Н оно дало росток. Но не вопль, а слово родилось из семени.
– Да.
«Слава Богу», – мелькнула мысль у Лауры. Ожидая, что Беделия бросит трубку, она зажмурила глаза. Теперь она их открыла.
– Могу я с вами поговорить?
Еще одна долгая пауза – Диди думала.
– Я не могу вам помочь, – сказала Диди, но трубку не повесила.
– Все, что я хочу, – вернуть моего ребенка. Мне все равно, куда направится Мэри Террелл или что с ней случится. Я должна вернуть своего ребенка. Я даже не знаю, жив он или нет, и это рвет меня на части. Прошу вас. Я умоляю вас: неужели вы совсем не можете мне помочь?
– Послушайте, я вас не знаю, – ответила Диди. – Насколько я понимаю, вы можете служить прикрытием для ФБР. Я только что вернулась домой после отлучки, и кто-то вломился в мой дом, пока меня не было. Это вы?
– Нет. Но я видела человека, который это сделал. И тело ее тоже помнило эту потасовку. Правое плечо под блузкой и свитером превратилось в сплошной синяк, и еще линия синяков осталась на правом бедре под джинсами.
– Человека? – Голос Диди стал резче. – Какого?
– Давайте я к вам приеду. Там я вам все расскажу.
– Я вас не знаю!
Это был почти выкрик страха и отчаяния.
– Узнаете, – твердо ответила Лаура. – Я отдаю трубку Марку. Он вам расскажет, что мне можно верить.
Она отдала ему телефон, и первое, что он услышал от Диди, это было гневное:
– Гад проклятый! Ты меня предал, гад! За это тебя убить надо!
– Убить? – спокойно переспросил Марк. – Ты в буквальном смысле говоришь, Диди? Она со злостью всхлипнула.
– Сукин ты сын. Ты меня заложил. Я думала, мы как брат и сестра!
– Так и есть, и это не изменится. Но этой женщине нужна помощь. Она чистая. Позволь нам к тебе приехать. Я прошу, как брат.
Лаура отошла в сторону, открыла занавеску и выглянула на холодное голубое небо. На стоянке стояла ее машина с предупреждением ЕЗЖАЙ ДОМОЙ на ветровом стекле. Лаура ждала с нетерпением, пока Марк положит трубку.
– Она нас примет, – сказал он. По дороге к дому Диди Марк сказал:
– Хладнокровнее. Не вздумай срываться или начать умолять. Это не поможет.
– О'кей.
Марк тронул вырезанные на ветровом стекле буквы.
– Этот сукин сын здорово тебя отделал, да? Я чуял, что-то есть зловещее насчет этого типа. Разъем в горле. – Он хмыкнул. – Интересно мне, что ему было надо.
– Не знаю, и надеюсь, что никогда его больше не увижу. Марк кивнул. До коттеджа оставалась пара миль.
– Послушай, – сказал он, – есть кое-что, чем я должен тебя нагрузить. Я тебе рассказывал насчет пластической операции у Диди?
– Да.
– Она была красивой. Теперь нет. Она сказала хирургу, чтобы он сделал ее уродливой.
– Уродливой? Зачем?
– Она хотела перемениться. Не хотела быть той же, что прежде, – я так думаю. Так что, когда ты ее увидишь – будь поспокойнее.
– Буду, – ответила Лаура. – Я буду потрясающе спокойна.
Она притормозила и свернула на грунтовую подъездную дорожку. Подъезжая, она заметила, что передняя дверь открыта. Оттуда вышла полная женщина в темно-зеленом свитере и брюках цвета хаки. Длинные рыжие волосы спадали волнами ей на плечи. У Лауры повлажнели ладони, нервы расходились. «Хладнокровнее», – напомнила она себе. Остановила машину и заглушила мотор. Момент настал.
Беделия Морз стояла в дверях и смотрела на идущих к ней Лауру и Марка. Лаура видела ее жабье лицо и кривой нос и успела подумать: что за пластический хирург мог быть доволен таким результатом? И какая душевная мука могла заставить Беделию Морз носить лицо, нарочно сделанное уродливым?
– Сука ты, – холодно сказала Диди Марку и пошла в дом, не дожидаясь их.
В прибранной гостиной коттеджа Диди села на стул, откуда была видна в окно дорога. Лауре и Марку она сесть не предложила; смотрела она только на Марка, потому что помнила искаженное болью лицо Лауры по телепередачам, и смотреть на нее было трудно.
– Привет, Диди! – сказал Марк, пытаясь улыбнуться. – Давненько мы не виделись?
– Сколько она тебе заплатила? Неуверенная улыбка Марка испарилась.
