И так продолжалось несколько суток, пока на земле не осталось ни одного живого мышлана.
А ведь такие хвостатые облака она встречала где-то в созвездии Костлявого Кентавра. Становилось все интереснее, даже сон понемногу отступил.
— Впервые слышу, чтобы мыши боялись темноты.
— Невнимательность. Естественное следствие чрезмерного любопытства. Ведь я говорил тебе, что мышланы, точно так же как и Ка, питались светом. Только лунным. И потому все до единого погибли от голода. А когда Непроглядные Дни миновали, бездушные Ка, насытившись солнечными лучами, вернулись к жизни, как ни в чем не бывало, но вот мышланы навсегда исчезли с лица Старой Земли. Впрочем, существовало предположение, — он заговорил медленнее, словно впервые обдумывал и взвешивал каждое слово, — что они просто стали невидимыми, а главное — души их вселились в Ка. Если…
Он долго молчал, потом пробормотал едва слышно:
— Конечно. Они и до этого там пребывали.
Ну, это чересчур даже для легенды. А «лягушки»-то молодцы, победили — как-никак, творения технического прогресса… Она сонно прищурила один глаз и поглядела на пушистую зверушку, черным столбиком замершую у ее ног. Идолище сиятельное, столь высокопарно нареченное Рексом, кто-то догадался запечатлеть на стенке, а вот мышланы сохранились лишь в виде механических плюшевых игрушек. Зачем только? Своеобразный юмор, по всей видимости.
Никаких игрушек, никакого юмора. Не забывай — тайна, неведомая даже мне, еще не раскрыта.
— Все, — с видимым облегчением проговорил Горон, поднимаясь. — Остальное самоочевидно. Староземье все быстрее и необратимее становилось непригодным для жизни, начался хаос и мор. И единственное, до чего додумались староземцы — это заставить своих Ка построить несколько гигантских железных птиц, которые, опираясь на огненный хвост, могли перенести некоторое число людей на новые земли.
— Но ведь эти края принадлежали твоему племени? Горон скорбно покачал головой:
— Когда-то. Но моего народа больше не существовало. И такая же участь постигла тех кампьерров, которым не нашлось места на кораблях. Маггирам же удалось захватить всего одну, последнюю исполинскую птицу… Поистине героический акт, ведь убеждения не позволяли им убивать даже ради спасения собственной жизни.
— Тогда им нужно было остаться в Староземье и из сострадания закончить свое существование вместе с обреченными, — насмешливо бросила принцесса, в которой проснулось неприятие ложного гуманизма.
Горон не принял ее иронии:
— Сострадание. Вот оно-то и двигало теми из маггиров, кто прекрасно понимал, что на новых землях кампьерры могут не вынести тягот самостоятельной жизни и погибнут все до единого. Так что захват последнего корабля был деянием, продиктованным добротой, а не борьбой за собственную шкуру. И они были правы: в непривычных, можно сказать — нечеловеческих условиях двух-трех поколений оказалось достаточно, чтобы кампьерры утратили все свои знания, а немногие машины, в том числе и Ка, в этой немыслимой жаре стремительно пришли в негодность. Иссякли захваченные с собой лекарства, а с ними и неограниченная продолжительность жизни, которая, укороченная лишениями, стала теперь одним несмышленым детством с бездумной юностью, после чего сразу же следовала скоротечная старость.
Вот тебе и сказка!
Не все то злато, что блестит.
— Ну, какая-никакая, а все-таки жизнь, — удрученно пробормотала девушка, — и она продолжается…
— Теплится. И, несомненно, угасла бы окончательно, если б не обилие скороспелых плодов, да подземные воды, ставшие доступными благодаря чародейству маггиров, и… И жестокие законы Лунного Нетопыря.
— Хорошенькая доброта, которая отсюда и досюда. Что же маггиры не помогут остальным людям заменить жестокость справедливостью?
— Умолкни. Не нам с тобой осуждать тех, кто возвышен над нами даром чародейства, — тон Горона стал вдруг неестественно высокопарным, и вокруг что-то переменилось — светлее стало, что ли? — Поднимайся, нас ждут.
