Он понимал, что не могут золотари вечно возиться с ним, как с писаной торбой. Но он так привык к ним за эти три дня. И вот…
Волантис словно прочел его мысли. А может, просто догадался о них по выражению лица.
— Не горюй, брат, — сказал он. — Будь спокоен, все образуется. Мама Корви только с виду такая суровая, а на самом деле она человек справедливый. Не зря же в старостах пятый срок ходит. Ты, главное, веди себя как подобает, а она придираться не будет.
— Знать бы еще, как оно подобает, — грустно ответил Батен. Он спрыгнул с гамака и стал собирать одеяла.
— Научишься, — успокоил его Волантис. — Ты парень сообразительный. Иначе я бы за тебя не поручился.
— Спасибо, — вздохнул Батен. В конце концов, что он разнюнился, как кисейная барышня. Надо взять себя в руки. Он решительно выдохнул, и, повернувшись к Волантису, сказал нарочито бодро: — А где здесь можно помыться?
Волантис окинул его ироничным взглядом.
— Вот так-то оно лучше, — сказал он. И объяснил, как пройти в умывальню, а заодно и найти туалет.
Через час, помывшись, перекусив и попрощавшись с Волантисом — Грусу пришлось только передать через него привет, — Батен вошел в небольшую аккуратную комнатку, служившую, по всей видимости, маме Корви кабинетом. Сама мама Корви сидела по другую сторону обширного рабочего стола, заваленного какими-то бумагами. На носу у нее были обыкновенные очки, в сочетании с ее одеждой казавшиеся несколько неуместными.
— Садись, — сказала она, глянув поверх очков. Батен осторожно сел. — Ты помнишь, о чем мы говорили вчера, — продолжала она. И это был не вопрос, а простое утверждение. — Так вот, ты не знаешь, но на ушки у нас не все идут добровольно. Обычно туда отправляют бродяг, несостоятельных должников и прочих мелких нарушителей закона. Работа эта не столько тяжелая, сколько нудная и не престижная, В общем, не хуже, чем нужники у вас наверху чистить.
— Нужники чистить — это не работа, это издевательство, — вставил Батен.
— Во всяком случае, это не бросит тень на твою репутацию, — возразила мама Корви. — Вот если бы тебя сослали за Столбы… Но пока не за что… На ушки посылают по решению общины. Поэтому, — неожиданно торжественно произнесла мама Корви, — я спрашиваю тебя, Батен из Шеата, признаешь ли ты себя членом общины, которую я по общему согласию возглавляю, и сог гласен ли жить по уставу общины и выполнять все ее решения и мои приказы?
Мама Корви подняла глаза, и Батен понял, что вот сейчас решается его судьба. Без преувеличения. От его ответа будет зависеть вся его дальнейшая жизнь здесь. Впрочем, для себя он ее уже решил.
Батен прокашлялся, неожиданно запершило в горле.
— Согласен, — сказал он все-таки с предательской хрипотцой в голосе.
И ничего не случилось. Ничего абсолютно. Мама Корви даже не дала ему подписать какую-нибудь бумажку, которую можно было бы счесть документальным подтверждением его согласия. Единственным жестом, который можно было счесть символом или знаком, стало то, что мама Корви тихонько стукнула ладонью по столу, то ли прибила невидимую Батеном муху, то ли поставила точку на его прежнем бытии. (Потом, гораздо позже, Батен узнал, что просто у мамы Корви есть такая привычка: стукнуть ладонью по чему-нибудь, что окажется под рукой, и это означает — дело решено. Так что он мог с полным правом считать, что тогда мама Корви, можно сказать, пристукнула именно его.)
— Хорошо, — сказала мама Корви. — Тогда решением общины ты отправляешься на работы на Отмели, с тем чтобы вернуть общине долг.
— А сколько я должен? — осторожно поинтересовался Батен.
— Не много, — ответила мама Корви. — Будь ты моим односельчанином, я не стала бы отправлять тебя вниз из-за такой мелочи, тут бы за неделю отработал. Но скоро ты будешь должен больше. Значит, так: мы выдаем тебе рабочую одежду и обувь, двенадцать драхм на мелкие расходы, другие разные мелочи, необходимые мужчине, плюс кое-что еще… Вот тебе список, посмотри. — Она протянула ему листок бумаги.
Батен взял его, пробежал список своих новообретенных долгов. Кроме всего вышеперечисленного, в него вошли расходы за вчерашний ужин, сегодняшний ночлег и баню. Завершала список итоговая сумма.
