Что делает здесь тайно прибывший Тирон? Или за ним следует войско? Не могли же отношения между Майенной и Люсарой так быстро испортиться!
— Вы удивлены, что видите меня.
Роберт кивнул, доставая перчатки из-за пояса.
— Конечно, сир. В своих письмах вы никогда не упоминали, что можете появиться лично. И я согласен с вашими людьми: вы пошли на огромный риск, приехав сюда. — Роберт натянул перчатки на закоченевшие руки. — Почему вы так поступили?
Тирон ответил ему твердым взглядом.
— Я решил, что пора нам встретиться. Пора мне увидеть вас самому, раз уж я так на вас полагаюсь. — Тирон пожал плечами. — А еще я хотел своими глазами взглянуть на колдуна.
Роберт слушал его, не веря ни единому слову.
— Теперь вы видели меня, сир. Мы встретились. Стоил ли того риск?
Взгляд Тирона стал жестким.
— Чего вы ждете? Или вы хотели, чтобы я явился сюда и сам задал вам этот вопрос? Вам это было нужно, прежде чем вы наконец начнете действовать? Клянусь кровью Серинлета, Данлорн! Что еще должен я совершить, что все мы должны совершить, чтобы вы выступили против моего племянника?
Роберт снова нахмурил брови.
— Разве что-то изменилось?
— Скажите мне, когда вы планируете выступить.
— Нет, — подняв руку, чтобы смягчить свой ответ, Роберт сделал шаг вперед. — Простите меня, сир, но вы же знаете, что этого я не могу сказать.
— Почему? Как могу я чем-то угрожать вашим планам, а? — Тирон покачал головой и отвел глаза, с трудом сдерживая гнев. — Вы испытываете мое терпение своими уклончивыми ответами, своими загадками и бесконечными призывами верить вам.
— Разве я до сих пор чем-то вас подвел? — Роберт затаил дыхание. Так много зависит от доброго отношения этого человека! Если Люсара хочет выжить, ей нужно сохранять мир с Майенной. До сих пор Тирон был готов сотрудничать с ним, не посылать свое войско через границу и не реагировать слишком поспешно на провокации. — Сир, если что-то изменилось, вы должны сказать мне об этом, чтобы я...
— Скажите, — ровным голосом, глядя на раскинувшуюся внизу долину, спросил Тирон, — что вы знаете о моем племяннике?
— В каком отношении? — Роберт прогнал воспоминания о недавней встрече с Кенриком и об ужасной судьбе, которая чуть не постигла Хелен.
— В отношении его женитьбы на моей дочери.
— Что! — Роберт выдохнул это слово с таким ужасом, что Тирон сразу перевел на него взгляд. В глазах короля промелькнул страх, который он поспешно постарался скрыть. — Вы не можете говорить серьезно! Вы хотите дать согласие на брак Оливии с Кенриком? Но...
— Вы уклоняетесь от ответа! — рявкнул Тирон. — Я уже потерял двоих сыновей и совсем не хочу потерять последнего! Если я позволю Кенрику заполучить Оливию, я, по крайней мере, смогу надеяться, что мой единственный оставшийся в живых сын доживет до совершеннолетия!
— Вы обречете его на смерть, Тирон, вы знаете это не хуже меня! Кенрик мечтает о Майенне, как мечтал ваш брат, только молодой хищник достаточно умен, чтобы постараться получить ее ценой всего трех жизней, а не тысяч. Не можете же вы думать о том, чтобы отказаться от нашего договора!
— Так вы намерены вскоре выступить? — Да!
— Когда?
Роберт сжал губы: большего он сказать не мог.
Тирон молча посмотрел на него, потом медленно кивнул.
— Хорошо. У вас есть три месяца. Если к тому времени вы не предпримете недвусмысленных действий, я приму свои меры. Отдам ли я вашему королю свою дочь или предпочту захватить Люсару, будет зависеть исключительно от вас.
— Каким образом? — в ужасе прошептал Роберт.
