Иди-ка, детка, переодеваться. Нам пора на этот чертов прием, через двадцать минут выходим и, кажется, без твоего бесценного Джонни.
Мэри продолжала оцепенело сидеть, лицо ее будто окаменело, глаза не мигая смотрели на отца. Напряжение прошло, и он мягко улыбнулся ей.
— Сожалею. Все это было совершенно неожиданно, — сказал он.
Даннет придерживал дверь, пока она выходила из номера. Оба проводили ее взглядами, полными сочувствия.
Глава 5
Для всемирного братства гонщиков на Гран При, как и для завзятых путешественников, гостиница — это все. Она место для сна, еды, отдыха. Сегодня для тебя, завтра для следующего безвестного бродяги. Но недавно отстроенная вилла-гостиница Чессни на окраине Монца совершенно не соответствовала этому трюизму. Превосходный замысел, превосходная постройка и великолепный ландшафт, огромные, с массой воздуха номера, со вкусом и удобно обставленные, прекрасные легкие балконы, роскошная еда и отличное обслуживание — все заставляло думать о гостинице как о лучшем пристанище для миллионеров.
Она и должна была стать им в недалеком будущем. Пока же вилле-гостинице Чессни еще только предстояло обрести свою клиентуру, свой стиль, репутацию, традиции. Для достижения этих желанных целей и нужна была реклама, которая одинаково важна и для первоклассной гостиницы и для любого захудалого ларька.
Поскольку ни один спорт в мире не привлекает к себе столько внимания, сколько международные гонки, то владельцы гостиницы сочли благоразумным предоставить за очень малую плату виллу-дворец лучшим гонщикам на Гран При, пока они проходили трассу по Италии. Лишь немногие из гонщиков не воспользовались приглашением, никто из них не раздумывал об особых причинах такого внимания: для всех было достаточным знать, что вилла-гостиница Чессни удобнее и дешевле всех тех австрийских гостиниц, которые они с большой благодарностью покинули двенадцать дней назад. Через год, вполне возможно, им не позволят даже переночевать здесь, но это будет еще только через год.
Была пятница, последняя в августе, и был теплый вечер, еще вовсе не требовалось включать кондиционеры, которые тем не менее вовсю работали, добросовестно охлаждая воздух до прохладной температуры. Этим как бы лишний раз подчеркивалась престижность гостиницы. Чессни была местом отдыха высоких гостей.
Мак-Элпайн и Даннет сидели рядом, но почти не видели друг друга из-за высоких спинок плюшевых кресел. Оба были заняты мыслями более серьезными, чем рассуждения о погоде и температуре помещения. Они почти не разговаривали, а если и обменивались репликами, то без всяких эмоций: ничто не могло их воодушевить. Даннет завозился в кресле.
— Наш загулявший парень все еще не вернулся с трассы.
— У него есть оправдание, — ответил Мак-Элпайн. — Я надеюсь, по крайней мере, что оно у него найдется. Все-таки он добросовестный в работе человек. Он думал сделать несколько кругов на больших скоростях, чтобы проверить подвески и переключение скоростей на своей новой машине.
— По всей видимости, передать это Траккиа было нельзя? — помрачнел Даннет.
— Само собой разумеется, Алексис, и я это знаю. Так положено по протоколу. Джонни не только номер первый в команде «Коронадо», но вообще первый гонщик в мире. Наши покровители весьма чуткие и очень оперативные люди. Они очень прислушиваются к мнению общества. Единственная причина, почему они пишут названия фирм на наших машинах, заключается в том, чтобы шире продавать повсюду свою продукцию. Гонщики для них — не предмет для благодеяний, они хотят исключительно рекламы. Девяносто девять и девять десятых процента их интересов лежат вне спорта, они знать ничего не хотят и посылают к черту все, что в нем происходит. Их касается лишь то, что привлекает внимание. А сейчас все внимание привлечено к Харлоу, к одному ему. И потому Харлоу получит самую лучшую и новейшую машину. Если он ее не получит, публика потеряет веру в Харлоу, в «Коронадо» и в нашу рекламу, и вовсе не обязательно, что она будет терять веру в такой последовательности.
