Эти все орут: "Отель!
Отель!"
Я так вежливо говорю:
- Спасибо, джентльмены, за поездку.
Но они меня опять не слушают, опять в кольцо и в гостиницу. Там нас
администратор встречает.
Я к нему.
- Товарищ, - говорю. - Пошутили - и хватит! Давайте я отсюда пойду,
потому что мне завтра в утро выходить.
А переводчица администратору говорит:
- Вы не удивляйтесь. Этот от самой границы все пьет, уже и родной
язык забыл.
Тут переводчица двоим чего-то по-английски шепнула, которые поздоро-
вее. Те ей говорят: "Йес!", меня под руки берут, в номер ведут, кладут
на кровать и дверь за собой запирают.
Ну до этого я раз в гостинице уже жил. В средней полосе. Тоже в люк-
се. В смысле - с водопроводом. Горячей, правда, не было, зато холодная -
почти каждую неделю. И соседи по люксу симпатичные попались, все семеро.
А тут соседей - один телевизор. Ну, я включил, поглядел. Как же, думаю,
отсюда выбраться? Пока думал - заснул.
Проснулся уже в автобусе. Эти-то, сразу видно, буржуа, никакого
чувства локтя: сами позавтракали, а меня голодного в автобус отнесли.
"Ладно, - думаю, - придет время, за все ответите!" А мы тем временем
уже к музею приехали. Я на часы смотрю: все, считай, прогул поставили.
"Черт с вами, - думаю. - Не первый раз... Посмотрю хоть, что это за
музей такой". Помню, в школе-то в зоопарк ходили, впечатления хорошие.
Тут оказалось не как в зоопарке, но тоже красиво. Картины висят, тет-
ка к нам вышла, у каждой картины останавливается и по-английски объясня-
ет. Я сперва-то молчал, не хотел знание русского языка показывать. Потом
все-таки говорю:
- Я извиняюсь, а сколько, например, вот эта картина может стоить?
Тетка прямо позеленела вся.
- Как вы можете? - кричит. - Это же искусство! Это в вашем обществе
привыкли все на деньги!
Я говорю:
- Тихо, тетка, я свой!
Она говорит:
- Тем более стыдно, раз вы переводчик!..
В автобусе эта девица, переводчица, опять подсаживается и опять
по-английски. Отвечаю ей на том же языке, но с сильным шотландским ак-
центом:
- Пошоль ты...
- Ой, - говорит, - у вас к языкам большие способности. А сейчас,
Джек, мы едем на экскурсию на завод.
А мне уже все равно.
Только когда мы приехали, стало мне уже не все равно. Потому что при-
ехали мы к проходной родного моего предприятия, где мне сегодня надо бы-
ло находиться с восьми утра.
- Стойте! - кричу. - Не желаю на ихний завод! Я, может, в ресторан
желаю!
Как же! Берут меня в кольцо и в проходную тянут. И ведут прямиком к
моему участку. Выходит к нам Фомичев и от лица трудящихся нас тепло при-
ветствует. Потом на меня смотрит и говорит:
- Ну до чего этот мистер похож на одного нашего рабочего! Жаль, он
сегодня не вышел, заболел. Скорее всего... А то бы им очень интересно
было бы друг на дружку посмотреть.
Потом Фомичев рассказал нам о наших успехах, оборудование показал, на
вопросы ответил:
Я тоже вопрос задал:
- Извиняюсь, мистер Фомичев, а если тот ваш рабочий, скажем, не забо-
лел, а прогулял, тогда что?
Фомичев говорит переводчице:
- Скажите этому мистеру, что его вопрос - это провокация в духе хо-
лодной войны и что, во-первых, у нас прогульщиков нет, а во-вторых, с
каждым днем становится все меньше и меньше!
Ну, потом расписался я еще в книге почетных посетителей, написал, что
посещение завода запомнится мне на всю жизнь.
После завода переводчица говорит:
- Сейчас поедем в гостиницу, а потом осмотрим новые жилмассивы.
То ли это она по-русски сказала, то ли я уже английский стал пони-
мать, но только думаю: "Дудки! Мало мне завода, этак мы еще ко мне в
квартиру придем. У меня обеда на всех не хватит. Придется милицию
звать".