— Или вы уничтожите угрозу моей семье и моей стране, или это сделаю я. Выбор за вами. Но предупреждаю: я желаю видеть доказательства того, что это вам под силу. — Тирон помолчал и тихо добавил: — В тот день, когда будет убит мой сын, я объявлю войну Люсаре, и никакие ваши мольбы на этот раз меня не остановят. Я ясно выразился?
— Да, сир. — Роберт ничего больше не мог сказать. Его заверения не вернут этому человеку двоих погибших сыновей. — Но умоляю вас: не начинайте вторжения.
— Вы? Умоляете? Роберт поднял голову.
— Моя страна может казаться вам слабой и беззащитной, но народ не забыл, кто дал Селару войско для завоевания Люсары. Вы можете накликать большее бедствие, чем то, которое хотите предотвратить.
Глаза Тирона сузились.
— Вы осмеливаетесь угрожать?
— Это не угроза, сир. — Роберт закутался в плащ, собираясь уйти. — Я знаю свой народ. Все, что нужно, чтобы воспламенить его дух, — появление завоевателя; в этом случае кровопролитие будет гораздо ужаснее того, что мог вызвать ваш брат. Если вы цените мир, не повторяйте его ошибки. — Когда Тирон ничего не ответил, Роберт низко поклонился. — Я надеюсь, что ваше путешествие домой будет безопасным. Прощайте, сир. — С этими словами Роберт повернулся и двинулся вокруг амбара: он знал, что где-то там ждут солдаты с его конем.
Три месяца, или разразится беда. Из огня да в полымя... Что ж, по крайней мере выбора теперь у него нет.
Глава 21
— О боги, Финлей, как же тут все заброшено!
— А я как раз думал о том, что замок выглядит лучше, чем я помнил... Впрочем, на земле много снега, наверняка он многое скрывает.
Когда Дженн ничего не ответила, он искоса бросил на нее взгляд. Дженн стояла на холме, откуда открывался вид на се прежний дом, рассеянно поглаживая нос своего коня. Неяркое послеполуденное солнце делало ее глаза темными и печальными.
В этой части страны ей приходилось путешествовать с особой осторожностью. И так уже слишком много легенд ходило о ее судьбе, и Дженн вовсе не стремилась их умножать. Поэтому она была одета как мальчик, спрятав заплетенные в косу волосы под шапкой или, как сейчас, под поднятым капюшоном плаща. Издали ее с ее миниатюрной фигуркой вполне можно было принять за подростка.
За последние годы Финлей начал думать, что как раз в этом и заключается ее величайшее умение: создавать иллюзии. До того как они повстречались, Дженн была бродячей сказительницей, сочинявшей мифы и легенды для любого, кто пожелал бы ее слушать. Теперь же ее иллюзии были столь многослойны, что Финлей сомневался: а знает ли она сама, где кончается правда и начинается ложь?
Он снова повернулся к развалинам, бросавшим длинные бледные тени на раскинувшийся по берегу озера лес. Озеро было покрыто льдом, а вдоль фундамента замка, там, где когда-то поднимались гордые стены, теперь из-под снега торчали лишь сорняки. Повсюду виднелись странной формы сугробы, скрывающие развалины, и лишь главная башня, как часовой, высилась над запустением.
Трудно было поверить, что когда-то тут все кипело жизнью, что однажды, четырнадцать лет назад, замок был окружен малахи, притворившимися гильдийцами, под командой Нэша, что Роберт, подчинившись пророчеству, воспользовался Словом Уничтожения и снес все вокруг на расстоянии полулиги.
Трудно было поверить, что с тех пор прошло так много времени...
Финлей невольно вернулся мыслями к Роберту; он думал о брате ежедневно с тех пор, как месяц назад они расстались в предгорьях Голета. Его мучили и тревожили все те же вопросы, не оставляя ни минуты покоя.
Что задумал Роберт? Когда все начнется?
И что произойдет?
Дженн он ничего не стал говорить. Конечно, он рассказал ей о спасении Хелен, сообщил, что Роберт выглядит здоровым и сильным, — но и только. Да он и сомневался, пожелает ли Дженн узнать больше.
