Если бы участковый не знал наверняка, что это за тело, он бы никогда его не опознал. Ничто, даже отдаленно не напоминало красавицу Галину в разбухшем, оплывающем гноем, трупе. Невозможно было понять, мужчина это, или женщина, и сколько лет этому существу. Разлагающееся тело было уже не синюшного цвета, столь подобающего мертвецу, а зеленовато-желтого, с белыми гнилостными разводами.
Ни за какие посулы не удалось бы менту привлечь понятых к выносу тела. Понятые моментально выскочили на улицу, глотнуть свежего воздуха, и зайтись в рвотных позывах из-за увиденного. Придется им с недельку поголодать, пока не выветрился из памяти кошмар, препятствующий нормальному пищеварению.
Участковому по долгу службы пришлось остаться в квартире, в ожидании вызванной по рации похоронной бригады. И напрасно он пытался закрывать лицо платком. Вонь, пропитавшая все вокруг, легко проникала через матерчатую преграду. Она пропитывала все, что попало в радиус ее действия. Платок придется выбросить, с сожалением подумал мент. Форму, наверное, тоже. Вряд ли удастся избавить ее от въевшегося в сукно смрада разлагающегося тела. Да и самому придется безвылазно просидеть в бане с неделю, выпаривая из тела, впитавшуюся мерзкую вонь. Иначе супруга не допустит его к своему телу и на пушечный выстрел.
Спустя полчаса подъехала похоронная команда. Пришлось выносить из квартиры сразу два тела. Мертвое хозяйки квартиры, и впавшего в ступор, обалдевшего от вони мента. Труп погрузили в фургон и увезли в морг, где в соответствии с законом с ним будут произведены необходимые следственные действия, для установления истинной причины смерти молодой женщины. Впавшего в прострацию участкового, оставили отходить на крыльце, где он и просидел несколько часов, бессмысленно таращась в пустоту, и ни на что не реагируя, пока свежий воздух не прочистил ему могли от забившей сознание вони.
Придя в чувство и оглядевшись по сторонам, словно припоминая, кто он и что здесь делает, участковый вскочил с лавки и поспешил домой, чтобы воплотить в жизнь задуманное. Ужасно смердящий носовой платок, полетел в первый же встреченный на пути, мусорный бачок. И хотя жил блюститель законности на другом конце городка, и до дому было два часа ходу, он предпочел добираться пешком, чтобы не нервировать в общественном транспорте пропитавшей мундир вонью, добропорядочных граждан.
Добравшись до дома, он первым делом завернул в баню, где поспешно избавился от провонявшей насквозь формы и только потом, оставшись в одних трусах, прокрался за одеждой. Спустя пару минут баня весело топилась в неурочное для буднего дня время. В веселом блеске пламени, догорала ментовская форма, испорченная сегодняшним вызовом. А затем мент парился, мылся и парился вновь, истязая себя мочалкой и веником до вечера, изгоняя из кожи, въевшийся трупный запах. И только с приходом с работы супруги, несказанно удивленной купанием мужа в будний день, завершилась многочасовая помывка.
Облачившись во все чистое, он вернулся в дом, то и дело с подозрением принюхиваясь. И хотя супруга ничего не учуяла, ему еще с неделю казалось, что от него неудержимо несет мертвечиной. По этому случаю, он оформил больничный и целую неделю просидел дома, леча организм баней и водкой, принимая внутрь минимум еды, стараясь не вспоминать историю, послужившую причиной болезни и запоя. По истечении недели, ментовская рожа была немногим краше, чем у покойника, зато он избавился от преследующего его, ненавистного запаха. Еще пара дней, проведенных исключительно на рассоле и курином бульоне, вновь вернули участкового к жизни.
Галю похоронили быстро и скромно, без излишних церемоний. Родители, оповещенные о смерти дочери, особенно не удивились и не расстроились. Они всегда знали, что их непутевая дочка примерно так и закончит свою жизнь. И единственное в чем они ошиблись, то только в том, что сгорела она от водки не под чужим забором, а в своей квартире. А в остальном они оказались правы. Дочка сгорела от алкоголя, забытая и брошенная всеми. Никого из многочисленных друзей и подружек не оказалось рядом в ее последний час. Но дочь есть дочь, какой бы непутевой она не была. Отказаться от нее родители не могли, оплатив все расходы, связанные с захоронением. На окраине городского кладбища появилась очередная скромная и неприметная могила, которой суждено было, в ближайшее время зарасти бурьяном и сорной травой. Родителям она была не нужна, друзья и подруги отказались от нее, а причина смерти лейтенант Егоров, даже не подозревал о том, что женщина, которой он клялся в вечной любви и с которой намеревался провести остаток жизни, более не принадлежит к миру живых.
