Вид ее обнаженного тела, склоненная голова и слезы подействовали на него.
- Да, - хрипло подтвердил он, - сегодня я смогу собраться. Но что касается наблюдения за Гаррисоном, то я никогда больше не буду этого делать. Почему бы не последить и за собой!
* * *
Гаррисон видел сон.
Ему снился лед. Ледник. Он карабкался по леднику. Одетый в какую-то рвань, окровавленный и замерзший до мозга костей он с трудом шел по таявшему ненадежному снегу, пока не достиг стеклянного пика. Он стоял на вершине мира, завоеватель! Затем...
Гаррисон вспомнил, зачем он пришел, причину своих поисков.
На вершине покоилась огромная глыба льда. Лед был голубой, с белыми прожилками и темными краями, его нижняя грань покоилась в хрустящем снегу, покрытом ледяной коркой. Он подошел к ней, счистил с ее поверхности изморозь. Он разглядел лицо. Худощавые черты, лицо, как у эльфа, маленькие ушки и рыжие волосы, зачесанные назад. Ее слегка раскосые глаза были закрыты, но Гаррисон знал, что они зеленого цвета. Никакие признаки жизни не колыхали ее грудь.
Он ударил по льду кулаками, и глыба развалилась, взорвавшись как граната. Без его поддержки девушка покачнулась и упала бы, но он поймал ее, поцеловал и дохнул на нее теплом. Гаррисон поцеловал ее глаза, и они открылись.
Они были зеленые, как изумруды...
.., и совершенно безжизненные!
Ее живот и грудь взорвались, и огромные змеевидные щупальца выбросились из нее, как внутренности разорванного мяча для гольфа. Она была мертва, но рак в ней был жив! У него на глазах он начал разъедать ее оболочку...
* * *
Гаррисон с криком проснулся, ощутил и почувствовал запах комнаты Вики вокруг себя. С содроганием он потянулся к ней.
Ее не было рядом.
За окнами солнце было уже высоко, его лучи падали в комнату. Он проспал.
Гаррисон быстро оделся, но умываться и бриться не стал и на лифте спустился на нижний этаж. Ответы на анализы Вики уже пришли. Она уехала полчаса назад. Шредер не знал, куда она поехала. Ее отвез один из его людей, кажется в Хильдесхайм. Но, возможно, она и в Санкт-Андреасберге. И там, и там у нее были знакомые, а в последнем и близкий друг. А сейчас.., она могла ехать куда угодно. Куда угодно во всем огромном мире. У нее, наверное, было еще много дел, которые она хотела успеть сделать.
- Ричард, не так уж много я могу сделать для нее, - объяснял Шредер. - Она не без средств, но в последнее время ее счета приходят ко мне. Я хочу, чтобы она делала то, что хочет делать, ты, конечно, хотел бы того же?
- Встреча с вами, - Гаррисон тщательно чеканил слова, - одно сплошное проклятие! Вы перевернули мою жизнь вверх тормашками и вывернули меня наизнанку.
- Я не заставлял ее уезжать, Ричард. Она сама захотела. Можешь последовать за ней, если хочешь, но... - он взял Гаррисона за плечи. - Это было бы медленной пыткой для вас обоих. Вики явно понимает это. Почему ты не понимаешь?
Гаррисон не нашел, что ответить. Он сжимал кулаки до тех пор, пока ногти не впились в ладони. Затем медленно отвернулся...
* * *
Остаток недели прошел, как один лень, так что впоследствии он мог вспомнить из него немногое. Однако, он очень хорошо запомнил свою встречу с гипнотизером Шредера, - если не середину, когда он был под гипнозом, то уж, определенно, ее начало, конец и результат, то оживление и без того уже большого интереса Шредера, его, казалось бы, собственнического интереса к слепому капралу. И если гипнотизеру можно было доверять и верить его изысканиям, то выяснилось, что Гаррисон жил прежде. Эти предыдущие жизни не были четкими, нет, но глубоко в его подсознании жила память о них.