– Она ведь тебе заплатила? Сколько сребреников стоила моя голова на блюде? Лаура сказала:
– Марк поступил со мной как друг. Он…
– Когда-то он и мне был другом. – Диди бросила быстрый взгляд на Лауру и отвела глаза. – Ты сдал меня, Марк. Ты меня продал, а она купила. Так? Хорошо, вот я. – Диди заставила себя повернуться к Лауре и посмотреть на нее в упор. – Миссис Клейборн, я убивала людей. Я зашла в ресторан с тремя ребятами из Штормового Фронта и убила четырех полицейских, виновных только в том, что носили синий мундир и бляху. Я участвовала в закладке бомбы, которая ослепила пятнадцатилетнюю девочку. Я веселилась, когда Джек Гардинер перерезал горло полисмену, и я помогла поднять труп, чтобы Акитта Вашингтон и Мэри Террелл прибили его за руки к балке. Я та женщина, о которой матери говорят детям: «Будешь плохо себя вести, вырастешь вот такой». – Диди холодно улыбнулась; лицо ее было изрезано тенями ветвей. – Добро пожаловать в мой дом.
– Марк не хотел меня привозить. Я от него не отставала, пока он не согласился.
– От этого я должна чувствовать себя лучше? Или безопаснее? – Она соприкоснула концы пальцев. – Миссис Клейборн, вы понятия не имеете о мире, в котором я живу. Да, я убивала людей, я преступница. Но ни одному судье или жюри присяжных уже не надо приговаривать меня к тюрьме. Каждый день моей жизни с семьдесят второго года я оглядываюсь через плечо и до смерти боюсь того, что могу увидеть. Я сплю по три часа в сутки – если удается заснуть. Иногда я открываю глаза, и оказывается, что я забилась в шкаф, сама того не зная. Я иду по улице и думаю, что десятки людей видят под этой маской, кем я была раньше. С каждым своим вздохом я ощущаю, что лишала жизни своих собратьев по человечеству. Убивала, а потом праздновала убийство с кислотой при свечах. – Она кивнула, будто подтверждая свои слова, и зеленые глаза были полны боли. – Мне не нужна тюремная камера. Я ее ношу в себе. Так что если вы собираетесь выдать меня полиции, я вам вот что скажу: они не смогут со мной ничего сделать. Меня нет. Я мертва, и мертва уже много лет.
– Я не собираюсь выдавать вас полиции, – сказала Лаура. – Я хочу только задать вам несколько вопросов о Мэри Террелл.
– Мэри Террор, – поправила ее Диди. – С ее стороны было… – с языка чуть не сорвалось «безумием», – глупостью красть вашего ребенка. Глупостью.
– ФБР упустило ее, когда она заезжала к матери в Ричмонд. Ее мать сказала им, что Мэри собиралась в Канаду. У вас нет соображений, куда она могла деться?
Вот этот вопрос, подумала Диди. И уставилась на свои руки. Лаура глянула на Марка в поисках поддержки, но он лишь пожал плечами и сел на кушетку.
– Все, что вы можете сказать мне о Мэри Террелл, может быть важно. – Лаура снова повернулась к Диди. – Вы не можете припомнить, с кем она могла бы связаться? Кто-нибудь из прошлого?
– Прошлого, – фыркнула Диди. – Нет такого места. Есть только длинная проклятая дорога оттуда сюда, и ты чуть больше умираешь с каждой милей.
– У Мэри Террелл были друзья вне Штормового Фронта?
– Нет. Штормовой Фронт был ее жизнью. Мы были ее семьей.
Диди глубоко вздохнула и снова выглянула в окно, в любую минуту ожидая полицейской машины. Если так, она не будет сопротивляться. Ее борьба давно закончилась. Она снова повернулась к Лауре:
– Вы сказали, что видели человека, вломившегося в мой дом?
Лаура рассказала о проблеске фонаря, который заметила ночью.
– Я вошла, включила свет на кухне, и он был там. У него… – ее передернуло при этом воспоминании, – у него изуродовано лицо. Он улыбался; лицо изрезано шрамами, и на нем застыла улыбка. А на шее у него что-то вроде электрической розетки. Вот здесь.
Она показала на своей шее.
– Этот тип через дорогу, тоже его видел, – добавил Марк. – Сказал, что этот хмырь прикладывал к горлу динамик и в него говорил.
– Постой! – Внутренняя сирена тревоги у Диди поднялась до визга. – Этот человек заходил к мистеру Брюеру?
– Ага. Он спрашивал, куда ты поехала. Сказал, что он твой друг.
– Он спрашивал меня по имени? Диана Дэниеле? – Она еще не успела занести бинокль Брюеру и потому не знала. Когда Марк кивнул, у Диди было ощущение, как от удара под дых. – Боже мой! – Она встала. – Боже мой! Кто-то еще узнал. Ах ты паразит! Наверняка кто-то ехал за тобой!
– Да погоди ты! Никто за нами не ехал. И вообще, этот хмырь тебя искал, когда нас еще даже в Энн-Арборе не было!
Диди почувствовала, что теряет над собой контроль. Тот, кто вломился в дом, ничего не взял. Он знал ее новое имя и знал, где она живет. Спрашивал у Брюера, куда она поехала. Ощущение затягивающейся на шее петли: кто-то знает, кто она такая.