— Ты уверена, что мысль привезти сюда Эндрю была удачной? — начал Финлей. — Не кажется ли тебе, что он может...
— Может что? — выдохнула Дженн, оборачиваясь к нему. — Может усомниться в своей слепой вере в Роберта?
— Демонстрация могущества Слова к такому не приведет. Неужели ты именно этого и хотела бы добиться? Разве нельзя позволить мальчику верить в собственного отца?
— Прошу тебя, — устало ответила Дженн, — не начинай все снова. Нельзя ли хоть сейчас не затрагивать эту тему?
Финлей не стал скрывать своего искреннего огорчения.
— Как пожелаешь. Поехали, иначе мы можем с ними разминуться. И я не хочу, чтобы ты оставалась здесь на виду дольше, чем необходимо.
Мика понимал, что сейчас никакой роли в событиях играть не может; он лишь зачарованно следил за Эндрю, когда тот бросил первый взгляд на Элайту, место, где он родился, во всем сомнительном его великолепии.
Эндрю задавал удивительно мало вопросов, лишь поинтересовался некоторыми подробностями: где какое здание раньше стояло.
Мике казалось, что Финлей несколько рассеян — а может быть, он, как и сам Мика, заново переживал события, которые тогда собрали их всех в Элайте.
Здесь родился Эндрю, и здесь, всего через несколько мгновений, Роберт произнес Слово Уничтожения. Как тогда сказал Маккоули? Что не бывало рождения, отмеченного столькими предзнаменованиями?
Финлей встретился глазами с Микой, но тут же отвел взгляд. В выражении его лица было что-то, что заставило Мику нахмуриться, хотя сначала он и промолчал. Однако когда Дженн повела Эндрю к берегу озера, Мика коснулся руки Финлея, останавливая его.
— Вы хотите мне что-то сообщить?
— Да, нам нужно поговорить. Давай разобьем лагерь, пока Дженн оживляет для Эндрю прошлое.
Хотя теперь в глазах Финлея светилась улыбка, она не успокоила Мику. Пока Дженн и Эндрю, снова сев на коней и вернувшись к главной башне, оглядывали окрестности, мужчины в молчании двинулись к дальнему берегу озера, где по краю расселины тянулся лес. Молодой сосняк переходил в чащу старых дубов и вязов. В сгущающихся сумерках Финлей нашел в самой глубине небольшую полянку; неподалеку протекала узкая речушка.
По-прежнему не говоря ни слова, Финлей привязал коня и принялся собирать хворост. Мика помогал ему, пока они не собрали достаточно дров для костра. Финлей воспользовался колдовской силой, чтобы разжечь огонь, и сердце Мики замерло, когда его спутник повернулся к нему.
Финлей сунул руку за пазуху и достал сложенный в несколько раз лист бумаги. Нерешительно протянув его Мике, он сказал:
— Мне очень жаль, Мика... Мне не хотелось просто переслать это тебе. Я решил, что будет лучше, если ты узнаешь от...
Мика взял письмо, но не развернул его. Он просто не мог. Пальцы отказывались ему повиноваться.
— От кого?..
— Письмо от Даррила, твоего брата. Ваш отец...
— Проклятие... — прошептал Мика, отворачиваясь. Пламя костра просвечивало лист насквозь, и Мика уже не мог не читать. Слова были ясными, Даррил сообщал подробности, но смысл так и не доходил до Мики.
Он ведь пытался... Почти всю свою жизнь он пытался заставить отца понять, почему он ведет ту жизнь, которую ведет, сначала рядом с Робертом, потом рядом с Эндрю. Однако Дэвид Маклин был человеком строгих принципов, а Роберт, на его взгляд, нарушал их все. То же самое он думал и о Мике.
Знание, что отец умер, все так же разочарованный в младшем сыне, легло на сердце Мики холодной тяжестью.
— Я очень огорчен этим известием, Мика, — донесся до него из сгущающейся темноты голос Финлея.
— Я тоже, — ответил Мика, неожиданно порадовавшись наступившей ночи.
В ней он мог спрятаться от всего.
— Ты уверена, что войти внутрь не опасно?
