Косит под уголовника. Второй был чуть помоложе и похлипче, но видно, что Хозяин. Несмотря на жару, одет в модный малиновый пиджак, черные замшевые брюки, белую рубашку с воротником-стоечкой. Лицо чуть вытянуто книзу, словно морковка, глаза прячутся за традиционными черными очками в золотой оправе.
Он сидел в роскошном сером «мерее», свесив ноги на тротуар. Распахнутая дверца услужливо загораживала Алёнке дорогу. .
– В такой глуши, – лениво проговорил Хозяйчик (так она его окрестила), – и такое прелестное создание. Ну и куда мы без мамки?
Алёнка попыталась обойти машину, но наткнулась на улыбающегося качка.
– Вам чего? – глупо спросила она.
– Да ничего. Ехали мимо, увидели девочку, решили малость покатать. Ну и ещё кое-что. Как, не против?
– Против. Я домой иду.
«Боже! – пронеслось в голове, – как глупо. Наверно, она выглядит полной идиоткой – в греческих босоножках, майке с надписью, короткой юбочке (папка именует её широким ремнем). Закричать? Алёнка оглянулась. Улица была пустая, только в самом её конце ковылял какой-то хлипкий мужичок в клетчатой рубашке. Даже тетка в окне исчезла и шторку за собой задвинула, чтобы ни щелочки: не дай Бог попадешь в свидетели…
– Ну, дом может и подождать, – улыбнулся тот, в «мерее». – А вот я уже истосковался. Ты сколько в час берешь?
– Я не проститутка.
– Да что ты? – удивился он. – А выглядишь точно профессионалкой. .
– Отвяжитесь.
– Еще и грубит. Миша, как она на твой вкус?
– Худа больно. На диете, что ли?
– А по мне – в самый раз. Давай-ка её в машину.
Тут тебе и иномарка, запоздало подумала она, и кофе и какао с чаем. Голова сразу сделалась пустой и звонкой, как колокол, ноги предательски обмякли. Сил хватило, только чтобы отскочить, когда качок протянул руку. Вроде бы она отскочила далеко, но рука с наколкой вдруг волшебным образом вытянулась и схватила за плечо.
– Отпусти! – истерично взвизгнула она.
– В самом деле, ребятки, – вдруг послышался сзади спокойный голос. – Молодые, здоровые… Мускулы вон какие, а связались с девчонкой.
За спиной у Миши стоял тот дядя в клетчатой рубашке и, судя по всему, нисколечко не боялся. «Это он зря, – отрешенно подумала Алёнка. – И мне не поможет, и сам… Мышц никаких, росточек ниже среднего. Куда полез?»
– Топай, педик, – сверкнул качок золотым зубом. – И здоровье береги, а то могу испортить. Ах, сука! – заорал он, держась за укушенный палец.
Алёнка, чуть не потеряв пару зубов, почувствовала свободу и рванулась в сторону. И тут же нога зацепилась за какой-то выступающий камень. Алёнка по инерции пролетела несколько метров вперед и растянулась на мостовой. «Догонит! – пронеслось в голове. – Коленка, ободранная в кровь, будто плескалась в кипятке. Не убежать… Она со стоном повернулась (смерть надо встречать в лицо) и увидела „качка“.
Тот почему-то стоял на коленях, уткнувшись лицом в багажник «мерса», и ловил ртом воздух, будто пойманная рыба. Хозяйчик в малиновом пиджаке дернулся было из машины, но «клетчатый» дядя вдруг сделал в воздухе красивый шпагат, припечатав ногой серебристую дверцу.
– Сидеть! – коротко приказал он, а «новорусс» вдруг скривил губы и заплакал, сморщив лицо.
– Ми-ишка! – провыл он в полный голос. – Мишка, гад! Слышишь? Убивают меня!
Правая рука его была в крови (прищемило дверцей), а левой он судорожно пытался вытащить из «бардачка» плоский маленький пистолет. Подождав, пока он справится с этой хитрой задачей и как следует прицелится (Алёнка в ужасе зажмурилась), «клетчатый» неуловимым движением, не глядя, отобрал оружие и присел рядом с ней.