— Ничего не забыли? — спросила мама Корви. Батен пожал плечами:
— Я даже не знаю, сколько это — четырнадцать унций и шесть драхм?
— Совсем немного, — заверила его мама Корви. — На ушках за страду ты получишь около трех фунтов.
Батену от этого легче не стало.
— Около трех фунтов, — повторил он. — А сколько это во флоринах?
— Это как считать, — ответила мама Корви и объяснила: — Три фунта — это и есть три фунта. Три фунта сырца морского шелка. У нас ведь на серебро не считают. Думаю, к тому времени ты сам во всем разберешься. Могу только сказать, что за полфунта, а это шесть унций, ты можешь на целый год снять приличное жилье где-нибудь на Нижней Полумиле. Так что за одну страду ты вполне сможешь рассчитаться с половиной долга и прожить до следующей страды. Я тебя торопить не стану. Ну, так что ты об этом думаешь?
— Мало ли что я думаю, — вздохнул Батен.
— Тогда подписывай. — Мама Корви пододвинула ему вторую бумагу. Это было его долговое обязательство, приложением к которому и был просмотренный им список.
Батен, не вчитываясь, поставил на ней свой размашистый росчерк и вернул маме Корви, Было в этом что-то от действий вербовщиков: деревенский простак подмахивает документ, поддавшись на уговоры и обещания золотых гор и прочих благ, а потом оказывается в жутком аду галер или на медных рудниках. Очень может быть, что эти ушки ничем не лучше, но выбора у Батена не было. Сейчас он находился в той ситуации, когда не он владел своей судьбой, а судьба вела его. Оставалось надеяться, что не в пропасть…
Подписание расписки поначалу никак не повлияло на жизнь Батена. Несколько дней он просто обитал в беседке, где после ухода Волантиса и Груса жил в одиночестве. Местом работы мама Корви определила ему прибираться в школе. Работа была простая и необременительная: следить во время занятий за порядком и чистотой да прибирать после. И — от этого Батену уже, видимо, было не отделаться до конца дней — чистить школьный клозет.
Кстати о здешних клозетах. Батен удивился их устройству, подобного которому он не видел в своей жизни. Вместо нужника с переносящейся время от времени выгребной ямой все здешние отхожие места были устроены не в пример приличнее. Они представляли собой стационарные уборные с несколькими отделенными друг от друга кабинками, под которыми в специальном желобе протекал отведенный от основного русла ближайшего водопада, которых здесь было в изобилии, ручеек, смывавший отходы непосредственно на поля. Говорят, нечто подобное — без утилизации отходов, естественно, — имелось в императорских покоях и особо богатых домах, но по незнатности своей Батен не бывал ни там, ни там, поэтому поручиться за достоверность сведений не мог.
Кроме того, работая в школе, Батен получил возможность приобрести некоторые необходимые знания из области видения мира, каким его представляли себе таласары. Так, к примеру, ученики из того, что им преподавали, имели весьма приблизительное представление о жизни наверху, с той — отсюда — стороны за Краем Земли. Империя, по их понятиям, располагалась на плоской, как стол, равнине — на Плато. Люди там живут в отгороженных от прочего пространства неприступными стенами тесных поселениях, выходя за их пределы не иначе как с оружием, постоянно воюют друг с другом, не сеют и не пашут, а продукты отбирают у тех, кто живет на воле. И все поголовно никогда не видели моря, не умеют плавать и вообще боятся воды. Словом — дикари дикарями. К тому же на Плато водятся разные диковинные звери, такие, как лошади, единороги и элефанты.
Батен, прибираясь или находясь неподалеку от места занятий, такой же открытой веранды, как та, в которой жил он, посмеивался про себя, слушая разглагольствования учителя, по виду простого инвалида из крестьян. А в перерывах между занятиями, когда ученики, ребятишки от пяти до десяти лет обоих полов, перекусывали и просто отдыхали, он удовлетворял их детское любопытство, рассказывая, по мере сил, правду. Ребятня слушала его с удовольствием, а учитель недовольно ворчал на задержку занятий, но в общем-то не препятствовал ребятам узнавать из первых рук, что та же лошадь на Плато — самый распространенный рабочий скот, а вовсе не сказочное животное, как единорог, что элефанты вовсе не так огромны, как представляют их здесь. Батен видел элефанта в Императорском зверинце и нарисовал его на доске рядом с человеческой фигуркой, вызвав разочарование среди своих слушателей; тогда он нарисовал рядом жирафа — ему не поверили. Зато восторгу ребятишек не было предела, когда он рассказал об огромном скелете дракона, обитавшего когда-то на границе Жуткой Пустыни, который был привезен оттуда специальной экспедицией Имперской Академии Наук и выставлен в специальном зале зверинца, так он был велик и страшен. Рассказывал он и о быте людей; впрочем, весьма осторожно, стараясь избегать острых углов, чтобы не вызывать неудовольствия учителя.