Она, прежде всего, подняла ресницы, и не без труда: действительно, нависавшая зелень как будто раздалась в стороны, прижавшись к стенам; занавес, сотканный из вьюнков, и вовсе исчез, а вправо и влево открылись широкие проходы — как бы нижние ветви того «лежачего дерева», каким увиделось ей со стороны оранжерейное поселение маггиров. А прямо перед ними возник нескладный человеческий детеныш, с любопытством разглядывавший ее. Никакой утонченной грации, так поразившей ее при встрече с кампьеррами — подвижное личико с утиным носом, какие-то лоскутные штанишки, угловатые мальчишечьи плечи и торс не слишком хорошо кормленого пажа из захудалого семейства. Ни малейших следов воинской выучки. Ко всему еще одной босой ногой чешет другую.
Но глаза — огромные, жадно распахнутые, они настолько ощутимо притягивали к себе, что ей показалось, будто что-то — легчайшая невидимая оболочка ее тела — отделяется от нее и летит ему навстречу, а он впитывает этот фантом всем своим существом, как иссохший, но еще не умерший лист впитывает влагу тумана… Еще один волшебный персонаж из ее собственной, единоличной сказки.
— Привет тебе, чужак Горон, — проговорил, наконец, человечек ломким голосом, встряхивая шапкой нечесаных волос, словно освобождаясь от какого-то наваждения. — Меня прислали сказать, что твой вопрос услышан, а желающие ответить собрались… Многовато их что-то сегодня.
Он улыбнулся так доверчиво и простодушно, что его замечание не показалось принцессе непочтительной вольностью.
— Благодарю. Мы готовы следовать за тобой, — величественно, но отнюдь не высокомерно ответствовал Горон, нетерпеливым жестом призывая спутницу подняться наконец с земли.
— Нет, — с явным разочарованием возразил юнец, — твоя маленькая чужестранка там не нужна. Знаешь, кое-кто из старших пытался наслать на нее медвяный дурман, но она почему-то не приняла ни один из волшебных снов… Я потом спрошу у нее, как ей это удалось, ладно?
Нашли, на кого чары наводить, чудодеи доморощенные — на нее, в жилах которой кровь с живой водой! И этот сопливый утконосик, так непочтительно повернувшийся к ней задом…
А вот тут ты ошибаешься — в отличие от твоего проводника, он уже уловил веяние нездешнего чародейства.
Действительно, уловил — развернулся к ней с неловкой ужимкой, опустив одно плечо; как видно, это должно было означать поклон.
— А сейчас черный эльф со всем почтением проводит тебя в гостевое преддверие.
— Возражаю. Я не затем… — Вот теперь в голосе Горона зазвучало ну прямо-таки царственное высокомерие.
Ага, здесь, значит, он мог позволить себе и такой тон.
Принцесса вскинула руку:
— Постой, Горон, может быть, так и лучше, — проговорила она просто и в то же самое время так, как привыкла отдавать распоряжения в своем собственном замке. — Договорись сначала с маггирами с глазу на глаз, а то вдруг мое присутствие затруднит ваши переговоры. Когда же вы достигнете согласия, я к вам присоединюсь. Ну а если что — ты знаешь, где мы условились встретиться. И не беспокойся за меня, этот мышлан — прекрасный проводник.
Горон, следом за мальчиком уже направившийся к левому проходу, обернулся:
— Ошибаешься. Эта пушистая юркая зверушка, Эссени, всего лишь эльф на посылках. А мышланы… Это ведь были мыши не простые, а летучие, которые садились на плечи человеку и нашептывали …
— Что? — крикнула она, вскакивая на ноги. — ЧТО?!
Летучие…
19. Рондо каприччиозо
Она бежала, не разбирая дороги и видя перед собою только темный ворсистый тар, до которого, как бы она ни убыстряла свой бег, неизменно оставался один шаг, так что наступить на него было невозможно. Домой, немедленно домой! Теперь нужно только скрыться за каким-нибудь поворотом, чтобы Горон, изумленно глядевший ей вслед, не был еще больше потрясен ее загадочным исчезновением. Вьюнковая завеса, которая пропустила их с недоуменным шелестом… пологие ступени… всюду резной камень, маслянистый и полупрозрачный, точно агальматолит… еще одна залитая трепещущими солнечными бликами оранжерея…
Тролль ледяной, да откуда же здесь столько воды? Ручьи, каскады, бассейны. Она вгляделась, чтобы запомнить это чудо с предельной четкостью — на предмет возвращения. В последний миг отметила: а вода вроде бы под тончайшей, поблескивающей на изломах пленкой.
— Жди меня на этом месте и никому ничего не говори! — крикнула она своему бесхвостому провожатому, впрочем, по всей видимости, и без того бессловесному.
