Она открыла окно и вдохнула воздух. Вонь дыма и горящих зданий полностью исчезла, но она ее помнила. Они с Эдвардом тогда проползли в густом дыму мимо большой машины легавых, меньше чем в десяти фугах от двух свиней с помповыми ружьями, которые рассуждали насчет выбить дух из этих хиппи. В четырех кварталах от них, на краю заросшего парка, стоял заброшенный сарай и в его стене была отошедшая доска. Мэри и Эдвард прятались там двадцать шесть часов и спали все время, когда не надо было отгонять крыс, чуявших запах крови Мэри. Потом Эдвард вышел, нашел таксофон и позвонил кое-каким друзьям в Манхэттене, у которых был магазин пропагандистской литературы. Через два часа после этого Мэри проснулась в какой-то квартире и услышала спорящий с кем-то раздраженный голос, говоривший, что она все пачкает кровью и что ей нельзя здесь оставаться.
Вошел кто-то с медицинской сумкой, с антисептиками, со шприцами и сверкающими инструментами.
– Ну и мясорубка, – услышала она, как он говорит, удаляя пинцетом шрапнель и щепки.
– Мой ребенок, – прошептала Мэри. – Я вот-вот должна родить.
– Ага, верно. Эдди, дай ей еще глоток рома. Она выпила жидкий огонь.
– Где Джек? Скажите Джеку, что я вот-вот рожу его ребенка.
Голос Эдварда:
– Мэри? Мэри, слушай меня. Один мой друг тебя сейчас повезет. Отвезет тебя в дом, где ты сможешь отдохнуть Ты слышишь?
– Да. Я вот-вот рожу. Ох, больно. Больно.
– У тебя недолго будет болеть. Слушай, Мэри. Ты пробудешь в этом доме, пока не оправишься, но тебе нельзя там долго оставаться. Где-то неделю, не больше. О'кей?
– Подпольная железная дорога, – ответила она с закрытыми глазами. – Просекла.
– Сейчас я должен идти. Ты меня слышишь?
– Слышу.
– Я должен линять. Мой друг позаботится о тебе. Я ему заплатил. Мне пора смываться. О'кей?
– О'кей, – ответила она и затем уплыла в сон. Так она в последний раз видела Эдварда Фордайса.
Возле Балтимора есть туалет бензозаправочной станции, где Мэри родила мертвую девочку из живота, прихваченного тремястами шестьюдесятью двумя неровными швами. В Боуэнсе, штат Мэриленд, есть дом возле самого берега Кипарисового Болота у Боевого Ручья, где Мэри прожила неделю на чечевичном супе с мужчиной и женщиной, которые не говорили ни одного слова. По ночам вскрики мелких зверьков, тут же поглощаемые болотом, звучали для нее детским плачем.
Хозяева дали ей прочесть репортаж о перестрелке в «Нью-Йорк тайме». Это было трудно читать. Эдвард, Лорд Джек и Беделия Морз сумели уйти. Джеймс Ксавье Тумбе был взят живым, но тяжело раненным. Он никогда не расскажет о Плачущей леди, Мэри это знала. У Джеймса Ксавье Тумбса была нора внутри самого себя, он умел уходить в нее, закрывать крышку и декламировать хайку в своем внутреннем святилище.
Самая худшая ночь была, когда ей снилось, как она приносит мальчика Лорду Джеку. Это было кошмарно, потому что, когда сон кончился, она снова осталась одна.
– Я родилась вот здесь. Видишь? – Мэри приподняла корзинку с Барабанщиком. Но Барабанщик спал, его розовые веки трепетали и пустышка была крепко стиснута во рту. Она поцеловала его в лоб, поцелуй ласковее, чем тот, которым она некогда одарила страдающего легавого, и поставила корзинку на место.
В доме 1105 по Элдермен-стрит обитали призраки. Она слышала, как они поют песни любви и революции голосами, навсегда оставшимися молодыми. Джеймс Ксавье Тумбе был убит во время бунта в Аттике. Она подумала, вернулся ли сюда его призрак и присоединился ли к теням других спящих детей. Линден, Нью-Джерси, первое июля тысяча девятьсот семьдесят второго года. Как сказал бы Кронкайт:
«Это было так, как это было».