Его нечаянные уроки возымели неожиданные последствия: уже на следующий вечер с ним стали здороваться на улице мамаши его слушателей, а потом и их прочие родственники. Однажды его даже пригласили посидеть в местной таверне, выпить по чарке вина и тоже порассказать о жизни на Плато, и Батену пришлось быть осторожным вдвойне, потому что вопросы, которые ему задавали, были посерьезнее, и, отвечая, приходилось уже беспокоиться не о неудовольствии какого-то инвалида, кстати, присутствовавшего при этом, а о том, что может подумать сама мама Корви.
Подобные знаки внимания со стороны новообретенных односельчан Батену не то чтобы льстили, но они внушали надежду, что жизнь его среди таласар приходит в общем-то в нормальное русло. Нареканий со стороны мамы Корви он не слышал, хотя ежедневно они встречались не по одному разу и держались равно вежливо, обсуждая во время вечерних трапез — столовался Батен по-прежнему у нее — происшедшее за день.
Батен уже начал привыкать к своему положению в деревне, когда подписанная им бумажка дала знать о себе.
На четырнадцатый день его пребывания во Мхах, когда Батен прибирался на классной веранде, за ним прибежал один из учеников, внучатый племянник мамы Корви, и радостно-гордый от порученного ему задания закричал еще издали:
— Дядя Батен! Дядя Батен! Бабушка Корви велит тебе собираться и ехать вниз! Прямо сейчас. Только к ней зайти — и собираться.
Он выпалил весть на одном дыхании и, поглядев на замеревшего от неожиданности Батена, прибавил от себя:
— А ты, дядя Батен, еще к нам приедешь после ушек? Ты обещал про драконов рассказать…
По дороге Батен что-то рассеянно отвечал мальчишке, а сам думал, что, кажется, кого-то там, на Небесах, кто заведовал его судьбой, снова стала одолевать охота к перемене мест. А перемещаться — ему. Что ж, делать нечего, придется привыкать снова.
Он скоро собрал свои небогатые пожитки — в основном то, что ему выдали по описи мамы Корви, своего накопить не успел, — окинул взглядом на прощание свое временное жилье, вздохнул почему-то и спустился в знакомую комнатку-кабинет. Мама Корви ждала его за своим столом. Она выдала ему пакет для передачи кому надо внизу, сказала, что там находятся его рекомендации и прочие сопроводительные документы, а также кое-что, что она передает на Отмели с ним как с оказией — что именно, она уточнять не стала, просила просто передать уряднику, а тот уж сам знает кому отдать, — на чем прощание, собственно, и закончилось. Батен взял пакет, потоптался, ожидая какого-нибудь напутствия или слов прощания, но мама Корви, кажется, тут же забыла о нем и окунулась в бумаги, будто не отправляла его вниз насовсем, а дала простое поручение отнести пакет из ее дома в соседний.
— До свидания, — выдавил из себя Батен севшим голосом. Не так он представлял Себе эту сцену. Как, он не знал, но не так.
— А? — на мгновение подняла мама Корви голову от бумаг. — Да, да, до свидания. Акил проводит тебя на Площадку.
И все.
Батен резко повернулся и вышел.
Малыш Акил ждал его около дома на улице. Когда Батен спустился к нему по лестнице, мальчик, с трогательным достоинством выполняющий поручение, повел его к Площадке. Так называлось то самое место у края террасы, на которое Батен обратил внимание в самый первый день, да так и не собрался сходить, откладывая на потом — успеется, мол. Вот и успелось. В последний день.
На Площадке, как правильно догадывался Батен, находился порт. Как ни странно, ничего примечательного для себя Батен не увидел. Площадка оказалась похожей на любое другое торговое место где-нибудь на Плато: сложенные пачками тюки, складские постройки — здесь, правда, больше напоминающие навесы — и, конечно же, много суетящегося люда… В общем, обыкновенное торговое место в разгар базарного дня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
Волантис словно прочел его мысли. А может, просто догадался о них по выражению лица.