Другим событием, которое Гаррисон запомнил отчетливо из этих нескольких последних дней в горах, было его требование, как раз в конце пребывания, чтобы Шредер сделал все, что в его силах, чтобы тело Вики, когда и если она умрет (он все еще надеялся, что этого не произойдет), поместили в криогенный раствор.
Шредер не задавал вопросов, но сказал, что все будет сделано, он получит разрешение Вики и ее опекуна, если это вообще необходимо, сделает все, что нужно, и отложит специальную сумму на эти расходы. В Швейцарии есть место - гробница, вырубленная в горе, где она сможет оставаться в течение многих лет в глубоко замороженном состоянии. Сам Шредер не особо верил в такие методы, но...
- Мне приснилось, что я видел ее в глыбе льда, - рассказывал ему Гаррисон.
- Даже так! Тогда это должно быть сделано...
* * *
Майор Маршант, как всегда безукоризненно одетый в парадную форму, ждал около отеля “Интернационал”. Рано утром с ним связались и приказали приготовиться для поездки обратно в Англию. Было девять тридцать утра, когда Кених подъехал в серебристом “мерседесе”, с ним был Гаррисон.
- Какого дьявола? Что происходит? - спросил Маршант. Он просунул голову в окошко со стороны Кениха, когда автомобиль остановился у края тротуара перед отелем.
- Ну, - ответил Кених, - разумеется, мы едем в аэропорт.
- Разумеется? Послушай, парень, если бы ты проверил расписание полетов, ты знал бы, что наш вылет в Гатвик только в три тридцать! - Он помахал перед лицом Кениха его и Гаррисона билетами на самолет. - Кому в голову пришла эта идиотская идея позвонить мне по телефону и сказать, нет, черт побери, приказать быть готовым в течение часа? Вы представляете, в какой спешке я...
Обманчиво небрежным движением Кених взял билеты из руки майора и спокойно разорвал их. Обрывки он выбросил в автомобильную пепельницу.
- Пожалуйста, майор, не размахивайте перед моим лицом всякими бумажками. И не кричите на меня. Знаете, у меня нервы. Пожалуйста, садитесь в машину.
- Я не буду! А билеты! Какого черты вы... ? Гаррисон перегнулся через сиденье, его черные очки сверкнули.
- Или садитесь, или закажите другой билет для себя, личный самолет Томаса Шредера улетает через полчаса, и я вместе с ним, с вами или без вас!
- Капрал Гаррисон, я...
- Называйте меня “мистер”, майор Маршант, - сказал Гаррисон. - Сегодня утром я был уволен из рядов армии заочно.
- Что? Как..?
- Томас Шредер потребовал этого, вот как, - Гаррисон сел обратно и повернулся к Кениху. - Если его не будет в машине на счет десять, уезжаем без этого ублюдка.
Маршант тоже слышал эти слова, мгновение поколебавшись, он залез в машину. Носильщик свалил его вещи в багажник. Майор, сидевший нахохлившись на заднем сидении, когда Кених отъезжал от отеля, нагнулся вперед и бесцеремонно похлопал Гаррисона по плечу.
- А что на тебе за форма такая, если ты теперь уволен, “мистер” Гаррисон? Гаррисон повернулся и усмехнулся.
- Правильно, у меня их даже две, не совсем уставного образца, но довольно приличные.
- Не особо задавайся, Гаррисон, - проворчал Маршант, - интендант полностью использует свое право, чтобы заставить тебя заплатить за твою старую форму.
- Интендант может требовать все, что хочет, - сказал Гаррисон.
- Где же ты получил эту одежду? - добивался ответа Маршант. - И вообще, что происходит?
Усмешка исчезла с лица Гаррисона.