Но обошлось без милиции. Потому что только мы к гостинице подъехали -
глядим: у входа два швейцара одного туриста подмышки поддерживают. Мои
его как увидели, чуть с ума не сошли. "Джек! - кричат. - Джек!" Короче,
это их настоящий Джек нашелся.
Я гляжу - и правда, похожи мы с этим другом, как близнецы, только он
выпил больше.
Ну, все к нему вместе с переводчицей бросились. И я бросился. Но в
другую сторону...
А назавтра прихожу на работу, ребята говорят:
- Слушай, тут вчера иностранцев водили. До чего один мужик на тебя
похож был, представить не можешь.
- Почему? - говорю. - Вполне возможно.
- Да нет, - говорят. - Так-то он похож, но по глазам сразу видно -
сволочь. Все про твою получку интересовался. А сам небось миллионы гре-
бет.
- Ясное дело, - говорю. - А может, и миллиарды!..
И пошел я искать Фомичева, чтоб прогул мне не ставил. Что, мол, тетка
заболела, и все такое. А то он потом оставит без премии - и все.
Сплошной Лелюш
Вызывают меня и говорят:
- Пойдешь завтра членом жюри, кинофильмы оценивать.
Я говорю:
- Не пойду. Я только что выставку служебных собак открывал.
Они говорят:
- Собаки собаками, а об киноискусстве тоже проявляется большая забо-
та.
Я говорю:
- Ребята, мне втулки точить надо. И потом образования у меня не хва-
тает.
Они говорят:
- Мало-ли у кого чего не хватает! Главное, нутро у тебя здоровое. Да
ты не бойся, там еще одна с ткацкой фабрики направлена. У нее опыт есть,
она конкурс виолончелистов судила.
Ладно, прихожу в указанное время в назначенное место. Все уже в сбо-
ре. Мужики все в замше, женщины - в париках, ткачиха - в юбке. Со мной
все - за руку. Потом главный подходит, тоже за руку.
- Вы, - говорит, - с шарикоподшипникового?
- Ну я, - говорю.
- Надо будет, - говорит, - высказать мнение по поводу новой картины
"Судьба Антонины".
- Ясно, - говорю. - Мнение мое - положительное!
Он говорит:
- Обождите...
Я говорю:
- Тогда - отрицательное!
Он говорит:
- Не волнуйтесь. Тут такое правило, что сперва надо посмотреть.
Ну, стали все перед экраном рассаживаться. Парик - замша, парик -
замша... А я рядом с ткачихой сел. Только свет погасили, чувствую - тка-
чиха хорошая.
И началось кино. В смысле - цирк!
Потому что кто кого играет - не понять. Звука нет, одна музыка. Изоб-
ражение, правда, есть. Но не цветное, а черно-белое. Причем белого мало.
А потом и черное пропало.
Вот как оно пропало, одна замша и говорит:
- Это же надо, какие съемки! Прямо Лелюш!
И все вокруг тоже шепчут:
- Какой Лелюш! Какой Лелюш!
И ткачиха мне тоже говорит:
- Какой нахал!
Я ей хотел сказать, что я тут ни при чем, просто съемки такие - не
видишь, куда руку кладешь... Тут как раз снова изображение появилось.
Только зря оно появилось, потому что звук пропал. Тут какой-то парик
опять говорит:
- Это ж надо, какой монтаж! Прямо-таки рука Феллини!
И все опять:
- Рука Феллини! Рука Феллини!
И ткачиха мне тоже:
- Это ваша рука?
Я говорю:
- Нет. Это рука Феллини.
И тут - бац! Пленка оборвалась. На самом интересном месте! Ну, свет
зажгли - оказалось, это не обрыв пленки, а конец фильма. И все жюри си-
дит как бы потрясенное. И я со всем жюри тоже сижу вроде бы потрясенный.
Но вот встает главный и говорит, что только что мы увидели интересный
фильм самобытного мастера и надо бы нам об этом фильме поговорить и пос-
порить.
Ну, встает первая замша и начинает спорить, что ему тут сидеть было
очень волнительно, потому что он тут увидел манеру Пудовкина.