Эндрю помедлил на пороге, вглядываясь в темноту. Его голос отразился от стен, которые, казалось, отстояли на много лиг. Ни единый проблеск лунного света не озарял огромного помещения.
Эндрю ощутил руку у себя на спине.
— Иди вперед, только осторожно ставь ноги. Справа начинается лестница, ведущая на второй этаж, но она не так близко, чтобы ты споткнулся о ступени. Слева в конце зала дверь и за ней короткий коридор. Там находился кабинет моего отца, только теперь ничего не сохранилось.
Эндрю осторожно вошел в огромный зал, внимательно прислушиваясь — не раздастся ли звук, которого не должно было бы быть. Пугала его не темнота, скорее история этого места.
Эндрю поежился.
— Тебе холодно?
Эндрю пошарил в темноте, нашел руку матери и сжал ее. Он почти ничего не видел, но все равно повернулся в ее сторону.
— Ты бывала здесь после того, как все было разрушено?
— Да, один раз. Четыре года назад, по пути в Мейтленд на встречу с тобой.
— И как ты себя чувствовала?
Эндрю услышал, как судорожно вздохнула Дженн.
— Что ты имеешь в виду?
Эндрю сделал несколько осторожных шагов вперед, не выпуская ее руки.
— Ты в детстве... вела такую странную жизнь.
— Не более странную, чем веду, став взрослой.
Эндрю улыбнулся, услышав в ее голосе смех.
— Тебе было всего три года, когда Нэш похитил тебя и отвез в Шан Мосс, в ту гостиницу, которая потом сгорела. А через четырнадцать лет ты повстречалась с Финлеем, и Микой, и герцогом Робертом, стала колдуньей, и они привезли тебя сюда, и твой отец радостно тебя принял...
— Да. — Эндрю по-прежнему слышал улыбку в ее голосе, и это его радовало. — Он был поражен и сначала не поверил... но держался великолепно. — Хотя в гостинице мне жилось хорошо, Якоб заставил меня почувствовать себя любимой и желанной — а это для меня значило очень много.
— Расскажи мне о Якобе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
— Вы удивлены, что видите меня.
Роберт кивнул, доставая перчатки из-за пояса.
— Конечно, сир. В своих письмах вы никогда не упоминали, что можете появиться лично. И я согласен с вашими людьми: вы пошли на огромный риск, приехав сюда. — Роберт натянул перчатки на закоченевшие руки. — Почему вы так поступили?
Тирон ответил ему твердым взглядом.
— Я решил, что пора нам встретиться. Пора мне увидеть вас самому, раз уж я так на вас полагаюсь. — Тирон пожал плечами. — А еще я хотел своими глазами взглянуть на колдуна.
Роберт слушал его, не веря ни единому слову.
— Теперь вы видели меня, сир. Мы встретились. Стоил ли того риск?
Взгляд Тирона стал жестким.
— Чего вы ждете? Или вы хотели, чтобы я явился сюда и сам задал вам этот вопрос? Вам это было нужно, прежде чем вы наконец начнете действовать? Клянусь кровью Серинлета, Данлорн! Что еще должен я совершить, что все мы должны совершить, чтобы вы выступили против моего племянника?
Роберт снова нахмурил брови.
— Разве что-то изменилось?
— Скажите мне, когда вы планируете выступить.
— Нет, — подняв руку, чтобы смягчить свой ответ, Роберт сделал шаг вперед. — Простите меня, сир, но вы же знаете, что этого я не могу сказать.
— Почему? Как могу я чем-то угрожать вашим планам, а? — Тирон покачал головой и отвел глаза, с трудом сдерживая гнев. — Вы испытываете мое терпение своими уклончивыми ответами, своими загадками и бесконечными призывами верить вам.
— Разве я до сих пор чем-то вас подвел? — Роберт затаил дыхание. Так много зависит от доброго отношения этого человека! Если Люсара хочет выжить, ей нужно сохранять мир с Майенной. До сих пор Тирон был готов сотрудничать с ним, не посылать свое войско через границу и не реагировать слишком поспешно на провокации. — Сир, если что-то изменилось, вы должны сказать мне об этом, чтобы я...