- Знаешь, - произнес он через плечо, - я собирался посидеть и поболтать с тобой на обратном пути в Блайти. Частично ввести в курс дела, рассказать тебе о моей удаче. Кто старое помянет, тому глаз вон. Но ты только что навел меня на мысль, что не стоит этого делать, и твоя оттопыренная верхняя губа только подтверждает эту мысль. Ты меня достал.
Обезумевший, потерявший осторожность, Маршант резко втянул воздух и поднял свою короткую трость над плечом Гаррисона. По всей вероятности он никогда не ударил бы его. Разум взял бы верх. Но Вилли Кених не оставил ему никаких шансов. Предвидя угрозу Гаррисону, грузный немец нажал кнопку на панели, и толстое стекло с шипением поползло из-за спинки передних сидений, легко ломая тонкую бамбуковую трость пополам и точно входя в паз в потолке. За стеклом Маршант хрипел и бесновался, но двое на переднем сидении слышали только свой собственный смех.
Ко времени, когда они приехали в аэропорт, Маршант утихомирился. Гаррисон позволил ему сесть в задней части небольшого самолета. Но когда хорошенькая стюардесса принесла напитки, он принял меры, чтобы поднос с ними не двинулся дальше Вилли Кениха и него. Сами они сидели в роскошном комфорте передней части салона. Путешествие было очень коротким, а для майора Маршанта и очень сухим.
В Гатвике Гаррисон был передан из рук Кениха в руки личного шофера начальника военной полиции, а майор был предоставлен самому себе. Гаррисон пытался, но не смог почувствовать сожаления по поводу этого человека. Да и какого черта? У него была такая чопорная верхняя губа, не правда ли?
Глава 6
По всей стране есть центры, где солдаты, моряки, летчики могут отдохнуть, восстановить силы после болезни, несчастного случая или ранений, полученных во время военных действий. Подобные заведения есть и у гражданского населения, но военные - широко известны, как одни из лучших. Место, куда приехал Гаррисон, не было исключением. Огромный по территории, расположенный на берегу моря “Хэйлинг Айланд Рикавери” (под таким именем он был известен его обитателям) был гаванью, если бы не обычная строгая рутина и преданность военным методам и дисциплине.
Сестра-хозяйка (или матрона, как Гаррисон обозвал ее для себя) была дамой лет сорока пяти. Предшествующая служба придала ее личности такие качества, к которым бывший капрал всегда питал отвращение. Не то что бы он восставал в открытую, потому что понимал, что такое дисциплина. Гаррисон на самом деле верил, что этот “прирожденный лидер" давил, но и сам был в полном дерьме, обладал казарменной грубостью и резкостью и имел своих любимчиков. По этой причине, когда сестра-хозяйка не покушалась слишком настойчиво на его уединение в предполагаемые “часы свободного времени”, он использовал любую возможность, чтобы напомнить ей, что хотя он и пользовался услугами этого центра, но при этом был гражданским лицом. Что он был только слепым, а не глухим; что она может прикалывать к его одежде столько табличек с его именем, сколько захочет, но он всегда будет находить и обрывать их; и (это раздражало ее больше всего) что, хотя по закону она и могла приказать ему посещать уроки Брейля, она никогда не сможет заставить его изучать или выучить эту чертовщину, потому что в его планы не входило провести остаток жизни, читая на ощупь тексты, напечатанные азбукой Морзе: он всегда сможет найти себе хорошенькую девушку, которая будет ему читать.
По этим и некоторым другим причинам Гаррисон не был любимчиком матроны.
* * *
Как бы то ни было, Гаррисона нельзя было переделать и уж тем более выжить из санатория. При попытке, что также было методом сломать его, матроне только и удалось добиться того, что он стал еще более независимым. Чего она и добивалась! Как бы ни восприимчив был Гаррисон, но он не догадался, что она была так же важна для нормальной работы центра, как доктора, психиатры, психотерапевты, медсестры, учителя, повара и посудомойки. Она прикладывала немало усилий для “выгребания дерьма отсюда”, которые все ее подчиненные разделяли, как один человек. Для всего ее окружения она была высокоинтеллигентной, сострадательной и крайне отзывчивой.