Я ему хотел сказать, что, во-первых, не Пудовкин, а Пуговкин. А
во-вторых, где он тут его видал? Я лично не видал.
Но тут встает второй, только не в замше, а совсем лысый, и говорит,
что ему, наоборот, очень волнительно. Но не потому, что тому было волни-
тельно, а потому, что он тут почувствовал Эйзенштейна.
Так они все поговорили и поспорили. Снова подымается главный и гово-
рит:
- А теперь, товарищи, хочется заслушать интересное мнение нашей об-
щественности с шарикоподшипникового завода, для которой мы и создаем все
наши произведения.
Тут ко мне все обернулись, смотрят, вроде бы им интересно, что же я
про ихнее кино скажу. А мне это и самому интересно.
Ну, напрягаю память и начинаю, что наш участок план по втулкам в
прошлом квартале перевыполнил. И в этом тоже успешно претворяет.
Чувствую, что им все жутко волнительно. Читаю дальше, про себестоимость,
потом говорю, что ихнее произведение оставило во мне неизгладимый след.
И что особенно взволновал меня образ Антонины, который воплощает в се-
бе...
Ну, чего он воплощает, я сказать не успел, потому что входит в зал
какой-то парень и что-то на ухо главному шепчет. И тот встает и говорит,
что всем им бесконечно важна моя оценка образа Антонины, но только меха-
ник извиняется, потому что он по ошибке нам вместо Антонины показал кино
из жизни вирусов. И поэтому давайте, говорит, сперва посмотрим настоящую
картину, а потом я продолжу свой глубокий анализ.
Я сперва хотел ему сказать, что за один отгул два раза анализировать
дураков нет. Да потом раздумал: кино-то бесплатно тоже не каждый день...
Ну, опять свет погас, музыка пошла, скрипочки... Замша опять талды-
чит:
- Ах, Феллини! Ах, Антониони!
А я рядом с ткачихой сижу - мне это все сплошной Лелюш. Лишь бы плен-
ка не обрывалась...
Скрепки
Спустя неделю после того, как я принял организацию под свое руко-
водство, у меня уже был готов "План первоочередных мероприятий". "План"
предусматривал резкий бросок вперед и казался настолько очевидным, что
было непонятно, почему его не осуществили мои предшественники.
На восьмой день я записал пункты "Плана" на нескольких листках бумаги
и сложил листки, чтобы сколоть скрепкой. В коробочке скрепок не оказа-
лось. Я нажал было кнопку звонка, но тут же вспомнил, что секретарша
взяла отгул. Где у нее хранились скрепки, я не знал.
Я снял телефонную трубку и набрал номер заместителя.
- Ящеров, - холодно сказала трубка.
- Здравствуйте, Иван Семенович, - сказал я.
- Добрый день, Игорь Андреевич! - Голос в трубке обрел деловитость и
бодрость. - Слушаю вас!
- Тут, понимаете, какая штука, - сказал я. - Я сегодня секретаршу от-
пустил...
- Безусловно! - с горячностью сказал Ящеров. - Я полностью согласен!
- Да нет, - сказал я. - Не в том дело. Просто мне скрепка нужна, а я
найти не могу. Попросите, пожалуйста, кого-нибудь занести мне коробочку.
- Очень нужная мера, - сказал Ящеров. - Ваше указание понял.
- Какое тут указание, - засмеялся я. - Просьба.
Я положил трубку и стал ждать.
От кабинета Ящерова до моего кабинета было полминуты хода. Через пол-
минуты скрепок мне не принесли. Через полчаса тоже. Я снова набрал номер
Ящерова. Трубку не снимали. Не откликались также ни канцелярия, ни пла-
новый отдел.
Я вышел из кабинета и направился вдоль коридора, заглядывая во все
двери подряд. Всюду было пусто. Мне стало не по себе. Хорошенькая исто-
рия: среди бела дня исчезает штат целой организации!
Тут до меня донесся смутный шум.
Звук шел из конца коридора. Я приблизился к двери с табличкой "Конфе-
ренц-зал" и чуть приоткрыл...
