Красивый символ. Лармо-Огненная Борода был бы доволен таким знаком уважения от одного из своих многочисленных здешних почитателей. Хисахяне поклоняются огню, дающему единственную возможность для жизни на грани меж пустыней и морем, и его хозяину. А поскольку Лармо, или Лалл, Солнечный Бог – старший из Победивших, то хотя бы религиозных войн у нас с Хисахом нет и быть не может.
– Не смею далее задерживать, эфенди. – Поклонившись, драконид сошел с борта пескобуера, чинно подобрав тогу, и махнул рукой погонщикам. Те без возражений послали вперед свои упряжки из семи металлов, движимых пятью стихиями.
Один за другим парусники пустыни вплывали в тень Прохода Последнего Испытания. При всей серьезности именования ждать от него взаправдашнего подвоха не получалось. Ну посидим в темноте еще минутку, прежде чем отправиться с прилегающей к стене Сухотаможенной площади в посольство принимать дела, столь внезапно рухнувшие на меня…
Однако спокойно сидеть пришлось куда меньше. Спустя недолгие мгновения после того, как за нами захлопнулись ворота камеры снятия несанкционированных заклятий, темнота наполнилась звуками. Негромкими, но настойчивыми и весьма действующими на нервы: шорох, хруст, какие-то мягкие шлепки… Тут не успокоишься!
– Это ты?! – не выдержав, напряженно-обвиняющим тоном спросила Хирра. Не знаю, кого уж именно, но так или иначе принял вопрос на свой счет не я один.
– А я думала, ты! – Удивление Келлы было отнюдь не наигранным.
– Нет, хай-мэм, не я, честно-честно, как под духом!!! – закрутила Лайла несусветное оправдание.
В ее медиумические способности отчего-то верилось слабо. Как и в необходимость лязга «козьей ноги» рейнджерского стреломета Сигурни, привыкшей встречать подобным образом любую непредсказуемую смену обстановки. Тем или иным способом отметились все – и на нашем буере, и на переднем, невнятным гомоном подтверждая общность повода к беспокойству.
Один я продолжал молчать самым виновным во всем образом, хотя имел никак не меньший повод вставить свой вопрос в эту череду. Если, конечно, правильно определил причину всеобщего беспокойства по собственным ощущениям – то легкие прикосновения, то увесистые шлепки по ткани, укрывающей тело от пустынной пыли. Будто одежду то ли обшаривают незаметно, как уличный спамер, то ли охлопывают слегка, словно штурмполисмен, ищущий улики. Может, это какая-то местная разновидность таможенной магии, на столь странный манер проверяющая груз и персоны путешественников?
Возмущенно-испуганный визг Пемси с переднего пескобуера опроверг эти домыслы!
Очередной шлепок пришелся мне прямо в морду – мокрый и склизкий, будто неразорвавшаяся мина-лягушка. Бывало в Мекане и такое, что эта верная смерть сама в себе перепревала на безопасную бурду раньше, чем придет повод прыгнуть.
Бабий визг мне не к лицу, но сдержать какой-то дикий всхрип не удалось. Да и передернулся изрядно, чуть вовсе с пескобуера не слетел.
Словно того и дожидаясь, впереди распахнулись створки ворот, выпуская караван наружу. Свет ударил в глаза пусть не так болезненно, как ожидалось, но довольно чувствительно. А к нашему с Памелой невольному дуэту прибавился возмущенный галдеж всех остальных… и громогласное кваканье!!!
Лягушки, бесчисленные лягушки скакали по двум уцелевшим пескобуерам песчаного лиса Блоссома. Они каскадами низвергались по тюкам и корзинам, волнами расползались от колес фрахтовиков. Мы успели забыть о поставщике султанского двора – а товар Рональда Джоггера Ас-Саби оказался заклят на нетление, и теперь избавленные от незадекларированного заклятия деликатесные земноводные скакали по нам во все стороны!
Келла держала за заднюю ногу жирную квакшу, пойманную в прыжке, и с любопытством разглядывала ее. Лягуха раскачивалась, вяло отмахиваясь свободными лапами. Куда более активно отбрыкивались от осаждающих земноводных унтер-бандерша моей древнейшей, санд-шкипер и его семеро соратниц. Пемси вообще молотила руками по воздуху, как роторная мельница крыльями. Хирра осуждающе взирала на это безобразие, скрестив руки на груди. Одна лягушка сидела у нее на голове, еще две – на плечах, наподобие эполет иэрийского генерала.