— Ну что же, может быть, еще не настал день чудес для нас. В конце концов, ведь никто не видел и никто не знает, что он пил в эти двенадцать дней. Может быть, он всех нас еще удивит. До гонок на Гран При по Италии осталось всего два дня.
— Тогда зачем ему эти бутылки виски, которые мы совсем недавно унесли из его номера?
— Я бы сказал, что он испытывал себя на моральную устойчивость, но я уверен, что в это вы не поверите.
— Но верите ли вы?
— Откровенно, Джеймс, нет. — Даннетом опять овладела черная меланхолия. Он помолчал и спросил: — Какие новости сообщают ваши агенты с юга, Джеймс?
— Никаких. Мне кажется, Даннет, что больше никаких надежд у меня не осталось. Четырнадцать недель прошло со дня исчезновения Марии. Это много, это слишком много для меня. Случись с ней несчастье, я бы уже знал об этом. Произошло бы с ней непредвиденное, я бы точно знал об этом. Если бы это было похищение ради выкупа, хотя это смешно, меня бы уже поставили в известность. Она просто исчезла. Пропала, утонула... понять не могу.
— Мы с тобой часто говорили об амнезии.
— Но я также часто говорил вам без ложной скромности, что Марию Мак-Элпайн слишком хорошо знают, чтобы не отыскать ее в кратчайший срок, если бы у нее и случилась потеря памяти.
— Понимаю. Мэри очень переживает происшедшее?..
— Особенно последние двенадцать дней. Это и из-за Харлоу тоже. Алексис, вы разбили ей сердце... Простите, это я разбил ее сердце, еще в Австрии. Не знал, что все так далеко зашло. Но у меня не было выбора.
— Она едет с вами на вечерний прием?
— Да. Нужно отвлечь ее от душевной смуты — вот что я себе пытаюсь внушить, а может, просто стараюсь успокоить свою совесть? Все перепуталось. Возможно, я совершаю еще одну ошибку.
— Сдается мне, что этот распрекрасный Харлоу немало здесь дров наломал. Но это его последний шанс, Джеймс. Еще одна бешеная гонка, еще одно поражение, еще одна попойка... и конец. Не так ли?
— Именно так. — Мак-Элпайн кивнул в сторону входной двери. — Вы считаете, ему нужно сказать об этом сейчас?
Даннет посмотрел туда же. Харлоу поднимался по ступеням каррарского мрамора. Он был, как обычно, безупречно одет в свой безукоризненный белый гоночный комбинезон. Молодая и очаровательная именно этой своей свежестью девушка-дежурная улыбнулась ему, когда он проходил мимо. Харлоу бросил на нее спокойный взгляд и ответил вежливой улыбкой. Он шел через вестибюль, и сотни присутствующих умолкали, когда он приближался к ним. Харлоу вроде бы ни на кого не глядел особо — ни направо, ни налево, но его проницательные глаза ничего не упустили, это можно было понять по тому, как он круто повернулся и направился вдруг к сидящим Мак-Элпайну и Даннету, даже не поглядев в их сторону.
— Ни шотландского виски, ни ментола, все ясно. Иначе он избегал бы меня, как чумы, — проворчал Мак-Элпайн.
— Наслаждаетесь тихим вечером, джентльмены? — спросил Джонни без тени иронии или сарказма.
— Угадали, — ответил Мак-Элпайн. — И думаем, что удовольствие наше увеличилось бы, если бы мы узнали, как ведет себя новый «коронадо» на треке.
— Приводим в норму. Джекобсон, большая редкость, согласился со мной, что нужны лишь небольшие изменения в регулировке скоростей и укрепление задней подвески, остальное в полном порядке. Все будет сделано к воскресенью.
— Никаких претензий с вашей стороны?
— Нет. Это прекрасная машина. Лучший из производственных «коронадо». И скоростной.
— Какова же скорость?