Зал был заполнен людьми. На возвышении стоял стол президиума. Среди
сидевших там я узнал начальника планового отдела и женщину, которая уби-
рала в моем кабинете. Слева, впереди стола, находилась трибуна. За три-
буной стоял Ящеров. Он глядел в зал и неторопливо бил в ладони. Спустя
некоторое время Ящеров перестал хлопать и покашлял в микрофон.
- Товарищи! - сказал Ящеров. - В заключение я хочу выразить уверен-
ность, что отныне мы будем руководствоваться основополагающими указания-
ми товарища Игоря Андреевича Степанова о необходимости улучшать снабже-
ние скрепками. Скрепку - во главу угла! Таков наш девиз!
"Какой девиз? - подумал я. - Бред какой-то!"
Ящеров было покинул трибуну, но, хлопнув себя по лбу, сказал в микро-
фон: "Спасибо за внимание" - и пошел к пустому столу в президиуме. Затем
к трибуне вышла женщина, убиравшая мой кабинет, и призвала согласно моим
указаниям развернуть кампанию, чтоб скрепок не бросать на пол. Я ти-
хонько прикрыл дверь и пошел в кабинет.
До конца дня я обдумывал, что делать. В голове вертелась одна фраза:
"За вопиющее нарушение дисциплины, выразившееся..." Однако в чем именно
выразилось нарушение, сформулировать не удавалось.
Я уже собрался уходить, когда зазвенел телефон.
- Докладывает Ящеров!
- Зайдите ко мне, - приказал я и не успел положить трубку, как он уже
стоял в дверях.
- Что все это значит? - спросил я. - Что вы тут устроили?
По лицу Ящерова было видно, что он ошарашен.
- Виноват, - забормотал он. - Я, Игорь Андреевич, несколько недопони-
маю... Так сказать, не совсем улавливаю...
- Чего вы не понимаете? - спросил я. - Я вас утром просил прислать
мне скрепок. А вы что устроили?
- Общее собрание, - пролепетал Ящеров. - Поняв ваши указания в самом
широком смысле, счел необходимым донести... Как основу для работы вве-
ренной вам организации.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47
Отель!"
Я так вежливо говорю:
- Спасибо, джентльмены, за поездку.
Но они меня опять не слушают, опять в кольцо и в гостиницу. Там нас
администратор встречает.
Я к нему.
- Товарищ, - говорю. - Пошутили - и хватит! Давайте я отсюда пойду,
потому что мне завтра в утро выходить.
А переводчица администратору говорит:
- Вы не удивляйтесь. Этот от самой границы все пьет, уже и родной
язык забыл.
Тут переводчица двоим чего-то по-английски шепнула, которые поздоро-
вее. Те ей говорят: "Йес!", меня под руки берут, в номер ведут, кладут
на кровать и дверь за собой запирают.
Ну до этого я раз в гостинице уже жил. В средней полосе. Тоже в люк-
се. В смысле - с водопроводом. Горячей, правда, не было, зато холодная -
почти каждую неделю. И соседи по люксу симпатичные попались, все семеро.
А тут соседей - один телевизор. Ну, я включил, поглядел. Как же, думаю,
отсюда выбраться? Пока думал - заснул.
Проснулся уже в автобусе. Эти-то, сразу видно, буржуа, никакого
чувства локтя: сами позавтракали, а меня голодного в автобус отнесли.
"Ладно, - думаю, - придет время, за все ответите!" А мы тем временем
уже к музею приехали. Я на часы смотрю: все, считай, прогул поставили.
"Черт с вами, - думаю. - Не первый раз... Посмотрю хоть, что это за
музей такой". Помню, в школе-то в зоопарк ходили, впечатления хорошие.
Тут оказалось не как в зоопарке, но тоже красиво. Картины висят, тет-
ка к нам вышла, у каждой картины останавливается и по-английски объясня-
ет. Я сперва-то молчал, не хотел знание русского языка показывать. Потом
все-таки говорю:
- Я извиняюсь, а сколько, например, вот эта картина может стоить?
Тетка прямо позеленела вся.
- Как вы можете? - кричит. - Это же искусство! Это в вашем обществе
привыкли все на деньги!