— Скажите, — ровным голосом, глядя на раскинувшуюся внизу долину, спросил Тирон, — что вы знаете о моем племяннике?
— В каком отношении? — Роберт прогнал воспоминания о недавней встрече с Кенриком и об ужасной судьбе, которая чуть не постигла Хелен.
— В отношении его женитьбы на моей дочери.
— Что! — Роберт выдохнул это слово с таким ужасом, что Тирон сразу перевел на него взгляд. В глазах короля промелькнул страх, который он поспешно постарался скрыть. — Вы не можете говорить серьезно! Вы хотите дать согласие на брак Оливии с Кенриком? Но...
— Вы уклоняетесь от ответа! — рявкнул Тирон. — Я уже потерял двоих сыновей и совсем не хочу потерять последнего! Если я позволю Кенрику заполучить Оливию, я, по крайней мере, смогу надеяться, что мой единственный оставшийся в живых сын доживет до совершеннолетия!
— Вы обречете его на смерть, Тирон, вы знаете это не хуже меня! Кенрик мечтает о Майенне, как мечтал ваш брат, только молодой хищник достаточно умен, чтобы постараться получить ее ценой всего трех жизней, а не тысяч. Не можете же вы думать о том, чтобы отказаться от нашего договора!
— Так вы намерены вскоре выступить? — Да!
— Когда?
Роберт сжал губы: большего он сказать не мог.
Тирон молча посмотрел на него, потом медленно кивнул.
— Хорошо. У вас есть три месяца. Если к тому времени вы не предпримете недвусмысленных действий, я приму свои меры. Отдам ли я вашему королю свою дочь или предпочту захватить Люсару, будет зависеть исключительно от вас.
— Каким образом? — в ужасе прошептал Роберт.
— Или вы уничтожите угрозу моей семье и моей стране, или это сделаю я. Выбор за вами. Но предупреждаю: я желаю видеть доказательства того, что это вам под силу. — Тирон помолчал и тихо добавил: — В тот день, когда будет убит мой сын, я объявлю войну Люсаре, и никакие ваши мольбы на этот раз меня не остановят. Я ясно выразился?
— Да, сир. — Роберт ничего больше не мог сказать. Его заверения не вернут этому человеку двоих погибших сыновей. — Но умоляю вас: не начинайте вторжения.
— Вы? Умоляете? Роберт поднял голову.
— Моя страна может казаться вам слабой и беззащитной, но народ не забыл, кто дал Селару войско для завоевания Люсары. Вы можете накликать большее бедствие, чем то, которое хотите предотвратить.
Глаза Тирона сузились.
— Вы осмеливаетесь угрожать?
— Это не угроза, сир. — Роберт закутался в плащ, собираясь уйти. — Я знаю свой народ. Все, что нужно, чтобы воспламенить его дух, — появление завоевателя; в этом случае кровопролитие будет гораздо ужаснее того, что мог вызвать ваш брат. Если вы цените мир, не повторяйте его ошибки. — Когда Тирон ничего не ответил, Роберт низко поклонился. — Я надеюсь, что ваше путешествие домой будет безопасным. Прощайте, сир. — С этими словами Роберт повернулся и двинулся вокруг амбара: он знал, что где-то там ждут солдаты с его конем.
Три месяца, или разразится беда. Из огня да в полымя... Что ж, по крайней мере выбора теперь у него нет.
Глава 21
— О боги, Финлей, как же тут все заброшено!
— А я как раз думал о том, что замок выглядит лучше, чем я помнил... Впрочем, на земле много снега, наверняка он многое скрывает.
Когда Дженн ничего не ответила, он искоса бросил на нее взгляд. Дженн стояла на холме, откуда открывался вид на се прежний дом, рассеянно поглаживая нос своего коня. Неяркое послеполуденное солнце делало ее глаза темными и печальными.