— Я до конца пока не выяснил. Но на круге мы дважды перекрыли рекордное время.
— Отлично, отлично. — Мак-Элпайн взглянул на часы. — Что же, пора идти. Нам остается всего полчаса на сборы.
— Я устал. Пойду приму душ, посплю часа два, затем пообедаю. Я сюда приехал ради Гран При, а не для того, чтобы вращаться в высшем обществе.
— Вы решительно не хотите пойти?
— Я ведь отказывался и раньше. Так что прецедент создан, я надеюсь.
— Но это необходимо.
— Для меня слова «обязательно» и «принудительно» звучат все же по-разному.
— Там будут три или четыре очень значительных человека, которые приехали специально с вами повидаться.
— Знаю.
Мак-Элпайн помолчал перед тем, как задать следующий вопрос.
— Откуда вам это известно? Об этом знали только Алексис и я.
— Мэри сказала мне. — Харлоу повернулся и пошел прочь.
— Неплохо. — Даннет прикусил губу. — Просто молодой ублюдок. Подошел, чтобы сообщить, что дважды на тренировке превысил рекордную скорость. Так оно и есть, я верю ему. Именно поэтому он остановился, не правда ли?
— Он дал понять мне, что остается лучшим в работе. Но это лишь половина того, что он хотел сообщить. Он сказал также, что его не интересует этот чертов прием. Что он будет говорить с Мэри, даже если это мне не нравится. И наконец, продемонстрировал, что у Мэри от него нет никаких секретов. Черт возьми, куда девалась моя непутевая дочь?
— Все-таки интересно.
— Что вам интересно?
— Сможете ли вы узнать, что таится в ее сердце.
Мак-Элпайн вздохнул и еще глубже погрузился в кресло.
— Тут вы правы, Алексис, да, правы. С каким бы удовольствием я столкнул их молодыми головами.
Харлоу принял душ, надел махровый белый банный халат, вышел из ванной и открыл дверцу платяного шкафа. Он достал отличный костюм и пошарил на верхней полке. Ясно, что он не нашел того, что искал, и его брови поднялись вверх в удивлении. Он заглянул также в буфет, но с таким же результатом. Тогда он остановился посреди комнаты, задумался и вдруг широко улыбнулся.
— Так, так, так, — прошептал он. — Вынесли вон. Умно поступили.
Застывшая улыбка на его лице тем не менее свидетельствовала, что Харлоу не очень верит своим собственным словам. Он приподнял матрац, заглянул под него, извлек оттуда полбутылки виски, осмотрел и сунул обратно. В ванной комнате он проверил бачок, вытащил из него бутылку гленфиддиха, на две трети опорожненную, поставил ее обратно и закрыл крышку бачка, сделав это весьма небрежно. Потом он вернулся в спальню, надел светло-серый костюм и принялся завязывать галстук, когда услышал снаружи мощный рев автомобиля. Тогда он выключил свет, раздвинул занавески, открыл окно и выглянул наружу.
Вереница разодетых к приему гостей вытягивалась от гостиничного входа — гонщики, менеджеры, синьоры механики и журналисты, которые должны будут давать официальный отчет о гонках, спешили занять свои места в автобусе. Харлоу увидел и тех, чье присутствие поблизости сейчас было ему нежелательно: Даннет, Траккиа, Нойбауэр, Джекобсон и Мак-Элпайн, последний вел опирающуюся на его руку Мэри. Наконец все вышли из гостиницы, дверь закрылась, и автобус, урча, покатил в ночь.
Через пять минут Харлоу был уже у стойки администратора, за которой сидела все та же хорошенькая девушка, на которую он совсем недавно, проходя наверх, не обратил никакого внимания. Он широко улыбнулся ей — коллеги, увидев это, не поверили бы своим глазам, — а она, покраснев, но быстро преодолев смущение, так и засветилась радостью, обнаружив еще и такую сторону натуры Харлоу. Для всех, кто не имел отношения к автогонкам, Харлоу оставался по-прежнему гонщиком номер один.
