Аня поведала Ивану об устремлениях и уровне моих желаний и
лаборантки. Так я узнал, что лаборантка, ее звали Надя, собирается
научиться лечить людей.
- К чему тебе это? - спросил у лаборантки Иван.
- Хочу научиться тем самым нести добро... - робко, с опущенными
глазами пояснила Надя.
- Лечить нельзя и невозможно! - сказал он.
- Почему? - удивилась все также робко она.
- Потому что закон сохранения энергии... Сколько ты выведешь грязи из
души человека, которого вылечишь, сколько же ее войдет в тебя или еще
куда. Эту грязь сжигать надо, а это не каждому дано.
- Так мне не дано? - печально переспросила Надя.
- Не знаю, - отрезал Иван. - Но болеть ты будешь. Если тебя
устраивает подобная перспектива - лечи!
- А ты меня можешь научить, как лечить? - словно попросила она.
- Нет, - сказал он. - Я этому не учу.
На этом разговор с лаборанткой в белом халатике был исчерпан, и она,
неохотно поднявшись из кресла, медленно вышла за дверь лаборатории под
всеобщее молчание.
Следующая очередь была моя.
- Ну, а что ты хочешь? - обратился ко мне Иван.
Я ничуть не робел перед ним и поэтому заговорил с ним не спеша и
обдуманно:
- Хочу стать магом, - заявил я.
Аня улыбнулась, она вообще умела улыбаться с подковыркой, как мне
казалось в последнее время. Она улыбнулась, и это сразу же разозлило меня!
Но усилием воли, коей у меня иногда хватало, я погасил свое раздражение.
- Магом... - медленно, как бы обдумывая, проговорил Иван. - Но это же
головастики! - сказал он. - Не правда ль, Ань?
- Дело в том, что Сергей сам еще не знает, что он хочет, - пояснила
Аня. - Ты его, Ваня, возьми к себе, сделай из него человека.
Вошел Корщиков.
- А! Вся нечистая сила собралась, - сказал он и поздоровался за руку
с Иваном.
Я насторожился. Фраза "нечистая сила" меня смутила, но, все-таки, я
не придал ей особого внимания, ведь открывалась перспектива, что мною
займутся, а это сильно привлекало!
Где-то через полчаса я и Иван, вместе, шагали по ледяному тротуару,
присыпанному песком, в сторону Центрального рынка. Конечно же, можно было
бы проехать и на трамвае, но нам необходимо было переговорить. И мы, на
скором ходу, весьма деловито беседовали. Иван оказался неплохим парнем,
посоветовал мне походить позаниматься, как он выразился, "своим телом", к
одному человеку, по фамилии Долланский.
- Он больше двадцати лет в городе ведет преподавание своей системы, -
осведомил меня Иван о Долланском, - он ни о чем не знает и не
догадывается. Мы, - протянул Иван многозначительно, - часто используем
Долланского для восстановления своих людей. Тебе надо укрепить здоровье!
Предстоит нелегкая работа. Впереди много проблем! - и Иван черкнул
записку, адресованную Долланскому по поводу меня.
- Я принял ее с благодарностью. Еще бы! Меня катастрофически замучили
ангины и прочие простуды, силы мои таяли, нервы находились на пределе. И
вообще, я усердно вникал во все, что говорил мой новый знакомый, человек,
который как я понимал с тайной гордостью, мой учитель...
- Я потребую от тебя полного послушания! - неожиданно заявил мне
Иван.
- И в какой форме это послушание будет выражаться? - озабоченно
поинтересовался я..
- Делать все, что я буду тебе говорить! Даже если я тебе прикажу
прыгнуть под машину! - Мы переглянулись. - Только безоговорочное
послушание! - прибавил Иван внушительно. Он словно предупредил меня о
дурных последствиях.
Мне это было тяжело принять, да что там принять, я, конечно же,
никогда на свете не прыгну под машину, кто бы мне это ни посоветовал или
ни приказал!
- Я согласен, - сказал я Ивану "В крайнем случае, - опрометчиво
подумал я, - всегда можно будет отойти в сторону!".
На прощание Иван оставил мне свой домашний телефон.

СИСТЕМА ДОЛЛАНСКОГО
К Долланскому я направился вместе с Викой. Мы вышли из автобуса на
Комсомольской площади. Как меня предупредили, занятия являлись
неофициальными. Мы устремились отыскивать в районе частного сектора
заветный конспиративный дом. Еще не было и шести часов, а на улице уже
сгущалось и темнело фиолетовое пространство.