Она почувствовала себя очень старой. Завтра она опять почувствует себя молодой. Она проехала шестнадцать миль назад к мотелю «Мак-Ардль Тревел Инн» возле Пискатавея, и когда она самую малость всплакнула, никто этого не видел.
Глава 4
Трещина в глине
Когда дверь открылась, Лаура сунула полупустую бутылку «сангрйи» в лицо Марка Треггса.
– Вот. Я принесла подарок.
Он ошеломленно моргал, пока позади него Роза вставала с набивного стула, на котором сидела и смотрела телевизор. На полу играли двое детей: девочка со своей Барби и мальчик с робокопами; они тоже остановились и поглядели на гостью широко раскрытыми глазами.
– Ты что, не собираешься пригласить меня в дом? – спросила Лаура. От ее дыхания исходил запах сладкого красного вина.
– Нет. Уходите, пожалуйста. Он попытался закрыть дверь. Лаура уперлась в нее рукой.
– Я здесь никого не знаю. А в одиночку пить мерзко. Не будь таким грубым, о'кей?
– Мне больше нечего вам рассказать.
– Я знаю. Я просто хочу быть с кем-нибудь. Разве это запрещено?
Он взглянул на свои наручные часы; на циферблате был нарисован Микки-Маус.
– Уже почти девять часов.
– Верно. Самое время выпить как следует.
– Если вы не уйдете, – сказал Треггс, – я буду вынужден вызвать полицию.
– И в самом деле вызовешь? – спросила она его. Молчание затянулось, и Лаура увидела, что не вызовет.
– Впусти ее, Марк! – Роза стояла у него за спиной. – Какой от этого будет вред?
– По-моему, она пьяна.
– Нет, еще нет. – Лаура тонко улыбнулась. – Я только над этим работаю. Брось, Марк, я недолго задержусь. Мне просто надо поговорить с кем-нибудь, сечешь?
Роза Треггс оттолкнула мужа в сторону и открыла дверь, чтобы впустить ее.
– Мы никогда ни перед кем не закрывали дверь и сейчас не закроем. Заходи, Лаура.
Лаура перешагнула через порог со своей бутылкой вина.
– Привет, – сказала она детям, и мальчик ответил «привет», а девочка просто уставилась на нее.
– Закрой дверь, Марк, ты напускаешь холод! – сказала Роза, и он что-то буркнул себе в бороду и закрыл дверь, отгораживаясь от ночи.
– Мы думали, ты уже вернулась в Атланту, – сказала Роза.
Лаура опустилась на диван. Ей в зад уперлись пружины.
– Некуда мне особенно возвращаться. – Она откупорила «сангрию» и выпила прямо из горлышка. Последний раз, когда она пила из горлышка, это было пиво в полцены, в университете Джорджии. – Я думала, что мне хочется побыть одной. Кажется, я ошиблась.
– А разве о тебе никто не будет беспокоиться?
– Я оставила мужу сообщение на автоответчике. Он в отъезде. Не дома. – Лаура сделала еще глоток. – Позвонила Кэрол и сказала, где я. Кэрол – это моя подруга. Спасибо Господу за друзей, верно?
– О'кей, короеды, – сказал Треггс детям. – Время ложиться спать.
Они немедленно протестующе завыли, но Треггс был неумолим.
– Вы та самая леди, у которой похитили ребенка? – спросил мальчик.
– Да, я та самая.
– Марк-младший! – провозгласил старший Марк. – Ступай, время спать!
– Мой отец думает, что у вас передатчик, – сказал ей мальчик. – Видите моего робокопа? – Он протянул ей игрушку, но отец схватил его за руку и потащил в коридор.
– Спокойной ночи! – успел сказать Марк-младший. Дверь хлопнула, довольно жестко.
– Смышленый малыш, – сказала Лаура Розе. – А у меня нету. В смысле передатчика нету. Зачем бы он мне?
– Марк несколько подозрителен насчет людей. Еще со времен Беркли. Понимаете, свиньи тогда ставили микрофоны у ребят, строивших из себя радикалов, и все записывали, что они говорили. ФБР так тогда кучу досье составляли на людей. – Она пожала плечами. – Я в политику не влезала. Я все больше, так сказать, сшивалась рядом и плела макраме.
