Если по каким-либо причинам основной дневник будет утерян, эти сведения не должны были пропасть втуне.
Перед тем как уснуть в ту ночь, когда они вернулись с Канала Черепов, двеллер набросал краткий обзор событий, которые намеревался отразить потом в дневнике. Великий магистр всегда учил его составлять план того, что он собирался написать. И вот все было хорошенько обдумано, задачи поставлены, но у Джага просто не хватало времени и сил их выполнить.
Сейчас он поднял голову от незаконченной работы: Двеллер заснул, сидя за рабочим столом.
– Так ты проснулся? – сказал Рейшо. – Тогда я тебе поесть приготовлю.
Тем временем Джаг, как он делал несколько раз на дню и уж непременно после утреннего пробуждения, снял висевший на его шее кожаный мешочек и, открыв его, вынул камни, составлявшие часть Книги Времени, чтобы в очередной раз как можно внимательнее к ним приглядеться.
При свете дня два синих камня блестели еще ярче. Двеллер впервые осмотрел их, как только они вернулись в дом Шарца, и обнаружил, что на каждом из них имелись неглубокие прорези, чем-то напоминающие канавки со скошенными под разными углами краями. Предположив, что они необходимы для соединения камней друг с другом, Джаг неоднократно пытался проделать эту операцию, но его усилия так и не увенчались успехом.
Канавки эти представляли собой еще одну загадку, бросавшую вызов его сообразительности. Несомненно, к чему-то они должны были подходить или что-то должно было подходить к ним.
Двеллер опустил камни обратно в мешочек, укоряя самого себя за излишнюю подозрительность. Ну кто был в состоянии их украсть, если их и в руки-то взять, кроме него, никто не мог? Джагу до сих пор не была известна причина этого удивительного феномена.
Один раз, когда он оставил камни в мешочке на рабочем столе, Рейшо, рассматривавший рисунки в дневнике Джага, чтобы освежить память и, как просил двеллер, добавить подробностей для его записей, попытался отодвинуть мешочек в сторону. Даже этого он сделать не сумел. Дальнейшие опыты показали, что, когда в мешочке камней не было, брать его в руки мог кто угодно, а вот с камнями внутри это удавалось только Джагу.
– Джаг! Ну же, книгочей, давай поднимайся.
– Я уже проснулся, – отозвался двеллер.
– Знаю, но ты еще не встал. Ты сам мне велел убедиться, встал ты или нет. – Голос у молодого матроса был виноватый. – Я и так уже дал тебе поспать больше, чем ты меня просил.
Поспать больше? У него было слишком много дел, чтобы тратить столько времени на сон. Джаг встал из-за стола, проверив, не оставил ли на нем открытой чернильницы. Вчера он пролил чернила на только что законченную работу, и ему пришлось потратить пару часов, чтобы переписать все заново. Повторять свою ошибку во второй раз ему не хотелось.
– Я закрыл твою чернильницу утром, когда заметил, что ты заснул, – сообщил Рейшо.
– Очень любезно, с твоей стороны, – отозвался двеллер.
Он тоже чувствовал себя виноватым – получалось, он не мог даже сам о себе позаботиться, а работы сейчас хватало для всех. Рейшо мог бы помогать Крафу готовить припасы для путешествия в Дымящиеся болота, а вместо этого волшебник попросил матроса приглядеть за Джагом.
– Что предпочитаешь сегодня на завтрак?
– Да мне, в общем-то, есть не особенно и хочется.
Действительно, в последние пару дней аппетит у Джага, что казалось просто невероятным для обожающих покушать двеллеров, совершенно пропал. В Хранилище Всех Известных Знаний, когда попадалась задача, которая целиком его поглощала, с ним происходило то же самое. В такие моменты Великий магистр обычно старался раз или два в день заставлять Джага поесть едва ли не насильно.
– А все же тебе придется что-то съесть, а то Джессалин от меня не отвяжется.
– Тогда бутерброд, все равно с чем.
