Особый интерес вызывали его глаза. Они смотрели прямо на Кайла и в то же время как бы сквозь него, как если бы бесплотным призраком был он. Кайл, а не наоборот. Они были голубого цвета, точнее, удивительно прозрачными, на редкость светлыми, как неоновый свет. Более того, в них заключалось нечто такое, что позволяло думать, будто эти глаза видели и знают гораздо больше, чем могли бы видеть и знать глаза молодого человека двадцати двух лет. В них ощущалась мудрость веков, в них заключены были знания, накопленные человечеством за многие столетия — и все это скрывалось за прозрачной голубой дымкой, за мерцающим лунным светом.
Во всем остальном юношу можно было бы назвать если не красивым, то весьма привлекательным: тонкие, хрупкие черты голубовато-фарфорового лица, тонкие руки с длинными тонкими пальцами, слегка опущенные плечи, чистая белая кожа, которую совсем не портило небольшое количество веснушек. При этом, если бы не глаза, он едва ли выделялся из толпы. Он был обыкновенным... молодым человеком. Или когда-то был...
А теперь? Теперь все изменилось. Тело Гарри Кифа физически больше не существовало, но его мозг и сознание продолжали работать. Теперь они заключались в новом, буквально в новом, теле. Кайл поймал себя на том, что внимательно рассматривает то новое, что появилось в возникшем перед ним видении, и тут же спохватился. Какой в этом смысл? В любом случае, сейчас это совершенно неважно. Главное, что Гарри Киф здесь, перед ним, и что ему нужно рассказать о чем-то, действительно имевшем значение.
— Кое-что случилось? — вопросительно повторил Кайл слова Кифа. — Что именно, Гарри?
— Нечто ужасное! Сейчас я могу рассказать об этом лишь в общих словах — мне известно пока еще далеко не все. Вы помните, что я говорил вам об отделе экстрасенсорики русских? О Драгошани? Знаю, у вас не было времени, чтобы проверить все досконально, но вы хотя бы интересовались этим? Вы поверили моему рассказу о Драгошани?
Пока Киф говорил. Кайл, не сдержавшись, принялся внимательно рассматривать то новое, что привлекло его внимание в облике гостя, то, что появилось уже после того, как Кайл в последний раз видел, или, может быть, точнее сказать, ощущал Гарри Кифа. Сейчас около его фигуры в области живота, медленно вращаясь вокруг своей оси, плавал в воздухе обнаженный младенец, мальчик — или его призрак? — такой же бесплотный, как и Гарри Киф. Его поза была такой, какая бывает у еще не родившегося ребенка, свернувшегося в чреве матери. Он словно плавал в невидимой жидкости и напоминал какой-то биологический экспонат или голограмму. Но это был настоящий живой ребенок — Кайл знал это. Он знал также и то, что его тоже зовут Гарри Киф.
— О Драгошани? — Кайл вновь вернулся к действительности. — Да, конечно же, я верю вам. Я вынужден вам верить. Я постарался выяснить все, что только возможно, и убедился в том, что события развивались именно так, как вы рассказали. А что касается отдела Боровица, то — уж не знаю, как именно вам это удалось, — вы почти полностью уничтожили его! Они, я имею в виду русских, связались с нами примерно через неделю после того и спросили, не хотим ли мы забрать... ну, в общем...
— Мое тело?
— Да, не хотим ли мы забрать его? Они связались с нами. Вы понимаете? Напрямую. Не по каким-либо дипломатическим каналам. Они еще не были готовы признать факт своего существования и не ожидали от нас признания факта существования нашего отдела. То есть вас как бы не могло быть. И тем не менее они спросили, не хотим ли мы получить обратно ваше тело. После смерти Боровица у них новый шеф — Феликс Кракович. Он сказал, что мы можем получить вас, если подскажем им, каким образом вы это сделали. Как вам удалось нанести им такой невероятный ущерб. Что именно вы сделали. Мне очень жаль, Гарри, но нам пришлось отказаться, заявив о том, что мы вас не знаем. Строго говоря, мы и в самом деле не знали вас. Только я, да еще сэр Кинан были знакомы с вами. Если бы мы признали, что вы принадлежите к нашей организации, то ваши действия могли бы быть расценены как военное нападение.