— Добрый вечер, — приветствовал ее Харлоу.
— Добрый вечер, мистер Харлоу, чего желаете, сэр? — Улыбка исчезла. — К сожалению, ваш автобус только что ушел.
— У меня имеется свой транспорт.
Улыбка снова сияла на лице девушки.
— Конечно, я в курсе, мистер Харлоу. Простите меня. Ваш красный «феррари». Я могу быть вам полезна?..
— Да, пожалуй. Я назову вам четыре фамилии — Мак-Элпайн, Нойбауэр, Траккиа и Джекобсон. Я хотел бы узнать, какие номера они занимают?
— Непременно, мистер Харлоу. Однако мне кажется, что все эти джентльмены сейчас в отъезде.
— Я знаю об этом. Я этого как раз и ждал.
— Не понимаю, сэр?
— Я просто хочу перед сном кое-что подсунуть им под двери. Старый обычай гонщиков.
— Ох уж эти гонщики и их вечные розыгрыши. — Бедняжка, несомненно, не видела гонщиков до нынешнего вечера, но это ей не помешало поглядеть на чемпиона со всепонимающим лукавством. — Их номера 202, 208, 204 и 206.
— Это в той последовательности, в какой я называл их?
— Да, сэр.
— Благодарю вас. — Харлоу приложил палец к губам. — Конечно, никому ни слова.
— О! Я ничего не знаю, мистер Харлоу. — Она улыбнулась ему с таинственным видом и проводила взглядом. Харлоу достаточно реалистично оценивал силу своей известности, чтобы понимать, что молчание ее вряд ли продлится до конца недели.
Он возвратился наверх в свой номер, вытащил кинокамеру из чехла, отвинтил крышку, старательно поцарапав при этом черную металлическую поверхность, поднял ее и вынул маленькую миниатюрную фотокамеру, размером не больше пачки сигарет. Положив ее в карман, он привинтил стенку большой кинокамеры на прежнее место, сунул ее в чемодан и с сомнением поглядел на маленькую холщовую сумку с инструментами, лежащую там же.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24
Мэри продолжала оцепенело сидеть, лицо ее будто окаменело, глаза не мигая смотрели на отца. Напряжение прошло, и он мягко улыбнулся ей.
— Сожалею. Все это было совершенно неожиданно, — сказал он.
Даннет придерживал дверь, пока она выходила из номера. Оба проводили ее взглядами, полными сочувствия.
Глава 5
Для всемирного братства гонщиков на Гран При, как и для завзятых путешественников, гостиница — это все. Она место для сна, еды, отдыха. Сегодня для тебя, завтра для следующего безвестного бродяги. Но недавно отстроенная вилла-гостиница Чессни на окраине Монца совершенно не соответствовала этому трюизму. Превосходный замысел, превосходная постройка и великолепный ландшафт, огромные, с массой воздуха номера, со вкусом и удобно обставленные, прекрасные легкие балконы, роскошная еда и отличное обслуживание — все заставляло думать о гостинице как о лучшем пристанище для миллионеров.
Она и должна была стать им в недалеком будущем. Пока же вилле-гостинице Чессни еще только предстояло обрести свою клиентуру, свой стиль, репутацию, традиции. Для достижения этих желанных целей и нужна была реклама, которая одинаково важна и для первоклассной гостиницы и для любого захудалого ларька.
Поскольку ни один спорт в мире не привлекает к себе столько внимания, сколько международные гонки, то владельцы гостиницы сочли благоразумным предоставить за очень малую плату виллу-дворец лучшим гонщикам на Гран При, пока они проходили трассу по Италии. Лишь немногие из гонщиков не воспользовались приглашением, никто из них не раздумывал об особых причинах такого внимания: для всех было достаточным знать, что вилла-гостиница Чессни удобнее и дешевле всех тех австрийских гостиниц, которые они с большой благодарностью покинули двенадцать дней назад. Через год, вполне возможно, им не позволят даже переночевать здесь, но это будет еще только через год.
