– Славик, не нарушай тет-а-тет. Пойдем.
– Куда ты дел мою Зинку?
– Никуда, она давно в гостиной.
– Да? Ну ладно. Гоги, твое здоровье!
На тумбочке в прихожей вдруг нежно пропиликал телефон. Гранин, выцарапавшись из мощных объятий поляка, снял трубку.
– Да!
– Адрес установили, – тихо сказал голос на том конце.
– Какой адрес?
– Санаторий «Волжанка», номер двадцать два. – И последовали частые гудки.
Проректор недоуменно повертел трубку в руках.
– Чокнутый какой-то.
Наконец они убрались (Гоги с Аллой облегченно вздохнули). Она вдруг поймала его левую руку.
– Что это?
– Часы. Царапает?
Она забавно наморщила носик.
– Профессор… А носишь нашу совдеповскую «Электронику».
– Привык как-то.
Алла загадочно улыбнулась и положила ему на ладонь маленькую изящную коробочку.
– Привыкать надо к хорошему. Носи, дорогой.
Он приоткрыл футляр и присвистнул.
– «Ролекс». Ты королева, и подарок твой королевский.
– Нравится?
– Еще бы!
– Тогда выключи свет. Глазам больно.
– Игорь тебя искать не станет?
– Не думаю… Надеюсь, что нет.
Олег Германович Воронов зачарованно смотрел на Шар. Шар казался живым – внутри, под прозрачной матовой поверхностью, переливалась и пульсировала некая субстанция.
– Поклонись ему, – сказал голос с повелительной ноткой.
Воронов покорно преклонил колени. Он и сам ощущал исходившую от Шара громадную ирреальную силу – божественную (это вряд ли, скорее уж дьявольскую).
– Который раз прихожу сюда, – прошептал он, – и все не могу поверить. Слушай, Жрец, может быть, я сплю? Ты не накачал меня какой-нибудь восточной дрянью?
Тот, кого он назвал Жрецом, не ответил. (В первую их встречу Олег Германович, начальственно потрепав собеседника по плечу, снисходительно спросил: «А почему же именно Жрец?» – «Это моя обязанность. Функция, если хотите». – «Про тебя сказали, что ты хозяин этого Шара». – «У Шара не может быть хозяина». – «Тогда – слуга?» – «Нет. Можно сказать, мы питаем друг друга». – «Как это?» – «Вам не понять».)
– Почему он говорит с тобой, а со мной – нет?
– Он не может говорить. – Собеседник, похоже, понял эти слова буквально. – Шар не умеет различать людей. Он вообще не различает живое и неживое. Для него все в мире делится только на две категории – то, что питает, и то, что не способно питать.
– Ты питаешь его… И что получаешь взамен?
– Знание, – ответил Жрец. – Могущество.
– Вроде как продать душу дьяволу?
– Нет. Дьяволу душу может продать каждый. Шар выбирает сам. Он открывает мне глаза на то, что другие не могут видеть.
Воронов глубоко вздохнул. Наваждение спало. Древний храм, куда он вошел по гулким ступеням полчаса назад, исчез, словно растаял в утренней дымке, съежился до размеров обычной современной квартиры. Собеседник как-то странно трансформировался – из обритого наголо сурового аскета в ниспадающих черных одеждах превратился в неопределенного возраста мужчину, одетого по-домашнему: тренировочные брюки и мягкую вельветовую рубашку свободного покроя.
– Я не совсем понимаю, почему вы обратились ко мне. У такой организации, как ваша, должна быть собственная разведка и контрразведка. Свои финансовые структуры. Своя армия. Установите, как подойти к женщине, найдите хорошего исполнителя из ваших, из чеченов.
– Чечены могут только палить из автоматов, – раздраженно сказал Воронов. – А разведка моя, как я убедился, полное дерьмо. Конечно, можно организовать операцию… Громкую, на всю округу. Но любой след, самый ничтожный, тут же приведет в мою сторону.
– Ну и что?
– Меня это не устраивает,
– Почему? Вы мафия…
– Перестань крутить, черт тебя подери!
Воронов вскочил и забегал по комнате из угла в угол, точно тигр в клетке. «Нет, не тигр, – подумал Жрец. – В нем нет ярости и холодного расчета бойца, он не ищет выхода. Появилась опасность – реальная опасность! И он приполз ко мне на брюхе».
– Где у тебя бар?
– У меня нет бара.
– Что, и выпить нечего?
– Черный чай, зеленый чай, красный чай по рецепту Амдо…
– Когда-нибудь я тебя убью, Жрец.
– Нет, – спокойно отозвался тот.
– Что «нет»? Полагаешь, ты бессмертен?
– Мое физическое тело смертно, как и любое другое. Я заглянул в Шар… Вернее, он позволил мне заглянуть внутрь. – Он помолчал. – Моя смерть действительно будет насильственной… Но меня убьете не вы – другой человек.