– Ты в порядке?
– Коленка, – прошептала она, косясь на машину.
– Ну, это ничего. Ты же гимнастка. Промоем, перевяжем. Будешь как новенькая.
Сзади завозились, но неопасно: Хозяйчик, поскуливая, нянчил придавленную руку, телохранитель Миша сонно мотнул бритой головой и снова уткнулся в багажник. Алёнка неуверенно улыбнулась и увидела на лице спасителя ответную улыбку.
– Вы кто? – спросила она. – Спецназ какой-нибудь?
Глава 8
САНАТОРИЙ (продолжение)
Время бежало со скоростью курьерского поезда. Туровский нервно потер ладонью лоб. Если сейчас, сию минуту не вычислить убийцу, все пойдет прахом. Ляхов, следователь прокуратуры, высказал мысль, что от заказчика, который, можно сказать, известен, легко можно выйти и на исполнителя, и, если таковой окажется, на посредника. Но кто именно заказчик, Ляхов не знал (его счастье), а Туровскому стоило только прикрыть глаза…
– Женщины? Убийство? Прямо Стивен Кинг, роман ужасов… Сергей Павлович, в самом деле, за кого вы меня принимаете?
– За того, кто вы есть, Олег Германович. За преступника.
– Я бизнесмен. Бизнесмен до мозга костей. Мое желание – делать деньги. Потом вкладывать их в дело, получать ещё большие деньги, снова вкладывать… Как круговорот воды в природе. Помните небось картинку из учебника?
У Воронова было открытое хорошее лицо с высоким интеллигентным лбом мыслителя, добрые карие глаза и спокойная улыбка: (Ломброзо: «Теория взаимосвязи характерных черт внешности человека и его преступных наклонностей». Если бы старик взглянул на Воронова, повесился бы от огорчения.)
– Это придумано задолго до нашего рождения, гражданин следователь. Не нам и отменять. Везде, во всем мире самыми прибыльными считаются две веши: наркотики и оружие. С наркотиками, правда, сейчас сложности: рынок наводнен, высокая конкуренция, ну и так далее. И потом, встает нравственная проблема. Потребители наркоты – это совсем ребятишки, так сказать, юные неокрепшие души. Зря ухмыляетесь, я говорю совершенно искренне.
– А оружие?
Воронов вздохнул, будто сокрушаясь от неделикатности собеседника.
– Оружие… Тоже большой вред, кто спорит. Но я, что ли, виноват? Я развязал гражданскую войну? Я туда посылаю наших ребят, вчерашних школьников, воевать с профессионалами?
– Однако расстреливают этих пацанов из ваших автоматов, вашими патронами.
– Ну хватит! – Лицо собеседника вдруг стало злым. Он резко чиркнул себя ладонью по горлу и прошипел: – Вот где ваша демагогия! Расстреливают? Так на то и война. Одни хотят какой-то идиотской целостности, которой никогда не будет, другие мечтают укрыться за своим забором… И те и другие заботятся о благе народа! О единстве! О процветании! Кто из них вспомнил хоть раз о тех пацанах? Никто. Почему же я должен заботиться о них в ущерб своим интересам? Я – Воронов Олег Германович – не лезу в политику, не прикидываюсь святым… Я хочу одного: делать бабки. Вот так, вульгарно, чтобы даже такому, как ты, стало понятно. Просят у меня оружие – пожалуйста. Завтра понадобится партия нильских крокодилов – нет проблем. Только платите.
Лицо расширялось, увеличиваясь в размерах, и каким-то образом теряло четкость, будто уходя со света в сумерки. Скоро даже и лица не стало, только темное колышущееся облако с двумя белыми пятнами глаз… И толстые шевелящиеся губы.
– И ты мне хоть всю комнату нашпигуй диктофонами, не поможет. Ты меня прихватил по чистой случайности. Каприз природы. Знаешь, я даже рад этому, очень уж хочется увидеть тебя, когда ты приползешь сюда с извинениями… Ну на что ты рассчитывал, козел? Что девочка расколется и даст показания на суде? Она была полностью в моей власти, запомни. Я приказал убрать её только из опасения, что она наболтает что-нибудь по глупости.