Двеллер прищурился, глядя в окно. От яркого солнца у него болели глаза. Вдруг он понял, что солнце не с той стороны, где ему положено было находиться утром.
– А который нынче час? – осведомился он.
Рейшо подошел к пузатой печке и снял с нее тяжелую чугунную сковородку.
– Не буду я тебя бутербродами кормить. Джессалин это не понравится, да и я сам считаю, что есть всухомятку никуда не годится. А день уже к вечеру клонится.
– К вечеру! – Немало ошеломленный этим известием, Джаг повернулся к матросу. – Я же тебе сказал, что мне утром надо встать! – рассерженно сказал он.
Рейшо встретил взгляд двеллера и, нахмурившись, скрестил руки на широкой груди.
– Ты мой друг, книгочей, но прислугой я к тебе не нанимался. А если хочешь вставать утром, так не засиживайся до самого утра. Сложно встать с постели, прежде чем в нее уляжешься.
Джаг с раскаянием осознал, что молодой матрос совершенно прав.
– Прости. Я знаю, что не ты в этом виноват. Тебе вообще не следовало во все это впутываться.
Уже более мягким голосом Рейшо произнес:
– А вот на этот счет ты ошибаешься. Ты мой друг, и вся эта удивительная заварушка каким-то образом завязана вокруг тебя. Вот и первая причина мне в нее вмешаться. А вторая в том, что Рассветные Пустоши – мой дом, во всяком случае, когда я не на «Ветрогоне» нахожусь. Это единственный дом, который я помню. А негодяи, что пытаются заполучить Книгу Времени, это ведь они отвечают за то, что на мой родной дом напали, а многих моих друзей убили. Вот я и собираюсь с ними рассчитаться, как только мы с ними встретимся. – Рейшо ухмыльнулся. – А потом, каким еще способом я смогу прославить в веках свое имя?
Двеллер посмотрел на друга, и его охватила тревога. Он знал, что бесшабашный молодой матрос не остановится ни перед какой смертельной опасностью.
– Рейшо, ты ведь знаешь, что большинство героев в легендах не остаются в живых, верно ведь? И большинство из них умерли отнюдь не от старости.
Матрос пожал плечами.
– Ну, я покойником покамест становиться не собираюсь. По-моему, куда лучше сделаться легендой, пока ты жив и можешь от души этим наслаждаться.
– Мне кажется, ты не совсем понимаешь, что нас ожидает.
Смуглое лицо Рейшо внезапно стало серьезным.
– Вовсе нет. Я знаю, что нам предстоит, книгочей. Я, может, и не умею читать да писать, но слушать, когда вы все между собой разговариваете, – это я в состоянии. Так что я и слушаю, когда ты говоришь, или Джессалин, или Кобнер, а особенно когда Краф говорит, потому что он столько знает всяких удивительных вещей, что тут никак не отвлечешься. – Он нахмурился. – Вот если невнимательно его слушать, так очень даже просто жабой можно очутиться, а мне это совсем ни к чему.
Молодой матрос откашлялся и продолжил:
– Я, может, и не так много приключений повидал, как все вы, но прекрасно чую, когда дело плохо и когда опасность впереди. Но опасность-то для меня – дело привычное, сам знаешь, редко когда по ровной да гладкой дорожке к цели дойти удается. Или тебе известно что-то, чего не знаю я?
– Нет.
– Ну вот, чего тут еще говорить?
– Еще раз извини, что недооценил тебя, Рейшо. Просто это ведь я отвечаю за то, чтобы во всем этом разобраться.
– Ты библиотекарь, Джаг. Тебе по штату положено во всем разбираться. Это тебе на роду написано, как вот мне, например, – драться. Ты тревожишься, потому что кое-что тебе еще не ясно. А мне, наоборот, неизвестность куда больше по душе. Без этого жизнь скучной становится.
– Да, меня неизвестность пугает, – согласился двеллер. Ладонь его невольно коснулась висевшего на шее кожаного мешочка. – А поскольку никто к этим камням даже притронуться не может, то я, получается, еще больше несу ответственность за происходящее. И не вправе допустить ошибку.