Например, от ее взора не укрылся интерес Гаррисона к одной из самых хорошеньких и молодых медсестер - Джуди. Их связь началась на второй неделе его пребывания в центре и продолжалась уже четыре недели. Даже тогда эти отношения не закончились бы, если бы матрона не преподнесла медсестре в небрежной манере, что она знает обо всем, а именно, напомнив ей однажды утром, чтобы та не забыла принять противозачаточные таблетки. Также поднимался вопрос о переводе ее на другое место и продвижении по службе, который вместе с тем, что матрона знала о ее связи, а медсестра не знала, какие шаги предпримет та, убедил Джуди, что не стоит больше поддерживать этот огонь. В конце концов, она и Гаррисон не любили друг друга; они просто нравились друг Другу и взаимно наслаждались телами друг друга.
С помощью или без помощи матроны эта связь резко оборвалась, когда шестая неделя пребывания Гаррисона в этом заведении подходила к концу. Комендант центра доктор Барвел послал за ним и велел явиться в его кабинет, который располагался в смотрящем на океан крыле комплекса. Гаррисон испугался, что его приглашают для Большого Разноса, потому что за ним водились и другие грехи, наравне с непрекращающейся войной с матроной, но его страхи оказались беспочвенными. Его поставили в известность, что один из лучших британских хирургов хочет осмотреть его и что Гаррисон записан к нему на прием.
Полностью в темном (Гаррисон привык к каламбурам такого рода), он позволил отвезти себя в Лондон и доставить в запрашивавшую клинику, а там выяснилось, что ему предстояло сделать операцию. В душе Гаррисона зашевелился неясный страх, рассеявшийся, " правда, при упоминании Томаса Шредера в связи с некоей немецкой фирмой, специализирующейся на оптических инструментах. При этом Гаррисон не сразу понял, что его снова представляют человеку, которого он встречал раньше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47
- Да, - хрипло подтвердил он, - сегодня я смогу собраться. Но что касается наблюдения за Гаррисоном, то я никогда больше не буду этого делать. Почему бы не последить и за собой!
* * *
Гаррисон видел сон.
Ему снился лед. Ледник. Он карабкался по леднику. Одетый в какую-то рвань, окровавленный и замерзший до мозга костей он с трудом шел по таявшему ненадежному снегу, пока не достиг стеклянного пика. Он стоял на вершине мира, завоеватель! Затем...
Гаррисон вспомнил, зачем он пришел, причину своих поисков.
На вершине покоилась огромная глыба льда. Лед был голубой, с белыми прожилками и темными краями, его нижняя грань покоилась в хрустящем снегу, покрытом ледяной коркой. Он подошел к ней, счистил с ее поверхности изморозь. Он разглядел лицо. Худощавые черты, лицо, как у эльфа, маленькие ушки и рыжие волосы, зачесанные назад. Ее слегка раскосые глаза были закрыты, но Гаррисон знал, что они зеленого цвета. Никакие признаки жизни не колыхали ее грудь.
Он ударил по льду кулаками, и глыба развалилась, взорвавшись как граната. Без его поддержки девушка покачнулась и упала бы, но он поймал ее, поцеловал и дохнул на нее теплом. Гаррисон поцеловал ее глаза, и они открылись.
Они были зеленые, как изумруды...
.., и совершенно безжизненные!
Ее живот и грудь взорвались, и огромные змеевидные щупальца выбросились из нее, как внутренности разорванного мяча для гольфа. Она была мертва, но рак в ней был жив! У него на глазах он начал разъедать ее оболочку...
* * *
Гаррисон с криком проснулся, ощутил и почувствовал запах комнаты Вики вокруг себя. С содроганием он потянулся к ней.
Ее не было рядом.
За окнами солнце было уже высоко, его лучи падали в комнату. Он проспал.