– Ты можешь видеть будущее?
Жрец вздохнул.
– Видеть будущее легко. Убежать от него невозможно.
– Даже с помощью магии?
Он вдруг рассмеялся сухим трескучим смехом, уловив волнение в голосе собеседника.
– Будущее, – сказал он, – это то, что нас окружает. Если бы каждый из нас жил один, в глухой изоляции, питаясь своей пищей и дыша своим воздухом, будущее было бы сокрыто, и ничто бы не помогло, никакая магия. Вы пришли ко мне… Вам очень не хотелось приходить, потому что вам страшно и вы привыкли повелевать, а не подчиняться. И все же вы наступили на горло собственной гордости. Сказать почему?
Жрец встал и, будто издеваясь над собеседником, извлек из воздуха прозрачную фарфоровую пиалу.
– Потому что источник вашего страха вполне определенный – нет ничего мистического и потустороннего. Вы не боитесь ни милиции, ни прокуратуры. Вам страшно слететь с поезда…
Венчик из расщепленного бамбука красиво вертелся в пальцах, взбивая воздушную пену по краям чашки с горьковатым терпким чаем, густым, будто деготь. «А может, не с чаем, – зло подумал Воронов. – Может, с коньяком. Поди проверь».
– То, что вы пришли ко мне, и называется Черной магией. Не наговоры, не сглаз, не порча… Бабушкины сказки! Настоящая магия – это изменение равновесия сил – не отдельного индивидуума, это мелко, а целого сообщества. Чтобы мгла всколыхнулась и пришла в движение…
Он склонил голову набок.
– А нужно для этого… В сущности, совсем мало. Кстати, вы знаете, что мои услуги обходятся дорого? Пожалуй, даже по вашим деньгам?
– Мне нужны гарантии, – буркнул Олег Германович.
– Я все же Черный маг, – с милой улыбкой сказал собеседник. – И я клятв не даю.
«Умный, – подумал Воронов. – Все понял, все разложил по полочкам. Как? Как ему в голову могло прийти, что у меня есть партнер за кордоном? Инвестор, без которого отлаженная машина вмиг перестала бы крутиться? Логика: я действительно не боюсь ни милиции, ни прокуратуры. Тогда кого? А может, все-таки магия?»
Он натянуто усмехнулся и подошел к Шару, висевшему посреди комнаты вопреки всемирному закону тяготения. Ох уж мне эти плумбо-юмбо, блин. Наверняка есть какие-то крепления. Ниточки, подпорки. Он провел рукой сверху, снизу, с боков… Ничего.
Воздух в комнате чуть заметно колыхнулся, запахло озоном, будто после грозы. Он нервно оглянулся и увидел Жреца – аскетическое худое лицо, глубоко прорезанное морщинами, бритый череп благородной формы и длинный черный балахон, украшенный сложным орнаментом из древних солярных знаков (Воронов поежился: слишком явная была ассоциация).
– Как ты это делаешь, хотел бы я знать, – проговорил он сквозь зубы, и его рука непроизвольно коснулась Шара…
Тьма, окутавшая его, была полной и непроницаемой, будто на глаза надели глухую черную повязку. Он вскрикнул от ужаса, решив, что ослеп… ноги подкосились, и он с громким стуком упал на землю, покрытую твердой ледяной коркой.
А потом, через несколько долгих минут, к нему вернулся слух, и первыми звуками, которые он осознал, было злобное ржание лошадей. И топот копыт.
Глава 16
БЛИЗОСТЬ УСТРЕМЛЕНИЙ
Рассвет на исходе лета – зыбкий и тихий, словно присмиревший ребенок. Полшестого утра, самый сон – для всех людей с чистой совестью (или без таковой вообще…). Из обитателей санатория в эту ночь не ложился ни один. Одних будоражила нераскрытая тайна, усугубленная древним страхом темноты. А ночь была ещё та! Природа словно взбесилась от такого святотатства – убийство девочки, ребенка, никому не успевшего сделать зла… Ливень обрушивался сверху, гремя по железной крыше, как по барабану в театре абсурда, мокрые ветви хлестали по окнам… Жутко! Другие были тоже объяты холодком ужаса, но – земного, безо всякой мистики: следователь меня подозревает… Алиби нет, кабы знал, заготовил бы заранее. Конечно, я не убийца, но начнут копать – такое выкопают… У каждого в шкафу хранится свой взвод скелетов.