— Не горюй, брат, — сказал он. — Будь спокоен, все образуется. Мама Корви только с виду такая суровая, а на самом деле она человек справедливый. Не зря же в старостах пятый срок ходит. Ты, главное, веди себя как подобает, а она придираться не будет.
— Знать бы еще, как оно подобает, — грустно ответил Батен. Он спрыгнул с гамака и стал собирать одеяла.
— Научишься, — успокоил его Волантис. — Ты парень сообразительный. Иначе я бы за тебя не поручился.
— Спасибо, — вздохнул Батен. В конце концов, что он разнюнился, как кисейная барышня. Надо взять себя в руки. Он решительно выдохнул, и, повернувшись к Волантису, сказал нарочито бодро: — А где здесь можно помыться?
Волантис окинул его ироничным взглядом.
— Вот так-то оно лучше, — сказал он. И объяснил, как пройти в умывальню, а заодно и найти туалет.
Через час, помывшись, перекусив и попрощавшись с Волантисом — Грусу пришлось только передать через него привет, — Батен вошел в небольшую аккуратную комнатку, служившую, по всей видимости, маме Корви кабинетом. Сама мама Корви сидела по другую сторону обширного рабочего стола, заваленного какими-то бумагами. На носу у нее были обыкновенные очки, в сочетании с ее одеждой казавшиеся несколько неуместными.
— Садись, — сказала она, глянув поверх очков. Батен осторожно сел. — Ты помнишь, о чем мы говорили вчера, — продолжала она. И это был не вопрос, а простое утверждение. — Так вот, ты не знаешь, но на ушки у нас не все идут добровольно. Обычно туда отправляют бродяг, несостоятельных должников и прочих мелких нарушителей закона. Работа эта не столько тяжелая, сколько нудная и не престижная, В общем, не хуже, чем нужники у вас наверху чистить.
— Нужники чистить — это не работа, это издевательство, — вставил Батен.
— Во всяком случае, это не бросит тень на твою репутацию, — возразила мама Корви. — Вот если бы тебя сослали за Столбы… Но пока не за что… На ушки посылают по решению общины. Поэтому, — неожиданно торжественно произнесла мама Корви, — я спрашиваю тебя, Батен из Шеата, признаешь ли ты себя членом общины, которую я по общему согласию возглавляю, и сог гласен ли жить по уставу общины и выполнять все ее решения и мои приказы?
Мама Корви подняла глаза, и Батен понял, что вот сейчас решается его судьба. Без преувеличения. От его ответа будет зависеть вся его дальнейшая жизнь здесь. Впрочем, для себя он ее уже решил.
Батен прокашлялся, неожиданно запершило в горле.
— Согласен, — сказал он все-таки с предательской хрипотцой в голосе.
И ничего не случилось. Ничего абсолютно. Мама Корви даже не дала ему подписать какую-нибудь бумажку, которую можно было бы счесть документальным подтверждением его согласия. Единственным жестом, который можно было счесть символом или знаком, стало то, что мама Корви тихонько стукнула ладонью по столу, то ли прибила невидимую Батеном муху, то ли поставила точку на его прежнем бытии. (Потом, гораздо позже, Батен узнал, что просто у мамы Корви есть такая привычка: стукнуть ладонью по чему-нибудь, что окажется под рукой, и это означает — дело решено. Так что он мог с полным правом считать, что тогда мама Корви, можно сказать, пристукнула именно его.)
— Хорошо, — сказала мама Корви. — Тогда решением общины ты отправляешься на работы на Отмели, с тем чтобы вернуть общине долг.
— А сколько я должен? — осторожно поинтересовался Батен.
— Не много, — ответила мама Корви. — Будь ты моим односельчанином, я не стала бы отправлять тебя вниз из-за такой мелочи, тут бы за неделю отработал. Но скоро ты будешь должен больше. Значит, так: мы выдаем тебе рабочую одежду и обувь, двенадцать драхм на мелкие расходы, другие разные мелочи, необходимые мужчине, плюс кое-что еще… Вот тебе список, посмотри. — Она протянула ему листок бумаги.
Батен взял его, пробежал список своих новообретенных долгов. Кроме всего вышеперечисленного, в него вошли расходы за вчерашний ужин, сегодняшний ночлег и баню. Завершала список итоговая сумма.