Я говорю:
- Тихо, тетка, я свой!
Она говорит:
- Тем более стыдно, раз вы переводчик!..
В автобусе эта девица, переводчица, опять подсаживается и опять
по-английски. Отвечаю ей на том же языке, но с сильным шотландским ак-
центом:
- Пошоль ты...
- Ой, - говорит, - у вас к языкам большие способности. А сейчас,
Джек, мы едем на экскурсию на завод.
А мне уже все равно.
Только когда мы приехали, стало мне уже не все равно. Потому что при-
ехали мы к проходной родного моего предприятия, где мне сегодня надо бы-
ло находиться с восьми утра.
- Стойте! - кричу. - Не желаю на ихний завод! Я, может, в ресторан
желаю!
Как же! Берут меня в кольцо и в проходную тянут. И ведут прямиком к
моему участку. Выходит к нам Фомичев и от лица трудящихся нас тепло при-
ветствует. Потом на меня смотрит и говорит:
- Ну до чего этот мистер похож на одного нашего рабочего! Жаль, он
сегодня не вышел, заболел. Скорее всего... А то бы им очень интересно
было бы друг на дружку посмотреть.
Потом Фомичев рассказал нам о наших успехах, оборудование показал, на
вопросы ответил:
Я тоже вопрос задал:
- Извиняюсь, мистер Фомичев, а если тот ваш рабочий, скажем, не забо-
лел, а прогулял, тогда что?
Фомичев говорит переводчице:
- Скажите этому мистеру, что его вопрос - это провокация в духе хо-
лодной войны и что, во-первых, у нас прогульщиков нет, а во-вторых, с
каждым днем становится все меньше и меньше!
Ну, потом расписался я еще в книге почетных посетителей, написал, что
посещение завода запомнится мне на всю жизнь.
После завода переводчица говорит:
- Сейчас поедем в гостиницу, а потом осмотрим новые жилмассивы.
То ли это она по-русски сказала, то ли я уже английский стал пони-
мать, но только думаю: "Дудки! Мало мне завода, этак мы еще ко мне в
квартиру придем. У меня обеда на всех не хватит. Придется милицию
звать".
Но обошлось без милиции. Потому что только мы к гостинице подъехали -
глядим: у входа два швейцара одного туриста подмышки поддерживают. Мои
его как увидели, чуть с ума не сошли. "Джек! - кричат. - Джек!" Короче,
это их настоящий Джек нашелся.
Я гляжу - и правда, похожи мы с этим другом, как близнецы, только он
выпил больше.
Ну, все к нему вместе с переводчицей бросились. И я бросился. Но в
другую сторону...
А назавтра прихожу на работу, ребята говорят:
- Слушай, тут вчера иностранцев водили. До чего один мужик на тебя
похож был, представить не можешь.
- Почему? - говорю. - Вполне возможно.
- Да нет, - говорят. - Так-то он похож, но по глазам сразу видно -
сволочь. Все про твою получку интересовался. А сам небось миллионы гре-
бет.
- Ясное дело, - говорю. - А может, и миллиарды!..
И пошел я искать Фомичева, чтоб прогул мне не ставил. Что, мол, тетка
заболела, и все такое. А то он потом оставит без премии - и все.
Сплошной Лелюш
Вызывают меня и говорят:
- Пойдешь завтра членом жюри, кинофильмы оценивать.
Я говорю:
- Не пойду. Я только что выставку служебных собак открывал.
Они говорят:
- Собаки собаками, а об киноискусстве тоже проявляется большая забо-
та.
Я говорю:
- Ребята, мне втулки точить надо. И потом образования у меня не хва-
тает.
Они говорят:
- Мало-ли у кого чего не хватает! Главное, нутро у тебя здоровое. Да
ты не бойся, там еще одна с ткацкой фабрики направлена. У нее опыт есть,
она конкурс виолончелистов судила.
Ладно, прихожу в указанное время в назначенное место. Все уже в сбо-
ре. Мужики все в замше, женщины - в париках, ткачиха - в юбке. Со мной
все - за руку. Потом главный подходит, тоже за руку.
- Вы, - говорит, - с шарикоподшипникового?