– Не по глупости, – возразил Туровский. – Я все же открыл ей глаза на тебя.
Он торжествующе улыбнулся.
– И знаешь, она была сильным человеком, потому что собиралась плюнуть тебе в физиономию. Так что её душу ты все-таки не получишь.
– Гадина! – прошипело лицо. – Ты никогда меня не достанешь. Всю жизнь будешь уродоваться, а не достанешь. Свидетелей больше нет. И суда не будет.
– Будет, – успокоил его Туровский. – Не сейчас, так завтра. Послезавтра… Тамара все же дала показания. Пусть не официальные, но у меня теперь есть нить. Я знаю, с кем, когда и где у тебя были встречи, имена твоих компаньонов, структуры, которые оплачивали твои операции.
– А доказательства? Девочка много знала… Это мой промах, признаю. Но ведь её нет! Нет ее! HET! И убийцу ты не установил!
– Установлю, – прошептал Туровский. – Обязательно.
Его кто-то осторожно тронул за плечо. Лицо-облако мгновенно исчезло.
– Что с вами?
Он глубоко вздохнул, возвращаясь в реальность.
– Все нормально. Просто задумался.
Ляхов внимательно посмотрел ему в глаза.
– Вы все-таки неважно выглядите.
Они устроились на подоконнике у открытого окна, оказавшись совсем близко друг к другу. Август. Жары уже не было, солнце грело ласково, и слабый ветерок шевелил кое-где начавшие желтеть листья.
Светлана слышала скрип двери. Дверь в номере убитых открывается бесшумно. У оперативников дверь издает тонкий короткий визг. Остается номер девятнадцать, мать и дочь Кларовы, и номер четыре на первом этаже, Колесников и Козаков.
– Оперативников вы исключаете полностью? – спросил Ляхов. – Извините.
– Да ничего.
– И все же… Девочка могла ошибиться, напутать. Насочинять, в конце концов. Дети есть дети. Глупо строить целую версию на таком шатком основании. Да и не основание это вовсе…
– Другого все равно нет. Девочке я верю, она вполне здравомыслящее создание. И потом, она играет на флейте, у неё развитый слух.
Отблеск мысли… Туровский прикрыл глаза, стараясь вернуть ощущение. Но мелькнувшая было догадка была до такой степени сумасшедшей, что сознание отмахнулось, как от надоедливой мухи.
Известный прием любой мафии: взятие заложников. Борис Анченко был влюблен в Наташу, телохранительницу Тамары. Слабая, совсем ничтожная вероятность того, что она могла открыть ему дверь, существует… Но на чем тогда прихватили Бориса? Причем прихватили быстро, он узнал о своем задании только накануне… Кто мог оказаться для него заложником?
Туровский почувствовал отчаяние. Анченко слишком явно лез на глаза. Оперативник такого класса, как он, хотя бы попытался инсценировать взлом двери, следы борьбы… Наемнику скрываться незачем: исполнил дело, не заходя в номер, развернулся – и до свидания! Какая ему разница, кого начнут подозревать после его исчезновения? Да… Да, все так. Но убийца явно пытался бросить тень на Бориса. Значит, киллер ещё в санатории. Чужие на территории на появлялись, их бы сразу усекли: народу мало, не Золотые пески…
– Так вы со следователем кореша? – усмехнулся грузный Козаков.
– Друзья детства.
– Сюрприз, признаться… Не ожидал!
Колесников улыбнулся.
– Вообще-то он меня частенько колотил: Как заметит: «Колобок, Колобок, я тебя съем!» Меня во дворе все колотили, кому не лень. Но уж от него в три раза больше доставалось. Помню, недалеко от нашего дома был небольшой спортзал. Днем там тренировались баскетболисты, а вечером он пустовал. И какой-то человек открыл там секцию боевых единоборств. Это было ещё до запрета. Сережка, конечно, тут же записался.
– А что за единоборства? Карате?