Я твердо шел и курил, я знал, зачем я иду. Вика семенила рядом, она
постоянно поскальзывалась и потому придерживалась за мою руку.
- Ой мамочка!.. Ой, Господи!.. Ой, Сережа, держи, держи меня!.. -
выкрикивала она, и я ловил ее на руки, обласкивал, и мы снова шли дальше.
В довольно сухом тексте записки, которую написал мне Иван в качестве
сопровождения, содержалась не только рекомендация Долланскому человека по
имени Сергей Истина, но и была, в самом конце, коротенькая приписка:
разрешалось мне взять с собою, для поддержания компании, одного хорошо
знакомого мне человека, и не более!
Вскоре черные пунктиры ледяных катков, по которым с разбега
прокатывалась Вика, увлекая меня под руку за собою, привели нас к дому
N_105. Я навалился плечом на деревянную калитку, и мне удалось сдвинуть ее
внутрь. Мы с Викой оказались в довольно узеньком дворе: в самом конце его
желтело электрическим светом небольшое окошко, оно горело среди
посмуглевшей фиолетовой тишины вечера...
Гуськом, по вытоптанной в снеге, затвердевшей на морозе тропинке, по
одну сторону которой белели высокие сугробы, а по другую протягивался
одноэтажный кирпичный дом, я и Вика прошли к окошку и заглянули.
За самодельным деревянным столом у окна сидел мужчина лет пятидесяти,
с крупными, пушистыми бровями, крохотными глазками, совершенно лысый. Он
что-то вычерчивал на бумаге, разложенной перед ним, но он сразу же
почувствовал наше с Викой присутствие за окном, поднял голову от стола и
поманил нас рукою, как бы приглашая войти в сарайчик. Я и Вика вошли.
Мы вежливо поздоровались с хозяином. Насколько я понял, перед нами
сидел Долланский собственной персоной. В сарайчике оказалось так тесно! У
стола находился еще один стул, кроме того, на котором сидел Долланский.
Вика села, а я остался стоять.
Я протянул записку Долланскому. Он выхватил ее у меня из рук и,
торопясь, развернул.
Электрическая лампочка, висевшая с потолка на скрученном проводе,
чуть повыше его головы, отражалась в его напряженных глазах, и потому
казалось, что зрачки Долланского, словно воспламененные фитильки, слегка
как бы покачивались на сквозняке...
В сарайчике действительно было не так уже и тепло: Долланский сидел
одетым в фуфайку и валенки поверх зеленого спортивного зимнего костюма.
Хотя, надо признаться, после мороза под открытым небом я немножко оттаял.
Возле Долланского красновато тлела круглая электрическая плитка. Благодаря
ей здесь было не так холодно, как на улице.
Изредка до моего лица доносились порывы тепла. Тепло будто клочками
витало в сарайчике. Я улавливал очередной клочок тепла, проплывавший
где-нибудь рядом со мною, и окунал в него лицо. Так я покачивался на
месте, выполняя замысловатое упражнение. Словно эти клочки тепла, как
незримые наваждения, заставляли меня вращаться. Неожиданно я поймал себя
на мысли, что я вроде как покачиваюсь не по своей воле! Внутренне я
волевым усилием остановил свое туловище...
Мои вращения длились несколько секунд или может быть с минуту, но мне
показалось, что протекло гораздо больше времени. Однако Долланский всего
лишь успел прочесть записку.
Он отложил ее в сторону и спокойным и деловым тоном потребовал от
меня мои данные: возраст, болезни, домашний адрес. Фамилию он переписал
аккуратно из записки. Мой формуляр вскоре оказался заполнен.
- Это с вами? - обратился ко мне Долланский и кивнул на Вику.
- Да, в записке же указано...
- Знаю, знаю! - прервал меня Долланский. И он осмотрел Вику ласково.
Она даже засмущалась немного; глянув на меня, опустила глаза.
- Сережа, вы выйдите, пожалуйста, - сказал Долланский. - Нам надо
поговорить с дамой наедине. Женские секреты, знаете ли, должны делиться на
двух мужчин сегодня: что-то для мужа, а что-то и для доктора!
- Плох тот муж, который не знает всех секретов! - как-то неуверенно,
но постарался съязвить я, потому что обиделся!
- Однако плох тот муж, который знает все секреты! - воскликнул
Долланский, уловив мою обиду на лету.
- Это почему же? - остановился я у двери возмущенно.
- Муж, знающий все секреты, перестает быть только мужем! А доктор,
знающий все секреты женщины, перестает быть только доктором! - сказал
Долланский. Последнюю фразу он протянул как-то насладительно и
разулыбался, и покраснел немножко, и глянул на Вику... - Если не трудно,
все-таки, подождите нас на улице, - заключил он и промокнул свежим носовым
платком испарину на своем морщинистом лбу, что меня немало удивило! Откуда
ей, испарине, взяться в холодном сарайчике?