– Я тебе тогда открою, о чем мало кто догадывается. – Рейшо понизил голос. – Я тоже часто чего-нибудь боюсь.
Джага это в самом деле удивило. За два года их знакомства он не замечал, чтобы молодой матрос чего-нибудь пугался. Если б его кто спросил, как выглядит бесстрашие, он без колебаний указал бы на Рейшо.
– Ты?
– Да, я. Я тебе об этом сейчас говорю, но только все между нами должно остаться, больше я никому в таком ни в жизнь не признаюсь.
– Ты же ничего не боишься! Когда мы пробрались на гоблинскую шхуну в гавани Келлох, ты не боялся.
– А вот и боялся. Больше всего того, что не выполню поручение капитана Аттикуса.
– И на корабле этом во время битвы с гоблинами, когда Эртономус Дрон меня поймал, ты один ему бросил вызов.
– А что мне еще оставалось делать? Я боялся тебя потерять. Мы с тобой деловые партнеры, книгочей. У меня никогда раньше не было делового партнера – я вообще никогда ни с кем ничего важного не делил. – Рейшо покачал головой, будто сам был удивлен собственной искренностью. – Понимаешь, когда у тебя нет семьи, не с кем разделить ответственность за ошибки, которые допускаешь. Каждая ошибка только твоя собственная, и они все на тебя наваливаются и душат. А с тобой я будто впервые в жизни чувствую себя совсем по-другому.
Молодой матрос пожал плечами.
– Ну, по крайней мере теперь я куда меньше боюсь совершить ошибку. – Он помедлил, глядя на друга. – Не знаю, понимаешь ли ты.
– Кажется, понимаю, – сказал Джаг. – Я много слов знаю и много книг прочитал, но я бы так хорошо про все это вряд ли мог бы сказать.
– Я просто хотел тебя подбодрить. Я вижу, как ты корпишь над книжками, и знаю, что ты страшно боишься ошибиться. Но мы все боимся, и я, и Кобнер, и Джессалин. И даже старина Краф, хотя он скорее удавится, чем признается в этом.
Джаг знал, что тут Рейшо прав: старый волшебник ни за что на свете не признался бы в том, что боится. Но он и еще много в чем бы не признался.
– Ты слишком долго, думается мне, боролся со страхами в одиночку, – продолжал молодой матрос. – Потому, небось, и удрал из Рассветных Пустошей. И потому не говорил никогда с Великим магистром о том, что хочешь устроить школы и выпустить книги в мир. Ты ведь разочаровать его боялся, верно? Но ведь Великий магистр… он тебя любит. Может, ты его и разочаруешь в чем, но любить он тебя от того не перестанет, и ни от чего другого тоже не перестанет. Я ж вижу, что он страшно тобой гордится. Вот поэтому, когда он сам и Рассветные Пустоши в беде оказались, Великий магистр выбрал именно тебя для того, чтобы разобраться вместо него с этой задачкой.
– А вдруг он ошибся? – прошептал двеллер. – Вдруг я не смогу найти ее решение? Вдруг я не придумаю, как спасти Великого магистра?
– Единственное, в чем ты можешь его подвести, – сказал Рейшо необычайно серьезно, – это не сделать того, на что способен. Великий магистр только этого от тебя ожидает, и ничего другого. Он в тебя верит, так что тебе тоже следует верить в себя.
Пристыженный и чрезвычайно тронутый словами матроса Джаг сказал:
– Я так рад, Рейшо, что мы с тобой друзья.
– Ну и я тоже не меньше. А теперь, книгочей, пойди да прими ванну, Джессалин мне и за этим проследить велела. – Молодой матрос пожал плечами. – По мне так с ваннами возиться особо незачем, но она к этому серьезно относится. Там внизу горячей воды должно быть достаточно, и свежее полотенце тоже найдется. Сразу же бодрым себя почувствуешь.