– А я влезала в политику. – Еще глоток вина. Язык стал будто шерстяным. – Я думала, мы можем изменить мир цветами и свечами. Любовью. – Она сказала это так, будто уже не знала точно, что значит это слово. – Чертовски глупо это было, правда?
– На том мы стояли и того хотели, – сказала Роза. – Это была хорошая битва.
– И мы ее проиграли, – ответила Лаура. – Прочти любую газету и увидишь, что мы проиграли. Черт… Если вся эта энергия не смогла изменить мир, значит, ничто его не изменит.
– Это верно, как ни грустно. – Роза забрала бутылку «сангрии», и Лаура не стала ей мешать. – Древняя история плохо совмещается с красным вином. Я приготовлю чай, о'кей?
– Ага, о'кей. – Лаура кивнула, ощущая легкость в голове, и Роза прошла на кухню.
Когда Марк Треггс вернулся в гостиную, Лаура смотрела по телевизору фильм «Босиком в парке» с Робертом Редфордом и Джейн Фонда; фильм еще доханойских времен. Треггс уселся на стул напротив нее и скрестил свои долговязые ноги.
– Ехала бы ты домой, – сказал он ей. – Нет смысла тебе болтаться в Чаттануге.
– Утром уеду. Как только малость отдохну. Что казалось ей практически невозможным, понимала она. Всякий раз, когда она закрывала глаза, ей слышались плач ребенка и завывания сирен.
– Я не могу тебе помочь. Хотел бы помочь, но нечем.
– Я знаю. Ты мне уже это говорил.
– И снова говорю. – Он переплел свои тонкие пальцы и уставился совиными глазами. – Если бы было хоть что-то, что я могу сделать, я бы сделал.
– Верно.
– Я говорю по правде. Мне самому жаль, что я не в состоянии тебе помочь. Но видишь – я всего лишь уборщик в парке, который пишет книги о контркультуре, и их едва ли тысяча человек прочтет. – Треггс не отрывал взгляда от ее лица. – Я ветроссун, вот я кто.
– Кто?
– Мой отец всегда говорил, что я вырасту ветроссуном. Человек, который ссыт по ветру. Вот это я и есть, хочешь не хочешь. – Он пожал плечами. – Может, я настолько долго ссал на ветер, что мне это стало нравиться. Я что хочу сказать: у меня уютная маленькая жизнь – у нас обоих. Нам немного нужно, и мы немногого хотим. Всего лишь свободы говорить и писать, а в Рок-Сити я играю на губной гармошке и медитирую. Жизнь очень хороша. Ты знаешь, чем она хороша? – Он подождал, пока она покачает головой. – Потому что у меня нет никаких ожиданий, – сказал он. – Вот моя философия: пусть будет, как будет. Я гнусь под ветром, но не ломаюсь.
– Дзен, – сказала Лаура.
– Да. Если ты попробуешь сопротивляться ветру, то тебе сломают спину. Так что я сижу на солнышке, играю свои мелодии и пишу книги на темы, которые вряд ли кого сейчас уже интересуют, и смотрю, как растут мои дети, и живу в мире.
– Видит Бог, как бы я хотела жить в мире, – сказала Лаура.
Из кухни пришла Роза. Она подала Лауре керамическую кружку, на которой было вылеплено лицо ее мужа.
– Опять «Ред Зингер», – сказала Роза. – Я надеюсь, это…
– Не эту кружку! – Марк Треггс вскочил с места, но руки Лауры уже сомкнулись на ручке. – Только не эту!
Лаура моргнула, когда он протянул руку, чтобы забрать у нее кружку. Роза отошла с дороги.
– Там трещина! – сказал Треггс, и на его губах проступила дурацкая улыбка. – Дно протекает! Лаура не отпустила кружку.
– Сегодня днем она была цела.
Его улыбка дрогнула, глаза метнулись на Розу, а затем опять на Лауру.
– Извини, ты не отдала бы мне эту кружку? – сказал он. – Я дам тебе другую.