Гаррисон быстро оделся, но умываться и бриться не стал и на лифте спустился на нижний этаж. Ответы на анализы Вики уже пришли. Она уехала полчаса назад. Шредер не знал, куда она поехала. Ее отвез один из его людей, кажется в Хильдесхайм. Но, возможно, она и в Санкт-Андреасберге. И там, и там у нее были знакомые, а в последнем и близкий друг. А сейчас.., она могла ехать куда угодно. Куда угодно во всем огромном мире. У нее, наверное, было еще много дел, которые она хотела успеть сделать.
- Ричард, не так уж много я могу сделать для нее, - объяснял Шредер. - Она не без средств, но в последнее время ее счета приходят ко мне. Я хочу, чтобы она делала то, что хочет делать, ты, конечно, хотел бы того же?
- Встреча с вами, - Гаррисон тщательно чеканил слова, - одно сплошное проклятие! Вы перевернули мою жизнь вверх тормашками и вывернули меня наизнанку.
- Я не заставлял ее уезжать, Ричард. Она сама захотела. Можешь последовать за ней, если хочешь, но... - он взял Гаррисона за плечи. - Это было бы медленной пыткой для вас обоих. Вики явно понимает это. Почему ты не понимаешь?
Гаррисон не нашел, что ответить. Он сжимал кулаки до тех пор, пока ногти не впились в ладони. Затем медленно отвернулся...
* * *
Остаток недели прошел, как один лень, так что впоследствии он мог вспомнить из него немногое. Однако, он очень хорошо запомнил свою встречу с гипнотизером Шредера, - если не середину, когда он был под гипнозом, то уж, определенно, ее начало, конец и результат, то оживление и без того уже большого интереса Шредера, его, казалось бы, собственнического интереса к слепому капралу. И если гипнотизеру можно было доверять и верить его изысканиям, то выяснилось, что Гаррисон жил прежде. Эти предыдущие жизни не были четкими, нет, но глубоко в его подсознании жила память о них.
Другим событием, которое Гаррисон запомнил отчетливо из этих нескольких последних дней в горах, было его требование, как раз в конце пребывания, чтобы Шредер сделал все, что в его силах, чтобы тело Вики, когда и если она умрет (он все еще надеялся, что этого не произойдет), поместили в криогенный раствор.
Шредер не задавал вопросов, но сказал, что все будет сделано, он получит разрешение Вики и ее опекуна, если это вообще необходимо, сделает все, что нужно, и отложит специальную сумму на эти расходы. В Швейцарии есть место - гробница, вырубленная в горе, где она сможет оставаться в течение многих лет в глубоко замороженном состоянии. Сам Шредер не особо верил в такие методы, но...
- Мне приснилось, что я видел ее в глыбе льда, - рассказывал ему Гаррисон.
- Даже так! Тогда это должно быть сделано...
* * *
Майор Маршант, как всегда безукоризненно одетый в парадную форму, ждал около отеля “Интернационал”. Рано утром с ним связались и приказали приготовиться для поездки обратно в Англию. Было девять тридцать утра, когда Кених подъехал в серебристом “мерседесе”, с ним был Гаррисон.
- Какого дьявола? Что происходит? - спросил Маршант. Он просунул голову в окошко со стороны Кениха, когда автомобиль остановился у края тротуара перед отелем.
- Ну, - ответил Кених, - разумеется, мы едем в аэропорт.
- Разумеется? Послушай, парень, если бы ты проверил расписание полетов, ты знал бы, что наш вылет в Гатвик только в три тридцать! - Он помахал перед лицом Кениха его и Гаррисона билетами на самолет. - Кому в голову пришла эта идиотская идея позвонить мне по телефону и сказать, нет, черт побери, приказать быть готовым в течение часа? Вы представляете, в какой спешке я...
Обманчиво небрежным движением Кених взял билеты из руки майора и спокойно разорвал их. Обрывки он выбросил в автомобильную пепельницу.