Он по-прежнему служил на заставе. Иногда вспоминал о ней, но не было в его воспоминаниях и тени былой любви, лишь всепоглощающая ненависть и злоба. Вдобавок к ним обида за то, что она дурачила его, водила за нос, опозорила перед всем гарнизоном пограничного отряда. Пришедшую на заставу спустя месяц весть об ее кончине, Егоров воспринял спокойно, как нечто само собой разумеющееся. Это даже хорошо, что ее не стало. Мать прислала из дома письмо и фотографию симпатичной девушки, соседки по саду, молодой и незамужней, что была не прочь познакомиться с лейтенантом-пограничником. Жизнь у замполита налаживалась и входила в привычное русло. А остатки негативных эмоций, он выплескивал на подчиненных солдат, благо всегда находился повод применить власть.
3.16. Дембель в опасности
Попал под раздачу и Халявин. Когда ему оставалось служить чуть больше месяца. Уже вышел в свет приказ министра КГБ СССР об увольнении солдат весеннего призыва из армии. К тому времени застава уже не числилась образцовой и показательной, следовательно, увольнения должны начаться позже, чем с передовых застав. Капитан Бурдин на очередном боевом расчете, зачитал график увольнения в запас. Халявину выпало отправляться домой первым. В первую партию, поскольку показательной партии застава была лишена. Обидно, что придется служить лишних три дня, хотя, что такое три дня, когда позади целых два года. Но ничего изменить нельзя, график ухода составлен, приблизительная дата дембеля известна, известное число приближается день ото дня.
Когда до дембеля оставалось всего две недели, Халявин попал под раздачу. По своему характеру Лешке был не склочным, никогда не ругался и не перечил начальству, но, глядя на тупость опухшего от многодневного беспробудного пьянства лейтенанта Егорова, его прорвало. И он ответил на маты замполита своими. И разошлись, каждый при своем мнении. Лейтенант Егоров в канцелярию продолжать дежурство, а Халявин с напарником в дозор, за 10 километров от заставы. И хотя каждый считал правым именно себя, у лейтенанта было гораздо больше возможностей отстоять свою правоту.
В этом Лешка убедился спустя 3 часа после заступления в наряд. Когда на обратном пути, навстречу мелькнул свет фар идущей с заставы машины, он понял, что дела плохи. На проверку прибыл начальник заставы капитан Бурдин, не приемлющий пеших прогулок ни днем, ни тем более, ночью, предпочитающий проверять наряды именно таким образом. Он рассуждал примерно так: «если наряд спит, он и машину прозевает, а если нет, то и крадущегося капитана заметит. И поэтому тратить полночи на хождения туда-сюда не стоит, когда все можно сделать за считанные минуты, не особо утруждаясь при этом.
У каждого из офицеров, была своя манера проверки нарядов, несущих службу по охране государственной границы. Самая лучшая в этом отношении, была у начальника заставы. Довольно трудно ночью не заметить ползущую с включенными фарами машину, ревущую в ночи, словно раненый зверь.
Нравилась и метода проверки прежнего замполита, что служил на заставе до лейтенанта Егорова. Капитан Бакунин был заядлым охотником и рыболовом. Но на горных реках, где в бешеном кипении воды и камней, в принципе не могло водиться никакой живности, рыбалка была невозможна. Вся его страсть и азарт переключились на охоту. Он был готов дни и ночи напролет лазить по горам, высматривая добычу, могущую стать знатным охотничьим трофеем. Дичи в горах водилось превеликое множество, ее нужно было только увидеть. Капитан Бакунин замечал многое, что было недоступно для глаз всех прочих обитателей заставы.