Была пятница, последняя в августе, и был теплый вечер, еще вовсе не требовалось включать кондиционеры, которые тем не менее вовсю работали, добросовестно охлаждая воздух до прохладной температуры. Этим как бы лишний раз подчеркивалась престижность гостиницы. Чессни была местом отдыха высоких гостей.
Мак-Элпайн и Даннет сидели рядом, но почти не видели друг друга из-за высоких спинок плюшевых кресел. Оба были заняты мыслями более серьезными, чем рассуждения о погоде и температуре помещения. Они почти не разговаривали, а если и обменивались репликами, то без всяких эмоций: ничто не могло их воодушевить. Даннет завозился в кресле.
— Наш загулявший парень все еще не вернулся с трассы.
— У него есть оправдание, — ответил Мак-Элпайн. — Я надеюсь, по крайней мере, что оно у него найдется. Все-таки он добросовестный в работе человек. Он думал сделать несколько кругов на больших скоростях, чтобы проверить подвески и переключение скоростей на своей новой машине.
— По всей видимости, передать это Траккиа было нельзя? — помрачнел Даннет.
— Само собой разумеется, Алексис, и я это знаю. Так положено по протоколу. Джонни не только номер первый в команде «Коронадо», но вообще первый гонщик в мире. Наши покровители весьма чуткие и очень оперативные люди. Они очень прислушиваются к мнению общества. Единственная причина, почему они пишут названия фирм на наших машинах, заключается в том, чтобы шире продавать повсюду свою продукцию. Гонщики для них — не предмет для благодеяний, они хотят исключительно рекламы. Девяносто девять и девять десятых процента их интересов лежат вне спорта, они знать ничего не хотят и посылают к черту все, что в нем происходит. Их касается лишь то, что привлекает внимание. А сейчас все внимание привлечено к Харлоу, к одному ему. И потому Харлоу получит самую лучшую и новейшую машину. Если он ее не получит, публика потеряет веру в Харлоу, в «Коронадо» и в нашу рекламу, и вовсе не обязательно, что она будет терять веру в такой последовательности.
— Ну что же, может быть, еще не настал день чудес для нас. В конце концов, ведь никто не видел и никто не знает, что он пил в эти двенадцать дней. Может быть, он всех нас еще удивит. До гонок на Гран При по Италии осталось всего два дня.
— Тогда зачем ему эти бутылки виски, которые мы совсем недавно унесли из его номера?
— Я бы сказал, что он испытывал себя на моральную устойчивость, но я уверен, что в это вы не поверите.
— Но верите ли вы?
— Откровенно, Джеймс, нет. — Даннетом опять овладела черная меланхолия. Он помолчал и спросил: — Какие новости сообщают ваши агенты с юга, Джеймс?
— Никаких. Мне кажется, Даннет, что больше никаких надежд у меня не осталось. Четырнадцать недель прошло со дня исчезновения Марии. Это много, это слишком много для меня. Случись с ней несчастье, я бы уже знал об этом. Произошло бы с ней непредвиденное, я бы точно знал об этом. Если бы это было похищение ради выкупа, хотя это смешно, меня бы уже поставили в известность. Она просто исчезла. Пропала, утонула... понять не могу.
— Мы с тобой часто говорили об амнезии.
— Но я также часто говорил вам без ложной скромности, что Марию Мак-Элпайн слишком хорошо знают, чтобы не отыскать ее в кратчайший срок, если бы у нее и случилась потеря памяти.
— Понимаю. Мэри очень переживает происшедшее?..
— Особенно последние двенадцать дней. Это и из-за Харлоу тоже. Алексис, вы разбили ей сердце... Простите, это я разбил ее сердце, еще в Австрии. Не знал, что все так далеко зашло. Но у меня не было выбора.
— Она едет с вами на вечерний прием?
— Да. Нужно отвлечь ее от душевной смуты — вот что я себе пытаюсь внушить, а может, просто стараюсь успокоить свою совесть? Все перепуталось. Возможно, я совершаю еще одну ошибку.