- Ну я, - говорю.
- Надо будет, - говорит, - высказать мнение по поводу новой картины
"Судьба Антонины".
- Ясно, - говорю. - Мнение мое - положительное!
Он говорит:
- Обождите...
Я говорю:
- Тогда - отрицательное!
Он говорит:
- Не волнуйтесь. Тут такое правило, что сперва надо посмотреть.
Ну, стали все перед экраном рассаживаться. Парик - замша, парик -
замша... А я рядом с ткачихой сел. Только свет погасили, чувствую - тка-
чиха хорошая.
И началось кино. В смысле - цирк!
Потому что кто кого играет - не понять. Звука нет, одна музыка. Изоб-
ражение, правда, есть. Но не цветное, а черно-белое. Причем белого мало.
А потом и черное пропало.
Вот как оно пропало, одна замша и говорит:
- Это же надо, какие съемки! Прямо Лелюш!
И все вокруг тоже шепчут:
- Какой Лелюш! Какой Лелюш!
И ткачиха мне тоже говорит:
- Какой нахал!
Я ей хотел сказать, что я тут ни при чем, просто съемки такие - не
видишь, куда руку кладешь... Тут как раз снова изображение появилось.
Только зря оно появилось, потому что звук пропал. Тут какой-то парик
опять говорит:
- Это ж надо, какой монтаж! Прямо-таки рука Феллини!
И все опять:
- Рука Феллини! Рука Феллини!
И ткачиха мне тоже:
- Это ваша рука?
Я говорю:
- Нет. Это рука Феллини.
И тут - бац! Пленка оборвалась. На самом интересном месте! Ну, свет
зажгли - оказалось, это не обрыв пленки, а конец фильма. И все жюри си-
дит как бы потрясенное. И я со всем жюри тоже сижу вроде бы потрясенный.
Но вот встает главный и говорит, что только что мы увидели интересный
фильм самобытного мастера и надо бы нам об этом фильме поговорить и пос-
порить.
Ну, встает первая замша и начинает спорить, что ему тут сидеть было
очень волнительно, потому что он тут увидел манеру Пудовкина.
Я ему хотел сказать, что, во-первых, не Пудовкин, а Пуговкин. А
во-вторых, где он тут его видал? Я лично не видал.
Но тут встает второй, только не в замше, а совсем лысый, и говорит,
что ему, наоборот, очень волнительно. Но не потому, что тому было волни-
тельно, а потому, что он тут почувствовал Эйзенштейна.
Так они все поговорили и поспорили. Снова подымается главный и гово-
рит:
- А теперь, товарищи, хочется заслушать интересное мнение нашей об-
щественности с шарикоподшипникового завода, для которой мы и создаем все
наши произведения.
Тут ко мне все обернулись, смотрят, вроде бы им интересно, что же я
про ихнее кино скажу. А мне это и самому интересно.
Ну, напрягаю память и начинаю, что наш участок план по втулкам в
прошлом квартале перевыполнил. И в этом тоже успешно претворяет.
Чувствую, что им все жутко волнительно. Читаю дальше, про себестоимость,
потом говорю, что ихнее произведение оставило во мне неизгладимый след.
И что особенно взволновал меня образ Антонины, который воплощает в се-
бе...
Ну, чего он воплощает, я сказать не успел, потому что входит в зал
какой-то парень и что-то на ухо главному шепчет. И тот встает и говорит,
что всем им бесконечно важна моя оценка образа Антонины, но только меха-
ник извиняется, потому что он по ошибке нам вместо Антонины показал кино
из жизни вирусов. И поэтому давайте, говорит, сперва посмотрим настоящую
картину, а потом я продолжу свой глубокий анализ.
Я сперва хотел ему сказать, что за один отгул два раза анализировать
дураков нет. Да потом раздумал: кино-то бесплатно тоже не каждый день...
Ну, опять свет погас, музыка пошла, скрипочки... Замша опять талды-
чит:
- Ах, Феллини! Ах, Антониони!
А я рядом с ткачихой сижу - мне это все сплошной Лелюш. Лишь бы плен-
ка не обрывалась...
