Третьи силы, со всех ног спешили к месту падения птичьей тройки, чтобы вмешаться в происходящее.
Слишком громогласен был полет, чтобы не привлечь внимания хищников, рыскающих повсюду в поисках поживы. Дикая какофония звуков, пришедшая с небес, никого не могла оставить равнодушной, а судорожные, невпопад движения крыльев, полет рваными рывками, то вверх, то вниз, давал хищникам определенные надежды. И они не спускали голодных глаз с шумной троицы, отчаянно пытающейся удержаться на лету. Не смотря на отчаянные старания, странная птица-тройка оказывалась на земле. И теперь главное не упустить момент, не дать добыче снова подняться в небо. И несутся хищники, рыжие и проворные, в надежде на поживу и секундомер вороньей жизни, начинает отсчитывать последние, оставшиеся пернатым минуты.
По прошествии нескольких минут, на месте падения птичьей тройки, вздымалась пыль столбом. Окрестный простор оглашался отчаянным предсмертным писком. И вместе с пылью взлетали вверх, а затем медленно оседали на землю, окровавленные перья. И рыжие хищники, споро уплетали добычу, торопливо глотая кровавые мясные куски вместе с пухом и перьями. Спеша заглотить побольше пока в дело не вмешался припозднившийся соискатель, рассчитывающий на свою долю добычи.
И вновь над сонным горным ущельем разливалась тишина, и не было в целом мире иных звуков, кроме торопливого чавканья хищников. Спустя несколько минут затихали и эти звуки. На месте птичьего падения, оставалась лишь горстка перьев и пуха, пропитанная кровью земля, и гирлянда пустых консервных банок. И еще долго гуляющий по ущелью ветер, будет перекатывать банки с места на место. А они будут грохотать, пугая живность в округе, заставляя ее настороженно прислушиваться.
Немало вороньего племени, истребила за полгода пара советских солдат, кочегар и дизелист. Они почти вывели под корень глупое птичье племя, так и не сообразившее, куда деваются их сородичи, и, не смотря на катастрофическое уменьшение численности стаи, продолжающее с завидным упорством нырять в яму с зерном. Незатейливая ловушка, всякий раз выдавала своим создателям солидный улов бестолковых, клювастых птиц. Поголовье крупнейшей на сотни миль окрест вороньей стаи, стремительно уменьшалось. И если в начале этой истории популяция достигала нескольких сотен голов, то спустя полгода их оставалось немногим более сотни, и численность стаи продолжала сокращаться.
Так могло продолжаться до полного изничтожения вороньего поголовья в Тянь-Шаньских горах. Но птицам помог случай. Тот самый, редкий и практически невероятный случай, когда одна из исчезнувших птиц вернулась обратно в стаю. Вид ее был настолько ужасен, что перья вставали дыбом на вороньих загривках, и кусок не лез в глотку. Рассказ пережившей смерть птицы был ужасен, а вид ее вызывал дрожь настолько, что стаю проняло, и пришло понимание.
Вскоре после возвращения в стаю, обезображенная огнем ворона умерла. Ее организм, мобилизовавший все силы для того, чтобы вернуться домой, полностью исчерпал себя. Ворона не прожила и суток. Но дело свое, она сделала. Стая стала умней, к ней пришло понимание того, как уцелеть, и вновь стать многочисленной и многоголосой.
С тех пор, установленная на свалке ловушка, перестала радовать своих создателей. Она продолжала также исправно падать вниз, прихлопывая угодивших в ловушку птиц. Но только на смену воронам, пришли вездесущие воробьи и прочая птичья мелочь, возня с которыми не доставляла особого удовольствия. Вскоре ловушка была напрочь забыта и заброшена, по причине отсутствия достойного улова.
Наученная горьким опытом стая, на веки вечные зареклась посещать смертоносную свалку, предпочитая для трапезы искать места поспокойнее и побезопаснее. При одном виде пограничной заставы «Узенгегуш», в рядах пернатого братства, начинался переполох. Вороны начинали истошно сучить крыльями, спешно разворачиваясь и меняя направление полета, чтобы не только не приземляться, но даже не пролетать вблизи злополучной заставы.