— Сдается мне, что этот распрекрасный Харлоу немало здесь дров наломал. Но это его последний шанс, Джеймс. Еще одна бешеная гонка, еще одно поражение, еще одна попойка... и конец. Не так ли?
— Именно так. — Мак-Элпайн кивнул в сторону входной двери. — Вы считаете, ему нужно сказать об этом сейчас?
Даннет посмотрел туда же. Харлоу поднимался по ступеням каррарского мрамора. Он был, как обычно, безупречно одет в свой безукоризненный белый гоночный комбинезон. Молодая и очаровательная именно этой своей свежестью девушка-дежурная улыбнулась ему, когда он проходил мимо. Харлоу бросил на нее спокойный взгляд и ответил вежливой улыбкой. Он шел через вестибюль, и сотни присутствующих умолкали, когда он приближался к ним. Харлоу вроде бы ни на кого не глядел особо — ни направо, ни налево, но его проницательные глаза ничего не упустили, это можно было понять по тому, как он круто повернулся и направился вдруг к сидящим Мак-Элпайну и Даннету, даже не поглядев в их сторону.
— Ни шотландского виски, ни ментола, все ясно. Иначе он избегал бы меня, как чумы, — проворчал Мак-Элпайн.
— Наслаждаетесь тихим вечером, джентльмены? — спросил Джонни без тени иронии или сарказма.
— Угадали, — ответил Мак-Элпайн. — И думаем, что удовольствие наше увеличилось бы, если бы мы узнали, как ведет себя новый «коронадо» на треке.
— Приводим в норму. Джекобсон, большая редкость, согласился со мной, что нужны лишь небольшие изменения в регулировке скоростей и укрепление задней подвески, остальное в полном порядке. Все будет сделано к воскресенью.
— Никаких претензий с вашей стороны?
— Нет. Это прекрасная машина. Лучший из производственных «коронадо». И скоростной.
— Какова же скорость?
— Я до конца пока не выяснил. Но на круге мы дважды перекрыли рекордное время.
— Отлично, отлично. — Мак-Элпайн взглянул на часы. — Что же, пора идти. Нам остается всего полчаса на сборы.
— Я устал. Пойду приму душ, посплю часа два, затем пообедаю. Я сюда приехал ради Гран При, а не для того, чтобы вращаться в высшем обществе.
— Вы решительно не хотите пойти?
— Я ведь отказывался и раньше. Так что прецедент создан, я надеюсь.
— Но это необходимо.
— Для меня слова «обязательно» и «принудительно» звучат все же по-разному.
— Там будут три или четыре очень значительных человека, которые приехали специально с вами повидаться.
— Знаю.
Мак-Элпайн помолчал перед тем, как задать следующий вопрос.
— Откуда вам это известно? Об этом знали только Алексис и я.
— Мэри сказала мне. — Харлоу повернулся и пошел прочь.
— Неплохо. — Даннет прикусил губу. — Просто молодой ублюдок. Подошел, чтобы сообщить, что дважды на тренировке превысил рекордную скорость. Так оно и есть, я верю ему. Именно поэтому он остановился, не правда ли?
— Он дал понять мне, что остается лучшим в работе. Но это лишь половина того, что он хотел сообщить. Он сказал также, что его не интересует этот чертов прием. Что он будет говорить с Мэри, даже если это мне не нравится. И наконец, продемонстрировал, что у Мэри от него нет никаких секретов. Черт возьми, куда девалась моя непутевая дочь?
— Все-таки интересно.
— Что вам интересно?
— Сможете ли вы узнать, что таится в ее сердце.
Мак-Элпайн вздохнул и еще глубже погрузился в кресло.
— Тут вы правы, Алексис, да, правы. С каким бы удовольствием я столкнул их молодыми головами.
Харлоу принял душ, надел махровый белый банный халат, вышел из ванной и открыл дверцу платяного шкафа. Он достал отличный костюм и пошарил на верхней полке. Ясно, что он не нашел того, что искал, и его брови поднялись вверх в удивлении. Он заглянул также в буфет, но с таким же результатом. Тогда он остановился посреди комнаты, задумался и вдруг широко улыбнулся.