– Постарайтесь подумать, – гнула свое Лаура. – Есть ли кто-нибудь, к кому могла бы обратиться за помощью Мэри Террелл?
– Нет! – Лицо Диди перекосилось, она готова была сорваться. – Я же сказала, что ничем не могу помочь! Убирайся и оставь меня в покое!
– Ох, как бы я этого хотела! Как бы я хотела, чтобы Мэри Террелл не крала моего ребенка. Как бы я хотела знать, жив мой сын или мертв. И я не могу оставить тебя в покое, потому что ты – моя последняя надежда.
– Не хочу я этого слышать! – Диди закрыла уши руками. «Она что-то знает».
Лаура подскочила к Диди, схватила ее за руки и отвела их от ушей.
– Будешь слышать! – пообещала она с горящими от гнева щеками. – Слушай! Если ты знаешь хоть что-то про Мэри Террелл – хоть что-нибудь, – ты должна мне сказать! Она же не в своем уме, ты это понимаешь? Она может убить ребенка в любой момент, если еще не убила!
Диди затрясла головой. Образ Мэри, подтаскивающей лицо ребенка к горелке, был слишком реален.
– Пожалуйста, оставьте меня в покое. Все, чего я хочу, – чтобы меня оставили в покое!
– А все, чего хочу я, – вернуть свое! – ответила Лаура, все еще сжимая запястья Диди. И они смотрели друг другу в глаза – обитательницы различных миров, столкнувшихся на встречных курсах. – Вы мне поможете спасти жизнь моего ребенка?
– Я.., я не… – начала Диди, но голос ее дрогнул. Она посмотрела на Марка, снова на Лауру, и поняла, что, если не поможет этой женщине, у призраков, грызущих ее душу, зубы станут еще острее. Но ведь они с Мэри – сестры по оружию! Штормовой Фронт был их семьей! Она не может предать Мэри!
Но той Мэри Террелл, которую знала Диди, больше не было. Вместо нее был дикий зверь, не знающий ничего, кроме убийства. Рано или поздно челюсти этого зверя сожмутся, и ребенок этой женщины умрет мучительной смертью.
– Отпусти меня, – сказала Диди. Лаура застыла в нерешительности и потом выпустила руки Диди. Та подошла к окну, глядя на холодный мир снаружи. Щелк, щелк. Кубик Рубика вертелся, но ответ был уже виден.
– Она.., она назвала ребенка Барабанщиком, – сказала Диди. Сердце у нее щемило. В наступившем заряженном молчании Диди слышала дыхание Лауры Клейборн. – Вчера я видела Мэри и твоего ребенка.
– Черт побери! – Это был ошеломленный тихий возглас Марка.
– Он жив и здоров, – сказала Диди. – Она о нем хорошо заботится. Но…
Она прервалась, не в силах это сказать.
Рука вцепилась в ее плечо железными клещами. Диди взглянула в лицо Лауры и увидела отблеск адского пламени.
– Что «но»? – Лаура еле могла говорить.
– Мэри опасна. Опасна для себя, и опасна для твоего ребенка.
– Чем опасна? Говори!
– Мэри сказала.., если полиция их поймает.., она сперва застрелит ребенка… – при этих словах Лаура вздрогнула, как от удара, – а потом будет отстреливаться, пока ее не убьют. Она не сдастся. Никогда.
Слезы жгли Лауре глаза. Это были слезы облегчения, потому что Дэвид был жив, и слезы ужаса от знания, что Диди Морз сказала правду.
Но надо было договорить до конца. Диди собрала волю в кулак и сказала:
– Мэри едет сюда. Вместе с Эдвардом Фордайсом. Он тоже был в Штормовом Фронте. Они сейчас по пути сюда из Нью-Йорка. Будут где-то завтра.
– Ни хрена себе, – шепнул Марк, вытаращив глаза за очками. – Вот это да!
Лаура теряла равновесие; комната вдруг медленно закружилась вокруг нее.
– Зачем они сюда едут?
Диди поняла, что начавшееся предательство – это орда саранчи. Она будет жрать и жрать, пока не поглотит все.
– Сейчас покажу, – сказала она и сняла цепочку с ключами с гвоздя на стене. , Лаура и Марк вышли из коттеджа вслед за Диди и пошли в каменное строение, которое служило Диди мастерской. Она отомкнула висячий замок, вынула цепь и открыла дверь. Из холодной тьмы дохнуло густым запахом земли;
Диди включила верхний свет, осветивший аккуратную мастерскую с двумя гончарными кругами, полки с глазурью и краской и ассортимент гончарных инструментов на стендах. На другой полке стояли работы Диди разной степени завершенности: изящные вазы и цветочные горшки, тарелки, кружки, подносы. На полу рядом с гончарным кругом стояла большая урна – вылепленный из глины кусок древесного ствола с корой. Диди остановилась включить обогреватель, потом сказала:
– Здесь то, что на продажу. А там – для себя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65