– Нет. Не помню… Что-то вьетнамское. Тут мне совсем житья не стало. «Колобок, а мы сегодня новый прием изучили. Сейчас тебе покажу». Тренировался на мне, так сказать. А потом с ним вдруг что-то произошло. Он как-то очень быстро повзрослел. Сразу. Перестал задираться, демонстрировать свою силу. Словно осознал что-то важное для себя. Я думаю, что на него повлиял его тренер.
«Колобок, Колобок, мы тебя съедим!»
Он даже не думал убегать. Разве убежишь? Ромка Севрюнов по прозвищу Севрюга, старше любого из мальчишек во дворе года на три, стоял посреди тротуара, руки в карманах широченных штанов, длинные спутанные волосы падают на прыщавый лоб.
– Сейчас спросит: «Ну, чего вы пристаете?» – ухмыльнулся он и мигнул своему адъютанту Сашке Лисицину из девятой квартиры. Тот понятливо хихикнул, обошел Игорька сзади и чувствительно пнул под коленку. Коленка была голой, мама, как на грех, с утра обрядила его в дурацкие голубые шортики с помочами. Он и без того бы упал, ноги были ватными от страха и обреченности. Маленький и одинокий перед двумя беспощадными врагами, он изо всех сил пытался не зареветь в полный голос. И очки-предатели все время норовили сползти с мокрого носа…
– Ну чего вы, – в самом деле прошептал он. – Я же вам ничего не сделал.
– Ромка, он нам ничего не делал! – радостно завопил адъютант Сашка. – Даже не бил со вчерашнего дня! Правда?
– Ага. У меня вон и синяк стал проходить. Колобок, ты видишь мой синяк?
– Что вы, – выдавил из себя Игорек, понимая, что дальше будет хуже. – Какой синяк?
– Не видит! – объявил приговор Ромка. – Это, наверно, потому, что очки слабоваты. А давай меняться! Ты мне – очки (скрюченные пальцы метнулись вперед, и очки с Игорева носа переместились в чужой карман), я тебе – подзатыльник (бац!). Если мало, могу даже два (бац-бац!).
– Не надо, – слабо всхлипнул Игорек. – Ну пожалуйста!
– Как не надо? – удивился Ромка. – А чего же ты хочешь?
– Только скажи, – хихикнул Сашка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56
Он сидел в роскошном сером «мерее», свесив ноги на тротуар. Распахнутая дверца услужливо загораживала Алёнке дорогу. .
– В такой глуши, – лениво проговорил Хозяйчик (так она его окрестила), – и такое прелестное создание. Ну и куда мы без мамки?
Алёнка попыталась обойти машину, но наткнулась на улыбающегося качка.
– Вам чего? – глупо спросила она.
– Да ничего. Ехали мимо, увидели девочку, решили малость покатать. Ну и ещё кое-что. Как, не против?
– Против. Я домой иду.
«Боже! – пронеслось в голове, – как глупо. Наверно, она выглядит полной идиоткой – в греческих босоножках, майке с надписью, короткой юбочке (папка именует её широким ремнем). Закричать? Алёнка оглянулась. Улица была пустая, только в самом её конце ковылял какой-то хлипкий мужичок в клетчатой рубашке. Даже тетка в окне исчезла и шторку за собой задвинула, чтобы ни щелочки: не дай Бог попадешь в свидетели…
– Ну, дом может и подождать, – улыбнулся тот, в «мерее». – А вот я уже истосковался. Ты сколько в час берешь?
– Я не проститутка.
– Да что ты? – удивился он. – А выглядишь точно профессионалкой. .
– Отвяжитесь.
– Еще и грубит. Миша, как она на твой вкус?
– Худа больно. На диете, что ли?
– А по мне – в самый раз. Давай-ка её в машину.
Тут тебе и иномарка, запоздало подумала она, и кофе и какао с чаем. Голова сразу сделалась пустой и звонкой, как колокол, ноги предательски обмякли. Сил хватило, только чтобы отскочить, когда качок протянул руку. Вроде бы она отскочила далеко, но рука с наколкой вдруг волшебным образом вытянулась и схватила за плечо.
– Отпусти! – истерично взвизгнула она.