Двеллер послушно направился к ведущей на первый этаж лестнице.
15
ВОПРОС ДОВЕРИЯ
ЧЕРЕЗ ТРИ ДНЯ Джаг стоял на корме торгового корабля «Барыш». Капитан, веселый человек лет под тридцать, признался, что имя кораблю было дано в надежде на скорое обогащение, но чаяния команды сбывались далеко не всегда.
Щурясь от яркого солнца и чувствуя, как бьет в лицо соленый ветер, двеллер ощущал себя так, будто наконец оказался дома. Море всегда притягивало к себе его интерес, хотя и не сочеталось никак с работой в библиотеке. Он обнаружил это, служа на «Ветрогоне» под командой капитана Аттикуса. Джаг объяснял свою страсть к путешествиям тем, что много лет провел в гоблинских шахтах, не видя дневного света, не зная, встает сейчас солнце или садится. Встретив Великого магистра, он обнаружил, что Эджвик Фонарщик точно так же любит море. Как оказалось, ни один из них не был удовлетворен спокойной жизнью в Хранилище Всех Известных Знаний. Все, что эти двое читали, готовило их к более глубокому исследованию земель, о которых они получали сведения из прочитанных книг, и к выяснению историй, почерпнутых из тех же источников.
Как можно знать столько о местах, событиях и людях, живших в этих местах, и при этом не захотеть отправиться туда и посмотреть, не раз спрашивал себя Джаг. Ему было известно, что Великий магистр придерживается такого же мнения. Может быть, у большинства библиотекарей, особенно у двеллеров, любое любопытство по поводу мира за пределами Рассветных Пустошей, если подобное вообще существовало, вполне удовлетворялось книгами, которые они сводили в каталог и прилежно переписывали; он же так не мог. Он хотел посмотреть, не сможет ли добавить к книгам, над которыми работал, свой скромный опыт для начала хотя бы в виде примечаний к тексту, потом можно было бы подумать и о монографии…
Рейшо стоял рядом с Джагом, держась одной рукой за оснастку;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56
Перед тем как уснуть в ту ночь, когда они вернулись с Канала Черепов, двеллер набросал краткий обзор событий, которые намеревался отразить потом в дневнике. Великий магистр всегда учил его составлять план того, что он собирался написать. И вот все было хорошенько обдумано, задачи поставлены, но у Джага просто не хватало времени и сил их выполнить.
Сейчас он поднял голову от незаконченной работы: Двеллер заснул, сидя за рабочим столом.
– Так ты проснулся? – сказал Рейшо. – Тогда я тебе поесть приготовлю.
Тем временем Джаг, как он делал несколько раз на дню и уж непременно после утреннего пробуждения, снял висевший на его шее кожаный мешочек и, открыв его, вынул камни, составлявшие часть Книги Времени, чтобы в очередной раз как можно внимательнее к ним приглядеться.
При свете дня два синих камня блестели еще ярче. Двеллер впервые осмотрел их, как только они вернулись в дом Шарца, и обнаружил, что на каждом из них имелись неглубокие прорези, чем-то напоминающие канавки со скошенными под разными углами краями. Предположив, что они необходимы для соединения камней друг с другом, Джаг неоднократно пытался проделать эту операцию, но его усилия так и не увенчались успехом.
Канавки эти представляли собой еще одну загадку, бросавшую вызов его сообразительности. Несомненно, к чему-то они должны были подходить или что-то должно было подходить к ним.
Двеллер опустил камни обратно в мешочек, укоряя самого себя за излишнюю подозрительность. Ну кто был в состоянии их украсть, если их и в руки-то взять, кроме него, никто не мог? Джагу до сих пор не была известна причина этого удивительного феномена.
Один раз, когда он оставил камни в мешочке на рабочем столе, Рейшо, рассматривавший рисунки в дневнике Джага, чтобы освежить память и, как просил двеллер, добавить подробностей для его записей, попытался отодвинуть мешочек в сторону. Даже этого он сделать не сумел. Дальнейшие опыты показали, что, когда в мешочке камней не было, брать его в руки мог кто угодно, а вот с камнями внутри это удавалось только Джагу.