- Пожалуйста, майор, не размахивайте перед моим лицом всякими бумажками. И не кричите на меня. Знаете, у меня нервы. Пожалуйста, садитесь в машину.
- Я не буду! А билеты! Какого черты вы... ? Гаррисон перегнулся через сиденье, его черные очки сверкнули.
- Или садитесь, или закажите другой билет для себя, личный самолет Томаса Шредера улетает через полчаса, и я вместе с ним, с вами или без вас!
- Капрал Гаррисон, я...
- Называйте меня “мистер”, майор Маршант, - сказал Гаррисон. - Сегодня утром я был уволен из рядов армии заочно.
- Что? Как..?
- Томас Шредер потребовал этого, вот как, - Гаррисон сел обратно и повернулся к Кениху. - Если его не будет в машине на счет десять, уезжаем без этого ублюдка.
Маршант тоже слышал эти слова, мгновение поколебавшись, он залез в машину. Носильщик свалил его вещи в багажник. Майор, сидевший нахохлившись на заднем сидении, когда Кених отъезжал от отеля, нагнулся вперед и бесцеремонно похлопал Гаррисона по плечу.
- А что на тебе за форма такая, если ты теперь уволен, “мистер” Гаррисон? Гаррисон повернулся и усмехнулся.
- Правильно, у меня их даже две, не совсем уставного образца, но довольно приличные.
- Не особо задавайся, Гаррисон, - проворчал Маршант, - интендант полностью использует свое право, чтобы заставить тебя заплатить за твою старую форму.
- Интендант может требовать все, что хочет, - сказал Гаррисон.
- Где же ты получил эту одежду? - добивался ответа Маршант. - И вообще, что происходит?
Усмешка исчезла с лица Гаррисона.
- Знаешь, - произнес он через плечо, - я собирался посидеть и поболтать с тобой на обратном пути в Блайти. Частично ввести в курс дела, рассказать тебе о моей удаче. Кто старое помянет, тому глаз вон. Но ты только что навел меня на мысль, что не стоит этого делать, и твоя оттопыренная верхняя губа только подтверждает эту мысль. Ты меня достал.
Обезумевший, потерявший осторожность, Маршант резко втянул воздух и поднял свою короткую трость над плечом Гаррисона. По всей вероятности он никогда не ударил бы его. Разум взял бы верх. Но Вилли Кених не оставил ему никаких шансов. Предвидя угрозу Гаррисону, грузный немец нажал кнопку на панели, и толстое стекло с шипением поползло из-за спинки передних сидений, легко ломая тонкую бамбуковую трость пополам и точно входя в паз в потолке. За стеклом Маршант хрипел и бесновался, но двое на переднем сидении слышали только свой собственный смех.
Ко времени, когда они приехали в аэропорт, Маршант утихомирился. Гаррисон позволил ему сесть в задней части небольшого самолета. Но когда хорошенькая стюардесса принесла напитки, он принял меры, чтобы поднос с ними не двинулся дальше Вилли Кениха и него. Сами они сидели в роскошном комфорте передней части салона. Путешествие было очень коротким, а для майора Маршанта и очень сухим.
В Гатвике Гаррисон был передан из рук Кениха в руки личного шофера начальника военной полиции, а майор был предоставлен самому себе. Гаррисон пытался, но не смог почувствовать сожаления по поводу этого человека. Да и какого черта? У него была такая чопорная верхняя губа, не правда ли?
Глава 6
По всей стране есть центры, где солдаты, моряки, летчики могут отдохнуть, восстановить силы после болезни, несчастного случая или ранений, полученных во время военных действий. Подобные заведения есть и у гражданского населения, но военные - широко известны, как одни из лучших. Место, куда приехал Гаррисон, не было исключением. Огромный по территории, расположенный на берегу моря “Хэйлинг Айланд Рикавери” (под таким именем он был известен его обитателям) был гаванью, если бы не обычная строгая рутина и преданность военным методам и дисциплине.