– В самом деле, ребятки, – вдруг послышался сзади спокойный голос. – Молодые, здоровые… Мускулы вон какие, а связались с девчонкой.
За спиной у Миши стоял тот дядя в клетчатой рубашке и, судя по всему, нисколечко не боялся. «Это он зря, – отрешенно подумала Алёнка. – И мне не поможет, и сам… Мышц никаких, росточек ниже среднего. Куда полез?»
– Топай, педик, – сверкнул качок золотым зубом. – И здоровье береги, а то могу испортить. Ах, сука! – заорал он, держась за укушенный палец.
Алёнка, чуть не потеряв пару зубов, почувствовала свободу и рванулась в сторону. И тут же нога зацепилась за какой-то выступающий камень. Алёнка по инерции пролетела несколько метров вперед и растянулась на мостовой. «Догонит! – пронеслось в голове. – Коленка, ободранная в кровь, будто плескалась в кипятке. Не убежать… Она со стоном повернулась (смерть надо встречать в лицо) и увидела „качка“.
Тот почему-то стоял на коленях, уткнувшись лицом в багажник «мерса», и ловил ртом воздух, будто пойманная рыба. Хозяйчик в малиновом пиджаке дернулся было из машины, но «клетчатый» дядя вдруг сделал в воздухе красивый шпагат, припечатав ногой серебристую дверцу.
– Сидеть! – коротко приказал он, а «новорусс» вдруг скривил губы и заплакал, сморщив лицо.
– Ми-ишка! – провыл он в полный голос. – Мишка, гад! Слышишь? Убивают меня!
Правая рука его была в крови (прищемило дверцей), а левой он судорожно пытался вытащить из «бардачка» плоский маленький пистолет. Подождав, пока он справится с этой хитрой задачей и как следует прицелится (Алёнка в ужасе зажмурилась), «клетчатый» неуловимым движением, не глядя, отобрал оружие и присел рядом с ней.
– Ты в порядке?
– Коленка, – прошептала она, косясь на машину.
– Ну, это ничего. Ты же гимнастка. Промоем, перевяжем. Будешь как новенькая.
Сзади завозились, но неопасно: Хозяйчик, поскуливая, нянчил придавленную руку, телохранитель Миша сонно мотнул бритой головой и снова уткнулся в багажник. Алёнка неуверенно улыбнулась и увидела на лице спасителя ответную улыбку.
– Вы кто? – спросила она. – Спецназ какой-нибудь?
Глава 8
САНАТОРИЙ (продолжение)
Время бежало со скоростью курьерского поезда. Туровский нервно потер ладонью лоб. Если сейчас, сию минуту не вычислить убийцу, все пойдет прахом. Ляхов, следователь прокуратуры, высказал мысль, что от заказчика, который, можно сказать, известен, легко можно выйти и на исполнителя, и, если таковой окажется, на посредника. Но кто именно заказчик, Ляхов не знал (его счастье), а Туровскому стоило только прикрыть глаза…
– Женщины? Убийство? Прямо Стивен Кинг, роман ужасов… Сергей Павлович, в самом деле, за кого вы меня принимаете?
– За того, кто вы есть, Олег Германович. За преступника.
– Я бизнесмен. Бизнесмен до мозга костей. Мое желание – делать деньги. Потом вкладывать их в дело, получать ещё большие деньги, снова вкладывать… Как круговорот воды в природе. Помните небось картинку из учебника?
У Воронова было открытое хорошее лицо с высоким интеллигентным лбом мыслителя, добрые карие глаза и спокойная улыбка: (Ломброзо: «Теория взаимосвязи характерных черт внешности человека и его преступных наклонностей». Если бы старик взглянул на Воронова, повесился бы от огорчения.)
– Это придумано задолго до нашего рождения, гражданин следователь. Не нам и отменять. Везде, во всем мире самыми прибыльными считаются две веши: наркотики и оружие. С наркотиками, правда, сейчас сложности: рынок наводнен, высокая конкуренция, ну и так далее. И потом, встает нравственная проблема. Потребители наркоты – это совсем ребятишки, так сказать, юные неокрепшие души. Зря ухмыляетесь, я говорю совершенно искренне.