— Ничего не забыли? — спросила мама Корви. Батен пожал плечами:
— Я даже не знаю, сколько это — четырнадцать унций и шесть драхм?
— Совсем немного, — заверила его мама Корви. — На ушках за страду ты получишь около трех фунтов.
Батену от этого легче не стало.
— Около трех фунтов, — повторил он. — А сколько это во флоринах?
— Это как считать, — ответила мама Корви и объяснила: — Три фунта — это и есть три фунта. Три фунта сырца морского шелка. У нас ведь на серебро не считают. Думаю, к тому времени ты сам во всем разберешься. Могу только сказать, что за полфунта, а это шесть унций, ты можешь на целый год снять приличное жилье где-нибудь на Нижней Полумиле. Так что за одну страду ты вполне сможешь рассчитаться с половиной долга и прожить до следующей страды. Я тебя торопить не стану. Ну, так что ты об этом думаешь?
— Мало ли что я думаю, — вздохнул Батен.
— Тогда подписывай. — Мама Корви пододвинула ему вторую бумагу. Это было его долговое обязательство, приложением к которому и был просмотренный им список.
Батен, не вчитываясь, поставил на ней свой размашистый росчерк и вернул маме Корви, Было в этом что-то от действий вербовщиков: деревенский простак подмахивает документ, поддавшись на уговоры и обещания золотых гор и прочих благ, а потом оказывается в жутком аду галер или на медных рудниках. Очень может быть, что эти ушки ничем не лучше, но выбора у Батена не было. Сейчас он находился в той ситуации, когда не он владел своей судьбой, а судьба вела его. Оставалось надеяться, что не в пропасть…
Подписание расписки поначалу никак не повлияло на жизнь Батена. Несколько дней он просто обитал в беседке, где после ухода Волантиса и Груса жил в одиночестве. Местом работы мама Корви определила ему прибираться в школе. Работа была простая и необременительная: следить во время занятий за порядком и чистотой да прибирать после. И — от этого Батену уже, видимо, было не отделаться до конца дней — чистить школьный клозет.
Кстати о здешних клозетах. Батен удивился их устройству, подобного которому он не видел в своей жизни. Вместо нужника с переносящейся время от времени выгребной ямой все здешние отхожие места были устроены не в пример приличнее. Они представляли собой стационарные уборные с несколькими отделенными друг от друга кабинками, под которыми в специальном желобе протекал отведенный от основного русла ближайшего водопада, которых здесь было в изобилии, ручеек, смывавший отходы непосредственно на поля. Говорят, нечто подобное — без утилизации отходов, естественно, — имелось в императорских покоях и особо богатых домах, но по незнатности своей Батен не бывал ни там, ни там, поэтому поручиться за достоверность сведений не мог.
Кроме того, работая в школе, Батен получил возможность приобрести некоторые необходимые знания из области видения мира, каким его представляли себе таласары. Так, к примеру, ученики из того, что им преподавали, имели весьма приблизительное представление о жизни наверху, с той — отсюда — стороны за Краем Земли. Империя, по их понятиям, располагалась на плоской, как стол, равнине — на Плато. Люди там живут в отгороженных от прочего пространства неприступными стенами тесных поселениях, выходя за их пределы не иначе как с оружием, постоянно воюют друг с другом, не сеют и не пашут, а продукты отбирают у тех, кто живет на воле. И все поголовно никогда не видели моря, не умеют плавать и вообще боятся воды. Словом — дикари дикарями. К тому же на Плато водятся разные диковинные звери, такие, как лошади, единороги и элефанты.
Батен, прибираясь или находясь неподалеку от места занятий, такой же открытой веранды, как та, в которой жил он, посмеивался про себя, слушая разглагольствования учителя, по виду простого инвалида из крестьян. А в перерывах между занятиями, когда ученики, ребятишки от пяти до десяти лет обоих полов, перекусывали и просто отдыхали, он удовлетворял их детское любопытство, рассказывая, по мере сил, правду. Ребятня слушала его с удовольствием, а учитель недовольно ворчал на задержку занятий, но в общем-то не препятствовал ребятам узнавать из первых рук, что та же лошадь на Плато — самый распространенный рабочий скот, а вовсе не сказочное животное, как единорог, что элефанты вовсе не так огромны, как представляют их здесь. Батен видел элефанта в Императорском зверинце и нарисовал его на доске рядом с человеческой фигуркой, вызвав разочарование среди своих слушателей; тогда он нарисовал рядом жирафа — ему не поверили. Зато восторгу ребятишек не было предела, когда он рассказал об огромном скелете дракона, обитавшего когда-то на границе Жуткой Пустыни, который был привезен оттуда специальной экспедицией Имперской Академии Наук и выставлен в специальном зале зверинца, так он был велик и страшен. Рассказывал он и о быте людей; впрочем, весьма осторожно, стараясь избегать острых углов, чтобы не вызывать неудовольствия учителя.