Лаура поглядела на лицо Треггса на кружке. Там была такая же дурацкая улыбка. Кружка ручной работы, подумала она. Сделанная настоящим художником своего дела. Она подняла кружку осторожно, чтобы не расплескать чай, и когда она взглянула на дно, чтобы увидеть следы потеков, Треггс напряженным голосом сказал:
– Отдай мне кружку.
Трещины на дне кружки не было. Зато была подпись художника. Инициалы и дата: Д.Д. 85.
Д.Д. Диди?
«Диди делала всякие поделки. Лепила керамику и продавала в городе».
Сердце Лаура забилось неровно. Избегая взгляда Треггса, она сделала глоток «Ред Зингера». Роза стояла в нескольких шагах от мужа, и выражение ее лица говорило, что она понимает, как оплошала. Напряжение повисло в воздухе. В телевизоре щебетали Редфорд и Фонда, а снаружи позвякивали бубенцы. Лаура сделала глубокий вдох и спросила:
– Где она?
– Хорошо бы вам сейчас уйти, – ответил Треггс.
– Беделия Морз. Диди. Ведь она сделала эту кружку? В восемьдесят пятом? Где она?
У Лауры горело лицо, и ее глаза не отрывались от Треггса.
– Я действительно не знаю, о чем вы говорите. Я должен буду попросить вас…
– Я заплачу тысячу долларов, чтобы ты меня с ней свел, – сказал Лаура. – Господом клянусь, нет у меня микрофонов. Я не работаю… – слово вырвалось само, – ..с легавыми. Я всего лишь сама по себе. Мне наплевать, что там за ней числится, все, что мне нужно, – это найти ее, потому что она может помочь мне найти Мэри Террелл и моего ребенка. Если надо умолять, я умоляю: скажи мне, где она.
– Послушай, я не знаю, о чем ты говоришь. Я ж тебе говорил, я не…
– Марк! – произнесла Розы приглушенным голосом. Он сердито на нее глянул. Роза пристально смотрела на Лауру, сжав углы рта.
– Прошу тебя, – сказала Лаура. Роза снова заговорила. Тихо, словно бы опасаясь разбудить мертвого.
– Мичиган, – сказала она. – Энн-Арбор, Мичиган. Роза не успела сказать, как Треггс завопил:
– О Боже! – Его лицо покрылось красными пятнами. – О Господи всемогущий! Слушай, ты! Я ж сказал тебе, чтобы ты убиралась из моего дома!
– Энн-Арбор, – повторила Лаура. Она встала, все еще стискивая кружку. – Под каким именем она живет?
– Ты что, по-английски не сечешь? – рявкнул Треггс; капельки слюны застряли у него в бороде.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65
Вошел кто-то с медицинской сумкой, с антисептиками, со шприцами и сверкающими инструментами.
– Ну и мясорубка, – услышала она, как он говорит, удаляя пинцетом шрапнель и щепки.
– Мой ребенок, – прошептала Мэри. – Я вот-вот должна родить.
– Ага, верно. Эдди, дай ей еще глоток рома. Она выпила жидкий огонь.
– Где Джек? Скажите Джеку, что я вот-вот рожу его ребенка.
Голос Эдварда:
– Мэри? Мэри, слушай меня. Один мой друг тебя сейчас повезет. Отвезет тебя в дом, где ты сможешь отдохнуть Ты слышишь?
– Да. Я вот-вот рожу. Ох, больно. Больно.
– У тебя недолго будет болеть. Слушай, Мэри. Ты пробудешь в этом доме, пока не оправишься, но тебе нельзя там долго оставаться. Где-то неделю, не больше. О'кей?
– Подпольная железная дорога, – ответила она с закрытыми глазами. – Просекла.
– Сейчас я должен идти. Ты меня слышишь?
– Слышу.
– Я должен линять. Мой друг позаботится о тебе. Я ему заплатил. Мне пора смываться. О'кей?
– О'кей, – ответила она и затем уплыла в сон. Так она в последний раз видела Эдварда Фордайса.
Возле Балтимора есть туалет бензозаправочной станции, где Мэри родила мертвую девочку из живота, прихваченного тремястами шестьюдесятью двумя неровными швами. В Боуэнсе, штат Мэриленд, есть дом возле самого берега Кипарисового Болота у Боевого Ручья, где Мэри прожила неделю на чечевичном супе с мужчиной и женщиной, которые не говорили ни одного слова. По ночам вскрики мелких зверьков, тут же поглощаемые болотом, звучали для нее детским плачем.