Развлечения с пернатыми, привлекающие множество любопытствующих, были прекращены. Потребуются годы, чтобы из вороньей памяти стерлась информация о притаившейся на заставе смерти. В стае сменится несколько поколений, прежде чем она вновь станет беспечной и глупой. Хотя и потом случались пленения ворон и смертельные развлечения с их участием, но это были единичные случаи, происходящие вдали от заставы. И, как правило, жертвами пограничников становились молодые вороны последнего выводка.
Любили бойцы в отдаленных нарядах развлекаться установкой ловушек, которые делали из небольших решеток, на которых разогревали консервы. В качестве приманки служила открытая и разогретая банка тушенки, источающая пленительные ароматы по всей округе, заставляющая ручьем течь слюну у притаившейся в камнях, наблюдающей за людьми, лисы. К мясному аромату не могло остаться равнодушным и воронье, особенно то, что помоложе.
Сделав над ловушкой несколько кругов, смельчаки опускались на землю и начинали скакать вокруг решетки, силясь дотянуться клювом до содержимого банки, не оказавшись при этом под сенью решетки. Иногда это удавалось. Они умудрялись дотянуться сбоку, а чаще зайдя за наклоненную решетку, и сквозь ее прутья, длинными заостренными долбаками, выуживать из банки мясо. Но, подобное пиршество и заканчивалось единственным, выхваченным куском. Выросший словно из-под земли человек прогонял ворон и сидя на корточках, колдовал над банкой тушенки. Затем человек исчезал, затаившись в одном из сложенных из камней блиндажей, поглядывая сквозь бойницы за ловушкой, сжимая в руке телефонный провод, ведущий к подпирающей решетку, палке.
Спустя некоторое время вороны, отдыхающие на ближайшем скалистом выступе, с интересом наблюдающие за манипуляциями человека, возвращались обратно. Выхваченное из жестяной банки было настолько вкусно, что у отведавшего угощения, пропадал всякий страх перед человеком. Вкусивший тушенки ворон не видел ничего, кроме заветной банки, в которой была уйма вкуснятины, до которой нужно лишь дотянуться. Но сделать это теперь, после вмешательства человека, оказалось не так-то просто. И напрасно пернатый вор скакал вокруг решетки, нависшей всей своей тяжестью над добычей. Напрасно пытался дотянуться сбоку. Тщетно пытался пролезть с тыла. То, что удалось сделать в первый раз, повторить не было никакой возможности. И чем недоступнее становилось желанное мясо, тем сильнее терял пернатый голову. Вскоре алчность становилась сильнее осторожности, и ворон нырял под решетку, пытаясь захватить клювом банку, чтобы затем, в безопасном месте, насладиться ее содержимым.
Пара мгновений отводилась пернатому на столь рискованный шаг. И он вполне бы успел уложиться в отведенное время, если бы не человек, наблюдающий через амбразуру блиндажа, с полевиком в руке, готовый в любой момент, потянуть провод на себя.
Вороний рывок внутрь и держащая решетку палка, приходила в движение. Еще мгновение и ворон лежал, распластав крылья придавленный грузом, не в силах пошевелиться, с банкой тушенки в клюве. А затем ворон умирал, страшной и мучительной смертью, уготованной ему человеком. Его товарищи, вместе с которыми он обнаружил злополучную банку, были уже далеко. Они не слышали его отчаянного предсмертного крика, уносясь вдаль, в поисках более безопасных развлечений и пищи, за которую не нужно платить жизнью.
3.15. Крах семейной жизни лейтенанта Егорова
Жизнь на заставе была разнообразна, не чета серым и унылым будням в отряде. И хотя не ходили солдаты с заставы в увольнения, так как не было поблизости города, но служба летела словно ветер, а не ползла, как в отряде, медлительной черепахой. Два года, поначалу казавшиеся бесконечными, пролетели, словно один миг. Казалось, он еще только вчера приехал на заставу зеленым салажонком, а сегодня уже считал последние, оставшиеся до увольнения в запас, деньки. Вышел приказ министра КГБ СССР об увольнении в запас солдат Халявинского призыва.
Спустя месяц после опубликования приказа в печати, на заставе огласили список очередности на увольнение. Халявин, отличник боевой и политической подготовки, специалист «1класса», награжденный всеми возможными знаками отличия, в том числе нагрудным знаком «Отличник погранвойск 1степени», подлежал увольнению с заставы первым. Жалко лишь, что в так называемую «показуху», никого с заставы не отправляли. Ко времени дембеля Халявина, застава впала в немилость. Оказавшись на крючке у отрядного начальства, она была лишена такого вида поощрения, как увольнение в показную партию, отправляемую домой за неделю до первой, куда попадали лучшие из лучших.