Туровский не выдержал, вышел в коридор, ярко освещенный среди ночи. Слава КПСС мерил шагами ковровую дорожку, словно фамильное замковое привидение, позвякивая веригами (металлическими пряжками на модных кроссовках). Борис Анченко, нахохлившись, сидел в глубоком кресле перед неработавшим телевизором и вертел в руках какую-то вещицу… Наташин медальон с крошечной фотографией внутри. Чужая и давняя трагедия на миг всколыхнула душу, представилась ясная картина, та, которую застала Наташа, прибежав домой десять лет назад: маленький мальчик с пушистыми светлыми волосами на манер головки одуванчика, кажется: дунешь – и разлетится… возле самой двери, умирающий от шока, задыхающийся, личико уже посинело… Страшный отец, пьяный, ломающий руки в угаре: «Это я его убил! Я! Я-ааа!» Убил – надо думать, в смысле напугал: на теле мальчика не было обнаружено ни одного повреждения. Чем напугал?
«Не отвлекаться!», – приказал себе Туровский. «Не отвлекаться…» Он с неприязнью взглянул на Колесникова, который смущенно топтался за спиной.
– Шел бы ты спать, Игорь, – устало сказал он.
– О чем ты, Господи…
– О сне. Выпей таблетку и ложись, не действуй на нервы.
– Зря ты от меня отмахиваешься.
– Ну вот что, – раздельно произнес Сергей Павлович. – Ты просил, чтобы я тебя выслушал. Я выслушал. В блуждающих духов я не верю, уж прости.
– Но ведь ты сам видел!
– Кого? Монаха, который умер тысячу лет назад?
– И женщину… Это неспроста, я чувствую: все здесь как-то связано. И временные рамки роли не играют, тут другая связь, глубокая, подспудная…
– Изящная словесность, – перебил Туровский. – А вот факты: Козаков утверждает, что пришел к Кларовой в девять. Даша показала, что Светлана ушла от них быстро (засмущалась), и было это в половине десятого. Что получается, она сидела и глазела на влюбленную пару целых полчаса?
– Нестыковка, – пробормотал Колесников, – Но она объясняется, я уверен… Мне только надо подумать. Чуточку!
И – исчез, будто растаял в воздухе.
Козаков, само собой, не спал. Лежал на разобранной постели, закинув ноги в ботинках на спинку кровати. Жорж Сименон «карманного» формата в мягкой обложке совершенно терялся в мощных ладоням. Игорь Иванович вошел в номер, подошел к кровати и тихонько тронул соседа за плечо. Тот подпрыгнул от неожиданности.
– Тьфу на тебя!
– Чего пугаешься?
– А, – Козаков махнул рукой. – Атмосфера, будь она неладна.
– Комиссар Мегрэ?
– Да ну. Действительность похлеще.
– Мне нужно кое-что спросить.
– И ты туда же, – обреченно вздохнул Козаков. – Быстро вы спелись с другом детства! Он меня уже допрашивал. Если интересно, попроси протокольчик.
– Я хочу узнать о другом. Даша рассказывала, как она познакомилась с убитыми?
– Ну, допустим.
– Когда это было?
– В то утро, когда они поселились. Те две женщины, я имею в виду.
– Что именно она рассказала?
– Ничего особенного. Встретила, мол, у конторки двух «теток» (ее выражение). Поговорили, познакомились.
– Номер комнаты не назывался?
– Нет, сказала, второй этаж.
Игорь Иванович в волнении присел на кровать.
– А Даша их как-нибудь описывала?
– Многого от меня хотите, господин комиссар, – Козаков нахмурился. – Одну она не разглядела, а вторая – красивая, молодая, моложе мамы, добрая, глаза печальные… Да пусть твой следователь у Даши спросит. Или сам спроси.
– Спрошу, – пообещал Колесников. – Скажи, а ты действительно пришел к Кларовой в девять? Не позже?
– Минут разве что пять десятого. Она пасьянс раскладывала…
– Ты и это запомнил?
– А то как же. – Козаков мечтательно улыбнул.ся. – Представь: утро… медовое, теплое, береза в открытом окне…
– Да ты поэт. А окно, значит, было открыто?
– Вроде… А возле окна – стол, покрытый скатертью (они с собой привезли), на скатерти – веером – карты. Ниночка в сарафане, на плечах – яркая шаль… Цыганка, одним словом. Роковая женщина.
– Карты веером? Ты же сказал, она пасьянс раскладывала?
– Это потом, когда я пришел. – Да, – протянул Игорь Иванович. – А убийца-то уже был в санатории.
– Я-то здесь при чем, мать твою?
– И что она тебе нагадала?
– Что обычно говорят в таких случаях? Любовь, дама, король (муж дамы, надо полагать), казенный дом, дальняя дорога… Ах, пардон, казенного дома не было. Ни в этот раз. ни в следующий.
– Она два раза раскладывала?
– Ну да.
– И все без казенного дома. Повезло тебе.
– А следователь-то меня подозревает, – хмыкнул Козаков.
Игорь Иванович вдруг рассмеялся.
– Кабы ты знал, из-за чего именно попал под подозрение!
– Из-за чего?
– Из-за казенного дома, который тебе не выпал.
– Шутишь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56