– А оружие?
Воронов вздохнул, будто сокрушаясь от неделикатности собеседника.
– Оружие… Тоже большой вред, кто спорит. Но я, что ли, виноват? Я развязал гражданскую войну? Я туда посылаю наших ребят, вчерашних школьников, воевать с профессионалами?
– Однако расстреливают этих пацанов из ваших автоматов, вашими патронами.
– Ну хватит! – Лицо собеседника вдруг стало злым. Он резко чиркнул себя ладонью по горлу и прошипел: – Вот где ваша демагогия! Расстреливают? Так на то и война. Одни хотят какой-то идиотской целостности, которой никогда не будет, другие мечтают укрыться за своим забором… И те и другие заботятся о благе народа! О единстве! О процветании! Кто из них вспомнил хоть раз о тех пацанах? Никто. Почему же я должен заботиться о них в ущерб своим интересам? Я – Воронов Олег Германович – не лезу в политику, не прикидываюсь святым… Я хочу одного: делать бабки. Вот так, вульгарно, чтобы даже такому, как ты, стало понятно. Просят у меня оружие – пожалуйста. Завтра понадобится партия нильских крокодилов – нет проблем. Только платите.
Лицо расширялось, увеличиваясь в размерах, и каким-то образом теряло четкость, будто уходя со света в сумерки. Скоро даже и лица не стало, только темное колышущееся облако с двумя белыми пятнами глаз… И толстые шевелящиеся губы.
– И ты мне хоть всю комнату нашпигуй диктофонами, не поможет. Ты меня прихватил по чистой случайности. Каприз природы. Знаешь, я даже рад этому, очень уж хочется увидеть тебя, когда ты приползешь сюда с извинениями… Ну на что ты рассчитывал, козел? Что девочка расколется и даст показания на суде? Она была полностью в моей власти, запомни. Я приказал убрать её только из опасения, что она наболтает что-нибудь по глупости.
– Не по глупости, – возразил Туровский. – Я все же открыл ей глаза на тебя.
Он торжествующе улыбнулся.
– И знаешь, она была сильным человеком, потому что собиралась плюнуть тебе в физиономию. Так что её душу ты все-таки не получишь.
– Гадина! – прошипело лицо. – Ты никогда меня не достанешь. Всю жизнь будешь уродоваться, а не достанешь. Свидетелей больше нет. И суда не будет.
– Будет, – успокоил его Туровский. – Не сейчас, так завтра. Послезавтра… Тамара все же дала показания. Пусть не официальные, но у меня теперь есть нить. Я знаю, с кем, когда и где у тебя были встречи, имена твоих компаньонов, структуры, которые оплачивали твои операции.
– А доказательства? Девочка много знала… Это мой промах, признаю. Но ведь её нет! Нет ее! HET! И убийцу ты не установил!
– Установлю, – прошептал Туровский. – Обязательно.
Его кто-то осторожно тронул за плечо. Лицо-облако мгновенно исчезло.
– Что с вами?
Он глубоко вздохнул, возвращаясь в реальность.
– Все нормально. Просто задумался.
Ляхов внимательно посмотрел ему в глаза.
– Вы все-таки неважно выглядите.
Они устроились на подоконнике у открытого окна, оказавшись совсем близко друг к другу. Август. Жары уже не было, солнце грело ласково, и слабый ветерок шевелил кое-где начавшие желтеть листья.
Светлана слышала скрип двери. Дверь в номере убитых открывается бесшумно. У оперативников дверь издает тонкий короткий визг. Остается номер девятнадцать, мать и дочь Кларовы, и номер четыре на первом этаже, Колесников и Козаков.
– Оперативников вы исключаете полностью? – спросил Ляхов. – Извините.
– Да ничего.
– И все же… Девочка могла ошибиться, напутать. Насочинять, в конце концов. Дети есть дети. Глупо строить целую версию на таком шатком основании. Да и не основание это вовсе…
– Другого все равно нет. Девочке я верю, она вполне здравомыслящее создание. И потом, она играет на флейте, у неё развитый слух.