Ринулась в какую-то нишу, традиционно занавешенную вьюнковым пологом — неглубокий грот с дерновой скамьей, как раз то, что нужно; а дальше через привычное ничто прочь из этой сказки, прямо в тусклую невзрачность джасперянского лунного мерцания. Такой вот перелетный вселенский мотылек, порхающий из ночи в день, изо дня — в ночь…
После ослепительных бликов невестийского солнца розоватая перепрелая луна, зависшая над игрушечным садиком Алэла, казалась давно не мытым тусклым фонарем, и все-таки при ее свете принцесса сразу распознала, что происходит что-то неладное: Паянна вжалась своим необъятным задом в зеленое ограждение, того и гляди, проломит его и полетит вниз, на узенькую прибрежную полоску, мощенную тесаным камнем. Чтобы что-то могло напугать бывалую воеводиху?
Мона Сэниа догадалась, что это «что-то» у нее за спиной; она резко обернулась, проклиная себя за то, что, пускаясь в свой волшебный вояж, на этот раз пренебрегала даже компактным карманным десинтором… И очутилась нос к носу с Алэлом, замершим на ступеньках лесенки, по которой он, совершенно очевидно, только что спустился с вершины холма.
Вид у маленького короля был еще тот: взъерошенный и одновременно ошеломленный, он напоминал небольшого зверька, который внезапно увидел перед собой хищника, превосходящего его и величиной, и силой; инстинкт отпускает всего лишь миг на то, чтобы решиться — броситься на врага, защищая свое гнездо, или бежать без оглядки. Но сейчас этот миг что-то подзатянулся.
— Прости меня, великодушный властитель. — Мона Сэниа поспешила склониться перед ним самым почтительным и демонстративным образом. — Я замешкалась, а моя прислужница, как я вижу, утомила тебя своим присутствием.
— Не извиняйся, дитя мое. — Он уже овладел собой и медленно расправлял плечи и опускал кулачки, судорожно прижатые к груди; даже при свете послезакатной рыжеватой луны было заметно, что между сухими старческими пальцами что-то поблескивает.
Алмазы. Полные горсти алмазов. Черные небеса, неужели беззащитный королек испугался, что его ограбят?
Алэл, похоже, угадал ее мысли.
— Я изумился, потому что никак не ожидал увидеть здесь чужеземку. Ведь она, если я не ошибаюсь, соплеменница того, кто был счастлив подарить миру такого славного малыша? — Мона Сэниа, спохватившись, поискала глазами — так и есть, безмятежно спящий Эзрик сопит в углу, ничьими заботами не обласканный. — И, насколько я могу догадаться, эта почтенная женщина так же, как и другой твой чернокожий гость, лишена летучего дара?
Странно. Одного предположения о возможной причастности Паянны к племени «перелетных» вроде бы маловато, чтобы до такой степени напугать чародея. А вот о новоявленных способностях Харра она ему рассказать не успела и, наверное, правильно сделала; во всяком случае, умолчать — это еще не обмануть.
— Ты совершено прав, о мудрый король. Видно, на то была воля древних богов, чтобы число наших наследников сравнялось с числом твоих внуков; вот мне и понадобилась помощница. Я выбрала именно Паянну в нянюшки нашему приемышу, потому что боялась поселить здесь прислужницу, обладающую даром перелета через ничто — ведь тогда я не чувствовала бы себя в полной безопасности ни за своих детей, ни за народ твоих островов. Скажи, разве я не права?
Но Алэл задумчиво глядел куда-то повыше ее плеча и словно не слышал обращенного к нему вопроса.
— Да, — проговорил он, наконец, так задумчиво, словно обращался к себе самому. — Мне нужно закончить высокий труд, возложенный на меня судьбой… или волей древних богов. Поэтому до его окончания дни мои будут отягчены нелегкой властью над стихией земли. А за это время ты, неутомимая владетельница острова, который ты так причудливо нарекла Игуаной, должно быть, закончишь строительство нового дома.
Последовала недоуменная пауза. Что за странный логический переход? «Да он ведь ждет приглашения!» — вспыхнула нежданная догадка.
Вот это действительно сюрприз!
— Ты угадал, всеведущий Алэл, — она снова поклонилась, — строительство близится к концу, и мы с мужем были бы несказанно счастливы, если бы ты, полновластный государь всех Первозданных островов, благословил наш новый замок, первым переступив его порог. Этот дом возводится из камня, поэтому твоя власть над всеми дарами земли принесет ему удачу.