Его нечаянные уроки возымели неожиданные последствия: уже на следующий вечер с ним стали здороваться на улице мамаши его слушателей, а потом и их прочие родственники. Однажды его даже пригласили посидеть в местной таверне, выпить по чарке вина и тоже порассказать о жизни на Плато, и Батену пришлось быть осторожным вдвойне, потому что вопросы, которые ему задавали, были посерьезнее, и, отвечая, приходилось уже беспокоиться не о неудовольствии какого-то инвалида, кстати, присутствовавшего при этом, а о том, что может подумать сама мама Корви.
Подобные знаки внимания со стороны новообретенных односельчан Батену не то чтобы льстили, но они внушали надежду, что жизнь его среди таласар приходит в общем-то в нормальное русло. Нареканий со стороны мамы Корви он не слышал, хотя ежедневно они встречались не по одному разу и держались равно вежливо, обсуждая во время вечерних трапез — столовался Батен по-прежнему у нее — происшедшее за день.
Батен уже начал привыкать к своему положению в деревне, когда подписанная им бумажка дала знать о себе.
На четырнадцатый день его пребывания во Мхах, когда Батен прибирался на классной веранде, за ним прибежал один из учеников, внучатый племянник мамы Корви, и радостно-гордый от порученного ему задания закричал еще издали:
— Дядя Батен! Дядя Батен! Бабушка Корви велит тебе собираться и ехать вниз! Прямо сейчас. Только к ней зайти — и собираться.
Он выпалил весть на одном дыхании и, поглядев на замеревшего от неожиданности Батена, прибавил от себя:
— А ты, дядя Батен, еще к нам приедешь после ушек? Ты обещал про драконов рассказать…
По дороге Батен что-то рассеянно отвечал мальчишке, а сам думал, что, кажется, кого-то там, на Небесах, кто заведовал его судьбой, снова стала одолевать охота к перемене мест. А перемещаться — ему. Что ж, делать нечего, придется привыкать снова.
Он скоро собрал свои небогатые пожитки — в основном то, что ему выдали по описи мамы Корви, своего накопить не успел, — окинул взглядом на прощание свое временное жилье, вздохнул почему-то и спустился в знакомую комнатку-кабинет. Мама Корви ждала его за своим столом. Она выдала ему пакет для передачи кому надо внизу, сказала, что там находятся его рекомендации и прочие сопроводительные документы, а также кое-что, что она передает на Отмели с ним как с оказией — что именно, она уточнять не стала, просила просто передать уряднику, а тот уж сам знает кому отдать, — на чем прощание, собственно, и закончилось. Батен взял пакет, потоптался, ожидая какого-нибудь напутствия или слов прощания, но мама Корви, кажется, тут же забыла о нем и окунулась в бумаги, будто не отправляла его вниз насовсем, а дала простое поручение отнести пакет из ее дома в соседний.
— До свидания, — выдавил из себя Батен севшим голосом. Не так он представлял Себе эту сцену. Как, он не знал, но не так.
— А? — на мгновение подняла мама Корви голову от бумаг. — Да, да, до свидания. Акил проводит тебя на Площадку.
И все.
Батен резко повернулся и вышел.
Малыш Акил ждал его около дома на улице. Когда Батен спустился к нему по лестнице, мальчик, с трогательным достоинством выполняющий поручение, повел его к Площадке. Так называлось то самое место у края террасы, на которое Батен обратил внимание в самый первый день, да так и не собрался сходить, откладывая на потом — успеется, мол. Вот и успелось. В последний день.
На Площадке, как правильно догадывался Батен, находился порт. Как ни странно, ничего примечательного для себя Батен не увидел. Площадка оказалась похожей на любое другое торговое место где-нибудь на Плато: сложенные пачками тюки, складские постройки — здесь, правда, больше напоминающие навесы — и, конечно же, много суетящегося люда… В общем, обыкновенное торговое место в разгар базарного дня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76