Лешкин дембель вообще оказался в серьезной опасности, благодаря одному из молодых лейтенантов, недавно закончивших военные училища и обосновавшихся на заставе. Заместитель начальника заставы по боевой подготовке лейтенант Петров был неплохим человеком, и никогда не делал пакостей солдатам, чего нельзя было сказать о его коллеге. Лейтенант Егоров, выпускник Галицинского погранично-политического училища, заместитель начальника заставы по политической части, попил не мало солдатской крови. И, как казалось Лешке, он нашел причину столь разного поведения офицеров.
Лейтенант Петров прибыл на заставу с супругой, молодой симпатичной девушкой, одних с Халявиным лет, имеющей годовалого сына. Женщина была так красива и мила, так вызывающе молода, что всякий раз, когда появлялась по каким-либо делам на территории заставы, или вблизи ее, солдаты сворачивали набок шеи, стремясь запечатлеть в памяти, пленительный образ. С ее приездом, на заставе стало две женщины. Больше всех ее приезду обрадовалась жена капитана Бурдина, также воспитывающая маленького сына. Единственные представительницы прекрасного пола на заставе, населенной десятками особей мужского, они чувствовали себя королевами. Всякий раз, выйдя с детьми на прогулку, катя неторопливо коляски в гору по дороге ведущей к шлагбауму, они были уверены, что ни один их шаг, ни одно движение не останется незамеченным. Что в это время, десятки глаз жадно вперившихся в окно, неотрывно наблюдают за ними. Мечтая о тех временах, когда они вернутся домой и красивые девчонки, будут доступны им не только в мечтах и ночных эротических видениях, но и наяву.
Если на улице было жарко, девушки одевались соответственно погоде. Юбки прелестниц были настолько коротки, что казалось, вот-вот из-под них мелькнет узкая полоска трусиков, а у наблюдающих за прогулкой солдат, случится сердечный приступ. Пока они неторопливо дефилировали вдоль заставы, жизнь на ней останавливалась, перемещаясь к окнам. И только когда женщины исчезали из виду, скрывшись в подъезде офицерского дома, жизнь на заставе оживала, и все приходило в движение.
Лейтенанта Петрова, после работы ожидали дома красавица жена и сын. У него было все, что необходимо для нормальной жизни и, наверное, поэтому он и был человеком. У лейтенанта Егорова, ничего этого не было. Он был гол, как сокол и семьей ему еще только предстояло обзавестись, что, служа на заставе, за сотни миль от ближайшего населенного пункта, сделать не просто. Глядя на семейную жизнь Петровых и Бурдиных, лейтенант Егоров в душе страшно завидовал и злился, и поэтому был совершенно невыносим. Злость и раздражение нужно куда-то девать и он выплескивал отрицательные эмоции на солдат, делая их и без того не сладкую жизнь, невыносимой.
Самое обидное в том, что старше их он был всего года на два, от силы на три. Попадись на гражданке, с подобными закидонами такой тип, отгреб бы по полной программе в первый же день. Рога бы ему махом поотшибали. А если бы не врубился с первого раза, ввалили бы ему снова и снова, и так до тех пор, пока не придет понимание.
В армии все иначе и сопляк лейтенант пользовался этим, дабы окончательно испортить людям жизнь. Он понимал, что как бы он ни изгалялся, ни издевался над бойцами, никто ему не даст по рукам, тем более по роже. Все знали, чем это чревато. Неповиновение, связанное с насилием, заканчивается трибуналом и дисбатом. О дисбате же рассказывали такое, что волосы вставали дыбом.
Однажды на личном фронте лейтенанта Егорова, замаячили кое-какие проблески. Случилось это после того, как замполит съездил на партийную конференцию в отряд. Неделю пожил в городе, где и встретил красавицу-девицу, к которой воспылал пылкой страстью, оказавшейся взаимной. Неделя пролетела словно миг. Потерявший от любви голову, лейтенант Егоров не замечал насмешливых взглядов офицеров части, когда прогуливался с избранницей под ручку по городу, водил ее в кафе и рестораны.