Алэл снова устремил взгляд куда-то вдаль:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72
А ведь такие хвостатые облака она встречала где-то в созвездии Костлявого Кентавра. Становилось все интереснее, даже сон понемногу отступил.
— Впервые слышу, чтобы мыши боялись темноты.
— Невнимательность. Естественное следствие чрезмерного любопытства. Ведь я говорил тебе, что мышланы, точно так же как и Ка, питались светом. Только лунным. И потому все до единого погибли от голода. А когда Непроглядные Дни миновали, бездушные Ка, насытившись солнечными лучами, вернулись к жизни, как ни в чем не бывало, но вот мышланы навсегда исчезли с лица Старой Земли. Впрочем, существовало предположение, — он заговорил медленнее, словно впервые обдумывал и взвешивал каждое слово, — что они просто стали невидимыми, а главное — души их вселились в Ка. Если…
Он долго молчал, потом пробормотал едва слышно:
— Конечно. Они и до этого там пребывали.
Ну, это чересчур даже для легенды. А «лягушки»-то молодцы, победили — как-никак, творения технического прогресса… Она сонно прищурила один глаз и поглядела на пушистую зверушку, черным столбиком замершую у ее ног. Идолище сиятельное, столь высокопарно нареченное Рексом, кто-то догадался запечатлеть на стенке, а вот мышланы сохранились лишь в виде механических плюшевых игрушек. Зачем только? Своеобразный юмор, по всей видимости.
Никаких игрушек, никакого юмора. Не забывай — тайна, неведомая даже мне, еще не раскрыта.
— Все, — с видимым облегчением проговорил Горон, поднимаясь. — Остальное самоочевидно. Староземье все быстрее и необратимее становилось непригодным для жизни, начался хаос и мор. И единственное, до чего додумались староземцы — это заставить своих Ка построить несколько гигантских железных птиц, которые, опираясь на огненный хвост, могли перенести некоторое число людей на новые земли.
— Но ведь эти края принадлежали твоему племени? Горон скорбно покачал головой:
— Когда-то. Но моего народа больше не существовало. И такая же участь постигла тех кампьерров, которым не нашлось места на кораблях. Маггирам же удалось захватить всего одну, последнюю исполинскую птицу… Поистине героический акт, ведь убеждения не позволяли им убивать даже ради спасения собственной жизни.
— Тогда им нужно было остаться в Староземье и из сострадания закончить свое существование вместе с обреченными, — насмешливо бросила принцесса, в которой проснулось неприятие ложного гуманизма.
Горон не принял ее иронии:
— Сострадание. Вот оно-то и двигало теми из маггиров, кто прекрасно понимал, что на новых землях кампьерры могут не вынести тягот самостоятельной жизни и погибнут все до единого. Так что захват последнего корабля был деянием, продиктованным добротой, а не борьбой за собственную шкуру. И они были правы: в непривычных, можно сказать — нечеловеческих условиях двух-трех поколений оказалось достаточно, чтобы кампьерры утратили все свои знания, а немногие машины, в том числе и Ка, в этой немыслимой жаре стремительно пришли в негодность. Иссякли захваченные с собой лекарства, а с ними и неограниченная продолжительность жизни, которая, укороченная лишениями, стала теперь одним несмышленым детством с бездумной юностью, после чего сразу же следовала скоротечная старость.
Вот тебе и сказка!
Не все то злато, что блестит.
— Ну, какая-никакая, а все-таки жизнь, — удрученно пробормотала девушка, — и она продолжается…
— Теплится. И, несомненно, угасла бы окончательно, если б не обилие скороспелых плодов, да подземные воды, ставшие доступными благодаря чародейству маггиров, и… И жестокие законы Лунного Нетопыря.
— Хорошенькая доброта, которая отсюда и досюда. Что же маггиры не помогут остальным людям заменить жестокость справедливостью?
— Умолкни. Не нам с тобой осуждать тех, кто возвышен над нами даром чародейства, — тон Горона стал вдруг неестественно высокопарным, и вокруг что-то переменилось — светлее стало, что ли? — Поднимайся, нас ждут.