– Джаг! Ну же, книгочей, давай поднимайся.
– Я уже проснулся, – отозвался двеллер.
– Знаю, но ты еще не встал. Ты сам мне велел убедиться, встал ты или нет. – Голос у молодого матроса был виноватый. – Я и так уже дал тебе поспать больше, чем ты меня просил.
Поспать больше? У него было слишком много дел, чтобы тратить столько времени на сон. Джаг встал из-за стола, проверив, не оставил ли на нем открытой чернильницы. Вчера он пролил чернила на только что законченную работу, и ему пришлось потратить пару часов, чтобы переписать все заново. Повторять свою ошибку во второй раз ему не хотелось.
– Я закрыл твою чернильницу утром, когда заметил, что ты заснул, – сообщил Рейшо.
– Очень любезно, с твоей стороны, – отозвался двеллер.
Он тоже чувствовал себя виноватым – получалось, он не мог даже сам о себе позаботиться, а работы сейчас хватало для всех. Рейшо мог бы помогать Крафу готовить припасы для путешествия в Дымящиеся болота, а вместо этого волшебник попросил матроса приглядеть за Джагом.
– Что предпочитаешь сегодня на завтрак?
– Да мне, в общем-то, есть не особенно и хочется.
Действительно, в последние пару дней аппетит у Джага, что казалось просто невероятным для обожающих покушать двеллеров, совершенно пропал. В Хранилище Всех Известных Знаний, когда попадалась задача, которая целиком его поглощала, с ним происходило то же самое. В такие моменты Великий магистр обычно старался раз или два в день заставлять Джага поесть едва ли не насильно.
– А все же тебе придется что-то съесть, а то Джессалин от меня не отвяжется.
– Тогда бутерброд, все равно с чем.
Двеллер прищурился, глядя в окно. От яркого солнца у него болели глаза. Вдруг он понял, что солнце не с той стороны, где ему положено было находиться утром.
– А который нынче час? – осведомился он.
Рейшо подошел к пузатой печке и снял с нее тяжелую чугунную сковородку.
– Не буду я тебя бутербродами кормить. Джессалин это не понравится, да и я сам считаю, что есть всухомятку никуда не годится. А день уже к вечеру клонится.
– К вечеру! – Немало ошеломленный этим известием, Джаг повернулся к матросу. – Я же тебе сказал, что мне утром надо встать! – рассерженно сказал он.
Рейшо встретил взгляд двеллера и, нахмурившись, скрестил руки на широкой груди.
– Ты мой друг, книгочей, но прислугой я к тебе не нанимался. А если хочешь вставать утром, так не засиживайся до самого утра. Сложно встать с постели, прежде чем в нее уляжешься.
Джаг с раскаянием осознал, что молодой матрос совершенно прав.
– Прости. Я знаю, что не ты в этом виноват. Тебе вообще не следовало во все это впутываться.
Уже более мягким голосом Рейшо произнес:
– А вот на этот счет ты ошибаешься. Ты мой друг, и вся эта удивительная заварушка каким-то образом завязана вокруг тебя. Вот и первая причина мне в нее вмешаться. А вторая в том, что Рассветные Пустоши – мой дом, во всяком случае, когда я не на «Ветрогоне» нахожусь. Это единственный дом, который я помню. А негодяи, что пытаются заполучить Книгу Времени, это ведь они отвечают за то, что на мой родной дом напали, а многих моих друзей убили. Вот я и собираюсь с ними рассчитаться, как только мы с ними встретимся. – Рейшо ухмыльнулся. – А потом, каким еще способом я смогу прославить в веках свое имя?
Двеллер посмотрел на друга, и его охватила тревога. Он знал, что бесшабашный молодой матрос не остановится ни перед какой смертельной опасностью.