Скрепки
Спустя неделю после того, как я принял организацию под свое руко-
водство, у меня уже был готов "План первоочередных мероприятий". "План"
предусматривал резкий бросок вперед и казался настолько очевидным, что
было непонятно, почему его не осуществили мои предшественники.
На восьмой день я записал пункты "Плана" на нескольких листках бумаги
и сложил листки, чтобы сколоть скрепкой. В коробочке скрепок не оказа-
лось. Я нажал было кнопку звонка, но тут же вспомнил, что секретарша
взяла отгул. Где у нее хранились скрепки, я не знал.
Я снял телефонную трубку и набрал номер заместителя.
- Ящеров, - холодно сказала трубка.
- Здравствуйте, Иван Семенович, - сказал я.
- Добрый день, Игорь Андреевич! - Голос в трубке обрел деловитость и
бодрость. - Слушаю вас!
- Тут, понимаете, какая штука, - сказал я. - Я сегодня секретаршу от-
пустил...
- Безусловно! - с горячностью сказал Ящеров. - Я полностью согласен!
- Да нет, - сказал я. - Не в том дело. Просто мне скрепка нужна, а я
найти не могу. Попросите, пожалуйста, кого-нибудь занести мне коробочку.
- Очень нужная мера, - сказал Ящеров. - Ваше указание понял.
- Какое тут указание, - засмеялся я. - Просьба.
Я положил трубку и стал ждать.
От кабинета Ящерова до моего кабинета было полминуты хода. Через пол-
минуты скрепок мне не принесли. Через полчаса тоже. Я снова набрал номер
Ящерова. Трубку не снимали. Не откликались также ни канцелярия, ни пла-
новый отдел.
Я вышел из кабинета и направился вдоль коридора, заглядывая во все
двери подряд. Всюду было пусто. Мне стало не по себе. Хорошенькая исто-
рия: среди бела дня исчезает штат целой организации!
Тут до меня донесся смутный шум.
Звук шел из конца коридора. Я приблизился к двери с табличкой "Конфе-
ренц-зал" и чуть приоткрыл...
Зал был заполнен людьми. На возвышении стоял стол президиума. Среди
сидевших там я узнал начальника планового отдела и женщину, которая уби-
рала в моем кабинете. Слева, впереди стола, находилась трибуна. За три-
буной стоял Ящеров. Он глядел в зал и неторопливо бил в ладони. Спустя
некоторое время Ящеров перестал хлопать и покашлял в микрофон.
- Товарищи! - сказал Ящеров. - В заключение я хочу выразить уверен-
ность, что отныне мы будем руководствоваться основополагающими указания-
ми товарища Игоря Андреевича Степанова о необходимости улучшать снабже-
ние скрепками. Скрепку - во главу угла! Таков наш девиз!
"Какой девиз? - подумал я. - Бред какой-то!"
Ящеров было покинул трибуну, но, хлопнув себя по лбу, сказал в микро-
фон: "Спасибо за внимание" - и пошел к пустому столу в президиуме. Затем
к трибуне вышла женщина, убиравшая мой кабинет, и призвала согласно моим
указаниям развернуть кампанию, чтоб скрепок не бросать на пол. Я ти-
хонько прикрыл дверь и пошел в кабинет.
До конца дня я обдумывал, что делать. В голове вертелась одна фраза:
"За вопиющее нарушение дисциплины, выразившееся..." Однако в чем именно
выразилось нарушение, сформулировать не удавалось.
Я уже собрался уходить, когда зазвенел телефон.
- Докладывает Ящеров!
- Зайдите ко мне, - приказал я и не успел положить трубку, как он уже
стоял в дверях.
- Что все это значит? - спросил я. - Что вы тут устроили?
По лицу Ящерова было видно, что он ошарашен.
- Виноват, - забормотал он. - Я, Игорь Андреевич, несколько недопони-
маю... Так сказать, не совсем улавливаю...
- Чего вы не понимаете? - спросил я. - Я вас утром просил прислать
мне скрепок. А вы что устроили?
- Общее собрание, - пролепетал Ящеров. - Поняв ваши указания в самом
широком смысле, счел необходимым донести... Как основу для работы вве-
ренной вам организации.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47