Она, прежде всего, подняла ресницы, и не без труда: действительно, нависавшая зелень как будто раздалась в стороны, прижавшись к стенам; занавес, сотканный из вьюнков, и вовсе исчез, а вправо и влево открылись широкие проходы — как бы нижние ветви того «лежачего дерева», каким увиделось ей со стороны оранжерейное поселение маггиров. А прямо перед ними возник нескладный человеческий детеныш, с любопытством разглядывавший ее. Никакой утонченной грации, так поразившей ее при встрече с кампьеррами — подвижное личико с утиным носом, какие-то лоскутные штанишки, угловатые мальчишечьи плечи и торс не слишком хорошо кормленого пажа из захудалого семейства. Ни малейших следов воинской выучки. Ко всему еще одной босой ногой чешет другую.
Но глаза — огромные, жадно распахнутые, они настолько ощутимо притягивали к себе, что ей показалось, будто что-то — легчайшая невидимая оболочка ее тела — отделяется от нее и летит ему навстречу, а он впитывает этот фантом всем своим существом, как иссохший, но еще не умерший лист впитывает влагу тумана… Еще один волшебный персонаж из ее собственной, единоличной сказки.
— Привет тебе, чужак Горон, — проговорил, наконец, человечек ломким голосом, встряхивая шапкой нечесаных волос, словно освобождаясь от какого-то наваждения. — Меня прислали сказать, что твой вопрос услышан, а желающие ответить собрались… Многовато их что-то сегодня.
Он улыбнулся так доверчиво и простодушно, что его замечание не показалось принцессе непочтительной вольностью.
— Благодарю. Мы готовы следовать за тобой, — величественно, но отнюдь не высокомерно ответствовал Горон, нетерпеливым жестом призывая спутницу подняться наконец с земли.
— Нет, — с явным разочарованием возразил юнец, — твоя маленькая чужестранка там не нужна. Знаешь, кое-кто из старших пытался наслать на нее медвяный дурман, но она почему-то не приняла ни один из волшебных снов… Я потом спрошу у нее, как ей это удалось, ладно?
Нашли, на кого чары наводить, чудодеи доморощенные — на нее, в жилах которой кровь с живой водой! И этот сопливый утконосик, так непочтительно повернувшийся к ней задом…
А вот тут ты ошибаешься — в отличие от твоего проводника, он уже уловил веяние нездешнего чародейства.
Действительно, уловил — развернулся к ней с неловкой ужимкой, опустив одно плечо; как видно, это должно было означать поклон.
— А сейчас черный эльф со всем почтением проводит тебя в гостевое преддверие.
— Возражаю. Я не затем… — Вот теперь в голосе Горона зазвучало ну прямо-таки царственное высокомерие.
Ага, здесь, значит, он мог позволить себе и такой тон.
Принцесса вскинула руку:
— Постой, Горон, может быть, так и лучше, — проговорила она просто и в то же самое время так, как привыкла отдавать распоряжения в своем собственном замке. — Договорись сначала с маггирами с глазу на глаз, а то вдруг мое присутствие затруднит ваши переговоры. Когда же вы достигнете согласия, я к вам присоединюсь. Ну а если что — ты знаешь, где мы условились встретиться. И не беспокойся за меня, этот мышлан — прекрасный проводник.
Горон, следом за мальчиком уже направившийся к левому проходу, обернулся:
— Ошибаешься. Эта пушистая юркая зверушка, Эссени, всего лишь эльф на посылках. А мышланы… Это ведь были мыши не простые, а летучие, которые садились на плечи человеку и нашептывали …
— Что? — крикнула она, вскакивая на ноги. — ЧТО?!
Летучие…
19. Рондо каприччиозо
Она бежала, не разбирая дороги и видя перед собою только темный ворсистый тар, до которого, как бы она ни убыстряла свой бег, неизменно оставался один шаг, так что наступить на него было невозможно. Домой, немедленно домой! Теперь нужно только скрыться за каким-нибудь поворотом, чтобы Горон, изумленно глядевший ей вслед, не был еще больше потрясен ее загадочным исчезновением. Вьюнковая завеса, которая пропустила их с недоуменным шелестом… пологие ступени… всюду резной камень, маслянистый и полупрозрачный, точно агальматолит… еще одна залитая трепещущими солнечными бликами оранжерея…
Тролль ледяной, да откуда же здесь столько воды? Ручьи, каскады, бассейны. Она вгляделась, чтобы запомнить это чудо с предельной четкостью — на предмет возвращения. В последний миг отметила: а вода вроде бы под тончайшей, поблескивающей на изломах пленкой.
— Жди меня на этом месте и никому ничего не говори! — крикнула она своему бесхвостому провожатому, впрочем, по всей видимости, и без того бессловесному.