Время для него не просто шло, оно стремительно летело и чем меньше его оставалось до неизбежной разлуки, тем сильнее терял рассудок замполит Егоров. Перед отъездом на заставу он решился и сделал Галочке предложение, от которого та не смогла отказаться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186
Слишком громогласен был полет, чтобы не привлечь внимания хищников, рыскающих повсюду в поисках поживы. Дикая какофония звуков, пришедшая с небес, никого не могла оставить равнодушной, а судорожные, невпопад движения крыльев, полет рваными рывками, то вверх, то вниз, давал хищникам определенные надежды. И они не спускали голодных глаз с шумной троицы, отчаянно пытающейся удержаться на лету. Не смотря на отчаянные старания, странная птица-тройка оказывалась на земле. И теперь главное не упустить момент, не дать добыче снова подняться в небо. И несутся хищники, рыжие и проворные, в надежде на поживу и секундомер вороньей жизни, начинает отсчитывать последние, оставшиеся пернатым минуты.
По прошествии нескольких минут, на месте падения птичьей тройки, вздымалась пыль столбом. Окрестный простор оглашался отчаянным предсмертным писком. И вместе с пылью взлетали вверх, а затем медленно оседали на землю, окровавленные перья. И рыжие хищники, споро уплетали добычу, торопливо глотая кровавые мясные куски вместе с пухом и перьями. Спеша заглотить побольше пока в дело не вмешался припозднившийся соискатель, рассчитывающий на свою долю добычи.
И вновь над сонным горным ущельем разливалась тишина, и не было в целом мире иных звуков, кроме торопливого чавканья хищников. Спустя несколько минут затихали и эти звуки. На месте птичьего падения, оставалась лишь горстка перьев и пуха, пропитанная кровью земля, и гирлянда пустых консервных банок. И еще долго гуляющий по ущелью ветер, будет перекатывать банки с места на место. А они будут грохотать, пугая живность в округе, заставляя ее настороженно прислушиваться.
Немало вороньего племени, истребила за полгода пара советских солдат, кочегар и дизелист. Они почти вывели под корень глупое птичье племя, так и не сообразившее, куда деваются их сородичи, и, не смотря на катастрофическое уменьшение численности стаи, продолжающее с завидным упорством нырять в яму с зерном. Незатейливая ловушка, всякий раз выдавала своим создателям солидный улов бестолковых, клювастых птиц. Поголовье крупнейшей на сотни миль окрест вороньей стаи, стремительно уменьшалось. И если в начале этой истории популяция достигала нескольких сотен голов, то спустя полгода их оставалось немногим более сотни, и численность стаи продолжала сокращаться.
Так могло продолжаться до полного изничтожения вороньего поголовья в Тянь-Шаньских горах. Но птицам помог случай. Тот самый, редкий и практически невероятный случай, когда одна из исчезнувших птиц вернулась обратно в стаю. Вид ее был настолько ужасен, что перья вставали дыбом на вороньих загривках, и кусок не лез в глотку. Рассказ пережившей смерть птицы был ужасен, а вид ее вызывал дрожь настолько, что стаю проняло, и пришло понимание.
Вскоре после возвращения в стаю, обезображенная огнем ворона умерла. Ее организм, мобилизовавший все силы для того, чтобы вернуться домой, полностью исчерпал себя. Ворона не прожила и суток. Но дело свое, она сделала. Стая стала умней, к ней пришло понимание того, как уцелеть, и вновь стать многочисленной и многоголосой.
С тех пор, установленная на свалке ловушка, перестала радовать своих создателей. Она продолжала также исправно падать вниз, прихлопывая угодивших в ловушку птиц. Но только на смену воронам, пришли вездесущие воробьи и прочая птичья мелочь, возня с которыми не доставляла особого удовольствия. Вскоре ловушка была напрочь забыта и заброшена, по причине отсутствия достойного улова.
Наученная горьким опытом стая, на веки вечные зареклась посещать смертоносную свалку, предпочитая для трапезы искать места поспокойнее и побезопаснее. При одном виде пограничной заставы «Узенгегуш», в рядах пернатого братства, начинался переполох. Вороны начинали истошно сучить крыльями, спешно разворачиваясь и меняя направление полета, чтобы не только не приземляться, но даже не пролетать вблизи злополучной заставы.
Развлечения с пернатыми, привлекающие множество любопытствующих, были прекращены. Потребуются годы, чтобы из вороньей памяти стерлась информация о притаившейся на заставе смерти. В стае сменится несколько поколений, прежде чем она вновь станет беспечной и глупой. Хотя и потом случались пленения ворон и смертельные развлечения с их участием, но это были единичные случаи, происходящие вдали от заставы. И, как правило, жертвами пограничников становились молодые вороны последнего выводка.
