальше мы шли, тем громче он становился, пока не перерос в отдаленный рев. Что было его источником, оставалось лишь догадываться, равно как и об источнике света.
Оуна устала и потому все чаще делала передышки. Рев между тем нарастал и оглушал, так что мы с моей спутницей едва слышали друг друга. Она не собиралась отказываться от задуманного. Отдохнув очередные пятнадцать минут, она поднялась и поволокла носилки по светящемуся склону; наконец пол пещеры выровнялся и мы увидели, что стоим на утесе, а перед нами раскинулась широкая полоса жемчужного оттенка.
Я хотел было спросить Оуну, что это такое, но понял, что она меня не услышит. Вид у нее был такой, что еще немного – и она рухнет от изнеможения. Тем не менее она вновь взвалила на плечи шесты, поправила самодельную упряжь…
Что касается моего состояния, оно нисколько не улучшилось. Если в ближайшее время меня не осмотрит хирург, мои кости почти наверняка срастутся не правильно, а сломанное ребро возьмет да и проткнет какой-нибудь внутренний орган. Я не то чтобы опасался за свою жизнь, просто старался учесть все возможные варианты развития событий. А смерть меня не страшила – ведь я уже успел умереть и воскреснуть. Быть может, гибель была бы наилучшим выходом: тогда бы мы оба – я и меч – оказались недоступны для нацистов.
Мы побрели вперед, метр за метром, к источнику света и звука. Минул час или около того; Оуна остановилась и пригубила из фляжки, висевшей у нее на поясе, потом заставила и меня проглотить несколько капель отвратительно пахнувшей жидкости. «Ведьминский отвар», – сказал я. «Как угодно, – ответила она, – если вам так больше нравится, пусть будет ведьминский отвар».
Понятия не имею, сколько мы прошли и сколько времени занял наш путь. Рев продолжал нарастать, наступил момент, когда он начал отдаваться в ушах биением моего собственного сердца. Череп словно превратился в огромную пустую аудиторию. Я не замечал ничего, кроме этого всепоглощающего звука. А между тем свет, по меркам нашего мира все еще достаточно тусклый, стал ярок настолько, что у меня заслезились глаза. Я с трудом сумел отвернуться – и увидел, что сияние выхватило из темноты ближайшие окрестности с их причудливыми достопримечательностями. Я разглядел скалы, казавшиеся живыми, органическими; формой они напоминали то фантастических животных, то растения, дома и даже людей. Над скалами возвышались выветрившиеся утесы. Вдалеке, где тьма не собиралась сдавать позиции, серебристое свечение казалось призрачным, а за ним клубилась зловещая тень. Потрясающее зрелище! Я не мог поверить, что никто из людей до сих пор не побывал в этом мире и не описал его. А ведь это и вправду мир, настоящий мир, у которого наверняка имеется собственная география и собственная история. Жутко думать, что нацисты проникнут сюда, завоюют эту землю и осквернят ее своим присутствием. А с них станется: ведь у них тяга к темноте, они повсюду уничтожают свет и распространяют тьму.
Сам я, хоть и восхищался этим новооткрытым миром, с превеликим удовольствием вырвался бы из-под земли. Меня угнетала толща над головой. Пускай я был полумертв от усталости и побоев, очутиться прежде срока в могиле было не слишком приятно.
Впрочем, мое состояние немного улучшилось. Уж не знаю, чем меня поила Оуна, только ее напиток вернул мне силы, причем иным способом, нежели меч. Едва переносимая боль в теле отступила, притупилась и стала вполне терпимой. Я чувствовал себя свежее и чище, будто выкупался, как то было у меня в обыкновении, весной во вскрывшейся реке.
Дом… А есть ли у меня дом? Может, драгоценный кузен Гейнор выполнил свое обещание и разобрал мое поместье по камешку?
Скорее всего, он был уверен, что я владею и чашей, и мечом, что они при мне, а потому не стал уничтожать Бек и дальше измываться над моими слугами. Но отсюда следовало, что он не бросит погоню, что он будет идти за мной по пятам и постарается отнять меч и вырвать у меня признание о местонахождении мифической, вероятно, никогда не существовавшей в реальности чаши Грааля. Безумец!
Рев окутал нас пеленой. Мы стали его частью, нас влекло к нему, словно загипнотизированных или лунатиков. Мы не сопротивлялись, ибо наш путь, похоже, лежал в том же направлении.
Опираясь на шест от носилок, с мечом за спиной, висевшем на побеге местной лианы, который отыскала Оуна, я теперь ковылял рядом со своей спутницей. Свет приобрел яркость вспышки, какими пользуются фотографы. Он резал глаза, поэтому Оуна вновь нацепила свои дымчатые очки, а я надвинул поглубже на лоб шляпу с пером. По большому счету мы ослепли и оглохли, а потому двигались медленнее и осторожнее прежнего.
Широкая лента света падала, подобно радуге, к блистающей темноте. Вдалеке, если присмотреться, можно было различить другую светящуюся полосу, намного шире первой. Но даже этого света не хватало, чтобы разглядеть потолок пещеры. Только слабое эхо давало некоторое представление о глубине. Что-то около двух миль.
Рев шел из того же источника, что и свет. И оттуда же, как я вдруг осознал, исходил зной.
Если под землей и вправду существуют сложные формы жизни, по крайней мере, я могу понять, каким образом они тут развились, без животворного солнца.
Воздух наполнился сыростью. Очевидно, мы приближались к реке, о которой упоминал Бастэйбл. Я ожидал увидеть обыкновенную реку и потому оказался совершенно не готов к зрелищу, открывшемуся нашим взорам. Камни, поначалу искрившиеся будто светлячки, внезапно окутались серебристым сиянием. В воздухе заплясали крохотные звездочки, они вспыхивали и угасали, оседая на нашей одежде.
Жидкость… Сперва я решил, что это ртуть, но быстро сообразил, что вижу воду, насыщенную фосфоресценцией, которая попадала в нее из некоего близлежащего источника – возможно, из подземного моря.
Оуна, судя по ее поведению, была привычна к этой картине. Подойдя к заводи, она зачерпнула воды и поднесла мне в сложенных чашечкой ладонях. Свежая, вкусная вода. Ладони Оуны тоже светились, и она теперь напоминала мне какую-нибудь святую из иллюстрированной Библии. Оуна откинула волосы со лба, и над ее головой мгновенно образовалось гало. Там, где оседали водяные брызги, наша одежда сверкала и переливалась. Оуна жестом показала, что я могу пить еще, если хочу. Затем зачерпнула сама и отпила из пригоршни. Губы ее засеребрились, в алых глазах заплясали чертики. Ей явно доставляла удовольствие моя растерянность. На несколько секунд она стала почти прозрачной – вода высветила кровеносные сосуды и внутренние органы.
Я не верил собственным глазам. Мне хотелось узнать побольше об этой воде, о том, как такое вообще возможно, однако рев по-прежнему оглушал, так что спрашивать о чем-либо было бессмысленно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52