В горах водились ласки, горностаи, и они были не редкими гостями на свалке, куда частенько наведывались в поисках поживы. Если днем они побаивались заставы и обитающих там двуногих, то под покровом ночи, чувство страха перед людьми, исчезало бесследно. Да и некому их было гонять по ночам, за исключением дежурств капитана Бакунина. В те ночи, когда ответственным дежурным по заставе заступал замполит, в районе свалки, то и дело слышались одиночные выстрелы. Капитан Бакунин охотился. Отупевшему от скуки и бесконечного хождения от одних ворот заставы до других, часовому, было развлечение, позволяющее ускорить одуряюще ползущее время службы.
Как правило, капитан Бакунин всегда добивался успеха и если по свалке действительно шастал какой-нибудь меховой хищник, то это была последняя в его жизни прогулка. Лиса, ласка, или горностай, нередко становились добычей. Свежедобытая тушка, немедленно доставлялась на конюшню спящему конюху Сайко и перед ним ставилась ответственная задача выделать шкурку. Конюх Сайко слыл отменным специалистом по этой части, с одинаковой легкостью выделывая и шкуры архаров, и шкурки пушного зверя. Куда их потом девал капитан Бакунин, неизвестно, хотя ходили слухи о том, что он их складывает в мешок, в ожидании отпуска и убытия на большую землю, где шкурки можно без труда обменять на весьма неплохие деньги. Хобби замполита было не просто приятным времяпрепровождением, но и весьма прибыльным делом, приносящим ощутимые материальные выгоды.
В стремлении охотиться всегда и везде, набить плотнее заветный мешок с пушниной, он зачастую пренебрегал многими правилами заставской жизни. И если выпадала очередь капитану Бакунину проверять несение службы нарядами, можно было не сомневаться, что о его приближении будет известно задолго до появления. Главным для замполита, была охота. Даже отправляясь на проверку наряда, он по дороге обшаривал скалы мощным армейским фонарем в поисках притаившегося на склоне зверя. И если удавалось такового обнаружить, немедленно следовал выстрел и, как правило, на этом дальнейшая проверка заканчивалась, так как капитану нужно было доставить тушку на заставу, пока она не окоченела, не потеряла необходимой для разделки, мягкости. И только если по дороге не встречалось достойной мишени, он появлялся перед заждавшимся нарядом, чтобы, задав пару дежурных вопросов, направиться обратно, не забывая обшаривать лучом фонаря, горные склоны.
Гораздо хуже обстояли дела с другими офицерами, проверяющими наряды. Они покидали заставу без лишнего шума, направляясь к месту несения нарядом службы. Здесь главное было не проспать проверку, поскольку появление проверяющего не сопровождалось звуковыми, или световыми эффектами. Не проглядеть его появление, и правильно провести задержание. Старшие наряда в подобных случаях подстраховывались, наказывая дежурному связисту предупредить, если дежурный офицер надумает нанести им визит. И если у старшего наряда со связистом были хорошие отношения, именно так все и происходило. О визите проверяющего становилось известно, едва тот покидал заставу.
Хуже всего обстояли дела с прапорщиком Рева. Здесь были бессильны помочь и связисты. Прапорщик Рева был зловредным и пронырливым типом, уследить за ним было практически невозможно. Если он заступает ответственным дежурным по заставе, то начинает проверку наряда с самого начала. Он не станет дожидаться, пока наряд уйдет в ночь и займет отведенное место. Выйдет крадучись, словно тать, сразу же вслед за бойцами. Где надо присядет, если нужно приляжет, но выявит все нарушения в несении службы.
Проследит, чтобы наряд держал установленную дистанцию и сохранял молчание. Как был прекрасно осведомлен прапорщик Рева, уходящие в дозор наряды, строго придерживались заведенного порядка. Но лишь до тех пор, пока не скрывались из зоны видимости. Едва застава оказывалась укрытой очередным скальным выступом, как заведенный порядок движения, нарушался. Вместо положенной цепочки, получалась общая куча, оживленно болтающая. Чтобы не допустить подобного безобразия, а в случае если такое случится, сгноить нарушителей на хозяйственных работах, и крался за ними в ночи неугомонный прапорщик.
Но заступившие в наряд бойцы, слишком хорошо осведомлены о повадках старшины заставы, и действовали по правилам, даже если и не наблюдалось визуально крадущегося прапорщика. Но однажды терпение лопнуло. Они подкараулили крадущегося проверяющего, затаившись за скалистым выступом. А затем, не ожидавший подобного развития событий прапорщик, был уложен мордой в грязь, по всем правилам задержания нарушителя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186