Любили бойцы в отдаленных нарядах развлекаться установкой ловушек, которые делали из небольших решеток, на которых разогревали консервы. В качестве приманки служила открытая и разогретая банка тушенки, источающая пленительные ароматы по всей округе, заставляющая ручьем течь слюну у притаившейся в камнях, наблюдающей за людьми, лисы. К мясному аромату не могло остаться равнодушным и воронье, особенно то, что помоложе.
Сделав над ловушкой несколько кругов, смельчаки опускались на землю и начинали скакать вокруг решетки, силясь дотянуться клювом до содержимого банки, не оказавшись при этом под сенью решетки. Иногда это удавалось. Они умудрялись дотянуться сбоку, а чаще зайдя за наклоненную решетку, и сквозь ее прутья, длинными заостренными долбаками, выуживать из банки мясо. Но, подобное пиршество и заканчивалось единственным, выхваченным куском. Выросший словно из-под земли человек прогонял ворон и сидя на корточках, колдовал над банкой тушенки. Затем человек исчезал, затаившись в одном из сложенных из камней блиндажей, поглядывая сквозь бойницы за ловушкой, сжимая в руке телефонный провод, ведущий к подпирающей решетку, палке.
Спустя некоторое время вороны, отдыхающие на ближайшем скалистом выступе, с интересом наблюдающие за манипуляциями человека, возвращались обратно. Выхваченное из жестяной банки было настолько вкусно, что у отведавшего угощения, пропадал всякий страх перед человеком. Вкусивший тушенки ворон не видел ничего, кроме заветной банки, в которой была уйма вкуснятины, до которой нужно лишь дотянуться. Но сделать это теперь, после вмешательства человека, оказалось не так-то просто. И напрасно пернатый вор скакал вокруг решетки, нависшей всей своей тяжестью над добычей. Напрасно пытался дотянуться сбоку. Тщетно пытался пролезть с тыла. То, что удалось сделать в первый раз, повторить не было никакой возможности. И чем недоступнее становилось желанное мясо, тем сильнее терял пернатый голову. Вскоре алчность становилась сильнее осторожности, и ворон нырял под решетку, пытаясь захватить клювом банку, чтобы затем, в безопасном месте, насладиться ее содержимым.
Пара мгновений отводилась пернатому на столь рискованный шаг. И он вполне бы успел уложиться в отведенное время, если бы не человек, наблюдающий через амбразуру блиндажа, с полевиком в руке, готовый в любой момент, потянуть провод на себя.
Вороний рывок внутрь и держащая решетку палка, приходила в движение. Еще мгновение и ворон лежал, распластав крылья придавленный грузом, не в силах пошевелиться, с банкой тушенки в клюве. А затем ворон умирал, страшной и мучительной смертью, уготованной ему человеком. Его товарищи, вместе с которыми он обнаружил злополучную банку, были уже далеко. Они не слышали его отчаянного предсмертного крика, уносясь вдаль, в поисках более безопасных развлечений и пищи, за которую не нужно платить жизнью.
3.15. Крах семейной жизни лейтенанта Егорова
Жизнь на заставе была разнообразна, не чета серым и унылым будням в отряде. И хотя не ходили солдаты с заставы в увольнения, так как не было поблизости города, но служба летела словно ветер, а не ползла, как в отряде, медлительной черепахой. Два года, поначалу казавшиеся бесконечными, пролетели, словно один миг. Казалось, он еще только вчера приехал на заставу зеленым салажонком, а сегодня уже считал последние, оставшиеся до увольнения в запас, деньки. Вышел приказ министра КГБ СССР об увольнении в запас солдат Халявинского призыва.
Спустя месяц после опубликования приказа в печати, на заставе огласили список очередности на увольнение. Халявин, отличник боевой и политической подготовки, специалист «1класса», награжденный всеми возможными знаками отличия, в том числе нагрудным знаком «Отличник погранвойск 1степени», подлежал увольнению с заставы первым. Жалко лишь, что в так называемую «показуху», никого с заставы не отправляли. Ко времени дембеля Халявина, застава впала в немилость. Оказавшись на крючке у отрядного начальства, она была лишена такого вида поощрения, как увольнение в показную партию, отправляемую домой за неделю до первой, куда попадали лучшие из лучших.