В этой части страны ей приходилось путешествовать с особой осторожностью. И так уже слишком много легенд ходило о ее судьбе, и Дженн вовсе не стремилась их умножать. Поэтому она была одета как мальчик, спрятав заплетенные в косу волосы под шапкой или, как сейчас, под поднятым капюшоном плаща. Издали ее с ее миниатюрной фигуркой вполне можно было принять за подростка.
За последние годы Финлей начал думать, что как раз в этом и заключается ее величайшее умение: создавать иллюзии. До того как они повстречались, Дженн была бродячей сказительницей, сочинявшей мифы и легенды для любого, кто пожелал бы ее слушать. Теперь же ее иллюзии были столь многослойны, что Финлей сомневался: а знает ли она сама, где кончается правда и начинается ложь?
Он снова повернулся к развалинам, бросавшим длинные бледные тени на раскинувшийся по берегу озера лес. Озеро было покрыто льдом, а вдоль фундамента замка, там, где когда-то поднимались гордые стены, теперь из-под снега торчали лишь сорняки. Повсюду виднелись странной формы сугробы, скрывающие развалины, и лишь главная башня, как часовой, высилась над запустением.
Трудно было поверить, что когда-то тут все кипело жизнью, что однажды, четырнадцать лет назад, замок был окружен малахи, притворившимися гильдийцами, под командой Нэша, что Роберт, подчинившись пророчеству, воспользовался Словом Уничтожения и снес все вокруг на расстоянии полулиги.
Трудно было поверить, что с тех пор прошло так много времени...
Финлей невольно вернулся мыслями к Роберту; он думал о брате ежедневно с тех пор, как месяц назад они расстались в предгорьях Голета. Его мучили и тревожили все те же вопросы, не оставляя ни минуты покоя.
Что задумал Роберт? Когда все начнется?
И что произойдет?
Дженн он ничего не стал говорить. Конечно, он рассказал ей о спасении Хелен, сообщил, что Роберт выглядит здоровым и сильным, — но и только. Да он и сомневался, пожелает ли Дженн узнать больше.
— Ты уверена, что мысль привезти сюда Эндрю была удачной? — начал Финлей. — Не кажется ли тебе, что он может...
— Может что? — выдохнула Дженн, оборачиваясь к нему. — Может усомниться в своей слепой вере в Роберта?
— Демонстрация могущества Слова к такому не приведет. Неужели ты именно этого и хотела бы добиться? Разве нельзя позволить мальчику верить в собственного отца?
— Прошу тебя, — устало ответила Дженн, — не начинай все снова. Нельзя ли хоть сейчас не затрагивать эту тему?
Финлей не стал скрывать своего искреннего огорчения.
— Как пожелаешь. Поехали, иначе мы можем с ними разминуться. И я не хочу, чтобы ты оставалась здесь на виду дольше, чем необходимо.
Мика понимал, что сейчас никакой роли в событиях играть не может; он лишь зачарованно следил за Эндрю, когда тот бросил первый взгляд на Элайту, место, где он родился, во всем сомнительном его великолепии.
Эндрю задавал удивительно мало вопросов, лишь поинтересовался некоторыми подробностями: где какое здание раньше стояло.
Мике казалось, что Финлей несколько рассеян — а может быть, он, как и сам Мика, заново переживал события, которые тогда собрали их всех в Элайте.
Здесь родился Эндрю, и здесь, всего через несколько мгновений, Роберт произнес Слово Уничтожения. Как тогда сказал Маккоули? Что не бывало рождения, отмеченного столькими предзнаменованиями?
Финлей встретился глазами с Микой, но тут же отвел взгляд. В выражении его лица было что-то, что заставило Мику нахмуриться, хотя сначала он и промолчал. Однако когда Дженн повела Эндрю к берегу озера, Мика коснулся руки Финлея, останавливая его.
— Вы хотите мне что-то сообщить?
— Да, нам нужно поговорить. Давай разобьем лагерь, пока Дженн оживляет для Эндрю прошлое.
