— Ты шутишь.
— Это факт. Первыми через Сцилантиеву пустыню к нам пришли отдельные люди и небольшие группы. Это были пионеры, ищущие новых мест обитания или скрывающиеся от преследования, или просто желающие начать новую жизнь.
— Их преследовали? — усмехнувшись, воскликнул Хаскер. — Ты, морщинистая груша, в эту сказку поверят только нищие.
— Я пересказываю вам правду, какой я ее узнал, сколь бы неожиданной она вам ни казалась. — Гремлин произнес это так, будто его оскорбили в лучших чувствах.
— Продолжай, — сказал Страйк.
— Хотя их жизнь коренному населению казалась, как и нам сейчас, во многом непонятной, все же этих первых поселенцев не трогали. Некоторых даже стали уважать. Сейчас трудно в это поверить, верно?
— Верно, — согласилась Коилла.
— Очень немногие из них даже вступали в брак с представителями древних рас и порождали странных гибридов. Но это вам известно. Вы ведь сторонники плода одного из таких союзов.
Коилла кивнула:
— Ты о Дженнесте? Слово «сторонники» не совсем верно.
Страйк отметил про себя злость, с которой она произнесла последнюю фразу.
— Об этом позже, — сказал Моббс, — если вы позволите мне вернуться к этому вопросу. — Его черты затуманились. — Итак, о чем бишь я?..
— О первых поселенцах, — подсказал Элфрей.
— Ах, да… Как я уже говорил, первая волна людей неплохо ладила с древними расами. По крайней мере, они вызывали больше любопытства, чем тревоги. Вторая волна была уже другой. Они скорее напоминали потоп. — Моббс издал короткий смешок, как бы оценивая собственное остроумие. Лица орков оставались неподвижными, как гранит. — Да, вторая, и более крупная, волна пришельцев-людей была другой. Они грабили и оскверняли землю, а на нас смотрели в лучшем случае как на досадную помеху. Вскоре они начали бояться и ненавидеть нас.
— Они демонстрировали свое презрение к нам, — пробормотала Коилла.
— Да, и ни в чем это не проявилось так ярко, как в том факте, что они переименовали нашу страну.
— Центразия, — сплюнул Хаскер. Слово прозвучало в его устах, как ругательство.
— Они обращались с нами, как со зверями. Они стали эксплуатировать и истощать ресурсы Марас-Дантии. Вы знаете: безжалостная эксплуатация продолжается и по сей день, становясь все более интенсивной. Они помещают в загоны вольных животных, а потом едят их и сдирают с них шкуры…
— Они оскверняют реки, — добавила Коилла, — они истребляют леса.
— Поджигают деревни, — внес свой вклад Джап.
— Распространяют заразные болезни, — добавил Элфрей.
Хаскер особенно был раздражен последним высказыванием.
— Хуже того, — продолжал Моббс, — они поедают магию.
По отряду прошло волнение, переросшее в одобрительный ропот.
— Для нас, древних рас, сила которых и так шла на убыль, проблемы с магией стали последним ударом. Это посеяло семена войн, которые мы ведем с тех пор.
— Я всегда задавался вопросом, почему люди не используют магию против нас, — заметил Джап. — Или они слишком глупы, чтобы воспользоваться ею?
— Думаю, не исключено, что они просто невежественны. Возможно, они не применяют магию вообще, и она пропадает даром.
— Мне тоже так кажется.
— То, что магия утекает из земли, очень плохо, — сказал Страйк, — но то, что они изменили естественный порядок времен года, гораздо хуже.
— Нет сомнения, — согласился Моббс. — Лишая землю сердца, люди вмешались в энергетический поток, который поддерживал баланс в природе. Сейчас ледники надвигаются с севера так же неуклонно, как с юга наступают люди. И все изменения произошли со времени жизни твоего отца, Страйк.
— Я никогда не видел отца.
— Да, я знаю, что у вас, орков, принято общественное воспитание. Я не о том. Я имел в виду, что все изменения произошли сравнительно недавно. Наступление ледников по-настоящему началось уже при моей жизни, а я, что бы вы там ни думали, вовсе не так уж стар.
От внимания Страйка не ускользнул мимолетный симпатизирующий взгляд, брошенный Элфреем в сторону Моббса.
— Я стал свидетелем того, как осквернялась чистота нашей земли, — вспоминал гремлин, — Я видел, как разбивались союзы древних рас и их члены вставали под знамена Поли и Уни.
— И как таких, как мы, заставляли воевать за одну или другую сторону, — заметила Коилла. Тон, которым это было сказано, выдал ее глубочайшее возмущение.
Моббс скорбно вздохнул:
— Да, многие благородные расы, включая орков, пришельцы низвели до уровня почти рабов.