Лешкин дембель вообще оказался в серьезной опасности, благодаря одному из молодых лейтенантов, недавно закончивших военные училища и обосновавшихся на заставе. Заместитель начальника заставы по боевой подготовке лейтенант Петров был неплохим человеком, и никогда не делал пакостей солдатам, чего нельзя было сказать о его коллеге. Лейтенант Егоров, выпускник Галицинского погранично-политического училища, заместитель начальника заставы по политической части, попил не мало солдатской крови. И, как казалось Лешке, он нашел причину столь разного поведения офицеров.
Лейтенант Петров прибыл на заставу с супругой, молодой симпатичной девушкой, одних с Халявиным лет, имеющей годовалого сына. Женщина была так красива и мила, так вызывающе молода, что всякий раз, когда появлялась по каким-либо делам на территории заставы, или вблизи ее, солдаты сворачивали набок шеи, стремясь запечатлеть в памяти, пленительный образ. С ее приездом, на заставе стало две женщины. Больше всех ее приезду обрадовалась жена капитана Бурдина, также воспитывающая маленького сына. Единственные представительницы прекрасного пола на заставе, населенной десятками особей мужского, они чувствовали себя королевами. Всякий раз, выйдя с детьми на прогулку, катя неторопливо коляски в гору по дороге ведущей к шлагбауму, они были уверены, что ни один их шаг, ни одно движение не останется незамеченным. Что в это время, десятки глаз жадно вперившихся в окно, неотрывно наблюдают за ними. Мечтая о тех временах, когда они вернутся домой и красивые девчонки, будут доступны им не только в мечтах и ночных эротических видениях, но и наяву.
Если на улице было жарко, девушки одевались соответственно погоде. Юбки прелестниц были настолько коротки, что казалось, вот-вот из-под них мелькнет узкая полоска трусиков, а у наблюдающих за прогулкой солдат, случится сердечный приступ. Пока они неторопливо дефилировали вдоль заставы, жизнь на ней останавливалась, перемещаясь к окнам. И только когда женщины исчезали из виду, скрывшись в подъезде офицерского дома, жизнь на заставе оживала, и все приходило в движение.
Лейтенанта Петрова, после работы ожидали дома красавица жена и сын. У него было все, что необходимо для нормальной жизни и, наверное, поэтому он и был человеком. У лейтенанта Егорова, ничего этого не было. Он был гол, как сокол и семьей ему еще только предстояло обзавестись, что, служа на заставе, за сотни миль от ближайшего населенного пункта, сделать не просто. Глядя на семейную жизнь Петровых и Бурдиных, лейтенант Егоров в душе страшно завидовал и злился, и поэтому был совершенно невыносим. Злость и раздражение нужно куда-то девать и он выплескивал отрицательные эмоции на солдат, делая их и без того не сладкую жизнь, невыносимой.
Самое обидное в том, что старше их он был всего года на два, от силы на три. Попадись на гражданке, с подобными закидонами такой тип, отгреб бы по полной программе в первый же день. Рога бы ему махом поотшибали. А если бы не врубился с первого раза, ввалили бы ему снова и снова, и так до тех пор, пока не придет понимание.
В армии все иначе и сопляк лейтенант пользовался этим, дабы окончательно испортить людям жизнь. Он понимал, что как бы он ни изгалялся, ни издевался над бойцами, никто ему не даст по рукам, тем более по роже. Все знали, чем это чревато. Неповиновение, связанное с насилием, заканчивается трибуналом и дисбатом. О дисбате же рассказывали такое, что волосы вставали дыбом.
Однажды на личном фронте лейтенанта Егорова, замаячили кое-какие проблески. Случилось это после того, как замполит съездил на партийную конференцию в отряд. Неделю пожил в городе, где и встретил красавицу-девицу, к которой воспылал пылкой страстью, оказавшейся взаимной. Неделя пролетела словно миг. Потерявший от любви голову, лейтенант Егоров не замечал насмешливых взглядов офицеров части, когда прогуливался с избранницей под ручку по городу, водил ее в кафе и рестораны.
Время для него не просто шло, оно стремительно летело и чем меньше его оставалось до неизбежной разлуки, тем сильнее терял рассудок замполит Егоров. Перед отъездом на заставу он решился и сделал Галочке предложение, от которого та не смогла отказаться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186