Как освобожденные от хранивших их в пустынной жаре и сухости заклятий земноводные обошлись со мной самим, можно было лишь предполагать. Во всяком случае, их присутствие чувствовалось везде. Даже за шиворотом…
В таком вот виде и явились дипломатические посланцы могучего Анарисса с сопровождающими их лицами встречающей толпе хисахян. Полагаю, столь развесистого зрелища жители благословенной Хасиры не видали со времен принца Халеда. Не того, балаганного пафосного героя, песни-пиесы о котором разыгрывают каждый год целую неделю Потеряниц до самого Приснодня, а настоящего. Того, который въехал в их город, сидя на ублюде задом наперед с прутиком «демоновой метлы» в зубах, и основал султанат, нерушимо стоящий уже три тысячи лет…
Жаль, летопись не упоминает, каким именно образом тогдашние обитатели Хасиры встретили своего будущего повелителя. Нынешние, во всяком случае, на несколько мгновений потрясенно смолкли – а потом захохотали так, что лягушки от них обратно к нам запрыгали. Смеялись все: взрослые и дети, праздные зеваки и таможенники, облеченные властью чиновники и последняя шантрапа. Даже чихающие дервиши перестали чихать, чтобы посмеяться вволю. Даже ящеричные обезьяны, казалось, вовсю хохочут, подпрыгивая на куполах храмов.
Пемси, отмахавшаяся кое-как от своей доли лягушек, от такой встречи пришла в полное неистовство. И так травмированная нечаянным испугом, пышечка взвизгнула громче прежнего, подскочила на месте и, хлопнув себя кулаками по бедрам, высунула язык во всю длину. Еще и нос наморщила, зажмурившись – уморительнейшая вышла рожа при всей симпатичности блондиночки. Мало того, чтобы окончательно добить зрителей, унтер-бандерша развернулась к ним тылом и, присев совершенно по-обезьяньи, со всей силы хлопнула себя обеими ладонями по круглому задику. Похоже, после песчаной акулы ей Зодиакальное море было по колено и сам Безымянный Бог не брат.
Безумная пляска отмороженной девчонки среди лягушек, фонтанирующих из корзинобурдюков покойного Рона-Толкача, возымела совершенно оглушительный эффект. Разом перестав смеяться, все хисахяне высунули языки, а все лизардманки повернулись задом и повторили ее жест, задрав змеиные хвосты. Большего, по моему разумению, не добился бы и сам Принц Хисахский при своем эпическом въезде в Хасиру.
– Вот так! – Саму виновницу этой массовой сцены увиденное явно удовлетворило и успокоило. Во всяком случае, дальнейших фортелей Памела Акулья Погибель не выкидывала. Да и лягушки на редкость стремительно исчезали по сумкам и корзинкам местных уроженцев. Джоггер мог бы гордиться предугаданным спросом, сумей он хоть сколько-нибудь получить за свой товар. Но ни денег, ни самого купца теперь и в помине не было.
Оно и к лучшему. Либо я сам пришиб бы его за наш торжественный въезд, либо он меня – за разбазаренный товар и сорванный контракт. Хотя, конечно, останься поставщик султанского двора жив, ничего этого и вовсе не случилось бы. Все шло бы своим чередом, без особых неурядиц…
Тут я ошибся. Как выяснилось, Хасира еще не полной мерой отвесила нам своего внимания. Чужакам, попавшим в нее, только предстояло понять всю свою неуместность и странность на местный взгляд.
Взрослым представления с подарками хватило, чтобы занять себя на ближайшее время, не мешая нашему каравану продвигаться к выезду с Сухотаможенной площади. А вот дети, падкие на все необычное, продолжали стайками сновать вокруг влекомых кадавренной упряжкой пескобуеров. Наиболее любопытные и доверчивые даже шли у самого борта, между колес, беззастенчиво таращась на редких по эту сторону Девственной Пустыни эльфей. Хирра потянулась рукой к одному мальчишке, особенно долго не сводившему с нее завороженного взгляда, желая приласкать. Но тот немедленно отпрянул, равно с сожалением и страхом:
– Ой, не надо, тетенька!!! Я заразы боюсь!
– Какой заразы, малыш? – не поняла моя высокородная.
– Лишая вашего… Вон вы вся повязками замотанная и серая!!!
Хирру такое восприятие привычного ей цвета кожи и манеры одеваться лишь позабавило. Рассмеявшись, темная эльфь поспешила разубедить неискушенного в расовых и культурных различиях ребенка.
– Я с рождения такая. От такого отца. – Тут она горько улыбнулась, вспоминая покойного Властителя ау Стийорр.