Глаза Коиллы засверкали.
— Мы страдаем от их нетерпимости!
— Две партии и в самом деле нетерпимы к нам. Но, пожалуй, в не меньшей мере они нетерпимы друг к другу. Мне рассказывали, что наиболее ретивые из них, в особенности Уни, регулярно сжигают на столбах своих собственных сородичей за то, что называется у них ересью. — Моббс прочел на лицах орков любопытство. — Это, насколько мне известно, нарушение правил служения их богу или богам, — объяснил он. — Однако не забывайте, что в этом смысле древние расы им не уступают. История многих кланов фей, к примеру, не обошлась без религиозных преследований и кровопролития.
— И это раса, которая, судя по их усиленному размножению, никого не желает терять, — заметил Хаскер.
— А если добавить к этому их способность поджигать все вокруг, — вставил Джап, — то я вообще не понимаю, как они дожили до наших дней. Все эти фрикции…
Отряд разразился оглушительным хохотом. Даже Хаскер выдавил улыбку.
Зеленая шкура Моббса приобрела от смущения розоватый оттенок. В попытке проявить деликатность он прокашлялся.
— Э-э… вы не далеки от истины.
Коилла не присоединилась к общему веселью. Она сказала довольно нетерпеливо:
— Отлично, нам дали урок истории. А что насчет цилиндра?
— Да, переходи к делу, Моббс, — поддержал Страйк.
— А если перейти к делу, командир, то я убежден, что история артефакта уходит своими корнями во времена гораздо более далекие, чем все те события, о которых мы говорили. Он появился на заре истории Марас-Дантии.
— Объясни.
— Я уже упоминал о симбионтах; эти редкие гибриды — результат скрещивания древних рас с людьми.
— Такие, как Дженнеста.
— Совершенно верно. А также ее сестры, Адпар и Санара.
— Но ведь они мифы, разве нет? — заметил Джап.
— Считается, что они существуют. Хотя где они пребывают, я не имею ни малейшего представления. Говорят, что в Дженнесте свойства двух родов уравновешены, Адпар же ближе к наяде. Что касается Санары, то о ней не многое известно.
— Неважно, реальны они или нет, — сказал Страйк. — Какое отношение они имеют к цилиндру? Дженнеста утверждает, что он принадлежит ей…
— Насколько мне известно, ни одна из них прямого отношения к цилиндру не имеет. В этом смысле речь, скорее, может идти об их матери, Вермеграм. Вы, разумеется, слышали истории о том, какой могучей колдуньей она была?
— Но все же не такой могучей, каким был тот, кто, по слухам, ее убил.
— Вы, несомненно, о легендарном Тентарре Арнгриме. Вы правы. Хотя о нем нам тоже достались лишь крохи сведений. Да и откуда нам знать, если точных сведений нет даже у его собственной расы?
Хаскер театрально вздохнул:
— Гремлин, ты повторяешь истории, которыми пугают недавно вылупившихся.
— Может быть. Хотя я с вами и не согласен. Все это я рассказал к тому, что, по моему убеждению, артефакт существует с древних времен, с того золотого века, когда Вермеграм и Тентарр Арнгрим были в зените своей магической мощи.
Джап поскреб в затылке:
— Чего я никогда не понимал, так это как Вермеграм, если она и в самом деле существовала, могла быть матерью Дженнесты и ее сестер. Я к тому, что она ведь жила так давно, а они живы сейчас?
— Говорят, что Вермеграм отличалась необыкновенной долговечностью.
— Чего? — переспросил Хаскер.
— Она жила долгие века, деревня, — растолковала ему Коилла. — Значит, Дженнеста и ее сестры тоже невероятно стары. Это так, Моббс?
— Не обязательно. Честно говоря, думаю, Дженнеста вряд ли старше, чем кажется. Помните, ведь смерть Вермеграм и то, что выпало на долю Арнгрима, — все это произошло не так уж давно.
— Это значит, что Вермеграм, когда породила свой выводок, была уже древней старой каргой. Не хочешь же ты сказать, что она, уже впав в детство, сохранила способность к деторождению? Это безумие.
— Не знаю. Я могу утверждать лишь одно: ученые сходятся во мнении, что она обладала выдающимися магическими способностями. А значит, все возможно.
Страйк вытащил цилиндр из-за пояса и положил у ног.
— Какое отношение она имеет к этой штуке?
— В самых ранних источниках, в которых говорится о Тентарре Арнгриме и Вермеграм, содержатся также намеки на нечто, являющееся, по моему убеждению, цилиндром. Точнее, на содержащееся в нем знание. А знание равно силе. Силе, ради обладания которой многие отдали свои жизни…
— Что это за сила?