Сестра-хозяйка (или матрона, как Гаррисон обозвал ее для себя) была дамой лет сорока пяти. Предшествующая служба придала ее личности такие качества, к которым бывший капрал всегда питал отвращение. Не то что бы он восставал в открытую, потому что понимал, что такое дисциплина. Гаррисон на самом деле верил, что этот “прирожденный лидер" давил, но и сам был в полном дерьме, обладал казарменной грубостью и резкостью и имел своих любимчиков. По этой причине, когда сестра-хозяйка не покушалась слишком настойчиво на его уединение в предполагаемые “часы свободного времени”, он использовал любую возможность, чтобы напомнить ей, что хотя он и пользовался услугами этого центра, но при этом был гражданским лицом. Что он был только слепым, а не глухим; что она может прикалывать к его одежде столько табличек с его именем, сколько захочет, но он всегда будет находить и обрывать их; и (это раздражало ее больше всего) что, хотя по закону она и могла приказать ему посещать уроки Брейля, она никогда не сможет заставить его изучать или выучить эту чертовщину, потому что в его планы не входило провести остаток жизни, читая на ощупь тексты, напечатанные азбукой Морзе: он всегда сможет найти себе хорошенькую девушку, которая будет ему читать.
По этим и некоторым другим причинам Гаррисон не был любимчиком матроны.
* * *
Как бы то ни было, Гаррисона нельзя было переделать и уж тем более выжить из санатория. При попытке, что также было методом сломать его, матроне только и удалось добиться того, что он стал еще более независимым. Чего она и добивалась! Как бы ни восприимчив был Гаррисон, но он не догадался, что она была так же важна для нормальной работы центра, как доктора, психиатры, психотерапевты, медсестры, учителя, повара и посудомойки. Она прикладывала немало усилий для “выгребания дерьма отсюда”, которые все ее подчиненные разделяли, как один человек. Для всего ее окружения она была высокоинтеллигентной, сострадательной и крайне отзывчивой.
Например, от ее взора не укрылся интерес Гаррисона к одной из самых хорошеньких и молодых медсестер - Джуди. Их связь началась на второй неделе его пребывания в центре и продолжалась уже четыре недели. Даже тогда эти отношения не закончились бы, если бы матрона не преподнесла медсестре в небрежной манере, что она знает обо всем, а именно, напомнив ей однажды утром, чтобы та не забыла принять противозачаточные таблетки. Также поднимался вопрос о переводе ее на другое место и продвижении по службе, который вместе с тем, что матрона знала о ее связи, а медсестра не знала, какие шаги предпримет та, убедил Джуди, что не стоит больше поддерживать этот огонь. В конце концов, она и Гаррисон не любили друг друга; они просто нравились друг Другу и взаимно наслаждались телами друг друга.
С помощью или без помощи матроны эта связь резко оборвалась, когда шестая неделя пребывания Гаррисона в этом заведении подходила к концу. Комендант центра доктор Барвел послал за ним и велел явиться в его кабинет, который располагался в смотрящем на океан крыле комплекса. Гаррисон испугался, что его приглашают для Большого Разноса, потому что за ним водились и другие грехи, наравне с непрекращающейся войной с матроной, но его страхи оказались беспочвенными. Его поставили в известность, что один из лучших британских хирургов хочет осмотреть его и что Гаррисон записан к нему на прием.
Полностью в темном (Гаррисон привык к каламбурам такого рода), он позволил отвезти себя в Лондон и доставить в запрашивавшую клинику, а там выяснилось, что ему предстояло сделать операцию. В душе Гаррисона зашевелился неясный страх, рассеявшийся, " правда, при упоминании Томаса Шредера в связи с некоей немецкой фирмой, специализирующейся на оптических инструментах. При этом Гаррисон не сразу понял, что его снова представляют человеку, которого он встречал раньше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47