Хозяева дали ей прочесть репортаж о перестрелке в «Нью-Йорк тайме». Это было трудно читать. Эдвард, Лорд Джек и Беделия Морз сумели уйти. Джеймс Ксавье Тумбе был взят живым, но тяжело раненным. Он никогда не расскажет о Плачущей леди, Мэри это знала. У Джеймса Ксавье Тумбса была нора внутри самого себя, он умел уходить в нее, закрывать крышку и декламировать хайку в своем внутреннем святилище.
Самая худшая ночь была, когда ей снилось, как она приносит мальчика Лорду Джеку. Это было кошмарно, потому что, когда сон кончился, она снова осталась одна.
– Я родилась вот здесь. Видишь? – Мэри приподняла корзинку с Барабанщиком. Но Барабанщик спал, его розовые веки трепетали и пустышка была крепко стиснута во рту. Она поцеловала его в лоб, поцелуй ласковее, чем тот, которым она некогда одарила страдающего легавого, и поставила корзинку на место.
В доме 1105 по Элдермен-стрит обитали призраки. Она слышала, как они поют песни любви и революции голосами, навсегда оставшимися молодыми. Джеймс Ксавье Тумбе был убит во время бунта в Аттике. Она подумала, вернулся ли сюда его призрак и присоединился ли к теням других спящих детей. Линден, Нью-Джерси, первое июля тысяча девятьсот семьдесят второго года. Как сказал бы Кронкайт:
«Это было так, как это было».
Она почувствовала себя очень старой. Завтра она опять почувствует себя молодой. Она проехала шестнадцать миль назад к мотелю «Мак-Ардль Тревел Инн» возле Пискатавея, и когда она самую малость всплакнула, никто этого не видел.
Глава 4
Трещина в глине
Когда дверь открылась, Лаура сунула полупустую бутылку «сангрйи» в лицо Марка Треггса.
– Вот. Я принесла подарок.
Он ошеломленно моргал, пока позади него Роза вставала с набивного стула, на котором сидела и смотрела телевизор. На полу играли двое детей: девочка со своей Барби и мальчик с робокопами; они тоже остановились и поглядели на гостью широко раскрытыми глазами.
– Ты что, не собираешься пригласить меня в дом? – спросила Лаура. От ее дыхания исходил запах сладкого красного вина.
– Нет. Уходите, пожалуйста. Он попытался закрыть дверь. Лаура уперлась в нее рукой.
– Я здесь никого не знаю. А в одиночку пить мерзко. Не будь таким грубым, о'кей?
– Мне больше нечего вам рассказать.
– Я знаю. Я просто хочу быть с кем-нибудь. Разве это запрещено?
Он взглянул на свои наручные часы; на циферблате был нарисован Микки-Маус.
– Уже почти девять часов.
– Верно. Самое время выпить как следует.
– Если вы не уйдете, – сказал Треггс, – я буду вынужден вызвать полицию.
– И в самом деле вызовешь? – спросила она его. Молчание затянулось, и Лаура увидела, что не вызовет.
– Впусти ее, Марк! – Роза стояла у него за спиной. – Какой от этого будет вред?
– По-моему, она пьяна.
– Нет, еще нет. – Лаура тонко улыбнулась. – Я только над этим работаю. Брось, Марк, я недолго задержусь. Мне просто надо поговорить с кем-нибудь, сечешь?
Роза Треггс оттолкнула мужа в сторону и открыла дверь, чтобы впустить ее.
– Мы никогда ни перед кем не закрывали дверь и сейчас не закроем. Заходи, Лаура.
Лаура перешагнула через порог со своей бутылкой вина.
– Привет, – сказала она детям, и мальчик ответил «привет», а девочка просто уставилась на нее.
– Закрой дверь, Марк, ты напускаешь холод! – сказала Роза, и он что-то буркнул себе в бороду и закрыл дверь, отгораживаясь от ночи.
– Мы думали, ты уже вернулась в Атланту, – сказала Роза.