– Рейшо, ты ведь знаешь, что большинство героев в легендах не остаются в живых, верно ведь? И большинство из них умерли отнюдь не от старости.
Матрос пожал плечами.
– Ну, я покойником покамест становиться не собираюсь. По-моему, куда лучше сделаться легендой, пока ты жив и можешь от души этим наслаждаться.
– Мне кажется, ты не совсем понимаешь, что нас ожидает.
Смуглое лицо Рейшо внезапно стало серьезным.
– Вовсе нет. Я знаю, что нам предстоит, книгочей. Я, может, и не умею читать да писать, но слушать, когда вы все между собой разговариваете, – это я в состоянии. Так что я и слушаю, когда ты говоришь, или Джессалин, или Кобнер, а особенно когда Краф говорит, потому что он столько знает всяких удивительных вещей, что тут никак не отвлечешься. – Он нахмурился. – Вот если невнимательно его слушать, так очень даже просто жабой можно очутиться, а мне это совсем ни к чему.
Молодой матрос откашлялся и продолжил:
– Я, может, и не так много приключений повидал, как все вы, но прекрасно чую, когда дело плохо и когда опасность впереди. Но опасность-то для меня – дело привычное, сам знаешь, редко когда по ровной да гладкой дорожке к цели дойти удается. Или тебе известно что-то, чего не знаю я?
– Нет.
– Ну вот, чего тут еще говорить?
– Еще раз извини, что недооценил тебя, Рейшо. Просто это ведь я отвечаю за то, чтобы во всем этом разобраться.
– Ты библиотекарь, Джаг. Тебе по штату положено во всем разбираться. Это тебе на роду написано, как вот мне, например, – драться. Ты тревожишься, потому что кое-что тебе еще не ясно. А мне, наоборот, неизвестность куда больше по душе. Без этого жизнь скучной становится.
– Да, меня неизвестность пугает, – согласился двеллер. Ладонь его невольно коснулась висевшего на шее кожаного мешочка. – А поскольку никто к этим камням даже притронуться не может, то я, получается, еще больше несу ответственность за происходящее. И не вправе допустить ошибку.
– Я тебе тогда открою, о чем мало кто догадывается. – Рейшо понизил голос. – Я тоже часто чего-нибудь боюсь.
Джага это в самом деле удивило. За два года их знакомства он не замечал, чтобы молодой матрос чего-нибудь пугался. Если б его кто спросил, как выглядит бесстрашие, он без колебаний указал бы на Рейшо.
– Ты?
– Да, я. Я тебе об этом сейчас говорю, но только все между нами должно остаться, больше я никому в таком ни в жизнь не признаюсь.
– Ты же ничего не боишься! Когда мы пробрались на гоблинскую шхуну в гавани Келлох, ты не боялся.
– А вот и боялся. Больше всего того, что не выполню поручение капитана Аттикуса.
– И на корабле этом во время битвы с гоблинами, когда Эртономус Дрон меня поймал, ты один ему бросил вызов.
– А что мне еще оставалось делать? Я боялся тебя потерять. Мы с тобой деловые партнеры, книгочей. У меня никогда раньше не было делового партнера – я вообще никогда ни с кем ничего важного не делил. – Рейшо покачал головой, будто сам был удивлен собственной искренностью. – Понимаешь, когда у тебя нет семьи, не с кем разделить ответственность за ошибки, которые допускаешь. Каждая ошибка только твоя собственная, и они все на тебя наваливаются и душат. А с тобой я будто впервые в жизни чувствую себя совсем по-другому.
Молодой матрос пожал плечами.
– Ну, по крайней мере теперь я куда меньше боюсь совершить ошибку. – Он помедлил, глядя на друга. – Не знаю, понимаешь ли ты.
– Кажется, понимаю, – сказал Джаг. – Я много слов знаю и много книг прочитал, но я бы так хорошо про все это вряд ли мог бы сказать.