— Да, это была настоящая битва, весьма разрушительная! — ответил Киф. — Послушайте, Алек, боюсь, что в этот раз нам не удастся поговорить так, как тогда. У меня может не хватить времени. На метафизическом уровне я обладаю достаточной свободой. В измерении Мебиуса я свободен и пользуюсь доверием. Но в мире физическом я фактически являюсь пленником маленького Гарри. Сейчас он спит, и я имею возможность использовать его подсознание как свое собственное. Но в периоды бодрствования его сознание — это именно его сознание — магнитом притягивает меня к себе. Чем сильнее он становится, чем больше развивается его мозг, " тем меньше свободы остается у меня. Придет день, когда мне неизбежно придется оставить его и существовать лишь в измерении Мебиуса. Если у меня будет возможность, я подробнее все объясню позднее, но сейчас, поскольку мы не знаем, сколько еще он будет спать, нам следует рационально и с умом использовать отпущенное нам время. То, что я должен вам сказать, не терпит отлагательства.
— И это каким-то образом касается Драгошани? — нахмурился Кайл. — Но Драгошани мертв. Вы же сами мне об этом сказали.
Лицо Кифа, точнее призрака, находившегося в комнате, посерело, и на нем появилось мрачное выражение.
— Вы помните, кем был этот Драгошани?
— Он был некромантом, — не задумываясь, без тени сомнения в голосе ответил Кайл. — Совсем как вы. — Он тут же понял свою ошибку и готов был откусить себе язык.
— Нет, он совсем не был таким, как я, — поправил его Киф. — Я был... и остался некроскопом, а не некромантом. Драгошани вытягивал секреты мертвых, как... как ненормальный дантист, выдирающий здоровые зубы без анестезии. А я... я уважаю мертвых и беседую с ними. И они с уважением относятся ко мне. Но ничего страшного — я понимаю, что вы просто оговорились, что вы вовсе не это имели в виду. Так вот, он действительно был некромантом. Но после того, что сотворило с ним древнее существо, находившееся в склепе, он стал кое-кем еще, кое-кем еще более страшным.
Ну конечно же! Теперь Кайл наконец вспомнил!
— Вы хотите сказать, что он был еще и вампиром? Мерцавший в полумраке образ Кифа кивнул.
— Да, именно это я имею в виду. И именно поэтому я здесь. Понимаете, вы единственный человек во всем мире, кто способен что-либо предпринять. Вы и ваш отдел, а также, возможно, ваши русские соперники. А когда вы узнаете, о чем идет речь, вы поймете, что просто обязаны что-нибудь сделать.
Киф говорил так убежденно, в голосе его слышалась такая тревога, что у Кайла по спине побежали мурашки.
— Что именно мы должны предпринять, Гарри? — спросил он.
— Вы должны уничтожить всех остальных таких же, как он, — ответил призрак. — Видите ли, Алек, Драгошани и Тибор Ференци были не единственными. Одному Богу известно, сколько еще существует им подобных!..
— Вампиров? — Кайл застыл от ужаса. Он хорошо помнил все, что рассказал ему Киф восемь месяцев назад. — Вы уверены в этом?
— О да! Заглянув в двери, ведущие из измерения Мебиуса в прошлое и будущее, я ясно увидел алые линии их жизней. Может быть, я никогда не обратил бы на них внимания, если бы они не пересекались с голубой линией жизни маленького Гарри. И с вашей линией жизни тоже, Алек!
При этих словах Кайл почувствовал будто ему в сердце вонзили холодное лезвие ножа.
— Гарри... — сказал он, запинаясь, — вам лучше... вам лучше рассказать все, что вам известно и объяснить, что мне следует предпринять.
— Постараюсь рассказать вам как можно больше, а потом мы вместе решим, что можно сделать. Что касается источника моей информации, то... — призрак пожал плечами. — Вы же знаете, что я некроскоп. Я беседовал с самим Тибором Ференци — вы помните, я обещал ему это. Кроме того, я говорил еще с одной, недавней, жертвой. Об этом я подробнее расскажу позже. Главным образом сведения получены мною от Тибора...
Глава 2
Древнее существо под землей задрожало и слегка дернулось, силясь вернуться в привычное состояние сна. Что-то тревожило его, угрожая пробудить от тяжелой мрачной спячки, но сон давно стал для него привычкой, удовлетворяя все его потребности... почти все.