Но обстоятельного малыша это явно не убедило. То ли он в эльфов не верил, то ли считал, что от стыда за болезнь красивая тетя что угодно придумает, то ли просто так, на свой детский манер пожелал ей хорошего:
– Вы все равно выздоравливайте…
На прощание он помахал ей рукой, но тут же застеснялся, повернулся и вприпрыжку убежал по какому-то переулку. Отчего-то старшая жена смутилась еще сильней мальчика и спрятала лицо у меня на плече, присев на дно пескобуера. Рука сама потянулась погладить ее по волосам, сбрасывая прикрывавший их всю дорогу тюрбан из полупрозрачного серебристого шифона.
По счастью, здесь случайное слово не рисковало превратиться в дурную славу так быстро и надежно, как это происходит у нас в Анариссе, по причине полного и окончательного отсутствия крикунов. Жарко им здесь чрезмерно или сухо – уж не знаю. Лично мне остается только радоваться…
По крайней мере, их местный аналог – по распространенности и склонности к обсиживанию карнизов и куполов – смотрится куда приличнее. Это лизардманк, ящеричный обезьян. Чешуйчатый зверек фунтов тридцати весом, с огромными глазами под сросшимися прозрачными веками, по-гекконьи цепкими пальцами, змеиным хвостом и синим раздвоенным язычком. Другая тварь, с шерстью и незащищенными глазами, на такой жаре да под пыльными бурями, посылаемыми пустыней, долго не выдержит.
Несмотря на такие погодные неудобья, у разумных жителей столицы Хисаха было не принято прятать свою кожу, по крайней мере, от солнца. Прозрачные бурнусы защищали лишь от пыли и песка, а набедренные повязки позволяли соблюсти приличия. Зато громоздкие украшения носили все, без различия пола и возраста.
Впрочем, скрывать несоответствие облика местной моде за бортом песчаного корабля моей высокородной оставалось недолго. Пора было пересаживаться в наемные экипажи, которые доставят нас в посольство – две фуры для багажа и точеную трехколку для нас самих, с местом кучера над поворотным колесом.
Нечего и говорить, что эти транспортные средства приводились в действие такими же полускакунами искусственного происхождения, как и упряжки биндюжников. Похоже, с крупными животными тут ощутимый напряг – не ящеричными же обезьянами повозки запрягать! А зверюгу больше лизардманка скудная земля на грани моря и пустыни, скорее всего, попросту не способна прокормить.
Сговаривался с извозчиком и городскими биндюжниками привычный к этому Блоссом. А уладив все, подошел вместе с верными гоблинихами получить окончательный расчет.
– Не поминайте лихом, хай-джентри, – пересчитав и убрав деньги, вздохнул санд-шкипер, все еще терзаемый неотступной тоской охотника, упустившего главную в жизни добычу. – Я-то завтра же с обратным фрахтом пойду, отсюда заказы всегда надежные…
– И ты прости, если что, – не понять нужности этих слов было трудно. – Вы, девочки, тоже…
Гоблинихи наперебой загалдели, прощаясь. Келла и Пемси полезли ко всем обниматься, Хирра смущенно подавала кончики пальцев. Полмачты Блоссом последним жестом вскинул два пальца к тулье треуголки и уже собрался бочком выбираться из толпы прощающихся…
– Погоди! – остановил я его. – Прими напоследок кое-что, должное прийти тебе по праву.
С этими словами я извлек шнурок с тремя зубами песчаной акулы – одним охотничьим бивнем глотки в десяток дюймов и двумя когтезубами с языка, втрое меньше, по бокам. По моей просьбе Донна соорудила ожерелья загонщиков для всех выживших участников охоты. Для этого моя высокородная сыскала в своем хозяйстве порядочный моток сверхпрочного шелка кара-арахн, а моя древнейшая уговорила унтер-бандершу поделиться зубами трофея. Зубов этих и на трех таких, как она, многовато было, даже если с ног до головы ожерельями обмотать.
Сама Донна, а также Реджи, Милли, Фанни, Сольвейг и Лайла с Сигурни тоже получили от Памелы по когтезубу на сверкающем черном шнурке. После чего расставание завершилось на куда более веселой ноте.

* * *
Путь от Сухотаможенной до посольского квартала был бы изрядно долог даже без попыток возницы послужить за те же деньги экскурсоводом. Все, мимо чего мы проезжали или что хотя бы открывалось в видимости, удостаивалось от него подробнейшего описания, нечувствительно переходящего в восхваление или историческую лекцию. Академический квартал, казармы, порт, при нем Сыротаможенная площадь и Парадный причал… Громада султанского дворца, похожая на исполинский торт-безе, изрядно пропеченный здешней жарой, чтобы подняться воздушной пеной с исполинскими пузырями куполов…
Даже ушедшие под воду кварталы получили свою долю славословий, воспевающих времена Принца Хисахского, который еще застал их над поверхностью моря.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51