– Я просто хотел тебя подбодрить. Я вижу, как ты корпишь над книжками, и знаю, что ты страшно боишься ошибиться. Но мы все боимся, и я, и Кобнер, и Джессалин. И даже старина Краф, хотя он скорее удавится, чем признается в этом.
Джаг знал, что тут Рейшо прав: старый волшебник ни за что на свете не признался бы в том, что боится. Но он и еще много в чем бы не признался.
– Ты слишком долго, думается мне, боролся со страхами в одиночку, – продолжал молодой матрос. – Потому, небось, и удрал из Рассветных Пустошей. И потому не говорил никогда с Великим магистром о том, что хочешь устроить школы и выпустить книги в мир. Ты ведь разочаровать его боялся, верно? Но ведь Великий магистр… он тебя любит. Может, ты его и разочаруешь в чем, но любить он тебя от того не перестанет, и ни от чего другого тоже не перестанет. Я ж вижу, что он страшно тобой гордится. Вот поэтому, когда он сам и Рассветные Пустоши в беде оказались, Великий магистр выбрал именно тебя для того, чтобы разобраться вместо него с этой задачкой.
– А вдруг он ошибся? – прошептал двеллер. – Вдруг я не смогу найти ее решение? Вдруг я не придумаю, как спасти Великого магистра?
– Единственное, в чем ты можешь его подвести, – сказал Рейшо необычайно серьезно, – это не сделать того, на что способен. Великий магистр только этого от тебя ожидает, и ничего другого. Он в тебя верит, так что тебе тоже следует верить в себя.
Пристыженный и чрезвычайно тронутый словами матроса Джаг сказал:
– Я так рад, Рейшо, что мы с тобой друзья.
– Ну и я тоже не меньше. А теперь, книгочей, пойди да прими ванну, Джессалин мне и за этим проследить велела. – Молодой матрос пожал плечами. – По мне так с ваннами возиться особо незачем, но она к этому серьезно относится. Там внизу горячей воды должно быть достаточно, и свежее полотенце тоже найдется. Сразу же бодрым себя почувствуешь.
Двеллер послушно направился к ведущей на первый этаж лестнице.
15
ВОПРОС ДОВЕРИЯ
ЧЕРЕЗ ТРИ ДНЯ Джаг стоял на корме торгового корабля «Барыш». Капитан, веселый человек лет под тридцать, признался, что имя кораблю было дано в надежде на скорое обогащение, но чаяния команды сбывались далеко не всегда.
Щурясь от яркого солнца и чувствуя, как бьет в лицо соленый ветер, двеллер ощущал себя так, будто наконец оказался дома. Море всегда притягивало к себе его интерес, хотя и не сочеталось никак с работой в библиотеке. Он обнаружил это, служа на «Ветрогоне» под командой капитана Аттикуса. Джаг объяснял свою страсть к путешествиям тем, что много лет провел в гоблинских шахтах, не видя дневного света, не зная, встает сейчас солнце или садится. Встретив Великого магистра, он обнаружил, что Эджвик Фонарщик точно так же любит море. Как оказалось, ни один из них не был удовлетворен спокойной жизнью в Хранилище Всех Известных Знаний. Все, что эти двое читали, готовило их к более глубокому исследованию земель, о которых они получали сведения из прочитанных книг, и к выяснению историй, почерпнутых из тех же источников.
Как можно знать столько о местах, событиях и людях, живших в этих местах, и при этом не захотеть отправиться туда и посмотреть, не раз спрашивал себя Джаг. Ему было известно, что Великий магистр придерживается такого же мнения. Может быть, у большинства библиотекарей, особенно у двеллеров, любое любопытство по поводу мира за пределами Рассветных Пустошей, если подобное вообще существовало, вполне удовлетворялось книгами, которые они сводили в каталог и прилежно переписывали; он же так не мог. Он хотел посмотреть, не сможет ли добавить к книгам, над которыми работал, свой скромный опыт для начала хотя бы в виде примечаний к тексту, потом можно было бы подумать и о монографии…
Рейшо стоял рядом с Джагом, держась одной рукой за оснастку;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56