Я подчинился просьбе, тем более что Вика посмотрела на меня преданно
и доверчиво. Видимо, ей особенно по душе было то, что она воспринята
сегодня моею женою...
Как мне не хотелось, но мне пришлось покинуть сарайчик и снова
оказаться на крутом морозе во дворе. Я встал неподалеку от окошка.
Терпеливо наблюдал, как Вика оживленно беседовала с Долланским, последний,
почувствовав мое присутствие у окна, протянул свою мясистую руку к нему и
задвинул его белой шторкой! Теперь на ее светлом фоне раскачивались два
силуэта, видневшиеся по пояс. Меня обозлила подобная аудиенция Вики!
Силуэт Долланского почему-то приблизился к Вике: оба силуэта замысловато
перешептывались! Я топтался на месте, не спуская пристального взгляда с
них. Под моими ногами хрустел снег, словно пенопласт. Какая-то
искусственность во всей этой ситуации поражала меня.
Вдруг я расслышал где-то там, в глубине двора, за сарайчиком или
дальше, что кто-то перешептывался.
Потихонечку я выглянул за угол сарайчика: разглядеть ничего не
удавалось и расслышать тоже! И я решил приблизиться на несколько шагов к
шепоту.
Чтобы не хрустеть, мне приходилось по несколько секунд погружать
каждый ботинок в замерзший снег тропинки. Вскоре я спрятался в проем между
задней стенкой сарайчика и забором соседнего двора. Шепот оказался еще
дальше от меня, за поворотом забора. Теперь его хорошо было слышно, но,
как я понял, я попал на окончание разговора.
- Все, я тебе сказал. Он уже пришел, мне пора идти...
- Хорошо!.. Гы-гы-гы!.. Ой, Остап Моисеевич, минуточку! Чуть не
забыл!..
- Да, я здесь!
- Остап Моисеевич, а что я буду за это иметь? Я же могу и отказаться,
ежели... сами понимаете...
- Ладно. Девочку я тебе обещаю, хорошую! Худенькую!
- Из сорок пятой. Остап Моисеевич, из сорок пятой!
- Людку, что ль?
- Да-а, Остап Моисеевич, Людочку!
- Ладно, договорились!
- Остап Моисеевич! - послышался громкий голос с другого конца двора;
кажется, голос Долланского...
- Меня зовут заниматься. Адью, Купсик, до завтра! - отрезал Остап
Моисеевич.
- Адью, Остап Моисеевич, адью! - ответили ему.
"Купсик?!" - вспыхнуло у меня в памяти.
Тут произошло невероятное! Огромная птица пролетела пару кругов надо
мною и сарайчиком так низко, что от ее хлопанья крыльев меня несколько раз
обдало морозным ветром. Несмотря на холод, я пропотел! Ноги у меня
подкосились, сердце заклокотало, будто искало куда спрятаться, и
провалилось в живот! Черная фигура Остапа Моисеевича промелькнула мимо
меня; птица унеслась за соседний забор, и ее мощное расплескивание крыльев
стихло. Я стоял, плечом прислонившись к забору. В памяти еще сверкали
огненные глаза и когти страшной птицы. Где-то во дворе скрежетнула
металлической защелкой дверь...
- Сережа! - послышался взволнованный голос Вики.
"Вика, я совсем о ней забыл", - подумал я, оставаясь на месте.
- Сережа! - уже отчаянно выкрикнула Вика.
- Я здесь, иду! - хрипло отозвался я.
Возле сарайчика, пока я шел, вспыхнула кем-то зажженная лампа под
шляпообразным колпаком, и ее свет обнажил пол двора. Я вышел к сарайчику.
Вика бросилась ко мне.
- Ты что, обиделся? - первое, что спросила она, ласкаясь.
- Здесь кто-нибудь сейчас проходил? - обнимая Вику и отвечая на ее
ласки, все еще хриплым голосом спросил я. В горле у меня перехватило и
першило.
- Да. Долланский позвал в спортзал какого-то мужчину.
- А где Долланский? - поинтересовался я.
Но на этот вопрос ответила не Вика, а внезапно открывшаяся дверь в
кирпичном доме. Из-за нее выглянул Долланский.
- Молодые люди! - крикнул он в нашу сторону. - Проходите
переодеваться, мы скоро начинаем! - и тут же скрылся за дверью, захлопнув
ее за собою.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71