Он изо всех сил цеплялся за свои отвратительные видения — о безумии и насилии, об аде жизни и ужасе смерти и об удовольствии, доставляемом кровью... кровью... кровью... Он ощущал холодные объятия слежавшейся земли, окружавшей его, давившей на него, удерживавшей в мрачной темной могиле. Но в то же время земля была ему знакома и уже не пугала его. Темнота напоминала мрак, царящий в запертой комнате с плотно задернутыми шторами или в глубоком подземелье, — вечную, непроглядную тьму. Место, где располагался его склеп, считалось для всех запретным, и это не только обусловливало полное одиночество, но и обеспечивало ему защиту. Здесь он был в полной безопасности. Проклятый навеки, обреченный на вечное одиночество — если, конечно, не случится какого-нибудь чуда — он в то же время был уверен в своей защищенности, а это многого стоило.
Он был защищен от людей, — обычных людей в большинстве своем, — которые заточили его здесь. В долгом сне усохшее существо позабыло, что эти люди давно умерли. И сыновья их тоже. И сыновья сыновей, и их сыновья...
Старик, лежавший сейчас в гробнице, жил в течение пятисот лет и столько же лежал в своей неосвященной могиле, ибо был бессмертен. Полуразрушенные камни и плиты над его головой, скрытые под сенью неподвижно стоявших, засыпанных снегом деревьев, могли бы поведать о нем многое. Но только сам старик знал всю историю своей жизни. Его звали... нет, у Вамфири вообще не бывает имен. Имя его хозяина было Тибор Ференци, и поначалу он был обычным человеком. Но это было тысячу лет назад...
Та часть существа, которая некогда принадлежала Тибору, подверглась видоизменению, трансформировалась, она менялась вместе со своим «гостем» — вампиром. Эти двое превратились в единое целое, были между собой неразрывно связаны. Но в своих снах, охватывавших целое тысячелетие, Тибор по-прежнему мог возвратиться к истокам своей жизни — к своему невероятно жестокому прошлому...
Первоначально его звали не Ференци, а Унгар, но теперь это уже не имеет никакого значения. Его предки, венгерские крестьяне, перебрались через Карпаты сюда, на земли в нижнем течении Днестра, из Венгерского княжества и осели в этих местах. «Осели», правда, не совсем подходящее в данном случае слово. Ибо им приходилось отчаянно драться на берегах реки с викингами (этими ужасными варягами), с хазарами и их вассалами мадьярами, совершавшими набеги из своих степей и, наконец, с жестокими печенегами — племенами, которые всегда стремились захватить новые земли, лежавшие к западу и северу от их собственных. Тибор был еще очень молод, когда во время одного из набегов печенеги стерли с лица земли небольшое, наспех устроенное поселение, которое он считал своим домом, и из всех его обитателей в живых остался лишь он один. После этого он отправился на север — в Киев.
Он мало походил на крестьянина — он был прежде всего воином, а его огромный рост на фоне малорослых мужчин того времени делал его просто великаном. Тибор-валлах поступил на службу к киевскому князю Владимиру I, который назначил его воеводой и поставил во главе сотни ратников, приказав:
— Отправляйся на юг и присоединись там к моим людям. Изгони с моей земли, разбей печенегов, чтобы никогда больше не пересекали они границ Руси. И тогда, клянусь нашим новым Богом — Христом, я пожалую тебе знамя и титул, Тибор из Валахии! Совершенно очевидно, что поступок Тибора был продиктован отчаянием.
Спящий под землей старик вспомнил свой ответ князю:
— Мне не нужны ни титул, ни знамя, мой господин. Дай мне лишь еще сотню людей, и я убью тысячу печенегов, а в доказательство привезу в Киев большие пальцы их рук.
Он получил в свое распоряжение сотню воинов и, хотел он того или нет, стал обладателем знамени с изображением дракона, предупреждающе поднявшего переднюю лапу.
— Это христианский дракон, доставшийся нам от Треков, — сказал ему тогда Владимир. — Теперь он охраняет Киев и всю Русь и рычит с твоего знамени голосом самого Всевышнего! Какие еще свои символы ты хочешь добавить к нему?
Тот же вопрос в то утро князь задал еще полудюжине новоявленных защитников своего государства — пятерым боярам, стоявшим во главе отрядов своих собственных вассалов, и предводителю отряда наемников. Все они избрали для себя символы, достойные находиться рядом с драконом на развевающихся знаменах. Но Тибор отказался от выбора.
— Я не боярин, князь, — пожав плечами, ответил валах. — Это совсем не означает, что мой отец не был уважаемым человеком, — он был благородного происхождения, но в его жилах не текла королевская кровь. Также и во мне нет ни княжеской, ни королевской крови. Лишь когда я заслужу право на обладание собственными символами, я смогу изобразить их на знамени рядом с драконом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74