Хотя теперь в глазах Финлея светилась улыбка, она не успокоила Мику. Пока Дженн и Эндрю, снова сев на коней и вернувшись к главной башне, оглядывали окрестности, мужчины в молчании двинулись к дальнему берегу озера, где по краю расселины тянулся лес. Молодой сосняк переходил в чащу старых дубов и вязов. В сгущающихся сумерках Финлей нашел в самой глубине небольшую полянку; неподалеку протекала узкая речушка.
По-прежнему не говоря ни слова, Финлей привязал коня и принялся собирать хворост. Мика помогал ему, пока они не собрали достаточно дров для костра. Финлей воспользовался колдовской силой, чтобы разжечь огонь, и сердце Мики замерло, когда его спутник повернулся к нему.
Финлей сунул руку за пазуху и достал сложенный в несколько раз лист бумаги. Нерешительно протянув его Мике, он сказал:
— Мне очень жаль, Мика... Мне не хотелось просто переслать это тебе. Я решил, что будет лучше, если ты узнаешь от...
Мика взял письмо, но не развернул его. Он просто не мог. Пальцы отказывались ему повиноваться.
— От кого?..
— Письмо от Даррила, твоего брата. Ваш отец...
— Проклятие... — прошептал Мика, отворачиваясь. Пламя костра просвечивало лист насквозь, и Мика уже не мог не читать. Слова были ясными, Даррил сообщал подробности, но смысл так и не доходил до Мики.
Он ведь пытался... Почти всю свою жизнь он пытался заставить отца понять, почему он ведет ту жизнь, которую ведет, сначала рядом с Робертом, потом рядом с Эндрю. Однако Дэвид Маклин был человеком строгих принципов, а Роберт, на его взгляд, нарушал их все. То же самое он думал и о Мике.
Знание, что отец умер, все так же разочарованный в младшем сыне, легло на сердце Мики холодной тяжестью.
— Я очень огорчен этим известием, Мика, — донесся до него из сгущающейся темноты голос Финлея.
— Я тоже, — ответил Мика, неожиданно порадовавшись наступившей ночи.
В ней он мог спрятаться от всего.
— Ты уверена, что войти внутрь не опасно?
Эндрю помедлил на пороге, вглядываясь в темноту. Его голос отразился от стен, которые, казалось, отстояли на много лиг. Ни единый проблеск лунного света не озарял огромного помещения.
Эндрю ощутил руку у себя на спине.
— Иди вперед, только осторожно ставь ноги. Справа начинается лестница, ведущая на второй этаж, но она не так близко, чтобы ты споткнулся о ступени. Слева в конце зала дверь и за ней короткий коридор. Там находился кабинет моего отца, только теперь ничего не сохранилось.
Эндрю осторожно вошел в огромный зал, внимательно прислушиваясь — не раздастся ли звук, которого не должно было бы быть. Пугала его не темнота, скорее история этого места.
Эндрю поежился.
— Тебе холодно?
Эндрю пошарил в темноте, нашел руку матери и сжал ее. Он почти ничего не видел, но все равно повернулся в ее сторону.
— Ты бывала здесь после того, как все было разрушено?
— Да, один раз. Четыре года назад, по пути в Мейтленд на встречу с тобой.
— И как ты себя чувствовала?
Эндрю услышал, как судорожно вздохнула Дженн.
— Что ты имеешь в виду?
Эндрю сделал несколько осторожных шагов вперед, не выпуская ее руки.
— Ты в детстве... вела такую странную жизнь.
— Не более странную, чем веду, став взрослой.
Эндрю улыбнулся, услышав в ее голосе смех.
— Тебе было всего три года, когда Нэш похитил тебя и отвез в Шан Мосс, в ту гостиницу, которая потом сгорела. А через четырнадцать лет ты повстречалась с Финлеем, и Микой, и герцогом Робертом, стала колдуньей, и они привезли тебя сюда, и твой отец радостно тебя принял...
— Да. — Эндрю по-прежнему слышал улыбку в ее голосе, и это его радовало. — Он был поражен и сначала не поверил... но держался великолепно. — Хотя в гостинице мне жилось хорошо, Якоб заставил меня почувствовать себя любимой и желанной — а это для меня значило очень много.
— Расскажи мне о Якобе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76