Отблеск мысли… Туровский прикрыл глаза, стараясь вернуть ощущение. Но мелькнувшая было догадка была до такой степени сумасшедшей, что сознание отмахнулось, как от надоедливой мухи.
Известный прием любой мафии: взятие заложников. Борис Анченко был влюблен в Наташу, телохранительницу Тамары. Слабая, совсем ничтожная вероятность того, что она могла открыть ему дверь, существует… Но на чем тогда прихватили Бориса? Причем прихватили быстро, он узнал о своем задании только накануне… Кто мог оказаться для него заложником?
Туровский почувствовал отчаяние. Анченко слишком явно лез на глаза. Оперативник такого класса, как он, хотя бы попытался инсценировать взлом двери, следы борьбы… Наемнику скрываться незачем: исполнил дело, не заходя в номер, развернулся – и до свидания! Какая ему разница, кого начнут подозревать после его исчезновения? Да… Да, все так. Но убийца явно пытался бросить тень на Бориса. Значит, киллер ещё в санатории. Чужие на территории на появлялись, их бы сразу усекли: народу мало, не Золотые пески…
– Так вы со следователем кореша? – усмехнулся грузный Козаков.
– Друзья детства.
– Сюрприз, признаться… Не ожидал!
Колесников улыбнулся.
– Вообще-то он меня частенько колотил: Как заметит: «Колобок, Колобок, я тебя съем!» Меня во дворе все колотили, кому не лень. Но уж от него в три раза больше доставалось. Помню, недалеко от нашего дома был небольшой спортзал. Днем там тренировались баскетболисты, а вечером он пустовал. И какой-то человек открыл там секцию боевых единоборств. Это было ещё до запрета. Сережка, конечно, тут же записался.
– А что за единоборства? Карате?
– Нет. Не помню… Что-то вьетнамское. Тут мне совсем житья не стало. «Колобок, а мы сегодня новый прием изучили. Сейчас тебе покажу». Тренировался на мне, так сказать. А потом с ним вдруг что-то произошло. Он как-то очень быстро повзрослел. Сразу. Перестал задираться, демонстрировать свою силу. Словно осознал что-то важное для себя. Я думаю, что на него повлиял его тренер.
«Колобок, Колобок, мы тебя съедим!»
Он даже не думал убегать. Разве убежишь? Ромка Севрюнов по прозвищу Севрюга, старше любого из мальчишек во дворе года на три, стоял посреди тротуара, руки в карманах широченных штанов, длинные спутанные волосы падают на прыщавый лоб.
– Сейчас спросит: «Ну, чего вы пристаете?» – ухмыльнулся он и мигнул своему адъютанту Сашке Лисицину из девятой квартиры. Тот понятливо хихикнул, обошел Игорька сзади и чувствительно пнул под коленку. Коленка была голой, мама, как на грех, с утра обрядила его в дурацкие голубые шортики с помочами. Он и без того бы упал, ноги были ватными от страха и обреченности. Маленький и одинокий перед двумя беспощадными врагами, он изо всех сил пытался не зареветь в полный голос. И очки-предатели все время норовили сползти с мокрого носа…
– Ну чего вы, – в самом деле прошептал он. – Я же вам ничего не сделал.
– Ромка, он нам ничего не делал! – радостно завопил адъютант Сашка. – Даже не бил со вчерашнего дня! Правда?
– Ага. У меня вон и синяк стал проходить. Колобок, ты видишь мой синяк?
– Что вы, – выдавил из себя Игорек, понимая, что дальше будет хуже. – Какой синяк?
– Не видит! – объявил приговор Ромка. – Это, наверно, потому, что очки слабоваты. А давай меняться! Ты мне – очки (скрюченные пальцы метнулись вперед, и очки с Игорева носа переместились в чужой карман), я тебе – подзатыльник (бац!). Если мало, могу даже два (бац-бац!).
– Не надо, – слабо всхлипнул Игорек. – Ну пожалуйста!
– Как не надо? – удивился Ромка. – А чего же ты хочешь?
– Только скажи, – хихикнул Сашка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56