Ринулась в какую-то нишу, традиционно занавешенную вьюнковым пологом — неглубокий грот с дерновой скамьей, как раз то, что нужно; а дальше через привычное ничто прочь из этой сказки, прямо в тусклую невзрачность джасперянского лунного мерцания. Такой вот перелетный вселенский мотылек, порхающий из ночи в день, изо дня — в ночь…
После ослепительных бликов невестийского солнца розоватая перепрелая луна, зависшая над игрушечным садиком Алэла, казалась давно не мытым тусклым фонарем, и все-таки при ее свете принцесса сразу распознала, что происходит что-то неладное: Паянна вжалась своим необъятным задом в зеленое ограждение, того и гляди, проломит его и полетит вниз, на узенькую прибрежную полоску, мощенную тесаным камнем. Чтобы что-то могло напугать бывалую воеводиху?
Мона Сэниа догадалась, что это «что-то» у нее за спиной; она резко обернулась, проклиная себя за то, что, пускаясь в свой волшебный вояж, на этот раз пренебрегала даже компактным карманным десинтором… И очутилась нос к носу с Алэлом, замершим на ступеньках лесенки, по которой он, совершенно очевидно, только что спустился с вершины холма.
Вид у маленького короля был еще тот: взъерошенный и одновременно ошеломленный, он напоминал небольшого зверька, который внезапно увидел перед собой хищника, превосходящего его и величиной, и силой; инстинкт отпускает всего лишь миг на то, чтобы решиться — броситься на врага, защищая свое гнездо, или бежать без оглядки. Но сейчас этот миг что-то подзатянулся.
— Прости меня, великодушный властитель. — Мона Сэниа поспешила склониться перед ним самым почтительным и демонстративным образом. — Я замешкалась, а моя прислужница, как я вижу, утомила тебя своим присутствием.
— Не извиняйся, дитя мое. — Он уже овладел собой и медленно расправлял плечи и опускал кулачки, судорожно прижатые к груди; даже при свете послезакатной рыжеватой луны было заметно, что между сухими старческими пальцами что-то поблескивает.
Алмазы. Полные горсти алмазов. Черные небеса, неужели беззащитный королек испугался, что его ограбят?
Алэл, похоже, угадал ее мысли.
— Я изумился, потому что никак не ожидал увидеть здесь чужеземку. Ведь она, если я не ошибаюсь, соплеменница того, кто был счастлив подарить миру такого славного малыша? — Мона Сэниа, спохватившись, поискала глазами — так и есть, безмятежно спящий Эзрик сопит в углу, ничьими заботами не обласканный. — И, насколько я могу догадаться, эта почтенная женщина так же, как и другой твой чернокожий гость, лишена летучего дара?
Странно. Одного предположения о возможной причастности Паянны к племени «перелетных» вроде бы маловато, чтобы до такой степени напугать чародея. А вот о новоявленных способностях Харра она ему рассказать не успела и, наверное, правильно сделала; во всяком случае, умолчать — это еще не обмануть.
— Ты совершено прав, о мудрый король. Видно, на то была воля древних богов, чтобы число наших наследников сравнялось с числом твоих внуков; вот мне и понадобилась помощница. Я выбрала именно Паянну в нянюшки нашему приемышу, потому что боялась поселить здесь прислужницу, обладающую даром перелета через ничто — ведь тогда я не чувствовала бы себя в полной безопасности ни за своих детей, ни за народ твоих островов. Скажи, разве я не права?
Но Алэл задумчиво глядел куда-то повыше ее плеча и словно не слышал обращенного к нему вопроса.
— Да, — проговорил он, наконец, так задумчиво, словно обращался к себе самому. — Мне нужно закончить высокий труд, возложенный на меня судьбой… или волей древних богов. Поэтому до его окончания дни мои будут отягчены нелегкой властью над стихией земли. А за это время ты, неутомимая владетельница острова, который ты так причудливо нарекла Игуаной, должно быть, закончишь строительство нового дома.
Последовала недоуменная пауза. Что за странный логический переход? «Да он ведь ждет приглашения!» — вспыхнула нежданная догадка.
Вот это действительно сюрприз!
— Ты угадал, всеведущий Алэл, — она снова поклонилась, — строительство близится к концу, и мы с мужем были бы несказанно счастливы, если бы ты, полновластный государь всех Первозданных островов, благословил наш новый замок, первым переступив его порог. Этот дом возводится из камня, поэтому твоя власть над всеми дарами земли принесет ему удачу.
Алэл снова устремил взгляд куда-то вдаль:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72