Лаура опустилась на диван. Ей в зад уперлись пружины.
– Некуда мне особенно возвращаться. – Она откупорила «сангрию» и выпила прямо из горлышка. Последний раз, когда она пила из горлышка, это было пиво в полцены, в университете Джорджии. – Я думала, что мне хочется побыть одной. Кажется, я ошиблась.
– А разве о тебе никто не будет беспокоиться?
– Я оставила мужу сообщение на автоответчике. Он в отъезде. Не дома. – Лаура сделала еще глоток. – Позвонила Кэрол и сказала, где я. Кэрол – это моя подруга. Спасибо Господу за друзей, верно?
– О'кей, короеды, – сказал Треггс детям. – Время ложиться спать.
Они немедленно протестующе завыли, но Треггс был неумолим.
– Вы та самая леди, у которой похитили ребенка? – спросил мальчик.
– Да, я та самая.
– Марк-младший! – провозгласил старший Марк. – Ступай, время спать!
– Мой отец думает, что у вас передатчик, – сказал ей мальчик. – Видите моего робокопа? – Он протянул ей игрушку, но отец схватил его за руку и потащил в коридор.
– Спокойной ночи! – успел сказать Марк-младший. Дверь хлопнула, довольно жестко.
– Смышленый малыш, – сказала Лаура Розе. – А у меня нету. В смысле передатчика нету. Зачем бы он мне?
– Марк несколько подозрителен насчет людей. Еще со времен Беркли. Понимаете, свиньи тогда ставили микрофоны у ребят, строивших из себя радикалов, и все записывали, что они говорили. ФБР так тогда кучу досье составляли на людей. – Она пожала плечами. – Я в политику не влезала. Я все больше, так сказать, сшивалась рядом и плела макраме.
– А я влезала в политику. – Еще глоток вина. Язык стал будто шерстяным. – Я думала, мы можем изменить мир цветами и свечами. Любовью. – Она сказала это так, будто уже не знала точно, что значит это слово. – Чертовски глупо это было, правда?
– На том мы стояли и того хотели, – сказала Роза. – Это была хорошая битва.
– И мы ее проиграли, – ответила Лаура. – Прочти любую газету и увидишь, что мы проиграли. Черт… Если вся эта энергия не смогла изменить мир, значит, ничто его не изменит.
– Это верно, как ни грустно. – Роза забрала бутылку «сангрии», и Лаура не стала ей мешать. – Древняя история плохо совмещается с красным вином. Я приготовлю чай, о'кей?
– Ага, о'кей. – Лаура кивнула, ощущая легкость в голове, и Роза прошла на кухню.
Когда Марк Треггс вернулся в гостиную, Лаура смотрела по телевизору фильм «Босиком в парке» с Робертом Редфордом и Джейн Фонда; фильм еще доханойских времен. Треггс уселся на стул напротив нее и скрестил свои долговязые ноги.
– Ехала бы ты домой, – сказал он ей. – Нет смысла тебе болтаться в Чаттануге.
– Утром уеду. Как только малость отдохну. Что казалось ей практически невозможным, понимала она. Всякий раз, когда она закрывала глаза, ей слышались плач ребенка и завывания сирен.
– Я не могу тебе помочь. Хотел бы помочь, но нечем.
– Я знаю. Ты мне уже это говорил.
– И снова говорю. – Он переплел свои тонкие пальцы и уставился совиными глазами. – Если бы было хоть что-то, что я могу сделать, я бы сделал.
– Верно.
– Я говорю по правде. Мне самому жаль, что я не в состоянии тебе помочь. Но видишь – я всего лишь уборщик в парке, который пишет книги о контркультуре, и их едва ли тысяча человек прочтет. – Треггс не отрывал взгляда от ее лица. – Я ветроссун, вот я кто.
– Кто?
– Мой отец всегда говорил, что я вырасту ветроссуном. Человек, который ссыт по ветру. Вот это я и есть, хочешь не хочешь. – Он пожал плечами. – Может, я настолько долго ссал на ветер, что мне это стало нравиться. Я что хочу сказать: у меня уютная маленькая жизнь – у нас обоих. Нам немного нужно, и мы немногого хотим. Всего лишь свободы говорить и писать, а в Рок-Сити я играю на губной гармошке и медитирую. Жизнь очень хороша. Ты знаешь, чем она хороша? – Он подождал, пока она покачает головой. – Потому что у меня нет никаких ожиданий, – сказал он. – Вот моя философия: пусть будет, как будет. Я гнусь под ветром, но не ломаюсь.