— Так, так, так, — прошептал он. — Вынесли вон. Умно поступили.
Застывшая улыбка на его лице тем не менее свидетельствовала, что Харлоу не очень верит своим собственным словам. Он приподнял матрац, заглянул под него, извлек оттуда полбутылки виски, осмотрел и сунул обратно. В ванной комнате он проверил бачок, вытащил из него бутылку гленфиддиха, на две трети опорожненную, поставил ее обратно и закрыл крышку бачка, сделав это весьма небрежно. Потом он вернулся в спальню, надел светло-серый костюм и принялся завязывать галстук, когда услышал снаружи мощный рев автомобиля. Тогда он выключил свет, раздвинул занавески, открыл окно и выглянул наружу.
Вереница разодетых к приему гостей вытягивалась от гостиничного входа — гонщики, менеджеры, синьоры механики и журналисты, которые должны будут давать официальный отчет о гонках, спешили занять свои места в автобусе. Харлоу увидел и тех, чье присутствие поблизости сейчас было ему нежелательно: Даннет, Траккиа, Нойбауэр, Джекобсон и Мак-Элпайн, последний вел опирающуюся на его руку Мэри. Наконец все вышли из гостиницы, дверь закрылась, и автобус, урча, покатил в ночь.
Через пять минут Харлоу был уже у стойки администратора, за которой сидела все та же хорошенькая девушка, на которую он совсем недавно, проходя наверх, не обратил никакого внимания. Он широко улыбнулся ей — коллеги, увидев это, не поверили бы своим глазам, — а она, покраснев, но быстро преодолев смущение, так и засветилась радостью, обнаружив еще и такую сторону натуры Харлоу. Для всех, кто не имел отношения к автогонкам, Харлоу оставался по-прежнему гонщиком номер один.
— Добрый вечер, — приветствовал ее Харлоу.
— Добрый вечер, мистер Харлоу, чего желаете, сэр? — Улыбка исчезла. — К сожалению, ваш автобус только что ушел.
— У меня имеется свой транспорт.
Улыбка снова сияла на лице девушки.
— Конечно, я в курсе, мистер Харлоу. Простите меня. Ваш красный «феррари». Я могу быть вам полезна?..
— Да, пожалуй. Я назову вам четыре фамилии — Мак-Элпайн, Нойбауэр, Траккиа и Джекобсон. Я хотел бы узнать, какие номера они занимают?
— Непременно, мистер Харлоу. Однако мне кажется, что все эти джентльмены сейчас в отъезде.
— Я знаю об этом. Я этого как раз и ждал.
— Не понимаю, сэр?
— Я просто хочу перед сном кое-что подсунуть им под двери. Старый обычай гонщиков.
— Ох уж эти гонщики и их вечные розыгрыши. — Бедняжка, несомненно, не видела гонщиков до нынешнего вечера, но это ей не помешало поглядеть на чемпиона со всепонимающим лукавством. — Их номера 202, 208, 204 и 206.
— Это в той последовательности, в какой я называл их?
— Да, сэр.
— Благодарю вас. — Харлоу приложил палец к губам. — Конечно, никому ни слова.
— О! Я ничего не знаю, мистер Харлоу. — Она улыбнулась ему с таинственным видом и проводила взглядом. Харлоу достаточно реалистично оценивал силу своей известности, чтобы понимать, что молчание ее вряд ли продлится до конца недели.
Он возвратился наверх в свой номер, вытащил кинокамеру из чехла, отвинтил крышку, старательно поцарапав при этом черную металлическую поверхность, поднял ее и вынул маленькую миниатюрную фотокамеру, размером не больше пачки сигарет. Положив ее в карман, он привинтил стенку большой кинокамеры на прежнее место, сунул ее в чемодан и с сомнением поглядел на маленькую холщовую сумку с инструментами, лежащую там же.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24