— Рассказы смутны. Наиболее точным выражением будет… ключ, назовем это так. Ключ к пониманию. Если я прав, то с его помощью можно многое узнать. Например, о происхождении древних рас, в том числе и орков. О происхождении всех нас.
Джап поедал цилиндр глазами:
— Ты думаешь, находящееся внутри нам про это расскажет?
— Нет. Оно лишь начнет рассказывать. Если я рассуждаю правильно, оно направит внимающего на верный путь. Такое знание не приходит легко.
— Что за лошадиное дерьмо, — посетовал Хаскер. — Почему бы ему не говорить на простом, понятном языке?..
— Отлично! — прервал его Страйк. — Так ты утверждаешь, Моббс, что цилиндр содержит в себе нечто важное?.. Учитывая, как Дженнеста его добивается, такой факт не очень меня удивляет. К чему конкретно ты ведешь?
— Знание нейтрально. В целом оно ни плохо, ни хорошо. В зависимости от того, в чьи руки попадает, оно превращается или в просветляющую силу, или во зло.
— И что?
— Если обладателем знания станет Дженнеста, то вряд ли из этого получится что-нибудь хорошее. Ему можно найти лучшее применение.
— Ты к тому, что нам не следует возвращать ей цилиндр? — спросила Коилла.
Моббс не ответил.
— Ты ведь это имеешь в виду, верно? — настаивала она.
— Я прожил много сезонов и многое повидал. Я бы умер спокойно, если бы знал, что сбылась одна моя давнишняя, взлелеянная мечта.
— Какая мечта?
— Разве вы не догадываетесь?.. В глубине души моя самая сильная мечта — чтобы наша земля была возвращена нам. Чтобы все стало, как было. Мощь, которая содержится в этом артефакте, — шанс добиться этого. Возможно, самый реальный из всех, которые когда-либо были или будут. Но это всего лишь шанс. То есть первый шаг на долгом пути.
Страсть, с которой Моббс произнес эти слова, заставила всех притихнуть.
— Давайте откроем его, — сказала Коилла.
— Что? — воскликнул Хаскер, вскакивая на ноги.
— Разве тебе не любопытно, что может оказаться внутри? Разве ты, как и все мы, не мечтаешь о силе, которая освободит нашу землю?
— Как же, мечтаю, сумасшедшая сука!.. Ты что, хочешь, чтобы нас всех убили?
— Посмотри в лицо фактам, Хаскер!.. Мы уже сейчас все равно что мертвы. Вернись мы обратно в Кейнбэрроу, и этот цилиндр вместе с пеллюцидом ничем нам не помогут. Ты же знаешь, какова Дженнеста. Если кто-нибудь из вас считает иначе, он обманывает сам себя.
Хаскер повернулся к остальным офицерам:
— В вас больше благоразумия, чем в ней. Скажите ей, что она ошибается.
— Я в этом вовсе не уверен, — отвечал Элфрей. — Думаю, в ту самую минуту, когда у нас возникла первая заминка при выполнении поручения, мы подписали себе смертный приговор.
— Чего нам терять? — добавил Джап. — Теперь у нас нет дома.
— От тебя этого можно было ожидать, — вскипел Хаскер. — Среди орков ты все равно чужой. Какая тебе разница, живы мы или умрем? — Он перевел взгляд на Страйка. — Верно, капитан? Мы ведь лучше разбираемся в положении вещей, чем женщина, старик, с которого сыплется песок, и дворф? Скажи им.
Все взоры устремились на Страйка. Он не произнес ни слова.
— Скажи же им, — повторил Хаскер.
— Я согласен с Коиллой, — сказал Страйк.
— Ты… Не может быть, чтобы ты говорил всерьез!
Страйк проигнорировал это восклицание. Он видел улыбку Коиллы, а на лицах некоторых воинов читал неодобрение.
— Вы что, совсем с ума посходили? — не унимался Хаскер. — Из всех орков, Страйк, от тебя я меньше всего ожидал такого. Ты призываешь нас отбросить все!
— Я призываю открыть цилиндр. Все остальное мы уже и так отбросили.
— Страйк говорит только, что надо посмотреть, — сказал Джап. — Мы ведь сможем его заново запечатать?
— А если королева обнаружит, что мы сунули туда нос? Можешь себе вообразить, как она разъярится?
— Нет нужды напрягать воображение, — сказал ему Страйк. — И в этом одна из причин, почему нам следует хвататься за любую возможность изменить ситуацию. Или, может, ты доволен нашим нынешним положением?
— Я принимаю наше нынешнее положение, потому что изменить ничего нельзя. По крайней мере, сейчас мы живы. А ты хочешь, чтобы мы и жизни лишились!
— Мы хотим обрести жизнь, — поправила его Коилла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37