– Дзен, – сказала Лаура.
– Да. Если ты попробуешь сопротивляться ветру, то тебе сломают спину. Так что я сижу на солнышке, играю свои мелодии и пишу книги на темы, которые вряд ли кого сейчас уже интересуют, и смотрю, как растут мои дети, и живу в мире.
– Видит Бог, как бы я хотела жить в мире, – сказала Лаура.
Из кухни пришла Роза. Она подала Лауре керамическую кружку, на которой было вылеплено лицо ее мужа.
– Опять «Ред Зингер», – сказала Роза. – Я надеюсь, это…
– Не эту кружку! – Марк Треггс вскочил с места, но руки Лауры уже сомкнулись на ручке. – Только не эту!
Лаура моргнула, когда он протянул руку, чтобы забрать у нее кружку. Роза отошла с дороги.
– Там трещина! – сказал Треггс, и на его губах проступила дурацкая улыбка. – Дно протекает! Лаура не отпустила кружку.
– Сегодня днем она была цела.
Его улыбка дрогнула, глаза метнулись на Розу, а затем опять на Лауру.
– Извини, ты не отдала бы мне эту кружку? – сказал он. – Я дам тебе другую.
Лаура поглядела на лицо Треггса на кружке. Там была такая же дурацкая улыбка. Кружка ручной работы, подумала она. Сделанная настоящим художником своего дела. Она подняла кружку осторожно, чтобы не расплескать чай, и когда она взглянула на дно, чтобы увидеть следы потеков, Треггс напряженным голосом сказал:
– Отдай мне кружку.
Трещины на дне кружки не было. Зато была подпись художника. Инициалы и дата: Д.Д. 85.
Д.Д. Диди?
«Диди делала всякие поделки. Лепила керамику и продавала в городе».
Сердце Лаура забилось неровно. Избегая взгляда Треггса, она сделала глоток «Ред Зингера». Роза стояла в нескольких шагах от мужа, и выражение ее лица говорило, что она понимает, как оплошала. Напряжение повисло в воздухе. В телевизоре щебетали Редфорд и Фонда, а снаружи позвякивали бубенцы. Лаура сделала глубокий вдох и спросила:
– Где она?
– Хорошо бы вам сейчас уйти, – ответил Треггс.
– Беделия Морз. Диди. Ведь она сделала эту кружку? В восемьдесят пятом? Где она?
У Лауры горело лицо, и ее глаза не отрывались от Треггса.
– Я действительно не знаю, о чем вы говорите. Я должен буду попросить вас…
– Я заплачу тысячу долларов, чтобы ты меня с ней свел, – сказал Лаура. – Господом клянусь, нет у меня микрофонов. Я не работаю… – слово вырвалось само, – ..с легавыми. Я всего лишь сама по себе. Мне наплевать, что там за ней числится, все, что мне нужно, – это найти ее, потому что она может помочь мне найти Мэри Террелл и моего ребенка. Если надо умолять, я умоляю: скажи мне, где она.
– Послушай, я не знаю, о чем ты говоришь. Я ж тебе говорил, я не…
– Марк! – произнесла Розы приглушенным голосом. Он сердито на нее глянул. Роза пристально смотрела на Лауру, сжав углы рта.
– Прошу тебя, – сказала Лаура. Роза снова заговорила. Тихо, словно бы опасаясь разбудить мертвого.
– Мичиган, – сказала она. – Энн-Арбор, Мичиган. Роза не успела сказать, как Треггс завопил:
– О Боже! – Его лицо покрылось красными пятнами. – О Господи всемогущий! Слушай, ты! Я ж сказал тебе, чтобы ты убиралась из моего дома!
– Энн-Арбор, – повторила Лаура. Она встала, все еще стискивая кружку. – Под каким именем она живет?
– Ты что, по-английски не сечешь? – рявкнул Треггс; капельки слюны застряли у него в бороде.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65